Научная рациональность и решение практических задач

Введение
1.Возникновение эмпирического естествознания и классические идеалы рационализма
2.Критика классического рационализма, ее предпосылки и следствия для науки, культуры и философии
3. Рациональность как свойство сознания
4.Рациональность как свойство деятельности
5. Рациональность как свойство социальных отношений и институтов
6.Постнеклассическая наука и ее этические, религиозные, экологические измерения
Заключение
Литература

Научная рациональность и решение практических задач

Противопоставление свободного критическо­го размышления и принимаемой с доверием тра­диции тоже оказалось несостоятельным. Иссле­дования научного знания, осуществленные в фи­лософии, социологии и культурологии, показали, что производство, развитие и распространение научного знания невозможны без отношений до­верия между членами познавательного коллекти­ва и без существования научных авторитетов1. Большая часть знания, которым пользуется со­временный человек (это относится и к тем, кто профессионально вырабатывает новое знание), не производится им лично, а принимается от дру­гих. В XX в., когда возникла так называемая большая наука, это стало особенно ясно. Поэто­му основания отличать знание как рациональное постижение реальности от того, что таковым не является, не могут уже быть теми, которые пред­полагались в классическом идеале рациональ­ности. Этот идеал в данном случае просто не ра­ботает.
Конечно, современный человек не может не действовать рационально во многих случаях. В некоторых отношениях он должен быть гораз­до более рациональным, чем его предки: он дол­жен планировать экономическую и социальную деятельность, рационально реагируя на постоян­но меняющуюся ситуацию, а, не полагаясь на при­вычные способы действия, как это было раньше. Современное государство невозможно без огром­ного бюрократического аппарата, который дол­жен быть максимально эффективным, то есть ра­циональным1. Современная техника, производная от науки как высшего воплощения рационально­сти, проникает в каждый дом, в частности, в виде персонального компьютера, телевизора и сотово­го телефона, а ведь совсем недавно и наука, и тех­ника не имели прямого отношения к повседнев­ной жизни. И тем не менее с точки зрения ряда влиятельных современных теоретиков следует отказаться от принятия рациональности в качест­ве высшей культурной ценности. Это значит, что на разум нельзя полагаться в определении жиз­ненных ориентиров. Это преподносится как кри­тика идеала разума, лежавшего в основе тради­ции европейского Просвещения.
Особое значение для пересмотра представле­ний о рациональности познания и деятельности имело развитие современных информационных технологий: телевидение, использование ком­пьютера, коммуникация с помощью Интернета. Использование этих технологий, ставшее возможным в результате развития науки и техники, по мнению многих исследователей ведет к воз­никновению нового типа цивилизации, которую называют информационным обществом. В этом обществе производство и распространение зна­ний влияет на все социальные процессы, в том числе на становление новых социальных групп и иерархий, на экономические явления. В совре­менных транснациональных корпорациях, являю­щихся главными проводниками интенсивно иду­щего процесса глобализации мировой экономи­ческой и социальной жизни, важную роль играет рациональное планирование действий, создание и воплощение больших проектов. Новая роль зна­ния исследуется в особом разделе экономической науки - "экономика знаний". Казалось бы, это высший триумф рациональности. Однако именно в контексте современной информационной циви­лизации возникает вопрос о возможностях рацио­нальности как способе отношения к миру, иными словами, о том, следует ли продолжать считать рациональность одной из высших ценностей культуры.
Дело в том, что современные информацион­ные технологии, колоссально опосредуя отноше­ния между получателем информации и ее источ­ником, в огромной степени увеличивают возмож­ности для манипулятивного воздействия на сознание. Когда человек имеет дело с той инфор­мацией, которая относится к его отношениям с близким окружением, он всегда может ее пере­проверить. К книжному тексту тоже можно отне­стись критически: отложить книгу, вернуться к прочитанному тексту еще раз, переосмыслить его в свете собственного опыта. Телевидение воздей­ствует иначе: произносимые с экрана слова исче­зают прежде, чем зритель успевает рационально оценить значение информации, а сопровождаю­щее их изображение обладает суггестивным воз­действием, притупляющим способность к крити­ческому размышлению. Между тем телевидение, получившее массовое распространение, во мно­гом фабрикует образ реальности у своих потре­бителей: путем навязывания определенной ин­терпретации событий и даже показывая те собы­тия, которых в действительности не было. Пользователи Интернета могут вступать в ком­муникацию друг с другом, создавая особое, "вир­туальное Я", которое может сильно отличаться от реального Я. В киберпространстве размывает­ся граница между реальным и нереальным, вооб­ражаемым. Реальность киберпространства в ряде отношений оказывается близкой реальности сно­видений. Теряется четкое представление о грани­це возможного и невозможного, которое всегда лежало в основе рационального планирования действий.
Человек, включенный в современную систему массовых коммуникаций, оказывается очень податливым к пропагандистским воздействиям вся­кого рода. Это используется в современном пиаре и политтехнологиях. Главная цель профессиона­лов пиара - не развитие рациональных способно­стей человека, а напротив, притупление его кри­тической рефлексии. Старый идеал либерализма - индивид, который свободно, без всякого внешне­го давления принимает решения на основании собственных размышлений, представляется сего­дня менее осуществимым, чем это было сто лет тому назад.
Высокий темп обновления знаний, характер­ный для информационного общества, влечет бы­струю сменяемость социальных структур и соци­альных институтов, воплощающих это знание, типов и способов коммуникации. Многие соци­альные процессы становятся чем-то эфемерным, существующим относительно небольшое время. Интеграция прошлого и будущего в единую цепь событий, образующую индивидуальную биогра­фию и лежащую в основе личности, Я, оказывает­ся в некоторых случаях непростым делом. Все бо­лее усложняющаяся в современном обществе цепь социальных и технологических опосредова­нии между действием и его результатом делает все более сложным рациональное планирование действий.
В этой связи возникает естественная необхо­димость критически отнестись к унаследованно­му идеалу рациональности. Но из критики, для которой и в самом деле есть основания, не следу­ет делать вывод об отказе от рациональности как ценности культуры вообще. Ибо тем самым речь идет и об отказе от традиций европейской культу­ры в целом, так как рациональность всегда была одной из ее высших ценностей1.
3. Рациональность как свойство сознания
Прежде всего, рациональное сознание в самом широком смысле этого термина, на что, кстати, указывает и этимология латинского слова "ра­цио", предполагает, конечно, соразмерность, со­ответствие человеческих позиций реальному по­ложению дел. Рациональное сознание тем самым обязательно предполагает нацеленность на эф­фективность, на успешность действия. Но сама по себе эффективность, успешность не могут нико­им образом рассматриваться как достаточный специфический признак рациональности. Тенден­ция к размыванию границ рациональности, к "ра­циональности без берегов", как правило, и находит, прежде всего, свое выражение в сближении или отождествлении эффективности и рацио­нальности поведения, что отчетливо проявляется в интерпретации социокультурной деятельности в архаических и традиционных обществах "как по-своему рациональных".
Специфика же рационального сознания, преж­де всего, связана с адекватным пониманием про­блемной ситуации, в которой находится субъект действия, с сознательным управлением собствен­ным поведением. Она предполагает два обяза­тельных условия: самоконтроль и учет требова­ний реальности. Эта собственная ответствен­ность и рефлексивный самоконтроль субъекта действия определяют его свободу в рациональ­ном отношении к миру, свободу выбора им линии поведения, которая противостоит всякого рода автоматизму внешней детерминации, когда субъ­ект выступает пассивным реципиентом воздейст­вующих на его ментальность сил.
Ясно, что сформулированная выше установка предполагает различные степени реализации тех принципов, которые заложены в ее идее. Иными словами, мы сталкиваемся с различными уровня­ми и степенями рационализации деятельности, обуславливаемыми тем, какие слои ментальных предпосылок и в какой степени становятся пред­метом рефлексивного контроля в результате их объективирующего моделирования в сознатель­но контролируемых и артикулируемых "идеаль­ных планах" деятельности.
Если исходить из признания возможности ра­ционализации в той или иной степени процесса совершенствования исходных предпосылок и ориентиров рационального сознания и действия, то следует различать понятия "закрытой" и "от­крытой" рациональности, работы рационального сознания, так сказать, в режиме закрытости или открытости. Закрытая и открытая рационально­сти будут тогда отличаться установками по отно­шению к своим данным основаниям и предпосылкам. В случае закрытой рациональнос­ти вектор усилий направлен на утверждение и реализацию программы рационального созна­ния или действия, заданной имеющимися исход­ными ориентирами. Открытая же рациональность предполагает установку на совершенствование и развитие исходных ориентиров и предпосылок ра­циональных сознания и действия вплоть до отказа от них и выработки новой системы исходных ко­ординат.
Если мы будем понимать, что исходным прин­ципом рационального подхода к миру, как бы мы его концептуально ни уточняли, следует рассмат­ривать стремление к сознательному и ответствен­ному поиску адекватных способов включения, вписывания человека как субъекта деятельности в мир, то значимость открытой рациональности определяется прежде всего тем, что она предпо­лагает критический анализ предпосылок закры­той рациональности именно с точки зрения адек­ватности лежащих в их основании ориентации и выхода за их пределы в более глубокие и широ­кие контексты. То, что представляется рациональным в определенных рамках "закрытой ра­циональности", сплошь да рядом перестает быть таковым в контексте открытой рациональности. И дело не только в моральных, эстетических и других соображениях (хотя, конечно, они также играют стимулирующую роль), дело, прежде всего в построении более масштабной рационально-познавательной позиции, которая расширяет го­ризонт отношения человека к миру1. Благодаря "открытости" рациональности мы именно рационально можем обосновать узость закрытой раци­ональности и при известной абсолютизации по­следней деструктивность, порочность действий на ее основе. Например, интенсивная индустриа­лизация, разрушающая природную среду, выступает как нечто рациональное с точки зрения развития производства, но она оказывается нерацио­нальной в более широком аспекте отношений человека и природы.
Следует подчеркнуть, что "закрытость" рациональности сама по себе отнюдь не предполагает автоматическую догматизацию конструкций со­знания, определяющих ее рамки, превращение за­крытой рациональности в догматическую псевдо-рационалъностъ. Движение в этих рамках и на их основе в принципе оставляет открытым вопрос об их непреложности. Следует, таким образом, обращать пристальное внимание на разграниче­ние понятий "закрытой рациональности" и "дог­матической псевдорациональности". Все дело, однако, в том, каково отношение к основаниям этих парадигм. Их можно считать не вызываю­щими в настоящий момент сомнения принятыми истинами, можно считать просто рабочими гипо­тезами. Догматизация происходит тогда, когда основания определенной рациональной позиции, исходные предпосылки ее парадигмы превраща­ются в некие безальтернативные, бесспорные ус­тановки.
Итак, определяющая ценностная установка, лежащая в основе идеи открытой рациональнос­ти, в ее наиболее полном выражении и развитии заключается в осознанной как необходимое усло­вие адекватного отношения к миру готовности к постоянному совершенствованию оснований ориентации человека как свободного и ответ­ственного субъекта, контролирующего и проблематизирующего свои позиции по отношению к объемлющему его миру, который всегда превы­шает возможности "конечного" его освоения. При развитии и укоренении этой идеи в культуре она становится сознательным императивом деятельности, непреложной ценностью того типа культуры, в плоть и кровь которого входит.
Тем самым деятельность рационального со­знания в режиме открытости следует рассматри­вать как проявление его творческой силы, ибо именно эта открытость позволяет ему постоянно совершенствоваться в своем освоении новых го­ризонтов реальности.
Ясно, что в наше время необходимо расстаться со многими иллюзиями классической рационали­стической идеологии. Современное зрелое созна­ние, распростившись с этими "юношескими" ил­люзиями, должно обязательно включать в себя момент самокритики, критической рефлексии, фиксирующей пределы и возможности рациона­лизации. Но такая критическая самооценка нико­им образом не может и не должна подрывать зна­чимости рационального сознания как важнейшей ценности культуры, предполагающей механизмы сознательного, альтернативного выбора, лично­стной свободы и ответственности за принятие ре­шений, иными словами, того, что Кант, характе­ризуя суть Просвещения, называл в свое время "умение жить своим умом"1.
4. Рациональность как свойство деятельности
Рационалистическую концепцию деятельнос­ти, исходную для последующих дискуссий, сфор­мулировал М. Вебер. Он провел различие между рациональностью традиционного феодального общества, названной им "ценностной рациональ­ностью", и рациональностью капиталистического общества, или "целерациональностью". Рацио­нальность в первом смысле характеризует дея­тельность в ее совокупном отношении к обществу и означает соответствие деятельности принятым в обществе ценностям. Речь не идет об анализе структуры деятельности с точки зрения соотно­шения ее элементов между собой; деятельность здесь аналогична образу жизни в целом. Для ари­стократа или рыцаря не столь важно, приводит ли практикуемая им деятельность к поставленной цели. Важно, что человек следует при этом соци­ально значимому канону, образцу, что делает де­ятельность самоценной. Поиск чаши Грааля или служение возлюбленной являются рациональны­ми предприятиями, хотя мистический предмет найти никак не удается, а прекрасную даму отли­чает трагическая недоступность. Священник всю жизнь служит Всевышнему, никогда не зная на­верняка, обрел ли он тем самым гарантию вечно­го блаженства. Аристократ может умереть в бед­ности, но он не опустится до торговых или финан­совых операций, какие бы прибыли они ни сулили, предпочитая благородную праздность. Однако именно такого рода деятельность отлича­ет высшие сословия от купечества или крестьян­ства, озабоченных мирской привязанностью к практической стороне жизни, к решению повсед­невных задач.
Наступление эпохи капитализма и религиоз­ная реформация превращают презренную прак­тическую деятельность в главное и почтенное занятие всякого человека. Отныне именно то, на­сколько деятельность способна дать совпадение цели с результатом, насколько избранные средст­ва обеспечивают эффективное достижение цели, и делает деятельность рациональной. Если чело­век в состоянии построить план, выбрать адек­ватные средства, промыслить причинно-следст­венную цепь, спрогнозировать результаты, спра­виться с препятствиями и компенсировать своими действиями частичное отклонение от цели, то он ведет себя рационально. Природа рациональна, поскольку в ней наблюдается единообразный по­рядок, действуют познаваемые законы, Бог так­же рационален, поскольку требует от человека рациональной деятельности и обеспечивает рацио­нальную веру с помощью научного познания.
Анализ рациональности деятельности привлек внимание ученых из самых разных областей зна­ния - психологии, экономики, социологии, права, кибернетики, математики и пр. При этом наибо­лее влиятельными оказались утилитаристский, теоретико-игровой и вероятностный подходы1.
Результатом критических дискуссий по вопро­су о рациональности деятельности стало обнару­жение скрытых предпосылок указанных подхо­дов и постановка весьма острых вопросов, ответы на которые чреваты скептицизмом и релятивиз­мом. Так, как же может быть рациональной дея­тельность, если ее результат практически всегда отличается от первоначально поставленной цели, часто рассогласуется с изначальным мотивом; ес­ли для овладения новым объектом используются наличные, то есть старые средства, если новые средства опробуются на старом объекте? Далее, рационален ли человек, если он успешно стре­мится к социально запретным или просто весьма странным целям? Можно ли убийцу, вора, насиль­ника считать рациональным только потому, что он удачно достигает поставленных им низменных целей? Рациональны ли каннибализм или магия, даже если они выполняют важнейшие функции в первобытном обществе? Наконец, рациональна ли деятельность художника или ученого, если их достижения не имели под собой четкого плана? Колумб "иррационально" открыл Америку. Ван-Гог "иррационально" создал "Бильярдную в Арле". Пушкин "иррационально" написал "Я помню чудное мгновенье...". Но чего стоит тогда эта ра­циональность?
Таким образом, обнаруживаются пределы целерациональности как организации деятельности в рамках некоторой замкнутой системы. Но если рациональность является только функцией неко­торой социальной системы, то множеству соци­альных систем соответствует множество типов рациональности. Тогда едва ли не всякую дея­тельность можно рассматривать как рациональ­ную, надо только подыскать соответствующую ей (реальную или воображаемую) социальную си­стему. Рациональность оказывается принципи­ально локальным феноменом, она не позволяет сравнивать разные типы деятельности между со­бой, она не может служить человеческому взаимо­действию, разобщает людей, является релятивной, вообще утрачивает смысл. Отсюда отказ от актив­ной деятельности, фатализм, мистицизм, убежде­ние в хаотичности, враждебности, непостижимос­ти природы, общества и самого человека1.
Последовательный анализ человеческой дея­тельности показывает, что если анализировать ее саму по себе, то она может быть понята как раци­ональная только в узком смысле, только в ло­кальном контексте закрытой системы как внут­реннее соответствие элементов деятельности (целесообразность является частным примером этого). Для того чтобы обосновать рациональ­ность деятельности в более широком смысле, в открытой системе, в контексте развития, необхо­димо ввести в нее элементы обмена деятельнос­тью, то есть общения. Всякая открытая система предполагает обратную связь со своим окружени­ем, откуда черпаются физические ресурсы, заим­ствуются цели и ценности. Способность функцио­нировать в изменяющемся окружении, выходить за свои пределы, переходя на новые уровни разви­тия, - все это свойства деятельности, которая осуществляется во взаимодействии социальных субъектов.