Технологии формирования государственной политики: технологии управления рисками, кризисные технологии и др.

ПЛАН
Введение
1.Понятие государственной политики
2. Функции государственного управления
3. Кризисные социальные технологии
4. Технологии управления рисками в условиях кризиса
Заключение
Литература

Технологии формирования государственной политики: технологии управления рисками, кризисные технологии и др.

2. Функции государственного управления
В процессе государственного управления осуществляется ряд функций управления, которые обеспечивают замкнутый цикл управления. К ним относятся: планирование, предполагающее установление цели и мероприятий по ее достижению; мотивация (стимулирование), обеспечивающее заинтересованность людей в достижении цели; контроль, определяющий степень достижения целей и позволяющий переходить к новому циклу управления - корректировке целей или постановке новых целей (планирование). Таким образом, контроль, являясь завершающей стадией цикла управления, одновременно является и «предтечей» нового цикла управления. Без него цикл управления будет разорван, т.е. управления как такового не будет.
Функциональная сущность контроля вытекает из объективной необходимости отношений руководства и исполнения как особой функции, обусловленной общественным разделением труда. Следовательно, объектом контроля в самом широком понимании этого слова является поведение (действия) людей - участников общественного процесса.
Среди ученых, исследовавших сущность контроля, имеют место четыре направления. Первое из них представлено в работах специалистов, исследующих контроль как сферу деятельности органов государственного управления. Они обычно определяют контроль как метод или форму управленческой (исполнительно-распорядительной) деятельности (11).
Второе направление в трактовке сущности контроля характерно для позиции многих специалистов по теории управления. Они часто выделяют три стадии управленческой деятельности: стадию проектирования и определения цели; организацию выполнения принятого решения; контроль исполнения (8, с.32). Следовательно, контроль трактуется здесь как особая стадия управленческого цикла. С таким подходом можно согласиться, если рассматривать контроль с узких позиций проверки исполнения каждого конкретного управленческого решения, а не в качестве целенаправленного и относительно обособленного вида управленческой деятельности.
Третье направление в характеристике сущности контроля отражено в трудах ряда исследователей, взявших на вооружение арсенал кибернетической терминологии. С позиций кибернетики контроль представляет собой форму обратной связи, посредством которой управляющая система получает необходимую информацию о действительном состоянии управляемого объекта и исполнении управленческих решений. На наш взгляд, сторонники такой позиции допускают своеобразный "информационный уклон" в понимании сущности контроля. Конечно, с точки зрения информационных аспектов процесса управления контроль есть форма обратной связи. Но при такой трактовке контроль искусственно отрывается от процесса принятия управленческих решений, не видна важнейшая черта контроля - возможность и необходимость активного воздействия на происходящие при кризисе процессы и не учитываются всевозможные риски государственного управления.
Следующий теоретический аспект государственного контроля связан с его иерархией, которая заключается в распределении контроля по уровням управления - государственный (федеральный), субъекта Федерации, предприятия и по субъектам контроля - представительная власть, исполнительная власть. Специфика государственного контроля в основном определяется спецификой контролируемых сфер.
При определении понятий политики, государства, государственного контроля исследователи неизбежно обращают свое внимание на соотношение политики и управления. За период существования данной дискуссии сложились различные подходы к определению соотношения политики и управления. Представления о соотношении политики и управления детерминированы исторически и территориально, так, для каждого исторического периода и для каждого государства в отдельности характерен определенный уровень организации политической власти, тип политического режима, форма государственного правления.
3. Кризисные социальные технологии
В периоды кризисов особое значение для легитимации государства и власти приобретает социальная сфера государственного управления. При этом объектом социальной политики выступает социальная сфера жизни людей, распадающаяся на две составные части: объективные (условия жизни индивидов) и субъективные (потребности индивидов). Социальная политика направлена на создание таких условий жизни людей, при которых у них не возникает чувства нуждаемости (2, с.119). При этом социальная политика возникает тогда, когда потребности индивидов достигают такого уровня, при котором их нельзя удовлетворить с помощью собственного труда, т.е. когда возникает необходимость интервенции государства. Отметим, что с течением времени изменяются представления о социальной политике. Так, если раньше целью социальной политики являлось сглаживание социальных противоречий (преимущественно между наемными работниками и работодателями), то теперь социальная политика включает в себя и задачу нивелирования экономических, политических, природных рисков, негативно сказывающихся на положении различных групп населения. При этом объем социальной политики, круг решаемых ею задач различный в каждом конкретном государстве.
4. Технологии управления рисками в условиях кризиса
Мировой кризис резко обострил проблемы конкуренции между странами. Однако ускоренное развитие инновационной экономики немыслимо без инновационного управления, которое должно применять новейшие технологии управления рисками в рамках государственной политики.
В данном случае для анализа государственной политики в условиях кризиса можно применить теорию У.Бека. По его мнению ключевая проблематика общества риска – это политика распределения и компенсации риска (1, с.21). Основная линия политического конфликта смещается с вопросов неравенства к проблемам распределения рисков. «Риски производятся промышленностью, воплощаются в экономике, легитимируются наукой и сводятся к минимуму политикой» (1, с.29). Глобальных рисков по рассуждениям У.Бека как таковых вообще не существует – они всегда обременены социальными или политическими конфликтами.
В терминах аргументации У. Бека, эти явления, вполне возможно, являются признаками сдвига в сторону все более глобального общества риска (1, с.213). Но они явно являются и чем-то большим. Необходимо понимать, что эти новые риски произрастают из определенной констелляции экономических, политических и социальных интересов. Это изменение в понимании риска должно быть помещено в контекст глобализации и трансформации капитализма, которые стали очевидными за прошедшие два десятилетия. Как точно подметил Дэвис, мы живем в век «глобализации страха», простирающейся от ощущения индивидуальной небезопасности до действий общественных сил. Сегодня необходимо признать не просто усиление риска и страха, но специфическое проявление этого усиления в условиях экономического кризиса. В современных условиях долгосрочная стабильность должна создаваться государством не силовыми способами, а совершенствованием технологий управления во всех сферах проводимой им политики.
Общества и государства в своей истории часто переживают времена, когда стабильность нарушается. Один из таких периодов выпал сейчас на долю России. Устойчивость общественной жизни может поддерживаться различными средствами, находящимися в распоряжении государства. Самые очевидные из них – силовые. Однако с их помощью поддерживается лишь внешняя стабильность, которую можно было бы назвать «стабильностью нестабильности», поскольку навязываемые извне правила и нормы лишь ненадолго могут обеспечить спокойствие. Настоящая долгосрочная стабильность в первую очередь покоится на внутреннем состоянии человека и обеспечивается его целенаправленной социализацией. С наиболее глубокой позиции именно высшее образование является тем средством социализации, становления личности человека, которое и поддерживает равновесие общества изнутри.
Организационная и методическая деятельность федерального центра приобретает дополнительное значение и политический смысл в условиях регионализации. Существенной особенностью социально-экономической и культурно-национальной ситуации в России в начале нового века стало преобразование технологий антикризисного управления на принципах децентрализации, расширения самостоятельности регионов.
Однако пресловутая «вертикаль власти», в которой вся власть в последние годы сконцентрирована в верхнем – федеральном уровне, оказывается неэффективной не только в политической сфере, но и в сфере управления на разных уровнях. Специалисты, как, например, член-корреспондент Российской академии образования А.М. Абрамов, утверждают, что «административно-командные методы всезнающей вертикали власти в сферах экономики, образования, науки, культуры приносят только вред и беды» (9, с.112).
О слабости гражданского общества в России и неразвитости взаимодействия государства и общества говорит тот факт, что в Программе антикризисных мер Правительства и антикризисных предложениях президента предложения, идущие от представителей некоторых политических партий, образовательного и научного сообщества, учтены не были (7). Поэтому есть большие сомнения в том, что сформированные в последнее время антикризисные тренды развития страны носят долгосрочный характер, а предсказание его будущего возможно на основе экстраполяции тенденций последних 15— 20 лет. Уже сейчас можно видеть начало развития процессов, которым предстоит коренным образом трансформировать систему государственного управления.
Заключение
Итак, инновационные технологии формирования государственной политик связаны, с одной стороны со стремлением выжить в условиях экономического кризиса, с другой – являются демонстрацией стремления к качественным переменам. В современном политическом мире сплоченность двух этих подсистем делает крайне сложной задачу по их разделению, особенно в процессуальном аспекте, т.е. когда речь идет о процессе выработки государственных решений. Применяемые при разработке государственных решений технологии кабинетных консультаций, экспертных оценок, групповых обсуждений и др. размывают грань между политикой и управлением, становится сложно оценить вклад политиков, чиновников, представителей экспертного и профессионального сообществ в разработку тех или иных государственных стратегий. И такая ситуация ставит новую задачу по поиску наиболее оптимального сочетания административных ресурсов и методов с политическими. Т.е., с одной стороны – это недопущение чрезмерного роста административной власти, излишнего вмешательства органов государственного управления в решение стратегических задач общества и возврата к командно-административной системе (а в современной ситуации, когда органы государственного управления сосредотачивают в своих руках колоссальные материальные, информационные, административные ресурсы, это более, чем возможно), с другой стороны – это избежание ситуации, когда политические решения принимаются без административного расчета и без той аналитической и фактологической информации, которой владеют исключительно органы государственного управления, что может привести к политическому волюнтаризму. Таким образом, современные исследователи заключают, что «современный уровень развития государства, по сути, снял дихотомию политико-административных подходов, сохранив за ними статус различных, но не антагонистических инструментов общественных преобразований. Все попытки в старом конфликтном духе истолковывать указанное противоречие являются скорее издержками умозрительного подхода к государству, нежели отражением реальной практики государственного регулирования» (11, с.112).
В периоды кризисов необходимо учитывать и то, что попытки разделения этих двух подсистем государства не соотносятся с реальной практикой. Одной из главных задач антирисковой и антикризисной административной реформы является как раз разделение функций государственных органов на разработку политических стратегий, и на функции по исполнению государственных политик, отделяя, таким образом, заказчика и исполнителя.
Литература