Историография творчества Ф.М. Достоевского (в контексте категории преступления и наказания) в оценке дореволюционных и современных философов.

ОГЛАВЛЕНИЕ:

ВВЕДЕНИЕ
1. АНАЛИЗ СЮЖЕТНО-КОМПОЗИЦИОННОЙ ЛИНИИ РОМАНА
2. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА ГЕРОЕВ В КОНТЕКСТЕ КАТЕГОРИЙ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ
3. ОБЩЕСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ МОТИВЫ РОМАНА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА:

Историография творчества Ф.М. Достоевского (в контексте категории преступления и наказания) в оценке дореволюционных и современных философов.

- биографические;
- классовые.
Данные системы связей исключают какую бы то ни было случайность. Герой Достоевского приобщается к сюжету в качестве «воплощенного и строго локализованного» в жизни субъекта, с позиции своего класса, сословия, се­мейного положения, возраста и жизненно-биографи­ческих целей. Взаимоотношения героев полностью определены сюжетом (внесюжетных линий они содержать не могут).
Нередко Достоевский обращается к достаточно незатейливым средствам изобразительности14. П. Вайль отмечает, что роман «Преступление и наказание», несмотря на свою сложность позволяет читателю легко различать положительных и отрицательных персонажей. Отрицательные персонажи в романе почему-то всегда толстые, а положительные, напротив, худые. Так, в описании Лебезятникова фигурирует термин «худосочность». И, несмотря на наличие определенных пошлых установок, его персонаж совершает благородный поступок (защищает Соню Мармеладову от наговоров Лужина).
В свою очередь сам Лужин, перед окончательным своим появлением в романе с нелицеприятной стороны, сопровождается замечанием автора как «немного ожиревший за последнее время в облике». Лужин как персонаж романа представляет собой наиболее негативный образ – как единственный грешник в романе, не заслуживающий снисхождения, исчерпывающийся единственной чертой (жаждой денег). Сам Достоевский как будто «брезгует» анализировать характер его мотивов.
Наконец одним из ключевых моментов внутреннего мира героев, представленного Достоевским, является система их отношений с Богом. Как отмечает «У Достоевского спор человеческого сегодня с временем Бога, которое, строго говоря, и не совсем вечность, но длящееся сегодня, вбирающее в себя все времена, прошедшее и будущее. Богу все внятно…Человеку такого знания не дано. Он может только вопрошать Бога. Но в этом вопрошании он может проявить свободу духа, дарованную ему тоже Богом, но эта свобода может в нравственном отношении, не отвергая Божественную гармонию, предложить свои этические нормы. Этот дуализм и есть открытие Достоевского»15. Отношение к преступлению и готовность к наказанию героев романа также проходит сквозь призму их позиции по отношению к Богу. Именно «возвращение» Раскольникова к Богу, благодаря усилиям Сони Мармеладовой, способствует переосмыслению его взглядов на совершенное им злодеяние и готовность нести наказание, которое воспринимается героем как заслуженное и справедливое. И наоборот, отказ Ивана Карамазова («Братья Карамазовы») от т. н. контакта с Богом, мешает ему осознать собственную вину в случившейся трагедии с отцом.

3. Общественно-правовые мотивы романа
Как отмечает П. Вайль16, роман «Преступление и наказание» представляет собой образец изображения суда. Понятие юридической справедливости для Достоевского является частным вариантом равенства: все равны перед законом. «Этому бездушному, языческому идеалу революции он противопоставляет образ вселенского братства, такого братства, которое исключает понятие вины и потому не нуждается в справедливости».
Единственным верным и абсолютным судом для Достоевского, является Страшный суд. Противоречие между судом и Страшным судом и составляет конфликт всего творчества Достоевского. Он объединяет два этих несовместимых понятия в одно. Суд в его книгах определяет объективный анализ психологической действительности, анализ мотивационной стороны поступков героев. Кроме того, суд в творчестве Достоевского заключается в разоблачении нескольких неправильных идей ради одной правильной (преодоление лжи как путь к истине).
Все персонажи романа представляют собой участников идеологического диалога, в процессе которого они представляют определенные ошибочные идеи. При этом Достоевский дает высказаться каждому, но лишь для того, чтобы они себя опровергли. Ни один из его героев не располагает истиной, также, впрочем, истины нет и в совокупности всех «правд». Незнание истины не мешает героям организовывать суд. «Они претендуют на высшую справедливость, располагая при этом лишь законом».
Меж тем в душе Раскольникова происходит спор с самим собой; герой путается в собственных идеях и расчетах, и убийство представляется ему единственным правильным выходом из сложившейся ситуации. Достоевский словно провоцирует своего героя различными способами: Впоследствии Достоевский разоблачает мотивы преступления Раскольникова. Одним из таких мотивов становятся деньги. «Паутина мелочных, унизительных расчетов окутывает Раскольникова только до убийства, но не после. Хотя он и не воспользовался награбленным, ему уже больше не придется выгадывать копейки — на все хватит, в том числе, и на благотворительность (похороны Мармеладова)»17. Интересно, что деньги в романе существуют только как условность.
При сопоставлении персонажей Раскольникова и Сони, Набоков критикует манеру письма Достоевского, вменяя ему в вину «низкопробный штамп». Речь идет о том, что «преступники», объединенные общей идеей раскаяния, на самом деле, по мнению Набокова, не сопоставимы между собой. Несопоставимым является не только характер их преступлений, но даже манера Достоевского описывать данные преступления. Набоков указывает на тот факт, что преступление Раскольникова представлено очень подробно, со всеми мельчайшими деталями, в то время как о преступлении Сони только упоминается: «Перед нами типичный штамп. Мы должны поверить автору на слово. Но настоящий художник не допустит, чтобы ему верили на слово»18.
Набоков представляет собственный анализ мотивов убийства Раскольникова. Одной из ключевых характеристик Раскольникова является определенная двойственность его характера: прекрасный молодой человек, преданный семье и общественным идеалам, оказывается также одновременно гордым и мнительным. Он замыкается в себе, отгораживается от всех окружающих; он не нуждается в сочувствие со стороны внешнего мира.
Что же все-таки двигало мотивацией главного героя, когда он решается на убийство? – таким вопросом задается Набоков. Он подчеркивает, что основным мотивом убийства становится не желание Раскольникова обогатиться, а его служение некой значимой идее, которую необходимо было подтвердить. Раскольников представляется жертвой влияния материалистических идей (Набоков сравнивает его идею с фашистской): «человечество состоит из двух частей – толпы и сверхчеловека, большинство должно повиноваться установленным нравственным законам, но одиночкам, вставшим над толпой, должна быть дана свобода устанавливать свои законы»19. Настоящий ученый должен быть готов пригнести в жертву истине сотни человеческих жертв, если этого требует необходимость. Затем идеалом Раскольникова становится личность Наполеона, который возвышается над толпой – переход от честолюбивого благодетеля человечества к честолюбивому тирану-властолюбцу.
Социальные условия, в которых оказывается герой, не объясняют полностью мотивов его преступления. Как отмечает П. Вайль, данное преступление предопределено сложной спецификой души Раскольникова. Он убивает не потому, что плохой или заблуждающийся человек, а потому, что он вообще человек (в преступлении отражается первородный человеческий грех, и в то же воемя залог спасения). Преступая закон, Раскольников ставит себя выше справедливости. Искупая вину, он обретет братство.
Достоевский не верил в возможности правового общества, так как считал, что Закон есть суд, но суд несправедлив, потому что он судит внешнее (поступки), вместо внутренних (душу). Однако душа человека неисчерпаема и судить себя может только сам преступник. Это и есть Страшный суд. В его процессе человек познает себя, открывает в себе Божий замысел.
Мир сгущается в одну точку, пишет Вайль П., и эта точка — этой точкой является сам Раскольников (человек вселенная). Однако вселенная эта распалась на бессмысленные осколки. Они все здесь — в душе Раскольников, но он не может собрать их воедино. Его вселенная лишена целостности, лишена смысла, пока он не откроет высший закон, высшую истину, по которым строятся вселенные. Пока он не выслушает приговор, который вынесет сам себе. Только Раскольников наедине с самим собой и своим преступлением.
Путь Раскольникова к наказанию представляет собой процесс длительный и сложный. Каждый раз в минуту последнего отчаяния, автор дает герою передышку, вводя новых персонажей и новые обстоятельства. То мать с сестрой приедут и надо как то решить их судьбу, то Мармеладов умрет и можно облегчить душу погребальными хлопотами, то появится Свидригайлов, от которого надо спасти сестру.
Ситуация суда, так остро введенная Достоевским в современную литературу, стала центральной для многих лучших книг XX века (Кафки, Камю, Булгакова). При этом существует одна странность в «Преступлении и наказании» это финал романа. К концу произведения нарастает напряжение, не мотивировано сюжетной линией. Что бы там ни говорили искушающие героя голоса, суд кончается ничем: «я не знаю, для чего иду предавать себя».
Отдельный интерес к системе преступление-наказание в творчестве Достоевского представляет оригинальный подход великого основоположника психоанализа З. Фрейда. Так, в работе «До­стоевский и отцеубийство» Фрейд пишет следующее: «В определенный момент ребенок начинает понимать, что попытка устранить отца как соперника угрожала бы ему кастрацией. Стало быть, из-за страха кастрации, то есть в интересах сохранения своего мужского начала, ре­бенок отказывается от желания обладать матерью и устранить отца. Насколь­ко это желание сохраняется в бессознательном, оно обра­зует чувство вины»20. От степени чувства вины зависит его преображение в «невротический отказ от реальности в пользу фантазии» или в «психотическое отрицание реаль­ности в пользу символической реальности бреда». При испытании сильного чувства вины и при одновременной творческой одаренности личности, испытывающей данное чувство, пройдя через испытания и наказания со стороны симво­лического отца (например, как в случае с Достоевским, царя), данная личность проецирует чувство вины на свое творчество.
А. В. Бачинин анализирует творчество Ф. М. Достоевского с позиции социологии. С одной стороны, как отмечает автор, Достоевский не был социологом в прямом смысле слова, С другой - его идеи и наблюдения, относительно природы преступлений представляют огромный эвристический потенциал, заставляя философов, социологов, криминологов последующих поколений обращаться к его творчеству. «Помещаемые в рассудочно сконструированные смысловые сферы, они [идеи] в итоге обретали упрощенно-схематичный характер и лишались способности высвечивать истинную суть экстраординарных феноменов человеческого существования». Однако по убеждению самого Достоевского, как отмечает Бачинин, в любом из преступлений присутствует таинственность и загадочность, «непроницаемые для рассудочных усилий научного анализа»21.
Вообще, как отмечает М. М. Бахтин любое литературное произведение по своей внутренней структуре имманентно социо­логично: «В нем скрещиваются живые социальные силы, каждый элемент его формы пронизан живыми социальными оценками»22. Бачинин, анализируя роман «Преступление и наказание» пишет: «Та сила, что вела Раскольникова к преступлению, в это же время подталкивала Россию к катастрофе. В условиях воцаряющейся аномии любая случайность могла оказаться решающей, никакие чисто социологические выкладки не могли дать достоверных знаний и падежных прогнозов на будущее. На этом уровне была очевидна необходимость во взаимодополняемости социологии и метафизики. Мощная интенция на подобное взаимодополнение пронизывает творчество Достоевского»23. Автор отмечает, что, по представлениям Достоевского, некому просветить народ в сфере тех социальных событий, которые переживает российское общество. При том, что «бесконечно много проблемных сфер, обособленных уголков социальной жизни» ожидало своих исследователей и писателей. В свою очередь социальный темперамент Достоевского не позволил ему остаться в стороне от происходящих событий.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основе проведенного историографического анализа творчества Ф. М. Достоевского в оценке отечественных исследователей можно сделать достаточно неожиданный вывод: в большинстве своем, при достаточно высокой оценке мировоззренческих идей творчества Достоевского, глубокого психологизма описания героев, его сюжетная канва и стилистические особенности расценивается авторами как достаточно посредственные: «Как только мы делим текст на цитаты, как только вырываем из стремительного потока повествовательной стихии фразу другую, тут же сквозь красочный слой начинает проглядывать голый холст. Обнажается каркас, собранный из обломков дешевой мелодрамы, которую в изобилии поставляли Достоевскому современники».
Что же касается непосредственно категорий преступления и наказания, то здесь исследователи творчества Достоевского отмечают глубокий вклад автора как в художественную литературу, так и в идеологическую систему вообще. По их мнению Достоевский развивает идею о том, что не только все наши поступки, но и мысли имеют свойство отражаться в другой, неземной жизни. В свою очередь высшая справедливость является прерогативой исключительного Страшного суда.
С точки зрения социологического подхода к категории преступления, авторы отмечают специфическую позицию Достоевского, сочетающую в себе как социологический, так и метафизический подходы: он выступал против ограниченности теории определяющего влияния социальной среды на личность преступника. Такая теория, в понимании Достоевского, полностью перечеркивает идею нравственной ответственности и свободы. Между тем теория преступлений требует проникновения в «глубинную суть социального бытия, связанную с проти­воречиями человеческой натуры, с коллизиями внутренней жизни индивидуального духа, трагедиями преступлений и самоубийств»24. Поэтому, как отмечают исследователи творчества Достоевского, автор стремился сочетать в теории проблемы преступления как социологический, так и метафизический подходы, различающиеся по своей сути, но именно поэтому позволяющие выйти за пределы реальности и определить истинные мотивы преступления.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского. – Киев: Издательство «NEXT», 1994.
2. Бачинин В. А. Достоевский: метафизика преступления (Художественная феноменология русского протомодерна) / В. А. Бачинин. – Спб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2001.
3. Бердяев Н. А. Откровение о человеке в творчестве Достоевского // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов. - М. 1990.
4. Вайль П. Страшный суд. Достоевский // Родная речь: Уроки изящной словесности. – М.: Независимая газета, 1999.
5. Варзин А. В. Утопия и антиутопия в речемыслительном пространстве Достоевского // Философский век. Альманах. Вып. 14. История идей как методология гуманитарных исследований. Программы спецкурсов. / Отв. редакторы Т. В. Артемьева, М. И. Микешин. — СПб.: Санкт-Петербургский Центр истории идей, 2001.
6. Горичева Т. Достоевский – русская «феноменология» духа // Достоевский в конце XX века: Сб. ст. / Сост. К. А. Степанян.- М.: Классика плюс, 1996.