Гуманизм эпохи возрождения

Содержание

Введение
1. Гуманизм эпохи возрождения
2. Антихристианская этика Л. Валла Э. Роттердамского
3. Скептическая этика М. Монтеня
4. «Героический энтузиазм» Дж. Бруно
Заключение
Список литературы

Гуманизм эпохи возрождения

В соответствии с этим правилом «большего блага» люди оцениваются как добрые или злые в зависимости от их способности сделать правильный выбор».
С позиций найденного им критерия, позволяющего, по его мнению, соединить индивидуализм, личный интерес с социальностью, Валла критикует и этику стоиков с их идеей самоценности добродетели, и аскетическую этику самоотречения <…>1.
Главной темой в этических произведениях Эразма Роттердамского (1469-1536) стала проблема соотношения веры и знания. «Мыслитель не противопоставляет веру и знание. По его мнению, вера и знание гармонично связаны между собой. Знание призвано укреплять веру, понимать Священное. Антихристианской ее можно назвать потому, что знание у Эразма становится элементом, практически равнозначным вере».
Ко всему прочему, Эразм в своих произведениях призывает использовать труды древних мыслителей. «Он считает наследие языческой культуры подготовительным этапом христианского знания и благочестия. Мыслитель приравнивал по значению языческую культуру Древней Греции и Рима к христианской культуре. Вторая, по его мнению, возникла на основе первой. Продолжили, развили этические идеи древних и итальянские гуманисты XV века».
У Эразма эта тенденция к преемственности идей особенно глубоко и тонко обозначена. Для веры необходимо любое знание, если оно будет соответствовать духу христианства<…>.
«Вопрос о соотношения веры и знания можно отнести к концепции двух истин, согласно которой истина, формулируемая человеческим разумом и относящаяся к природе, является истиной в философии (совпадавшей с наукой), в то время как истина Священного Писания или совсем не доступна человеческому разуму, или постигается им только частично, имеет отношение лишь к сфере человеческой морали, которая ориентирована не на реальную земную жизнь, а на вечную жизнь в посмертном существовании».
Эразм, как и многие другие гуманисты, полагал, что схоластика в своих стремлениях объяснения христианского вероучения зашла в тупик. О чем свидетельствует невежество схоластов, которые ограничиваются лишь трудами Аристотеля, излишним увлечением напыщенными идеями, образованием множества разноречивых направлений. Эразм в своих этических произведениях осуждает современную ему схоластическую теологию<…>1.
Эразма Роттердамского называют «Вольтером XVI века, а Л. Валла – «Вольтером XV века». Этих мыслителей объединяет, помимо их антиклерикализма, обращение к этике эпикуреизма как доктрине, реабилитирующей чувственно-телесное начало в человеке (в противоположность схоластике) <…>.
«Так, в диалоге Э. Роттердамского «Эпикуреец» (в пересказе В.В. Соколова) один из действующих лиц – Гедоний, - оценивающий эпикуреизм как теорию не столько телесного, сколько духовного удовольствия, высказывает убеждение, что святые и благочестивые люди с наибольшим правом могут называть себя эпикурейцами, а сам основатель христианства, как враг печальной и безрадостной жизни, с наибольшим основанием заслуживает имени эпикурейца».
Сходные идеи высказываются в известной «Похвале глупости», где Эразм сатирически изображает добродетельного, полностью лишенного эмоций мудреца <…>. Он отмечает: «пусть философы, ежели им это нравится, носятся со своим мудрецом, пусть никого не любят, кроме него, пусть пребывают вместе с ним в государстве Платона или в царстве идей, или в садах Танталовых! Кто не убежит в ужасе от такого существа, не то чудовища, не то привидения, недоступного природным чувствованиям, не знающего ни любви, ни жалости... Кто не предпочтет ему последнего дурака из простонародья, который равно способен и повелевать глупцами, и повиноваться им...?».
Эразм показывает человеческие слабости и пороки (в т.ч. глупость) как неотъемлемые черты человеческой индивидуальности, без чего, собственно говоря, и нет самого человека2.
Кроме того, Эразм утверждает, что в общем-то верная мысль о том, что в личностном плане основания для выполнения нравственных требований могут быть разные. В своем самоопределении субъект нравственного выбора вправе принять ту или иную важную в контексте его общего мировоззрения идею. Такой подход принципиально расходится с прежней логикой философского мышления, пытающегося навязать человеку единственное основание нравственного выбора и призывающей строить жизнь в соответствии с одним совершенным жизненным принципом. Это означает начало утверждения представления о многомерности человеческого бытия, которое может быть более богатым как раз из-за того, что в нем сочетаются разные принципы, а не утверждается какой-то один единственный, пусть даже очень важный принцип <…>1.
Он говорит, что если человек, «ни Божьей справедливости не боится, если ни надежда на бессмертие, ни страх вечного наказания не мешают ему, если не препятствует ему даже тот врожденный стыд греха, который способен удержать и души язычников, то пусть его устрашит тысяча неприятностей, которые преследуют грешника в этой жизни: бесславие, потеря имущества, нужда, презрение и ненависть добрых людей, страх, беспокойство и тяжелые муки совести»2.
3. Скептическая этика М. Монтеня
Мишель Монтень (1533-1592) признавал за религией лишь роли традиции и обычая, они ведут к отказу строить на религиозных предписаниях человеческую нравственность. «В делах человеческих,- говорит он, отчетливо проявляется, как бесконечно мало общего имеют между собой благочестие и совесть».
Между тем именно нравственная природа человека, законы человеческой нравственности – главнейший предмет «Опытов», все остальные затронутые им проблемы существенны для него лишь в той мере, в какой решение их может способствовать выработке разумной практической морали. Философия Монтеня, прежде всего этика,- учение о разумной, добродетельной жизни.
Нравственное учение Монтень считает необходимым строить на природных основаниях. Ни религия, ни обычаи разных народов не могут здесь послужить выработке правильного поведения.
Строящаяся на природных основаниях нравственность исходит из нерасторжимого единства души и тела, физической и духовной природы человека, имея в виду благо и счастье человека как целого. Благо человека не есть благо души, противопоставляемой телу <…>. «Душа зависит от тела, связана с ним не только в своей познавательной способности: все ее действия осуществляются с помощью различных частей тела»1. Признание этого существенного единства составляет основу не только теории познания, но и этического учения Монтеня: «Кто хочет разъединить главнейшие составляющие нас части... те глубоко неправы»,- утверждает он и подчеркивает, что все действия души, в том числе и те, которые относятся к области нравственности, следует рассматривать здесь, у нас на земле, а не в другом месте» 1.
Таким образом, цель этической теории Монтеня - земная человеческая нравственность, а не вечное спасение. В этике Монтеня нет места учению о бессмертии души – этому главнейшему основанию религиозной нравственности. Все учение о нравственности Монтень строит без учета загробного существования. Природа учит человека видеть в неизбежной смерти всего живого одно из звеньев управляющего Вселенной порядка <…>. «Разделение души и тела есть смерть и разрушение нашего существа»2.
«Стало быть, нравственность должна строиться не в надежде и уповании на какое-то иное посмертное существование: суть ее в том, чтобы определить правильное, разумное поведение человека здесь, на земле, в отведенное ему краткое время. Отрицание бессмертия души не только не разрушает нравственность, но и способствует построению нравственности более высокой, основанной на разуме».
Эпикурейская позиция Монтеня требует признания законности и естественности наслаждения, благодарного принятия всего, чем одарила человека мать-природа. Это она установила закон, согласно которому то, что полезно человеку, доставляет ему также и удовольствие <…>. «Человеческая жизнь должна быть многосторонней и цельной, она включает в себя как обязательное условие не только одни радости и удовольствия, но и страдание - не страдание как цель, как способ искупления первородного греха, а как неизбежную часть полноценной деятельной жизни»3.
«Опыты» Монтеня приобрели необычайную популярность, став самой читаемой книгой XVII столетия не только потому, что в них в живой и блестящей литературной форме были раскрыты необъятная глубина, крайняя напряженность и увлекательная сложность внутреннего мира человеческой личности.
В «Опытах» Монтеня вместо человека, решения которого заранее предопределены высшими социальными инстанциями или «объективными» духовными системами, предстал человек, думающий собственной головой. Человек истолковывается как конкретность, состоящая из многочисленных, относительно самостоятельных органических сил. Естественный человек предстает у Монтеня в качестве впечатлительного, эмоционального субъекта. Эмоциональность человека является аргументом в борьбе против насилия над совестью, за независимость от государства, церкви, за справедливый суд и гуманное право. В такой форме был осуществлен решительный поворот этики от теологического истолкования моральной проблематики к естественной морали человеческого сердца и индивидуальной рефлексии <…>.
«Сосредоточенный на внутренней жизни личности, Монтень сужает формы ее нравственной активности, среди которых решающее место отводится дружбе. Дружба привлекает Монтеня как общественная связь, которая зависит от самого субъекта. Монтень отграничивает дружбу от всех других форм общения, которые рано или поздно оказываются сопряженными с институциональным насилием. Даже брак остается действием, которое свободно только до его заключения. Монтень исследует дружбу, ищет в ней возможность свободного общения, т. е. такое социальное отношение, которое поднимает индивида над его эгоистичностью и позволяет остаться верным самому себе»1.
Этика Монтеня индивидуалистична. Индивидуализм Монтеня противостоит как общественному лицемерию, благодаря которому требование жить «для общества» оказывается лишь маской, прикрывающей эгоистические корыстные интересы и потребительское отношение к другому человеку, используемому в личных интересах, так и против остатков средневековой сословно-корпоративной нравственности, признающей человека не личностью, а частью традиционного сообщества.
Главное в этике Монтеня – признание самодостаточности человеческой жизни, цель которой – не вне ее, а в ней самой. Результат жизни, подчеркивает он, не творения человека и не его деяния, хотя и те, и другие имеют значение и смысл. Именно нравственное содержание придает смысл и оправдание человеческой жизни.
4. «Героический энтузиазм» Дж. Бруно
Иное, по сравнению с выявленной тенденцией художественного отношения к действительности, направление мысли демонстрирует Джордано Бруно (1548-1600). Он представлял большую опасность для официальной церкви, так как кроме своих научных идей, высказывался еще за секуляризацию церковных земель. После предъявления ему обвинения инквизиции он довольно долго находился в тюрьме и уже готов был пойти на компромисс с церковниками, однако отказался от публичного покаяния, чем подтвердил описанную в его трудах позицию «героического энтузиаста», т. е. человека, который в своей преобразующей деятельности реализует заложенные в природе, поддержанные присутствующим в ней божеством потенциальные силы будущего развития <…>1.
Этическое учение Бруно «в равной мере противостоит пассивности аскетической, проповеди ухода от мира, религиозной созерцательности, перенесению всех надежд и чаяний в загробный мир - и одновременно пассивности гедонистической, досугу бездеятельного наслаждения». Он спрашивает, «зачем мы так много бездельничаем и спим живые, если так долго, долго придется нам бездействовать и спать в смерти?».
«Истинным мерилом нравственности Бруно провозглашает человеческую деятельность. Именно в труде добиваясь господства над природой, человек осуществляет свое предназначение. В «плодотворной общительности» люди создают гражданское общество, государство, законы, культуру». «Воздвигались ли благодаря их доктринам и учительству,- писал Бруно о кальвинистах,- академии, университеты, храмы, больницы, коллегии, школы и заведения для наук и искусств?»
«Начав с отрицания религиозного самопожертвования ради «иного мира», Бруно приходит, преодолев эгоистический индивидуализм ранних гуманистов, к прославлению героического энтузиазма, самоотверженности и подвижничества ради высокой цели. Человек должен преодолеть стремление к самосохранению, подняться над страхом личного уничтожения, ибо то высокое наслаждение, к которому стремится энтузиаст, немыслимо без доблестных деяний и жертв»1.
Таким образом, в нравственной концепции Джордано Бруно, обращает на себя внимание понятие «героического энтузиаста». Это человек, преодолевающий в порыве своей активности всякие устаревшие, закостенелые формы существования. Своими действиями он дает пример другим, ведет за собой людей. Несомненно, что героический энтузиаст объединяет себя с целым, т.е. с обществом с прогрессивными тенденциями его развития. Однако механизм этого объединения остается неясен. Поэтому Бруно вносит в свою систему пантеистические элементы. Героический энтузиаст как бы выражает волю божества, растворенного в мире и развивающегося, раскрывающего свои потенции вместе с ним <…>.