Император в современной Японии 1947- до 21 в.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
1. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ В ЯПОНИИ
1.1. Роль императорской власти в японской исторической
и идеологической традиции
1.2. Политико-правовой статус и функции императоров
в японском обществе
2. ПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРА ХИРОХИТО (1926-1989 гг.)
2.1. Деятельность Хирохито в контексте восстановления императорской власти после Второй мировой войны
2.2. Хирохито и ритуализация общественной жизни Японии
во второй половине XX в.
3. ПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРА АКИХИТО (1989-)
3.1. Вступление Акихито на престол
3.2. Повседневная жизнь и деятельность императора Акихито
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Император в современной Японии 1947- до 21 в.

Первая глава конституции, состоявшая из 17 статей, касалась места и роли императора в системе государственной власти. Было зафиксировано, что власть императорской династии существует извечно, а «особа императора священна и неприкосновенна»34. Ему как главе государства принадлежало право утверждать законы и отдавать приказы об их использовании, созывать парламент, объявлять войну и заключать мир, подписывать международные соглашения, определять принципы организации и численный состав армии и флота в мирное время, назначать и увольнять всех высших гражданских и военных должностных лиц, жаловать дворянские звания, чины, ордена и иные знаки отличия. Император являлся верховным главнокомандующим армии и флота. Согласно конституции, престол наследовался по мужской линии, и допускалось регентство.
Одновременно конституция предусматривала определенные ограничения власти императора. Они были зафиксированы в 47 статьях и осуществлялись парламентом, министрами, судебными учреждениями, статьями конституции, гарантировавшими права личности, и наличием самой конституции. Наиболее фундаментальные ограничения были сформулированы в ст. 4 (император – глава государства. Он обладает верховной властью и осуществляет ее согласно постановлениям данной конституции) и в ст. 5 (император осуществляет законодательную власть в согласии с императорским парламентом)35.
Согласно конституции, в стране учреждался двухпалатный императорский парламент (тэйкоку гикай), состоявший из палаты пэров (кидзокуин) и палаты представителей (сюгиин). Отношения императора и парламента были конкретизированы в целом ряде статей. Например, необходимо было получить согласие парламента на введение законов в действие: «Ни один закон не может быть издан без одобрения парламента» (ст. 37). Согласно ст. 8, императорские указы считались недействительными без одобрения парламента. Однако фактически эти статьи не действовали. Ограниченная де-юре власть японского императора оставалась неограниченной де-факто. Это в немалой степени было обусловлено личностью самого императора Мэйдзи36.
По конституции, и это чрезвычайно важно, кабинет министров был ответствен не перед парламентом, а перед императором, а высшим консультативным органом при императоре стал тайный совет (сумицуин), в который входило 27 человек. Он должен был давать рекомендации монарху по просьбе последнего. Совет был независим от парламента и правительства и подчинялся только императору. Фактически каждое сколько-нибудь важное решение правительства или парламента должно было получить одобрение этого органа, а также неконституционного совета старейшин (гэнро), назначаемого пожизненно императором из числа виднейших политических деятелей – творцов новой Японии. Со смертью последнего члена этого органа Сайондзи Киммоти в 1940 г. он прекратил свое существование.
Ни сокрушительное поражение Японии во второй мировой войне, ни принятие новой конституции в 1947 г. не смогли ликвидировать, пожалуй, самый устойчивый на протяжении всей истории страны элемент государственной системы – институт императора. Безусловно, все эти, можно сказать, революционные события серьезным образом сказались на отношении самих японцев к своему императору и институту императорской власти в целом. Поэтому вполне правомочно поставить вопрос о сущностной стороне этого института37.
До окончания второй мировой войны императорская система существовала в том виде, в каком она была создана после реставрации Мэйдзи. Но если император Мэйдзи отнюдь не был марионеткой в руках своего окружения, то его сын – император Тайсё – был тяжело болен и не был способен заниматься государственными делами. С именем его наследника (с 1921 г. – регента, а с 1926 г. – императора) Хирохито связаны многие кардинальные перемены в положении института императора в политической системе38. Личности этого монарха, находившегося на троне 63 года, на протяжении которых Япония знала блестящие победы и сокрушительное поражен в войне, пережила оккупацию и превращение страны во вторую экономическую сверхдержаву, безусловно, чрезвычайно словно дать однозначную оценку. Впрочем, более важно то, как трансформировалось понимание значения императора в структуре государственной власти39.
В 30-е годы концепция кокутай была оформлена в документе «Основные принципы кокутай». Они «окончательно сформулировали, так сказать, идеологические и политические правила игры, отступление от которых более не допускалось или, по крайней мере, было наказуемо по всей строгости. Это был своего рода сакральный и идеологический кодекс императорской системы, выработанный на основе как традиционалистской философии и идеологии и всего исторического опыта японской идеи, так и конкретных политических и идеологических событий и движений последних лет. Кодекс стал обязателен для всех, включая самого императора, который отныне фактически был обязан соизмерять с ним все свои действия... Он был не только свободен во многих своих действиях, но добровольно выбрал эту несвободу и принял на себя всю ответственность за нее»40, – пишет отечественный японовед В.Э. Молодяков.
С этим мнением вполне можно согласиться. Вспомним лишь два факта: когда император решил принять ультиматум союзников и объявил о безоговорочной капитуляции и когда после поражения во второй мировой войне он принял на себя ответственность за все происшедшее и сделал это вопреки мнению своего ближайшего советника маркиза Кидо Коити. Из воспоминаний последнего известно о секретной встрече (кроме участников присутствовал только переводчик императора) Хирохито и генерала Макартура по просьбе первого 27 сентября 1945 г. «Я пришел к Вам, генерал Макартур, – сказал император, – чтобы предать себя в руки правосудия тех держав, которые Вы представляете, как единственный человек, на котором лежит ответственность за каждое принятое военное и политическое решение и за каждое деяние, совершенное моим народом в течение войны. Что касается моей личной судьбы, то это не имеет значения. Я отдаю себя в Ваши руки. Я приму любое решение»41. Такая позиция императора произвела сильное впечатление на полновластного хозяина побежденной Японии, и он не только проводил его до автомобиля, но и позднее в своих мемуарах назвал его «первым джентльменом Японии».
Немаловажную роль в том, что император не был признан военным преступником, сыграло его новогоднее обращение к нации 1 января 1946 г., известное как «Декларация человека» («Нингэн сэнгэн»). Это был совместный американо-японский документ, который предопределил стратегию сохранения института императора. В этом обращении император Хирохито публично отказался от своего божественного происхождения, т.е. сменил статус «живого бога» на статус обычного человека. Он, в частности, заявил: «Связи между мною и моим народом всегда основывались на взаимном доверии и взаимной любви. Эти отношения не зависят лишь от легенд или мифов. И они не основываются на ложной концепции, что император является божеством и что японцы – высшая раса, предназначенная повелевать миром»42.
Однако самое главным в этом обращении был не отказ от божественного происхождения императора, а утверждение, что монархия в Японии совместима с демократией еще со времен клятвы императора Мэйдзи 1868 г. (имелось в виду обещание созвать публичные собрания и решать административные дела по общему согласию)43. Эту мысль император Хирохито развил на одной из пресс конференций в 1977 г., заявив, что в его новогоднем обращении 1946 г. «главным была Императорская клятва из пяти статей, а вопросы о его божественном происхождении и другие были вторичными. Причина, по которой я обратился к клятве, – сказал он, состояла, в том, что в то время, когда в Японии была сильна власть Соединенных Штатов и других иностранных государств, я был очень обеспокоен тем, что японский народ подвергнется их сильнейшему влиянию. Мы приняли демократию, потому что это было желание императора Мэйдзи... Конституция Мэйдзи была выстроена на этой основе, и поэтому я думаю, что было крайне необходимо показать, что демократия не является чем-то импортированным».
Содержательная сторона новогоднего обращения императора была высоко оценена в США. Газеты писали, что этим выступлением император заявил о себе как о величайшем реформаторе в истории Японии, что оно открыло путь для политических реформ, которые могут превратить Японию в подлинно конституционное государство, и что оно означает переход Японии от «восточной деспотии» к современной демократии44. Думается, однако, что самым важным было то, что и император, и правящая элита в тяжелейших условиях оккупации и краха милитаристской идеологии сумели найти путь сохранения преемственности японской государственности.
Вопрос не только о личной судьбе Хирохито, но и о существовании императорской системы решался в США еще задолго до окончания войны, победа американцев в которой уже была предопределена. Существовало два полярных мнения – за и против сохранения этого института. Представители первой группы, идеологом которой был бывший посол США в Японии (1932-1942) Дж.Грю, полагали, что необходимо сохранить монархию как гаранта спокойствия и мира в стране после капитуляции. «Императорский трон, – писал Грю, – единственный краеугольный камень, на котором можно выстроить что-то здоровое в будущем. Что касается нынешнего императора, то он, конечно, должен понести ответственность за войну. Но я имею все основания полагать, что лично он был против того, что произошло, и делал все возможное, что было в его власти, чтобы избежать этого».
Дж. Грю, будучи знатоком Японии, учитывал социопсихологические особенности японского народа. Император, считал он, как харизматическая личность способен сыграть ключевую роль в прекращении сражений на полях войны и в сравнительно безболезненном принятии безоговорочной капитуляции. Тем самым, по его мнению, можно было избежать хаоса в стране45. Дж. Грю принимал во внимание и тот факт, что император, несмотря на отделение религии от государства и запрещение государственного синто, оставался первосвященником. А ведь синто, как известно, это традиция, это форма мироощущения и мировосприятия народа, а потому народный синто невозможно отменить какой-либо директивой.
Часть сторонников сохранения императорской системы настаивала на весьма серьезных ограничениях власти императора и его функций. Другими словами, речь шла о конституционной монархии западного типа. Эту точку зрения разделял, в частности, крупнейший специалист по проблемам Японии Дж. Сэнсом, который сказал, что отнюдь не будет удивлен, если при благоприятных условиях японцы создадут более современный демократический тип конституционной монархии46.
Мнение противников сохранения императорской системы в США пользовалось поддержкой со стороны Советского Союза, Китая, Австралии, Новой Зеландии, а также некоторых политических сил в самой Японии. Однако при принятии Конституции 1947 г. возобладала точка зрения о необходимости сохранения института императорской власти в политической системе, правда с серьезными коррективами. В ст. 1 Основного закона было записано: «Император является символом государства и единства народа, его статус определяется волей всего народа, которому принадлежит суверенная власть»47. Таким образом, в политической системе современной Японии были соединены институт феодального происхождения (монархия) и главный постулат демократии – принадлежность суверенитета народу.
Разрабатывая проект новой японской конституции в части, касавшейся императорской системы, эксперты из штаба оккупационных войск в значительной степени ориентировались на английскую модель конституционной монархии. В Великобритании монарх продолжал оставаться главой государства, но постепенно произошло «отчуждение» короля от кабинета, что способствовало сосредоточению функций по руководству исполнительной властью в руках премьер-министра. Правительство стало действовать от имени «Его величества», но фактически самостоятельно. Положение монарха было определено максимой «король царствует, но не управляет». При отсутствии писаной конституции пределы власти короля или королевы четко не обозначены и определяются установившимися политическими обычаями. Хотя за британским монархом формально сохраняется право абсолютного вето, роспуска парламента и назначения премьер-министра, длительная политическая практика свела эти прерогативы к «праву давать советы, праву одобрять и праву предостерегать»48.
Японская традиция отношения к императору, отразившаяся в конституционной формулировке «император является символом государства и единства народа», в принципе уже не требовала введения понятия «глава государства». В Японии император всегда воспринимался как символ единства народа, поскольку он осуществлял важнейшие религиозные и государственные ритуалы и символизировал национальную гармонию. Его власть базировалась на иррациональном, но чрезвычайно важном социальном аспекте синто – культе предков. Таким образом, для японцев слово «символ» в новой конституции не было чем-то привнесенным извне. Оно уходило корнями в глубину японской истории. А потому император был символом только для японцев и никогда не выступал в таком качестве для других народов, входивших в свое время в состав японской империи49.
В новой японской конституции были четко прописаны все положения, касавшиеся императора. В частности, в ст. 3 говорилось: «Все действия Императора, относящиеся к делам государства, могут быть предприняты не иначе как с совета и одобрения Кабинета, и Кабинет несет за них ответственность», а в ст. 4 указывалось: «Император осуществляет только такие действия, относящиеся к делам государства, которые предусмотрены настоящей Конституцией, и не наделен полномочиями, связанными с осуществлением государственной власти». При этом в основном законе были определены все прерогативы императора (ст. 7)50.
После поражения в войне отношение японцев к своему императору оставалось незыблемым51. Подтверждением тому может служить успех поездок Хирохито по стране, который начиная с февраля 1946 г. в течение восьми лет объездил фактически всю Японию. При этом он действовал вопреки мнению штаба оккупационных войск, полагавшего, что подобные мероприятия подорвут престиж императора в глазах народа52.
Действительно в истории, пожалуй, не было случая, чтобы монарх поверженной страны встретил достаточно доброжелательное отношение со стороны своего народа. Но в случае Японии это не вызывает удивления, ибо такое отношение к императору опирается на социально-психологические особенности и менталитет японцев. Эти поездки использовались японской правящей элитой вполне осознанно, так же как в свое время это было сделано после реставрации Мэйдзи. И хотя ситуация на этот раз была совершенно иной, этот прием вновь привел к политическому успеху.
К слову сказать, использование визитов императора в настоящее время является «козырной картой» японской внешней политики, в которой они символизируют самый высокий уровень контактов с той или иной страной. Начало было положено визитом императорской четы в европейские страны в 1971 г. и в Соединенные Штаты в 1975 г. Подобная практика продолжается и в отношении поездок ныне здравствующего императора Акихито. Он объездил всю страну, за исключением пяти префектур, и посетил с официальным визитом восемь стран. Он побывал в Китае и в ряде стран Юго-Восточной Азии53. Другими словами, став полноправным членом западного сообщества, Япония как бы вновь возвращается в Азию. При этом, учитывая историческую память азиатских народов в отношении японского империализма, для визитов были выбраны страны, где ожидался наиболее благожелательный прием (например, Малайзия, но не Южная Корея).
Таким образом, в Японии проводится целенаправленная политика сохранения в сознании народа идеи о том, что император является символом нации, мерилом нравственных идеалов и хранителем преемственности поколений. Она вызывает неоднозначную реакцию в обществе, но на нее работают все средства массовой информации, постоянно поддерживая интерес к институту императора. Особенно наглядно это проявляется во время таких эпохальных событий в жизни императорской семьи, как свадьба кронпринца, похороны императора Сева (Хирохито) и коронация Акихито, проведенных с соблюдением древних ритуалов. В то же время постоянно подчеркивается, что члены императорского дома живут той же жизнью, что и миллионы японских семей с их радостями и горестями. Другими словами, проводится «демократизация» образа императора и самого института императорской власти54.
Для восстановления прерванной в 1945 г. традиции летосчисления по годам правления императора (нэнго) в 1979 г. был принят закон о ее официальном признании. Движению за принятие такого закона был придан характер всенародной кампании, организованной снизу (движение «корни травы»). Безусловно, введение нэнго работает на повышение авторитета императорской системы55.
Одновременно в сознании японцев культивируется новый стиль жизни императорского дома эры Хэйсэй («Установление мира»), соответствующий современной эпохе демократической конституции и высокоразвитого информационного общества. Это дает свои результаты. Согласно опросу общественного мнения, проведенному газетой «Асахи симбун» в 1989 г., император Акихито, который заявляет о себе как о приверженце «демократической пацифистской монархии», получил выражение «любви» от 70% респондентов и «уважения» – от 17%. А годом раньше любовь по отношению к императору Сева выразили лишь 35% респондентов.
В немалой степени благожелательное отношение к императору подпитывается системой морального воспитания в общеобразовательной школе. Ему придается чрезвычайно большое значение начиная с 60-х годов, когда была разработана программа формирования «желательного образа человека» (китайсарэру нингэндзо), которая стала теоретической и философской основой идеологического воспитания подрастающего поколения. В этой «Программе» в отдельный параграф было выделено воспитание уважения к государственным символам. А коль скоро император является «символом государства и единства нации», то каждый японец должен любить и уважать императора, и это неотделимо от любви к самой Японии56.
Другие государственные символы: флаг хи-но мару и императорский гимн кими-га ё – после войны были отвергнуты как символы агрессии и милитаризма. Однако буквально с первых мирных лет развернулась сначала достаточно ограниченная, но постепенно набиравшая силу кампания за их восстановление. Она увенчалась успехом – в 1999 г. парламент принял соответствующий закон об их официальном признании в качестве государственных символов. Но путь к этому был долгим и болезненным. Он проходил через ненавязчивое возвращение традиционных ритуалов (поднятие флага, исполнение гимна) во время официальных церемоний, например по случаю окончания учебного года в школах. В 1999 г. гимн во время церемонии исполнялся в 90,5% начальных школ, в 87,1% –средних и в 83,5% –средних школ второй ступени, а флаг поднимали в 98% школ57. Это исподволь воспитывало в детях лояльность по отношению к императору и к государственным структурам.
Таким образом, на протяжении более чем тысячелетней истории до эпохи Мэйдзи идеология института монархической власти прошла сложный путь эволюции – от культа «священного царя» через заметное ослабление своего влияния на духовную жизнь общества в период средневековых междоусобиц к постепенному возрождению в новое время в качестве центральной идеи национального самосознания.