Миссия русской эмиграции.

Содержание

Введение
Часть I. Причины эмиграции из России
Часть II. Вклад русских за границей
Заключение
Список использованной литературы

Миссия русской эмиграции.

Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.
(«Люблю людей, люблю природу…», 1921)5
Октябрьский переворот не напугал поэта. Его практически не затронула общественная жизнь.
Летом 1922 года Ходасевич, выхлопотав творческую командировку, вместе с молодой поэтессой Ниной Берберовой уезжает в Берлин. Насколько это было сознательным стремлением эмигрировать неизвестно. Выехав за границу, он писал в автобиографической справке: «Все было хорошо. Но с февраля кое-какие события личной жизни выбили из рабочей колеи, а потом привели сюда, в Берлин.
У меня заграничный паспорт на шесть месяцев сроком. Боюсь, что придется просить отсрочки, хотя больше всегомечтаю увидеть Петербург и тамошних друзей моих и вообще – Россию, изнурительную, убийственную, но чудесную и сейчас, как во все времена свои»6.
В Россию поэт больше не вернулся. В течение года Ходасевич с Берберовой жили в Берлине, где поэт выпустил Антологию еврейской поэзии и подготовил второе издание «Тяжелой лиры». В это время он много пишет стихов, которые публикует в местной нейтральной прессе или посылает в Россию, где их печатают московские и петроградские журналы. С конца 1923 года начались их нелегкие скитания по Европе: Италия, Франция, Англия, Ирландия.
Некоторое время, по приглашению М. Горького, с которым Ходасевича связывали дружеские и деловые отношения (совместное редактирование в 1923 – 1925 гг. журнала «Беседа»), они жили у него в Соренто, затем, в надежде найти работу, Ходасевич и Берберова перебрались в Париж, где поэт и остался до конца жизни.
Получить регулярный литературный заработок оказалось довольно сложно. Он сотрудничал с журналом «Современные записки» и с газетами «Дни» и «Последние новости», что из-за их политической ориентации окончательно приводило к переходу Ходасевича на положение эмигранта.
В 1926 году ему удалось стать постоянным сотрудником газеты «Возрождение», в которой под псевдонимом «Гулливер» вел совместно с Берберовой раздел «Литературная летопись», обозревающий светские и зарубежные издания. Здесь же он напечатал свои критические статьи, рецензии, воспоминания, отрывки из книги «Державин».
«Возрождение» в 1927 году издает «Собрание стихотворений» Ходасевича, куда помимо «Путем зерна» и «Тяжелой лиры» вошел его новый сборник «Европейская ночь».
Поражает отточенность и четкость стихов, вошедших в этот последний сборник поэта:
Палкой щупая дорогу,
Бродит наугад слепой,
Осторожно ставит ногу
И бормочет сам с собой.
А на бельмах у слепого
Целый мир отображен:
Дом, лужок, забор, корова,
Клочья неба голубого –
Все – чего не видит он.
(«Слепой», 1922, 1923)7
Это действительно «европейская ночь». Продолжая темы эсхатологической катастрофы мира и свободных странствий души, поэт переключает внимание с внутреннего самоанализа на попытки вжиться во внутренний мир другого.
Героями стихотворений Ходасевича становятся обитатели парижского доходного дома («Окна во двор»), девушка, стоящая за пивной стойкой («En Mariechen»), портной Джон Боттом из одноименной баллады, или просто безымянный человек, не выдержавший пустоты жизни.
Было на улице полутемно.
Стукнуло где-то под крышей окно.
Свет промелькнул, занавеска взвилась.
Быстрая тень со стены сорвалась –
Счастлив, кто падает вниз головой:
Мир для него хоть на миг – а иной.
(«Было на улице полутемно», 1922)8
Символом этого мира становится грубое варьете, расположенное под дешевым публичным домом, в завершающем сборник стихотворений «Звезды».
В звездах этой «постыдной лужи», словно в чудовищном искривленном зеркале, отражено созданное богом в четвертый день творения величественное небо, первозданная красота которого существует лишь в мечтах и творениях поэта.
После 1928 года поэт прекратил свое творчество. Скончался он 14 июня 1939 года.
Поэты-эмигранты рассказывали читателю о своей судьбе, о жизни и скитаниях. Все они были по-своему несчастны и хотели вернуться на родину. В их произведениях много внимания уделяется судьбе человека и любви, чувствуются ностальгические нотки.
Культурное наследие «восточной части» российской эмиграции все еще не стало предметом серьезного внимания.
Уникальным явлением было собрание русского книжного фонда.
«Русская книга в Китае – уникальное явление в истории книжных связей двух великих государств. Наши соотечественники, волей судеб оказавшиеся на территории соседней с российским Дальним Востоком Маньчжурии, привезли с собой самое ценное – книги»9.
По мере увеличения русской диаспоры, которую пополняли инженеры и строители Китайско-Восточной железной дороги, военные, представители духовенства, интеллигенция, росли и книжные собрания, организовывались библиотеки, зарождалась и собственная издательская деятельность, создавшая впоследствии полную палитру общественно-политической, научной, учебной, технической, военной и художественной книги.
«Более того, кажется, существует некое предубеждение, что на Востоке русская эмиграция не создала сколько-нибудь заметных художественных ценностей. Тон задал, может быть, Глеб Струве в известной книге «Русская литература в изгнании».
«На Дальнем Востоке, – писал он, и в 20-х и в 30-х годах выходило много стихов, существовали литературные кружки, журналы. Разобраться в этом потоке стихов со стороны и ретроспективно не так легко. Едва ли, впрочем, будущему историку зарубежной литературы предстоит сделать какие-нибудь неожиданные открытия»10.
Такая оценка по отношению к китайской книжной культуре русского зарубежья очень несправедлива. Суждение критика основано на интуиции, а не на тщательном изучении русского Харбина.
«Литературное наследие русского Харбина гораздо значительнее, чем это кажется на первый взгляд. Харбин не был столичным центром, но претендовал на роль одного из мировых очагов русской эмиграции. Он был признанным дальневосточным центром русского рассеяния.
Массовый русский исход на Дальний Восток начался в 1920 – 1921 годах, когда Владивосток – последняя цитадель белого движения – переходил из рук в руки. Беженская волна, в большинстве своем состоящая из интеллигенции, принесла в Харбин крупные литературные силы»11.
Для русского литературного Харбина немаловажно было и то обстоятельство, что эмигрантские писатели имели, пусть ограниченную, читательскую аудиторию в соседней Японии. Их творчество становилось предметом критического разбора на страницах японской печати.
Известно, что Харбин был одним из центров русской эмиграции. Этот город в Северо-Восточном Китае на реке Сунгари.
Из истории известно, что строительство Харбина началось в 1898 году в связи с постройкой Россией Китайско-Восточной железной дороги.
В 1932–1945 гг. – оккупирован Японией. Освобожден Красной армией в августе 1945 году, передан Китаю.
В 1997 году в издательстве ТЕРРА вышел альбом «Пушкин и его время». Это издание в 1938 году было напечатано в Харбине.
Толчком к изданию книги послужила Пушкинская выставка, устраивавшаяся Пушкинским Комитетом в феврале 1937 года.
Выставка была организована по инициативе члена Пушкинского Комитета П. И. Савостьянова и состояла, в главной своей части, из репродукций (преимущественно фотографий) картин, гравюр, портретов, рисунков и рукописей, сопровожденных цитатным текстом, подобранным также П. И. Савостьяновым.
Целью этой выставки, по мысли ее устроителей, являлось приблизить А. С. Пушкина и его эпоху к нашему времени, дав любому посетителю выставки зрительное представление о важнейших этапах жизни великого русского поэта Пушкина, раскрывавшихся выставкой последовательно, и о связанных с Пушкиным лицах и местах, и тем оживить столь обычное в настоящее время, особенно у молодежи, книжно-отвлеченное знание подлинного русского прошлого.
Выставка с успехом выполнила свое назначение, и возник вопрос: нельзя ли впечатление от нее, пусть сильное, но однократное и неповторимое, закрепить, попытавшись придать выставке форму длящуюся, постоянную – «книжно-альбомную»?
Приступ к работе поставил сразу же новые вопросы, возбудил новые планы, раздвинул границы предположенного первоначально…
Родилась мысль: воспользовавшись тем зрительным впечатлением, которое будет даваться намеченной коллекцией, восполнить это впечатление не бегло-иллюстрационным текстом выставки, а текстом повествовательно-объяснительным, дающим некое упорядоченное знание.
В этих целях понадобилось не только во много раз увеличить цитатный материал, при несколько ином подборе и оформлении рисунков Альбома, но и сопроводить почти все рисунки соответственными связными очерками, на фоне коих рисунки и цитаты только и могли получить свой настоящий смысл.
При работе над текстом составители прежде всего старались возможно полнее изложить фактические обстоятельства, отвечающие рисункам, но нередко им приходилось попутно останавливаться и на особых темах, существенно важных для понимания жизни и творчества Пушкина, внешне приурочивая их к тому или иному рисунку.
В результате текстовая часть Альбома превратилась в сплошную цепь оригинальных описательных очерков и соответствующих им коллекций цитат, охватывающую в целом всю жизнь Пушкина.
Характеристики друзей и современников, по необходимости выделенных из общей жизнеописательной цепи, были сведены к двум большим группам, по признаку их преимущественной или исключительной принадлежности к эпохам, – александровской и николаевской.