Социальный и политический строй древних германцев по Германии.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Тацит и его произведение «О происхождении германцев и местоположение Германии»
ГЛАВА 2. Социальный и политический строй германцев, описанный Тацитом
2.1. Социальный строй германцев
2.2. Политический строй германцев
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Социальный и политический строй древних германцев по Германии.

Накопление рабов и скота в руках определенных семей и выдвигало их из среды остальной родовой массы, закрепляло за ними власть в роде и в племени, заставляло выбирать вождей исключительно из их среды, выделяло эти семьи в особый постоянный слой родоплеменной знати.
Способствовал выдвижению родовой знати, начинающийся у германцев процесс зарождения классов, образование рабства. Тацит описывает основную форму рабства у германцев следующими чертами: «Рабов они используют, не так как мы: они не держат их при себе и не распределяют между ними обязанностей: каждый из них самостоятельно распоряжается на своем участке и у себя дома. Господин облагает его установленной мерой зерна…остальные работы в хозяйстве господина выполняются его женою и детьми».4
Представители этой знати, окруженные воинственными дружинами, владея рабами и большими стадами скота, отличались уже и большей изысканностью в одежде и в образе жизни. Вместе с тем, по словам Тацита, у германских племен существовал обычай добровольно подносить вождям крупный скот или продукты земледелия.
Это принималось как почетный дар, но в то же время служило и для удовлетворения необходимых потребностей: «У их общин существует обычай, что бы каждый добровольно уделял вождям кое-что от своего скота и плодов земных, и это, принимаемое теми как дань уважения, служит также для удовлетворения их нужд».5
Очевидно, доходов от собственного хозяйства у представителей родоплеменной знати было все же еще недостаточно для удовлетворения все усложняющихся потребностей, выдвигаемых ходом общественного развития.
Вспомним к этому, что говорил Тацит о необходимости для вождей дружин постоянно заниматься войной или грабежами для удовлетворения нужд по содержанию дружины: «…да и содержать большую дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня…
…что же касается их пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалования. Возможности для подобного расточительства доставляют им лишь войны и грабежи».6
Такое состояние постоянной войны казалось очень выгодным для римлян, ослабляя германцев. «Пусть никогда не прекращается у этих племен взаимная ненависть», - пишет Тацит.
Исходная для Тацита особенность германцев - это их бедность. Они живут в примитивных домах-хижинах, а зимой - в ямах, «…поверх которых наваливают много навоза и которые служат им убежищем на зиму и для хранения съестных припасов, ибо погреба этого рода смягчают суровость стужи».7
В бедности проходит вся их жизнь - дети всегда «голые и грязные», взрослые, «не прикрытые ничем, кроме короткого плаща, проводят целые дни у разожженного в очаге огня», «похороны у них лишены всякой пышности».
Хозяйственный уклад германцев примитивен: так как от земли они ждут только урожая хлебов, а единственное и самое любимое их достояние, это скот. Соответственно платежи у них производятся в натуральной форме, в виде отдачи вождю и дружине часть своего скота и плодов.
Описывая быт германцев, Тацит подчеркивает, что они не знают даже минимального изобилия, необходимого для эстетического оформления жизни. Дома свои «…они строят, не употребляя ни камня, ни черепицы; все, что им нужно, они сооружают из дерева, почти не отделывая его и не заботясь о внешнем виде строения и о том, чтобы на него приятно было смотреть».8
Так же мало внимания уделяют германцы и привлекательности одежды. Им неведома столь развитая у греков и римлян своеобразная эстетика зрелищ. «Вид зрелищ у них единственный и на любом сборище тот же: обнаженные юноши, для которых это не более как забава, носятся и прыгают среди врытых в землю мечей и смертоносных пик».9
При отсутствии минимального изобилия нет обеспеченного досуга, создающего предпосылки для размышления, творчества и в первую очередь образования. Германцы, по мнению Тацита, отсталые и неграмотные. «Тайна письма равно неведома мужчинам и женщинам. Ни о каких школах для детей и юношества здесь нет и речи».10 Во всех слоях общества дети долгие годы живут среди тех же домашних животных, копошатся в той же земле.
В этом обществе нищеты и неразвитости духовная жизнь оказывается всецело связанной с религией, исполненной дикости и суеверий: «В установленный день представители всех связанных с ними по крови народностей сходятся в лес, почитаемый ими священным, поскольку в нем их предкам были даны прорицания и он издревле внушает им трепет, и, начав с заклания человеческой жертвы, от имени всего племени торжественно отправляют жуткие таинства своего варварского обряда».11 Главное, что неприемлемо в германской религии для Тацита, это ее бесчеловечность, страх, давящий личность и уничтожающий ее.
Подарки, которыми при вступлении в брак обмениваются у германцев жених и невеста, состоят лишь из скота и оружия. Но смысл этих простых и грубых даров в том, что они напоминают женщине не о символическом, а о совершенно реальном ее призвании разделять труды и опасности мужа и в мирное время, и в битве, претерпевать, то, же и быть готовой к тем, же поступкам, что и ее муж.12
Основанный на этих принципах брак создает прочную и здоровую семью, и ни одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, по мнению Тацита, как эта. Женщины у германцев необразованные, ее чувствам и желаниям не придается никакого значения, и наказанием за измену является самосуд.
Примитивность жизни приводит к задержке развитии, Тацит видит в этом положительный момент, задержка развития избавляет германцев, на взгляд Тацита, от отроческих пороков и приводит к нормальному возмужанию: «Юноши поздно познают женщин, но от этого их мужская сила сохраняется нерастраченной; не торопятся они отдать замуж и девушек, и у них та же юная свежесть, похожий рост. И сочетаются они браком столь же крепкие и столь же здоровые, как их мужья, и сила родителей передается детям».13
Германское общество бедное, римское в противоположность ему отличается богатством. Все замечания о нищете и примитивности существования германцев по контрасту указывают на сложность и разнообразие жизни в империи, на насыщенность ее искусством, на обеспеченность комфортом.
Бедность германцев, порождает автора не только тем, что отрицательно отличает их от римлян дикостью, но и поражает нравственной чистотой, отличающую их от римлян положительно.
Свобода раскрывается здесь не столько как тип общественных отношений, сколько как некоторая общая характеристика германского мира и мироотношения.
Эта свобода непосредственно проявляется в пассивности. Свобода германцев, это незнание вечной и мучительной борьбы с обстоятельствами, с данностью, за переустройство природы, за подчинение ее своей воле. Бедность, свобода и лень здесь сводятся к одному универсальному мироотношению - мироотношению тех, кто «не состязается с природой».
Германцы ничего этого не ведают. Не ведают энергии и не ведают личности, которая этой своей энергией взаимодействует с природным и общественным целым. Не ведают потому, что их мир, это растворение человека в невозделанной природе, нищета, но и свобода, воля и лень, потому, другими словами, что они варвары.
Тацит, таким образом, снова возвращался к теме «трудолюбия и деятельной энергии», которая образовывала основу его жизненной практики, и которая была для него одновременно темой римской «гражданской доблести».
В «Германии» с самого начала переплетались нормы реального общественного поведения и верность нравственному идеалу, ценностям римской гражданской общины. Жизненный опыт привел Тацита к убеждению в том, что «гражданские доблести» остается величайшей ценностью римского мира, но что из реальной действительности, его окружающей, она на глазах исчезает, что проблемы этики, неотделимы от проблем истории, и находят себе разрешение в ней.
2.2. Политический строй германцев
Все германские вожди, выступающие перед нами у Тацита, всегда характеризуются в качестве представителей родовой знати. Древнегерманская родовая знать эпохи Тацита, это совокупность знатных родов, стоящих во главе отдельных родовых подразделений племени, из среды которых выходят племенные и родовые старейшины, и военные вожди.
И хотя вожди выбираются в народных собраниях племени или отдельных его подразделений, все же круг выбора ограничен наличными членами таких знатных семей, возглавляющих племена и родовые их организации.
В тех племенах, где выделялась к эпохе Тацита постоянная королевская власть, короли также выбирались из среды определенной знатной семьи. «Царей они выбирают из наиболее знатных, вождей – из наиболее доблестных».14
Верховная власть принадлежала народному собранию, состоявшему из всех полноправных членов племени или его подразделений. Руководили такими собраниями жрецы. С предложениями и речами выступали вожди, если высказываемое мнение не нравилось собравшимся, его отвергали шумным ропотом, если нравилось, то одобряли, потрясая копьями.
На таких же собраниях производился и суд, а также выборы вождей, как всего племени, так и отдельных его подразделений. Последние в свою очередь руководили судебным разбирательством на окружных народных собраниях, причем, обычно пеня уплачивалась всей родовой организации потерпевшего.
Все важнейшие дела, обсуждавшиеся в народном собрании, предварительно рассматривались в собрании окружных старейшин и других вождей, менее важные дела окончательно решались в таком собрании старейшин.
Во главе целых племен стояли особые племенные старейшины, иногда короли, совмещавшие функции старейшины с военной властью. Обычно же, кроме родовых старейшин, выбирались и особые военные вожди, причем при выборе последних исходили не столько из принципа родовых отношений, сколько из личных военных качеств.
Выдвигавшаяся у ряда племен на основе военного командования королевская власть была все же ограничена, находясь в зависимости и от совета старейшин и от народного собрания. Всякие попытки усилить королевскую власть обычно приводили к столкновениям с этими органами родового общества.
У племен, где выдвигалась королевская власть, наблюдается некоторое племенное единство, особенно в военное время. У тех же племен, где королевская власть еще не выдвигалась, такого единства часто и вовсе не было, отдельные подразделения племени с отдельными вождями во главе могли вести самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, иногда выступая с оружием друг против друга.
Важнейшая характеристика общественного состояния германцев, отсутствие у них развитой государственности. Ни «цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом, ни военные вожди не наделены подлинной властью».15
И те и другие больше воздействуют убеждением, чем располагая властью приказывать. Исходя из этого, Тацит делает вывод, что у германцев, с их родоплеменным укладом, народными собраниями, патриархальностью общественных отношений царит догосударственная свобода.16
Она находит свое выражение, прежде всего в отсутствии общественной дисциплины и ответственности перед общенародными интересами. Проводя всю жизнь в боях и набегах, германцы, тем не менее, не умеют воевать.
Неспособность согласовать все усилия и направить их в единое русло, отсутствие выдержки и дисциплины характеризуют не только поведение германцев на поле боя и не только их общественное устройство, они обусловливают и все их повседневное существование.
Если так обстоит дело с государственностью как чертой культуры, то несравненно более сложными оказываются отношения между культурой и варварством, рассмотренные в плане противопоставления материального изобилия и нищеты.
При сопоставлении варварства как общества нищеты с культурой, как обществом изобилия, отношения между обоими состояниями и сами эти состояния оказываются противоречивыми и запутанными. Германская скудость есть одновременно минус и плюс, зло и благо, а римское изобилие представляет собой такую же систему: те же категории, но с обратными знаками: благо и зло, плюс и минус.
Современники Тацита задавались вопросом, означало ли все сказанное автором, что и культура, и варварство представляют собой величины, лишенные внутреннего единства, состоящие из разнородных элементов.