Основные этапы становления российской социологии.

Введение
Глава 1. Периоды развития российской социологии во второй половине XIX – начале XX в.
1.1. Первый период: господство субъективной социологии и позитивизма
1.2. Второй период: господство неокантианства
1.3. Третий период: господство неопозитивизма
Глава 2. Отечественная социология с рубежа 1910 – 1920-х гг. до начала 1930-х гг.
2.1. Отечественная социология в 1917 – 1922 гг.
2.2. Отечественная социология в 1920 – 1930-е гг.
Глава 3. Отечественная социология в конце 1950-х – 1980-е гг.
3.1. Возрождение отечественной социологии (конец 1950-х – начало 1970-х гг.)
3.2. Социология в СССР в период застоя (1970 – 1980-е гг.)
Глава 4. Отечественная социология с конца 1980-х гг. до начала XXI в.
Заключение
Список используемой литературы

Основные этапы становления российской социологии.

Однако последние все же доминировали. Впоследствии это явилось одним из оснований для прекращения работы и Социологического института, и Русского социологического общества. Институт был закрыт в 1921 г., чуть позже – Русское социологическое общество. Власть предержащие хорошо понимали, что нельзя давать возможность готовить кадры, проводить исследования и издавать книги по социологии профессорам либерального направления11.
Была введена учёная степень по социологии, созданы первые социологические кафедры в Ярославском и Петроградском университетах. В последнем был образован первый в России факультет общественных наук, деканом которого стал Сорокин. Именно он написал первые учебные программы по социологии – и для высшей, и для средней школы, поскольку появилась возможность обучения основамэтой дисциплины.
Такая возможность возникла вследствие разрешения Наркомпроса (Народного комиссариата по делам просвещения) преподавать социологию в школах. Более того, была поставлена задача обеспечить переход ко всеобщему обязательному изучению социологии. Однако в связи с отсутствием в достаточном количестве необходимой учебной литературы, а главное – подготовленных педагогических кадров, способных пропагандировать идеи социализма и коммунизма, на основании проверки работы ряда школ Петрограда Наркомпрос вскоре запретил преподавание социологии. Вместо неё было введено обучение основам политических знаний, к преподаванию которых допускались лишь члены партии большевиков.
Активно издавалась социологическая литература – как марксистского, так и – первоначально – немарксистского характера. Особое значение имела публикация учебников. К числу основных марксистских произведений этого жанра, написанных в период 1917 – 1922 гг., следует отнести, прежде всего, работы Е.А. Энгеля и Н.И. Бухарина; книга последнего была подвергнута резкой и беспощадной критике в рецензии П. Сорокина.
Среди учебников и научных трудов немарксистской ориентации выделялись работы В.М. Хвостова, П.А. Сорокина, К.М. Тахтарева и др. Однако после высылки за рубеж значительного отряда российской творческой интеллигенции, не поддерживавшей советскую власть, издание немарксистской литературы по социологии было, по существу, прекращено.
Аналогичные запретительные действия были предприняты в отношении исследовательских институтов, где проводилась работа по изучению социологических проблем, и преподавания предмета социологии в высших учебных заведениях. В 1922 г. были закрыты кафедры социологии. В следующем учебном году – 1923/24 – впервые в вузах Петрограда было введено преподавание курса исторического материализма.
Таким образом, противоборство двух линий в развитии отечественной социологии в первые годы советской власти завершилось чисто волевым, авторитарным способом, который затем постоянно использовался в практике деятельности Коммунистической партии и советского государства. В немалой степени такому решению проблемы социологического противостояния способствовала позиция В.И. Ленина, сформулированная им в статье «О значении воинствующего материализма» (1922). Суть этой позиции была выражена в двух положениях: 1) кто не с нами, тот против нас; 2) мы не так сильны, чтобы за деньги пролетариата разрешить в стране враждебное большевизму инакомыслие12.
Результатом деятельности правительства, основанной на таком отношении к дореволюционной профессуре, стало либо прекращение ею научной и педагогической деятельности в области социологии, либо выезд из страны (по некоторым данным, эмигрировало более 80 социологов). Лишь единицы перешли в идеологический стан марксизма. Начался процесс бурной «идеологизации» социологии, продолжавшийся в стране (с перерывом почти в 30 лет) вплоть до 1990-х гг. С ним оказалась тесно связанной и репрессивная деятельность по отношению к инакомыслящим учёным. Дальнейшее социологическое творчество могло осуществляться лишь в рамках одного направления – марксистского.
2.2. Отечественная социология в 1920 – 1930-е гг.
Развитие социологической науки в стране в последующее после 1922 г. десятилетие происходило на двух уровнях – теоретическом и эмпирико-прикладном.
Наибольшим теоретическим влиянием на процесс становления советской марксистской социологии в начале 1920-х гг. пользовалась концепция Н.И. Бухарина, изложенная им в названной выше книге «Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии» (1921), эта работа вплоть до 1929 г. переиздавалась восемь раз. Основная идея Бухарина заключалась в отождествлении социологии, точнее говоря, социологической теории с историческим материализмом. Исторический материализм был провозглашен социологической теорией марксизма. Он был определён как «общее учение об обществе и законах его развития, т.е. социология». Еще одной особенностью концепции Бухарина явилось стремление доказать, что марксистская социология является самостоятельной дисциплиной, выступающей как частная наука по отношению к философии марксизма. Аналогичные или близкие позиции заняли Н.Н. Андреев, Д.С. Садынский, С.А. Оранский, С.Ю. Семковский и др.13
Некоторые из них пошли еще дальше, признавая конкретные социологические исследования как один из уровней социологической науки.
Другая группа марксистов (С.Я. Вольфсон, С.З. Каценбоген, З.Е. Черняков) заняла несколько иные позиции. Соглашаясь с основным тезисом Бухарина о тождестве исторического материализма и социологии, они рассматривали последнюю как составную часть философии. В целом следует отметить, что все изложенные выше точки зрения отражали своеобразную социологическую доминанту в подходе к соотношению философии, исторического материализма и социологии14.
В период с 1923-го по 1929 г. был опубликован ряд крупных социологических работ. В работах обращают на себя внимание, по меньшей мере, две особенности. Во-первых, все они были теоретическими по своему характеру, в них ставились и рассматривались вопросы, касавшиеся предмета, специфики, структуры социологического знания, его функций, соотношения социологии и марксизма. Во-вторых, опубликованные издания свидетельствовали о большом интересе к социологии не только в столичных центрах Москве и Ленинграде, но и во многих других городах – Минске, Харькове, Саратове и т.д. Реальная география социологических публикаций была достаточно широкой и охватывала десятки городов страны.
Для развития марксистской социологии периода 1920-х гг., особенно их первой половины, были характерны многочисленные дискуссии – устные и в публикациях, которые отличались, как правило, научной корректностью, терпимостью к оппонентам, отсутствием догматизма, искренней верой в справедливость и торжество идей марксизма. Эти дискуссии были чаще всего творческими, хотя бы потому, что велись людьми, многие из которых отличались высоким уровнем образованности, знанием иностранных языков и зарубежной философской и социологической литературы.
К концу 1920-х – началу 1930-х гг. стала вырисовываться в представлениях социологов социально-классовая структура советского общества, включавшая в себя два неантагонистических класса – рабочий класс и колхозное крестьянство и слой (группу), или межклассовую прослойку (ее называли по-разному), трудовой интеллигенции. Именно в это время обозначились контуры одной из основных в 1960 – 1980-х гг. социальных утопий – о сближении названных элементов социально-классовой структуры и создании в недалекой перспективе общества социальной однородности.
Еще в начале 1920-х гг. П. Сорокин полемизировал с марксистами, абсолютизировавшими классовую структуру нового общества в ущерб другим вариантам его социального расслоения и дифференциации. Последующие процессы в жизни советского общества, происходившие в первую очередь на селе и связанные с массовой коллективизацией, подтвердили правоту российского социолога, который, однако, в это время уже работал в США и мог анализировать их, лишь оперируя данными статистических исследований. Но они в это время были уже фальсифицированными и искажали процессы реальной социальной дифференциации советского общества15.
Подводя итог развитию отечественной социологической науки в период 1920-х – начала 1930-х гг. в целом, следует иметь в виду противоречивый характер этого процесса. С одной стороны, необходимо видеть реальные достижения, связанные с попытками институционализировать социологию, развивать социологическую теорию (пусть и в рамках весьма ограниченных возможностей марксизма) и отдельные отрасли социологического знания, проводить конкретные социологические исследования, совершенствовать их организацию, методику и технику, публиковать результаты научных изысканий в виде учебников, монографий, книг, брошюр, статей. Требуют положительной оценки имевшие место в первые послереволюционные годы попытки социологического образования и просвещения, равно как и появлявшиеся в то время возможности сосуществования и взаимодействия в дискуссионной форме марксистской и немарксистской социологии.
С другой стороны, нельзя не отметить постепенное превращение социологии в служанку партийного и государственного руководства страны, в придаток идеологической машины, направленной на оправдание его внешней и внутренней политики, насильственной коллективизации, кровавой расправы с миллионами людей под видом их раскулачивания, голода, массовых репрессий, поддержание в обществе процесса происходящей канонизации марксизма-ленинизма. Но социология не сумела справиться с этими задачами, и не потому, что ее представители не хотели их решать. Они просто не могли это делать вследствие специфики самой науки, особенно эмпирических социологических исследований, в ходе которых приходилось обращаться с вопросами к населению и получать, следовательно, правдивую информацию. Таким образом, то, что представлялось тогда таким естественным, на самом деле оказалось путём социологии в «чёрную ночь», в период запрета и забвенья.
Возрождение отечественной социологии, как известно, началось в период «хрущевской оттепели», в конце 1950-х – начале 1960-х гг. Но до этого было еще десятилетие с конца 1940-х гг., когда термин «социология» вновь стал использоваться, однако в иных, чем в 1920-х гг., целях – критики зарубежных или, что точнее для того времени, буржуазных социологических концепций. Этой работой было поручено специально заниматься одному из секторов в Институте философии АН СССР. Появился особый жанр «критики буржуазной социологии», который надолго вошёл в структуру научной социологической деятельности. Без этого своеобразного «грифа» ни диссертации, ни книги, ни статьи, в которых рассматривались зарубежные социологические теории, не могли быть защищены либо опубликованы на протяжении нескольких следующих десятилетий, по существу вплоть до середины 1980-х гг.
Глава 3. Отечественная социология в конце 1950-х – 1980-е гг.
3.1. Возрождение отечественной социологии (конец 1950-х – начало 1970-х гг.)
«Социологические исследования в стране вновь приобретают права гражданства лишь в конце 1950-х – начале 1960-х гг., во время «хрущевской оттепели». На то были причины и экономического, и социального, и идеологического порядка. Целесообразнее всего начать с последних, поскольку они во многом определяли отношение к социологической науке в целом. Речь идет о разоблачении культа личности Сталина и некоторых идеологических свободах, которые стали возможными в новых условиях, в том числе и о частичном восстановлении свободы творчества в области социальных наук. С учётом этого обстоятельства нельзя было не вспомнить о социологии, тем более что стала ощущаться потребность в знании реальных экономических и социальных процессов, которое позволило бы более эффективно ими управлять. После того как было восстановлено разрушенное войной народное хозяйство и наметились успехи в экономической и социальной сферах, в обществе стали заметнее проблемы и противоречия, которые требовали своего решения»16.
После более чем двадцатилетнего перерыва, начиная со второй половины 50-х гг., появляется ряд работ с анализом численности, состава и источников пополнения рабочего класса на разных этапах развития советского общества. Главное внимание в них уделялось составу рабочего класса (по определенным признакам).
До середины 60-х гг. в отечественной литературе господствовала точка зрения об отсутствии социальной дифференциации не только в рабочем классе, но также в составе интеллигенции и крестьянства. Утвердилась трехчленная формула структуры советского общества (рабочий класс, колхозное крестьянство и как социальная прослойка s интеллигенция), восходящая к сталинскому «Краткому курсу истории ВКП(б)»17.
Прорыв произошел в 1965 г., когда появился первый том книги «Социология в СССР», где на основе исследований, проведенных в Московской, Ленинградской, Свердловской, Горьковской, Новосибирской областях РСФСР, Молдавской ССР и других регионах страны, описывались изменения в классовой структуре советского общества, внутриклассовые отношения и взаимоотношения различных слоев и групп, а также другие социальные проблемы города и деревни, производственного коллектива.
В январе 1966 г. в Минске состоялась первая научная конференция по предмету «Изменения социальной структуры советского общества». В её работе приняли участие свыше 300 философов, социологов, экономистов, историков, правоведов почти из всех регионов страны. Конференция научно узаконила отход от «трехчленки» в сторону более вариативного подхода. Ведущую роль в этом процессе сыграли Н. Аитов, Л. Коган, С. Кугель, М. Руткевич, В. Семенов, Ф. Филиппов, О. Шкаратан и др.
В 60-70-е гг. очень осторожно в научный лексикон начинают проникать принятые международным сообществом социологические термины. Пока еще вместо понятия «социальная мобильность» используются «социальные перемещения», а вместо «страты» – советский аналог «социальный слой»18.
Постепенно эмпирические исследования начинают прорывать жесткие рамки идеологического канона. Полученные результаты не умещаются в проложенном русле. В социологическом исследовании, проведенном на предприятиях машиностроительной промышленности г. Ленинграда в 1965 г. под руководством О. Шкаратана и изложенном в книге «Проблемы социальной структуры рабочего класса», отчетливо прослеживается социально-стратификационный подход. Автор выделил в составе рабочих обширные слои работников нефизического труда, в том числе технической интеллигенции, и предложил часть советской интеллигенции, связанной с промышленностью, включить в состав рабочего класса, а интеллигенцию, связанную с колхозным производством, – в колхозное крестьянство. В 1963 г. исследования уральских социологов (руководитель Л.Н. Коган) выявили существенные различия культурных потребностей сельских и городских жителей. В это же время Ю.В. Арутюняном были начаты более масштабные обследования села. Основное содержание этих и других обследований сводилось к выделению классообразующих признаков крестьянства и выявлению количественных пропорций отдельных слоев19.
Исследования в 70-х гг. проходили под знаком утверждения социальной однородности как основной, доминирующей тенденции развития советского общества. В качестве критериев установления социальной однородности принимались: исчезновение эксплуататорских классов, частной собственности на средства производства и социального антагонизма. В Институте социологических исследований АН СССР были созданы сектора рабочего класса, крестьянства, интеллигенции, объединенные в Отдел социальной структуры (руководитель Ф.Р. Филиппов). Основной акцент в эмпирических исследованиях переносится на анализ внутриклассовых различий.
Характер труда объявляется основным слоеобразующим признаком. Различия по характеру труда становятся основными критериями дифференциации не только между рабочим классом, служащими, но и внутри них. Так, в рабочем классе выделяли три основные слоя (по уровню квалификации) и пограничный слой рабочих-интеллигентов – высококвалифицированных рабочих, занятых наиболее сложными, насыщенными интеллектуализированными элементами видами физического труда20.
3.2. Социология в СССР в период застоя (1970 – 1980-е гг.)
На состоянии социологии не мог не сказаться общий дух периода «застоя». Науке с большим трудом приходилось преодолевать сопротивление командно-административной системы. Партийно-бюрократическому аппарату социология если и была нужна, то только лишь как инструмент апологетики его деятельности. Поэтому со стороны аппарата постоянно чинились препятствия талантливым ученым, выводы ряда интересных исследований не публиковались вследствие остроты анализируемых проблем. Некоторые социологи подвергались гонениям, отдельные учёные вынуждены были уехать за границу. Командно-административный стиль деятельности партийно-государственной машины и подавляющего большинства её представителей не миновал и социологию. Если в период «застоя» она как-то и развивалась, то происходило это не благодаря партийной «заботе» о прогрессе науки, а вопреки ей. Таким образом, имеет смысл говорить о противоречивом характере состояния социологической науки в период застоя.
Ситуация в отечественной социологии 1970 – 1980-х гг. определялась рядом особенностей. Во-первых, резко усилилось социологическое мифотворчество, которое, по существу, носило заказной характер. Оно было направлено на апологетику тех сторон жизнедеятельности общества, которые в реальности отсутствовали: усиление социальной однородности общества, сближение классов и социальных групп, образование новой исторической и социальной общности – «советский народ», гармонизация национальных отношений, движение за коммунистический труд, единодушное одобрение партийных решений и т.д. Будучи изобретенными не социологами, а представителями таких общественных наук, как философия и особенно научный коммунизм, эти мифы должны были получить социологическое обоснование, причем с помощью конкретных исследований. Таким был социальный заказ партийно-государственного аппарата, и социология «отрабатывала» оказанное ей доверие21.
Социологические исследования были призваны идеологически обеспечить правдивость мифа о стабильности и процветании советской системы и общества развитого социализма, тогда как на самом деле уже давно начались их застой, стагнация и даже гниение. Об этом свидетельствовало много обстоятельств, которые социологам были хорошо видны: развитие теневой экономики, коррумпированность чиновничьего партийно-государственного аппарата, растущая криминализация общества, резкое падение стимулов к труду в условиях всеобщей уравниловки, имитация деятельности и активности вместо реальной деятельности и активности и т.д.
Во-вторых, несмотря на растущее стремление социологии и социологов доказать свою полезность и необходимость для общества и его конкретных структур, снижается уровень востребованности как теоретической, так и эмпирической (в том числе и прикладной) социологии. Оптимальным становится использование отдельных данных социологических исследований в докладах и отчетах власть предержащих для иллюстрации каких-либо положений, чаще всего позитивно характеризующих общественное развитие в условиях социализма.
В-третьих, многочисленные попытки доказать необходимость профессиональной и образовательной институционализации социологической науки за счёт введения должностей социолога на предприятиях и в учреждениях и открытия профессионального социологического образования постоянно наталкивались на ожесточенное сопротивление со стороны людей, противодействовавших признанию самостоятельности социологической науки. Ибо эти стороны дела – её самостоятельность, профессиональное социологическое образование и официальное признание профессии социолога, т.е. то, что в совокупности составляет костяк институционализации, – тесно связаны между собой, и допустить одно означало бы так или иначе допустить другое. Было гораздо спокойнее оставить за социологией лишь проведение конкретных исследований.