"Бал в дворянской культуре ""Маскарад"" М.Ю. Лермонтова; Лотман Ю.М. Бал; Лотман Ю.М. Беседы о ""русской культуре"""

содержания нет

"Бал в дворянской культуре ""Маскарад"" М.Ю. Лермонтова; Лотман Ю.М. Бал; Лотман Ю.М. Беседы о ""русской культуре"""

Бал начинался с празднично освещенного подъезда. В вестибюле сбрасывали шубы и по ярко освещенной лестнице поднимались в зал, где при входе гостей встречала хозяйка. «Чужая душа — потемки, но принимать гостей мастерица: всем одинаковый поклон, знатному и незнатному, всем радушное ласковое слово и приглашение на полную свободу», — восхищается Жихарев светским тактом хозяйки бала10.
И вот уже музыка и праздничное сиянье... Впрочем, перед хозяином, устроителем праздника, вставал еще один вопрос: «3-го числа февраля назначен у графа Орлова большой бал, что называется, пир на весь мир. Танцовщиц в виду много, но тан­цоров, напротив, почти вовсе нет. Некоторые известные дамы, коротко знакомые в доме графа, имеют поручение от молодой графини вербовать хороших кавалеров», — жаловался Жихарев, попавший в число «завербованных». Напрасно он отнекивался, ссылаясь на свою застенчивость, неумение танцевать, объяснял, что он танцует только в своем кругу, да и то для смеху, просто прыгает козлом. «А у Орловых будешь прыгать бараном — вот и вся разница! Болтай себе без умолку с своей дамой — и не заметят, как танцуешь».11
«Каждое воскресенье был при дворе бал, или куртаг, — вспоминал Л.Н.Энгельгардт времена Екатерины II. — На бал императрица выходила в таком же порядке, как и в церковь; перед залою представлялись дамы и целовали ей ручку». 12
«Маскарад, как известно, свет на изнанку. Мужчины скромничают и порой даже краснеют. Женщины бегают за мужчинами, шепчут им любовные признания, назначают свидания, упрекают в ветренности. Сходство между светом и маскарадом является только в том, что мужчины, и здесь и там, пленяясь сладкими словами, остаются в дураках»13.
Приглядываясь к драме «Маскарад» М.Ю. Лермонтова, в этом нетрудно убедиться. Исследователь творчества Лермонтова, Павел Александрович Висковатов считал, что «Лермонтов старался изобразить нравы нашего общества и описать то, что сам он видел, что сам в нем пережил. Ему хотелось выставить ничтожество светского общества. С этой стороны он находится под влиянием произведения Грибоедова.
Рисуя знакомую ему светскую молодежь и ее интересы и времяпрепровождение, Лермонтов выводит на сцену картежника в образе Шприха, мелкого самолюбивого князя Звездича с условным, чисто внешним понятием о чести. Ему под стать баронесса Штраль. Интереснее их Арбенин, этот мрачный и умный человек с сильными стремлениями, очевидно желающий стать выше среды, в коей живет, и не могущий этого сделать.
Арбенину хотелось жить не только широкою, но и глубокою мыслью, и жить деятельно; он, как Фауст, хотел обнять весь мир и все знания. Но он родился в тесной сфере. В условиях, среди которых приходилось ему жить, не было тех широких взмахов, того пульса, который бился в богатой жизни европейского общества, пережившего много фазисов развития. Арбенин, существуя в тесном кружке светского общества или примыкающего к нему полусвета, говорит то же, что Фауст:
...я все видел, Все перечувствовал, все понял, все узнал, Любил я часто, чаще ненавидел, И более всего страдал...»14
«Можно упрекнуть Лермонтова за то, что он не дал своему герою более широких основ, что он ограничил их тесными рамками светского общества. Он бы мог уйти в глубь исторической жизни, жизни народной, и на них изобразить характер героя. Это совершенно верно. Мы того мнения, что «Маскарад» — произведение совершенно неудачное: Лермонтов был еще слишком молод, чтобы браться за серьезную драму. Сам-то он ведь только сошел со школьной скамьи и жизнь знал лишь в известных сферах ее проявления. Поэт еще не мог разобраться, он путался в материале личных дум, молодой житейской опытности и многого им прочитанного в произведениях великих поэтов. Оттого у него является желание бичевать современное общество, как это сделал Грибоедов, и изобразить страсть, глубокую, как у Шекспира. Оттого в его Арбенине проскальзывают черты, с коими он ознакомился в «Фаусте» Гёте, в «Манфреде» Байрона, в «Рене» Шатобриана, в «Коварстве и любви» Шиллера и др. драмах. В «Маскараде» является «неизвестный», inconnu французских драм, совершенно не вяжущийся со всем построением и задачами русской жизни и, следовательно, и русской драмы»15.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что в драме Лермонтова бально-маскарадная культура представлена в довольно негативной оценке. Безусловно, не лишенной основания.
В первую очередь, устройство подобных увеселений было достаточно дорогим. Бывали балы приватные, одни более богатые, другие поскромнее. Пушкин говорит об отце Онегина: «Давал два бала ежегодно// И разорился наконец...» Но бывали праздники почти официальные, отмечающие важные события в истории России, — такие праздники были особенно роскошными и надолго запоминались современникам. В.Н.Головина описывала обстановку бала, данного Потемкиным по случаю взятия Измаила, — знаменитый праздник в Таврическом дворце: «Этот бал происходил в огромной Молдавской зале, окруженной двойной колоннадой. Портики разделяли залу на две части, в одной из которых был устроен зимний сад, великолепно освещенный скрытыми фонариками и с изобилием цветов и деревьев. Зала освещалась главным образом из плафона в ротонде. В центре помещен был вензель императрицы из стразов. Освещенный скрытым фонарем, он сверкал ослепительным блеском...»16 Остается только догадываться, какой бюджет был у описанного мероприятия.
Соответствовать протокольным требованиям приходилось в обязательном порядке. Для многих балы превращались в мучительное испытание, а не удовольствие. Сложившаяся система правил, условностей, ограничений и обязательств развлекала далеко не всех.
«Бал всегда открывали великий князь с великою княгинею менуэтом, — вспоминал Энгельгардт, — после их танцевали придворные, гвардии офицеры; из армейских ниже полковников не имели позволения; танцы продолжались: менуэты, польские и контрдансы. Дамы должны были быть в русских платьях, то есть особливого покроя парадные платья, а для уменьшения роскоши был род женских мундиров по цветам, назначенным для губерний. Кавалеры все должны быть в башмаках; все дворянство имело право быть на оных балах, не исключая унтер-офицеров гвардии, только в дворянских мундирах».17
Бальная одежда была строго оговорена. Строго регламентировались костюмы, обувь, даже прически. Уложенные ненадлежащим образом волосы могли послужить причиной гнева высочайших особ. «М.Д.Бутурлин вспоминал об интимном бале во дворце великого князя Николая Павловича: «Николай Александрович Свистунов, тогда поручик и нечто вроде льва в кавалергардском полку, уже пользовавшийся известностью при дворе, явился однажды на одном из маленьких Аничковских балов в неимоверно высокой прическе по последнему парижскому журналу, невозможной без длинных волос. Государь подошел к нему и шутливо сказал: «Смотри, не попадайся на глаза великому князю с твоей прической».18
Ольга Юрьевна Захарова в своем исследовании, посвященном светским мероприятиям XVIII - начала XX века, писала, что бальный ритуал сравним с законченной по смыслу художественной фразой. Грамматика бала, как и других светских ритуалов, составлялась при Дворе Императора. Это была особая культура воспитания и поведения19.
В.Ф.Одоевский характеризовал бал как особое пространство, где обнажает­ся сущность жизни именно потому, что участники стараются ее спрятать: «Бал разгорался час от часу сильнее; тонкий чад волновался над бесчисленными тускнеющими свечами; сквозь него трепетали штофные занавесы, мраморные вазы, золотые кисти, барельефы, колонны, картины; от обнаженной груди красавиц поднимался знойный воздух, и часто пары, будто бы вырвавшиеся из рук чародея, в быстром кружении промелькали перед глазами,— вас, как в безводных степях Аравии, обдавал горячий, удушающий ветер; час от часу скорее развивались душистые локоны; смятая дымка небрежнее свертывалась на распаленные плечи; быстрее бился пульс; чаще встречались руки, близились вспыхивающие лица; томнее делались взоры, слышнее смех и шепот; старики поднимались с мест своих, расправляли бессильные члены, и в полупотухших, остолбенелых глазах их мешалась горькая зависть с горьким воспоминанием прошедшего, — и все вертелось, прыгало, бесновалось в сладострастном безумии...»20