Лингво-стилистические особенности и перевод повтора в художественном тексте.

Введение
Глава 1. Особенности художественного текста и его перевода
1.1. Художественный текст и языковая картина мира
1.2. Лексический и семантический повторы в пространстве художественной литературы
1.3. Понятие о переводческих нормах
1.4. Различные виды контекста и обусловленные ими особенности перевода
1.5. Перевод как интерференция двух различных культур
1.6. Прагматическая норма перевода
Выводы по главе 1
Глава 2. Особенности текстов художественной литературы и использующиеся приемы перевода
2.1. Грамматические приемы
2.2. Лексические приемы
2.3. Лексико-грамматические приемы
Выводы по главе 2
Глава 3. Особенности выбора переводческих соответствий при переводе лексических и семантических повторов в пространстве художественных произведений Р. Киплинга
Выводы по главе 3
Заключение
Список использованной литературы
Использованная художественная литература

Лингво-стилистические особенности и перевод повтора в художественном тексте.

А.В.Федоров, например, используя вместо «эквивалентности» термин «полноценность», говорит, что эта полноценность включает «исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника» [Федоров 1983: 45].
Определив перевод как «процесс преобразования речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке при сохранении неизменного плана содержания, то есть значения» и указав, что под содержанием следует понимать все виды отношений, в которых находится языковая единица, Л.С. Бархударов тут же оговаривается, что о неизменности «можно говорить лишь в относительном смысле», что «при переводе неизбежны потери, то есть имеет место неполная передача значений, выражаемых текстом подлинника». Отсюда Л.С. Бархударов делает закономерный вывод, что «текст перевода никогда не может быть полным и абсолютным эквивалентом текста подлинника» [Бархударов 1975: 35], однако остается непонятно, как это совместить с тем, что «неизменность плана содержания» была указана в качестве единственного определяющего признака перевода. Если исходить из такого определения, то было бы логично сделать вывод, что, поскольку нет неизменности содержания, то нет и перевода.
Можно обнаружить некоторое число переводов, где близость к оригиналу будет минимальной. В таких переводах и грамматика другая, и лексика другая, и говорится как будто совсем о другом. И, тем не менее, они вполне выполняют свою функцию и их вряд ли можно улучшить. В любом высказывании, помимо его конкретного содержания, выражается какая-нибудь речевая функция, составляющая общую цель коммуникации. Именно сохранение цели коммуникации и обеспечивает эквивалентность подобных переводов. Иначе говоря, эквивалентность достигается здесь на уровне цели коммуникации.
В.Н. Комиссаров строит развернутую модель уровней эквивалентности. В последнем уточненном варианте предложенная им модель предполагает пять иерархически взаимосвязанных уровней:
1 — уровень цели коммуникации;
2 — уровень описания ситуации;
3 — уровень способа описания ситуации;
4 — уровень структуры высказывания;
5 — уровень лексико-семантического соответствия [Комиссаров 2000] .
В рамках одного способа описания ситуации возможны различные виды семантического варьирования. Выбор признаков, с помощью которых описывается ситуация, неполностью определяет организацию передаваемой информации. Сопоставительный анализ показывает, что наиболее часто отмечаются следующие виды варьирования семантической структуры высказывания.
Описание ситуации избранным способом может осуществляться с большими или меньшими подробностями. Некоторые признаки непосредственно включаются в высказывание, а другие могут оставаться подразумеваемыми, легко выводимыми из контекста. Различное сочетание названных (эксплицитных) и подразумеваемых (имплицитных) признаков можно обнаружить во всех языках.
«В области коннотации основные проблемы перевода связаны с наличием у слова эмоционального, стилистического или образного значения. Называемые объекты могут восприниматься языковым коллективом положительно или отрицательно, и соответствующие слова, помимо предметно-логического, обладают еще и сопутствующим эмоциональным значением. Проблемы возникают в тех случаях, когда такие значения у слов-соответствий не совпадают или совпадают не полностью» [Комиссаров 2000: 133].
Подобных потерь в переводе часто не удается избежать, но в распоряжении переводчика есть способ их компенсировать. Прием компенсации заключается в том, что, не сумев избежать утраты какого-то стилистического или смыслового элемента, переводчик воспроизводит этот элемент в другом слове или в другом месте текста, где в оригинале его нет.
С точки зрения эквивалентности особенно трудным оказывается перевод игры слов, основанной на обыгрывании внутренней формы слова.
Современная норма перевода художественных произведений в отличие, например, от делового и научно-технического переводов обладает большей строгостью, более чёткой ориентацией на воспроизведение текста, выражающего коммуникативную интенцию автора.
Адекватность такого рода текстов — это особый тип адекватности (волюнтативный), при которой переводчик является в определенной степени соавтором текста перевода.
Трудные проблемы могут возникать при передаче внутриязыковых значений, наличие которых в семантике слова указывает на связь слова со значениями или формами других слов, причем, «как правило, внутриязыковые значения нерелевантные для коммуникации и в переводе не передаются» [Комиссаров 2000: 135].
О «сохранении неизменного плана содержания» можно говорить только в относительном, смысле, поскольку при межъязыковом преобразовании неизбежны потери (неполная передача значений, выражаемых текстом подлинника).
Желание добиться максимальной точности вынуждает переводчика определить те компоненты смысла, которые нужно выразить максимально точно и полно, и те, которыми можно пожертвовать в процессе перевода.
Так, по мнению Л.С. Бархударова, «семантические расхождения между языками не могут служить непреодолимым препятствием для перевода в силу того обстоятельства, что перевод имеет дело не с языками как абстрактными системами, а с конкретными речевыми произведениями (текстами), в пределах которых осуществляется сложное переплетение и взаимодействие качественно разнородных языковых средств, являющихся выразителями значений — слов, грамматических форм, синтаксических и «супрасегментных» средств и пр., в своей совокупности передающих ту или иную семантическую информацию» [Бархударов 1975: 17].
При переводе план содержания высказывания может варьироваться в разной степени, и соответственно будет изменяться и сохраняемый инвариант смысла.
Причиной разного рода грамматических, синтаксических и семантических трансформаций является различие в грамматическом и синтаксическом строе языка, избирательность языка по отношению к явлениям внеязыкового мира, различная семантическая интерпретация мыслительного содержания, несовпадение объёмов значений единицы перевода на языке оригинала и ее эквивалента на языке перевода.
По мнению Г. Егера, модель переводческой эквивалентности, отражающая иерархию отношений языковых знаков, выстраивается в следующих четырех уровнях:
1 — прагматический (для чего говорить);
2 — семантический 1 (денотативный) (о чем сказать);
3 — семантический 2 (сигнификативный) (как сказать);
4 — синтаксический (как расположить элементы высказывания относительно друг друга) [Егер 1978: 137-156].
Полная эквивалентность, или собственно эквивалентность, между текстом оригинала и текстом перевода достигается тогда, когда на всех четырех уровнях значения исходного текста инвариантны значениям текста перевода.
Именно прагматический уровень эквивалентности, возведенный в ранг главного, высшего, составляет то необходимое коммуникативное ядро, без которого эквивалентность не может быть достигнута. Прагматическое значение составляет некий минимум инвариантности, по достижении которого уже оказывается возможным говорить о переводе.
Выделяемые Г. Егером четыре уровня отношений языковых знаков по многим параметрам соотносятся с понятием переводческой нормы или нормы перевода, рассматриваемом в работах Т.А. Казаковой [Казакова 2000] и В. Н. Комиссарова [Комиссаров 1990, 2000].
На основе данного понятия, по словам В. Н. Комиссарова, возможна более или менее объективная оценка качества перевода. «Результаты процесса перевода (качество перевода), - отмечает В. Н. Комиссаров, - обусловливаются степенью смысловой близости перевода ори­гиналу, жанрово-стилистической принадлежностью текстов ори­гинала и перевода, прагматическими факторами, влияющими на выбор варианта перевода» [Комиссаров 1990: 228].
Структурно понятие нормы перевода не однородно. По мнению Т.А. Казаковой, данная норма опирается на следующие параметры:
1) нормы эквивалентности перевода;
2) жанрово-стилистической нормы перевода;
3) нормы переводческой речи;
4) прагматической нормы перевода;
5) конвенциональной нор­мы перевода [Казакова 2000].
Поскольку о норме эквивалентности перевода мы уже подробно говорили, то теперь следует обратить внимание также на жанрово-стилистическую норму перевода, норму переводческой речи, прагматическую и конвенциональную нормы перевода.
Жанрово-стилистическая норма перевода опре­деляется В. Н. Комиссаровым как «требование соответствия перевода доминантной функции и стилистическим особенностям, типа текста, к кото­рому принадлежит перевод» [Комиссаро 1990: 229], во многом определяя и необходи­мый уровень эквивалентности, и доминантную функцию, обеспечение которой составляет основную задачу переводчика и важнейший критерий оценки качества его работы.
Следует подчерк­нуть, что о нормативных требо­ваниях к качеству перевода можно говорить лишь при рассмотрении определенной функциональной или жанрово-стилистической разновидности типа текстов и определенных условий пе­реводческой деятельности.
Как указывает В. Н. Комиссаров, говоря о норме переводческой речи «ориентированность на оригинал неизбежно модифицирует характер использования языковых средств, приводит к «расшатыванию» (другими словами, к раз­витию) языковой нормы и особенно узуса» [Комиссаров 1990: 230].
Прагматическая норма перевода, с точки зрения В. Н. Комиссарова, «не является «нормой» в полном смысле этого слова, так как прагматическая сверхзадача переводческого акта может быть индивидуальной и не свойственной переводу вообще» [Комиссаров 1990: 231]. Решая в той или иной форме прагматическую норму перевода, переводчик может решить, что «полный или частичный отказ от соблюдения нор­мы перевода», замена фактического перевода «пересказом, рефе­ратом или каким-либо иным видом передачи содержания ори­гинала, не претендующим на его всестороннюю репрезента­цию» [Комиссаров 1990: 231], позволит более наглядно и выразительно передать задачу, которую ставил перед собой автор переводимого художественного произведения.
Конвенциональную норму перевода, реализующуюся путем выполнения всех или некоторых из приведен­ных выше аспектов переводческой нормы, В. Н. Комиссаров определяет как «требование максимальной близости перево­да к оригиналу, его способность полноценно заменять ориги­нал как в целом, так и в деталях, выполняя задачи, ради ко­торых перевод был осуществлен» [Комиссаров 1990: 232].
В соответствии со спецификой того или иного перевода принято выделять «адекватный перевод», «эквивалентный перевод», «точный перевод», «буквальный перевод» и «свободный (воль­ный) перевод». Если адекватный перевод «обеспе­чивает прагматические задачи переводческого акта на максимально возможном для достижения этой цели уровне эквива­лентности, не допуская нарушения норм или узуса языка перевода, соблю­дая жанрово-стилистические требования к текстам данного ти­па и соответствуя общественно-признанной конвенциональной норме перевода» [Комиссаров 1990: 233], то эквивалентный перевод воспроизво­дит содержание оригинала на том или ином уров­не эквивалентности.
В точном переводе эквива­лентно воспроизводится лишь предметно-логическая часть содержания оригинала при возможных отклонениях от жанрово-стилистической нормы и узуальных правил употребления языка перевода. При буквальном переводе воспроизводя­тся лишь коммуникативно нерелевантные или формальные элементы оригинала, по причине чего нарушаются нормы и узус языка перевода или действи­тельное содержание оригинала.
Буквальный перевод абсолютно не приемлем в отношении художественного текста, опирающегося на сложную символическую картину мира, где каждый образ имеет свои ассоциативные интерпретации, перекликается с другими образными средствами, образуя в целом некую монолитную структуру текста, представляющего собой диалог автора с читателем и «полилог» читателя с персонажами данного произведения, каждый из которых имеет свое собственное представление о мире и свои собственные, присущие ему, особенности коммуникации, набор наиболее характерных для данного персонажа средств выражения адресованности, важнейшей составляющей любого речевого акта, нацеленного на то или иное воздействие адресанта на адресата.
Свободный (вольный) перевод хоть и подразумевает более низкий уровень эквивалентности, чем выше названные разновидности перевода, «может быть признан адекват­ным, если он отвечает другим нормативным требованиям пе­ревода и не связан с существенными потерями в передаче содержания оригинала» [Комиссаров 1990: 235].
Вольный перевод зачастую ведет к изменению жанровой специфики текста оригинала при переводе, когда переводчик намеренно меняет средства выражения категории адресованности, стремясь более точно, наглядно и выразительно представить прагматическую направленность или иллокутивную задачу данного художественного текста, понимаемого как отдельный и имеющий свою специфику речевой акт, акт общения автора с читателем и акт общения персонажей с читателем при посредничестве автора.
«Нарушения обязательных норм языка перевода, не влия­ющие па эквивалентность перевода, но свидетельствующие о недостаточном владении переводчиком данным языком или его неумении преодолеть влияние языка оригинала, - указывает В. Н. Комиссаров, - ошибки этого рода дают основания судить об общеязыковой культуре и грамотности переводчика» [Комиссаров 1990: 244].
Тем самым, талантливо выполненный вольный перевод можно считать более адекватным с точки зрения учета различных важнейших критериев и категорий текста, формирующих его стилистические особенности, обеспечивающие эффективность коммуникации между автором, его персонажами и широкой читательской аудиторией.
1.4. Различные виды контекста и обусловленные ими особенности перевода
Неадекватность пословного перевода обусловлена неверной оценкой текстовых функций языковых единиц: попадая в ту или иную речевую ситуацию, слово оказывается связанным системными отношениями с другими словами данного текста/высказывания, то есть попадает в ситуативную зависимость или ряд зависимостей от условий текста. Эта зависимость в разных случаях определяется различным объемом текста, а иногда и текстов, формирующих лингвистический контекст, под которым понимается языковое окружение той или иной единица языка в тексте, достаточное для ее понимания [Швейцер 1988].
Часто значение становится ясным только в связи с предыдущим или последующим предложением или предложениями. Контекст не только выявляет данное значение слова, но и уточняет и конкретизирует его, создает вокруг него определенный круг ассоциаций [Винокур 1980].
Роль контекста очень важна при переводе многозначных слов, так как только благодаря контексту выявляется данное значение слова, возникающее в связи с его употреблением. Благодаря контексту в слове выявляется его конкретное или абстрактное, прямое или переносное значение.
Феномен контекстуальных зависимостей слова предопределяет как пространственно-временные, так и причинно-следственные характеристики словарного состава текста [Алексеева 2001].
Образно говоря, контекст является своего рода фильтром, который всякий раз играет свою особую роль, проясняя и конкретизируя значение слова, создавая вокруг него определенный круг ассоциаций [Рецкер 1974]. В справедливости данного суждения приходится убеждаться особенно при переводе многозначных слов.
В настоящее время принято выделять следующие разновидности контекстов:
1. ситуативный или экстралингвистический и
2. лингвистический, который в свою очередь делится на
a. логико-семантический
b. стилистический
c. синтаксический
d. лексический
e. микроконтекст (в рамках предложения или параграфа)
f. макроконтекст (в рамках раздела или всего текста) + авторского употребления (всего творчества данного автора) [Паршин 2001].
Все эти виды контекста обесславливают понимание авторского слова, которая при переводе искажается, преобразуясь в «другое» или «чужое» слово языка перевода, основанного на совершенно иной системе понимания мира и его истолкования при помощи тех или иных языковых средств.
1.5. Перевод как интерференция двух различных культур
Культура, включающая в себя не только определенное сочетание семиотических систем, но и всю совокупность исторически имевших место сообщений на этих языках (текстов), — это «исторически сложившийся пучок семиотических систем (языков)» [Лотман 2000: 398].
На переводческую деятельность большое влияние оказывают особенности языка, прямо или косвенно обусловленные культурой носителей языка. Особенности восприятия окружающего мира в каждой конкретной культуре отражаются и на способах описания типичных ситуаций, характерных для данной языковой картины мира.
Всякая национальная культура базируется на определенной языковой картине мира, тесно связанной с национальной историей. Языковая картина мира — это факт национально-культурного наследия, сознательное представление человека о мире, которое формируется не столько языком, сколько повседневным опытом. Языковая картина мира позволяет установить какие-то свойства предметов, а их отношения находят отражение в языке, т. е. тем самым выявляется своеобразие мировидения, национально-культурная специфика языка, его связь с материальной и духовной жизнью народа. Таким образом, языковая картина мира — основной объект и предмет изучения лингвокультурологии. Она включает слова, словоизменительные и словообразовательные формативы и синтаксические конструкции. Все эти компоненты и правила их композиции представляются разными в каждом языке, обусловливая вариации языковой картины мира [v 1993].
В языковой картине мира отражается тип отношения человека к миру, задаются нормы поведения человека в мире. Языковая картина мира, меняющаяся с течением времени, подверженная влиянию языковых картин мина других культур, как совокупность знаний о мире запечатлена не только в лексике, фразеологии, грамматике, но и в народных приметах.
«Специфика художественного языка, - подчеркивает Р. Г.Джваршейшвили, - состоит в выделении субъективной сферы, так как в «определенной данности» любого художественного содержания и, в частности, художественного языка опредмечен аспект переживания субъектом того или иного объективного содержания. Именно этот аспект создает (…) новое, художественное содержание» [Джваршейшвили 1984: 4].
Ю.А. Найда подчеркивает отсутствие в значении слова структурной четкости, считая, что в процессе анализа значения следует учитывать как лингвистический, так и культурный контекст каждого отдельного слова [Найда 1962: 45-71]. С точки зрения Ю.А. Найды, языки и значения слов внутри каждого отдельного языка отличаются друг от друга именно по культурной основе, из которой они произошли. Подчеркивая характер той огромной разницы, которая существует между языками, на том основании, что «часто категории одного языка не подходят для классификации значений другого», Ю.А. Найда заявляет, что, «ни одно слово или семантическая единица не имеют абсолютно одинакового значения в двух различных высказываниях» [Найда 1962: 45-71].
Социально-культурное влияние на стратегию переводчика, по словам В.Н. Комисарова, нередко отражается и на полноте воспроизведения в переводе содержания оригинала, “вынуждая переводчика сокращать или полностью опускать все, что в принимающей культуре считается недопустимым по идеологическим, моральным или эстетическим соображениям” [Комиссаров 2000: 69].
1.6. Прагматическая норма перевода
Высказывание, как подчеркивает Л. П. Чахоян, «не имеет целью номинацию ситуации, хотя оно и номинирует ее; его назначение заключается в том, чтобы отразить ситуацию в актуальном для говорящего аспекте; высказывание осуществляет номинацию, но это номинация с определенной коммуникативной установкой» [Чахоян 1979: 28-29].
Человек, как правило, говорит не ради самого процесса говорения: не для того, чтобы насладиться звуками собственного голоса, не для того, чтобы составить из слов предложение и даже не просто для того, чтобы упомянуть в предложении какие-то объекты и приписать им те или иные свойства, отражая тем самым некоторое положение дел в мире. В процессе говорения человек одновременно совершает еще и некоторое действие, имеющее какую-то внеязыковую цель: он спрашивает или отвечает, информирует, уверяет или предупреждает, назначает кого-то кем-то, критикует кого-то за что-то и т. п.