"Людям не стало бы лучше, если бы исполнилось все, что они желают"

Не выполнялось.

"Людям не стало бы лучше, если бы исполнилось все, что они желают"

Кроме того, стоит также учитывать неоднозначность человеческой природы. Мы порой необдуманно и безапелляционно судим о других людях, но в большинстве случаев не имеем никакого понятия о самих себе. Недаром на изречение «Познай самого себя», выбитое на стене храма Аполлона в Дельфах, ссылались многие мудрецы от античности (Сократ) до наших дней, а необходимость самопознания подчеркивается практически во всех философских и религиозных системах. И в контексте проблемы человеческих желаний и их исполнения возникает вопрос: всегда ли человек осознает, что именно он желает? Обратимся к примерам из художественной литературы и кинематографа. В фильме А. Тарковского «Солярис» герой мечтает увидеть свою жену, которая много лет назад покончила жизнь самоубийством. Но в итоге его любовь оказывается чувством вины, и его супруга, материализованная на планете Солярис, направляет всю свою любовь, чтобы вновь уничтожить себя и дать любимому свободу. Поставленная проблема несоответствия желания и того, что человек получает в результате его реализации, так или иначе затрагивается и рассматривается в большинстве художественных произведений. Человек может страстно желать чего-либо и быть готовым заплатить любую цену, но, получив желаемое, понять, что оно ему совсем не нужно. Так, например, своевольная красавица Скарлетт О’Хара из романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» долгие годы любит аристократичного и непонятного для нее Эшли Уилкса. Ради того, чтобы соединиться с ним, она фактически пускает под откос свою собственную жизнь: дважды выходит замуж без любви, жертвует своей репутацией, наконец, теряет человека, который действительно любит ее и подходит ей по складу характера и образу жизни. Наконец, получив возможность соединиться с любимым (после смерти его жены), Скарлетт внезапно понимает, что он ей не нужен: «Сейчас она поняла, какое прибежище искала во сне, кто был источником тепла и безопасности, которых она никак не могла обрести среди тумана. Это был не Эшли – о, вовсе не Эшли! В нем нет тепла, как нет его в блуждающих огнях, с ним ты не чувствуешь себя в безопасности, как не чувствуешь себя в безопасности среди зыбучих песков…»1. Обратимся к отечественной литературе: Родион Раскольников мечтает о преодолении себя, об утверждении своей силы и своего права распоряжаться, в том числе, чужой жизнью, переступить через границы морали, но его стремление приносит ему только страдание, пройдя через которое он обретает действительный смысл своего существования: «Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое»1. Наташа Ростова, нежная и романтичная, постоянно мечется, страдает, принимает необдуманные решения, но удовлетворение обретает только в конце романа, превратившись в простую домохозяйку и мать своих детей: «Наташе нужен был муж. Муж был дан ей. И муж дал ей семью. И в другом, лучшем муже она не только не видела надобности, но, так как все силы душевные ее были устремлены на то, чтобы служить этому мужу и семье, она и не могла себе представить и не видела никакого интереса в представлении о том, что бы было, если б было другое»2 (такая концовка многим кажется неестественной, но следует помнить, что она вполне вписывается в эволюцию мировоззрения самого Льва Николаевича). Наконец, даже читателю очевидно: что мог дать, кроме страданий и неудовлетворенности жизнью, мечтательной и романтичной Татьяне Лариной циничный и по сути пустой Онегин? Из приведенных примеров мы видим, что наличие желания не означает, что человек и в самом деле к этому стремится, не говоря уже о том, что желание может быть продиктовано незнанием самого себя и своих потребностей.
Итак, проблема желаний, прежде всего, кроется в неоднозначной природе самого человека. Но поскольку мы выделили позитивные стороны стремления (становления) как такового, необходимо отметить, что желания практически всегда связаны с излишествами. И именно излишества служат помехой не только для морального совершенствования, но и для повседневной жизни. Это очевидно и без философского обоснования: излишества губят здоровье, способствуют различным заболеваниям, а существование больного человека никоим образом нельзя назвать счастливым, даже если человек богат и обладает властью. Для рассмотрения философской позиции относительно данного вопроса целесообразно обратиться к греко-римской философии эллинистического периода. В философских школах, возникших около III столетия до н.э. вопрос удовлетворения (или неудовлетворения) желаний, а также проблема удовольствия стояли на первом плане, что в значительной степени объясняется кризисной ситуацией данного периода античной истории. Действительно, политические и иные нестроения всегда связаны с проблемой личного счастья: человек не находит себя в религиозной либо социальной жизни и невольно обращается к себе, вследствие чего проблема получения удовольствия выходит на первый план. Рассмотрим кратко позицию философов эллинизма относительно этого вопроса. Основными философскими школами эллинистического периода принято считать стоиков, скептиков и эпикурейцев. Кроме того, в это время свои концепции развивали киники (циники) и киренаики. Последние две школы представляют противостояние позиций: если киренаики проповедовали гедонизм, то киники отрицали удовольствие как таковое. При этом гедонистическое (от лат. hedone – наслаждение, удовольствие) учение киренаиков на практике нередко оборачивалось крайне пессимистическим мировоззрением: «И, если почему-либо вообразить себе, как это сделали киренаики, что вне наслаждения у человека нет и не может быть никакой цели в жизни, то это равносильно тому, чтоб признать жизнь бессмысленной и считать, что смерть лучше жизни»1. В свою очередь, киники отстаивали безусловный отказ от земных благ: «В удовольствии они видят зло, говорит Аристотель. Удовольствие не может быть хорошо ни само по себе, ни случайно. Ибо удовольствие и добро совсем разные вещи»2. Позиция представителей стоицизма заключалась в утверждении необходимости жизнь в согласии с природой, с разумным Логосом, при этом удовольствие не только не может являться целью, но может быть рассмотрено лишь исходя из теории добродетели: «Отличительной особенностью этики стоиков является их теория страстей. Стоики делили их на четыре вида – печаль, страх, вожделение и удовольствие. Все они иррациональны и противны природе, и потому вопрос стоит не в том, чтобы научиться ослаблять или управлять ими, а в том, чтобы избавиться от них и достичь состояния апатии (бесстрастия)»3. Аналогичным состояниям является атараксия (безмятежность), которую проповедовали скептики и эпикурейцы, трактуемая как невозмутимость, гармония и бесстрастие – как необходимое условие достижения счастья. В этом плане позиция эпикурейцев весьма примечательна, поскольку в обыденном понимании эпикурейство как раз связано с невоздержанностью. Вероятно, причиной этому послужил призыв Эпикура к счастью и удовольствию, однако, одним из препятствий на пути к блаженному состоянию основатель эпикурейской школы считает неумеренные желания: «Мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда к нам приходит большее удовольствие после того, как мы вытерпим страдания в течение долгого времени»4. Итак, практически все представители эллинистической философии говорят о необходимости сдерживать желания и именно в отказе от страстей и умеренности видят возможность достижения счастья. Исключение представляют киренаики, однако, как было отмечено, их философия, в конечном счете, оборачивается крайним пессимизмом. Вообще мысль об умеренности красной нитью проходит через всю историю философии, не говоря уже о философско-религиозных системах как в западной, так и в восточной традициях. И как раз о людских желаниях и стремлениях говорит Экклезиаст, чья мысль может послужить эпиграфом ко многим философским сочинениям: «Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё-суета и томление духа!» (Еккл. 1, 14).
Наконец, последним аспектом поставленной проблемы, который хотелось бы рассмотреть, является проблема возможности исполнения желаний в связи с общественной сущностью человека. Человек не может жить один, недаром в социально-философских и социологических исследованиях нередко подчеркивается невозможность человеческого разума для Маугли: человек может состояться как личность только в человеческом обществе. А нахождение рядом с другими людьми неизбежно ограничивает человеческую свободу: как утверждает народная мудрость, свобода моей руки заканчивается там, где начинается чужое лицо. И ни одно наше желание не может не затрагивать окружающих тем или иным образом. Следовательно, необходимо возникает вопрос: какую цену может (и готов) заплатить человек за достижение своей цели? В данном контексте обратимся к древнему тексту: «По крутому горному склону на ловитву я шел и редчайший цветок ар... (лакуна) узрел, сулящий счастье и долголетие почетное нашедшему. И сорвал его. Но когда срывал, (то) камушек малый нарушил стопой своей, но покатился он (вниз) и увлек другие камни. И возник (родился) обвал, и обрушился в долину на дом ближних моих.
Ответь, путник: виновен ли невиновный? Грешен ли не замышлявший зла, но причинивший (зло)? Ты не виноват — говорит (мне) разум. Но почему лачугой должника, пещерой изгнанника, ямой прокаженного стал для меня мир подзвездный?»1. Этот отрывок послужил эпиграфом к роману Вадима Шефнера «Лачуга должника», в котором автор в юмористической манере излагает историю одного ленинградского поэта, случайно обретшего бессмертие, попутно ставя вполне философский вопрос: стремясь к несбыточному, не отнимаем ли мы у себя то, что имеем в непосредственной данности? Можем ли мы принимать то или иное решение (даже и вполне безобидное), не учитывая при этом интересов ближнего? Тема бессмертия вообще оказывается благодатной в данном контексте, поскольку стремление к бессмертию (или мягче – стремление так или иначе преодолеть смерть, которое, возможно, лежит в основании философии и религии в целом) по сути представляет собой квинтэссенцию всех человеческих желаний: человек, погрязший в земных удовольствиях, мечтает испытывать эти удовольствия вечно; человек, отказавшийся от удовольствий, по большей части руководствуется стремлением к вечной жизни, даже если это стремление зиждется на отказе от личного бессмертия. И вопрос о том, какую цену человек готов заплатить за бессмертие, можно с некоторой долей условности назвать «основным вопросом философии» и основной проблемой, которая волнует любого мыслящего человека. Наконец, следует упомянуть и об известном категорическом императиве И. Канта: «Отсюда само собой напрашивается вывод, что в ряду целей человек (а с ним и всякое разумное существо) есть цель сама по себе, т. е. никогда никем (даже богом) не может быть использован только как средство, не будучи при этом вместе с тем и целью»1. Поэтому исполнение желаний всегда ограничено существованием других людей, а осуществление своих вожделений во что бы то ни стало, неизбежно затронет других и никогда не даст счастья самому человеку, во-первых, потому что «какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7, 1), во-вторых, неисполнение морального закона, прежде всего, отражается на самом человеке, мешая ему достичь счастья.
Итак, мы последовательно рассмотрели различные стороны поставленного вопроса: прав ли античный мыслитель Гераклит, утверждая, что исполнение желаний не дает людям счастья? Сначала проблема была исследована в контексте учения Гераклита в целом, в результате чего был сделан вывод, что исполнение желаний означает некую законченность, отказ от изменчивости и становления, а это, с точки зрения философа, противоречит природе человека и мира в целом. Далее мы подчеркнули такое свойство человека, как ненасытность и рассмотрели позитивный и негативный аспект этого качества. Первый оборачивается постоянным стремлением человека к моральному совершенствованию, которое необходимо требует ограничения некоторых, а то и всех желаний, тогда как второй, представляя собой безгранично растущую неумеренность, обусловливает невозможность исполнения всех желаний вообще. После этого мы уделили внимание трудности определения того, что именно желает тот или иной человек, и, как следствие, трудности достижения счастья при исполнении мнимых желаний. Несколько слов было сказано о философских концепциях, проповедующих умеренность как способ достижения безмятежности и счастья. Наконец, мы рассмотрели необходимость ограничения желаний вследствие существования человека в обществе себе подобных. В целом, завершая исследование поставленной проблемы, следует отметить безусловную правоту Гераклита: исполнение всех желаний действительно не может дать людям счастья, во-первых потому, что оно невозможно, во-вторых поскольку оно не способствует раскрытию человеческой природы и гармоничного существования человеческого общества.
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. Эпилог http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0060.shtml
2. Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. – М.: Гардарики, 2003. – 318 с.
3. Кант И. Критика практического разума // Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 4. – М.: «Мысль», 1965. С. 311 – 501.
4. Катаев В.П. Цветик-семицветик http://lib.rus.ec/b/109210/read#t1
5. Коплстон Ф. История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Т. II. / Пер. с англ. Ю.А. Алакина. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. – 319 с.
6. Митчелл М. Унесенные ветром: Роман. Т. 2. / Пер. с англ. Т. Кудрявцевой. – Л.: Лениздат, 1989 .- 575 с.