В углу между Фонтанкой и Невою…» (Летний сад)

Введение.
1. История создания.
2. Скульптуры Летнего сада.
3. Ограда Летнего сада.
Заключение.
Использованная литература:

В углу между Фонтанкой и Невою…» (Летний сад)

Свое название сад получил из-за того, что при Петре здесь работали над разбивкой сада с цветником однолетних (летних) растений. (5; 38) Летний сад был превращен царем в настоящий остров. С одной стороны к нему подходила Нева, с другой его омывала Мья, или Моя. Это была лишь узкая, болотная речушка, пригодная разве что для полоскания белья (потому и прозвали ее так ‑ Моя, Мойка), но ее расширили и углубили. Потом Мойку соединили с вытекавшим из Невы Безымянным ериком. В нем было много островков и заводей, но к тому времени он уже давал воду фонтанам Летнего сада, и постепенно его все чаще стали именовать Фонтанной рекой или попросту Фонтанкой. С четвертой же стороны сада, там, где текла маленькая речка с поэтичным названием Лебединка, чтобы осушить местность, соорудили Лебяжий канал. Так Летний сад оказался «вставленным» в великолепную, живую и трепетную, поблескивающую под лучами солнца водяную раму. (5; 13)
Обилие воды не только придавало саду особую красоту, делало его, как и Петергоф, таким непохожим на дворцовые сады и парки других стран ‑ по тем временам это было еще и очень удобно: в новорожденном городе почти не существовало дорог, и передвижение по нему представляло немалые трудности. После хотя бы одного дождливого дня нигде не пройти, не проехать, и лошади и люди тонули в непролазной грязи. Поэтому реки использовались как главные пути сообщения.
Летний сад, который Петр упоминает в своих указах, помеченных мартом — апрелем 1704 года, обычно считают ровесником города. У ровесников же, как известно, всегда много общих черт, ибо растут и формируются они в одних и тех же условиях: продуманная простота и ясность, «регулярность» планировки, определившие облик Петербурга, были присущи саду с самого начала его существования.
Первый план Летнего сада, как позднее и план Петергофского Нижнего парка, набросал сам Петр, повидавший еще во время своего заграничного путешествия с Великим посольством знаменитые сады Голландии и немецких княжеств. (Сохранился план с надписью: «Чертил сам царское величество».) Прославленные же французские парки ‑ Версаль, Трианон, Марли, которые удалось ему увидеть лишь в 1717 году, он изучал но многочисленным альбомам и книгам, специально выписанным из-за границы и хранившимся в его библиотеке, где имелись также издания, рассказывавшие об устройстве фонтанов и других увеселительных затей европейских «регулярных» садов. Но, как всегда, чем бы ни занимался Петр, он окружал себя талантливыми людьми, опытными мастерами своего дела. Они-то и превращали его идеи в рабочие проекты, претворяли их в жизнь. (3; 193)
Первоначально, в 1704—1705 годах, разбивкой царского «огорода» (так в те времена обычно называли сад) и устройством в нем фонтанов занимался русский архитектор Иван Матвеевич Угрюмов; руководил работами сам Петр, придававший огромное значение своей новой резиденции. Среди забот о государстве, в суровых условиях военных походов Петр постоянно о ней помнит. В 1704 году, отбивая нападение шведов на Петербург и Кроншлот, подготавливая взятие Нарвы, он отдает распоряжение прислать для Летнего сада «всяких цветов из Измайлова не помалу, а больше тех, кои пахнут»; летом 1706 года, незадолго до того как отправиться на Украину, навстречу войскам Карла XII, велит прислать фонтанного мастера и сам посылает из Нарвы «коренья белых лилий», требуя, чтобы огородник «бережно их управил». Осенью того же года, примерно за месяц до первого похода на Выборг, приказывает везти из Новгорода многолетние липы.
Со всей России и из Европы везли в сад деревья и цветы. Из года в год все богаче становится зеленый наряд сада, все больше появлялось в нем беседок, водяных потех, «фигур» свинцовых и мраморных. В начале 1710 года сад уже вызывает восхищение иностранных путешественников: «Вплоть у этой речки [Фонтанки], — пишет один из них, — царская резиденция, т.е. небольшой домик в саду, голландского фасада, пестро раскрашенный, с золочеными оконными рамами и свинцовыми переплетами. Возле — небольшой птичник, в котором щебечут разного рода пташки. Далее ‑ изрядная беседка из плотня и близ нее большой дом для придворной прислуги... Сзади, в саду же, другой большой дом с фонтанным снарядом, приводимым в движение посредством большого колеса, а подле ‑ небольшой зверинец. … Наконец, следует круглая оранжерея с разными небольшими при ней строениями... В середине сада большой, выложенный плитой, водоем, и в центре его грот, из которого бьет фонтан. В оранжерее выставлено несколько померанцевых, лимонных и лавровых деревьев, также гвоздичных кустов». (5; 20)
Кто и когда построил пестро раскрашенный домик, о котором вспоминает путешественник, сказать трудно. Вернее всего, он остался здесь от усадьбы Конау – шведа, владевшего этой землей раньше. Но то, что к осени 1710 года его уже разобрали и куда-то перенесли, известно доподлинно: в походном журнале Петра I под датой 18 августа 1710 года есть такая запись: «В Петербурге, на Летнем дворе... почали бить сваи под каменное здание». По всем же данным сваи начали бить как раз на том месте, где стоял деревянный домик.
Каменный дом Петра в саду строил уроженец Швейцарии Доменико Трезини, тот самый архитектор, что, приехав в Петербург в год его основания, возвел Петропавловский собор, здание Двенадцати коллегий на Васильевском острове и другие, к сожалению в большинстве своем уже исчезнувшие, постройки. (2; 10)
В годы, когда создавался Летний дворец, на невских берегах вовсю кипела работа: после разгрома армии Карла XII под Полтавой и взятия Выборга Петербургу больше не грозило внезапное нападение шведов. И уже не от случая к случаю, не урывками между ратными делами занимается Петр своим возлюбленным детищем. Связывая с ним свои надежды и мечты о будущем России, он с увлечением отдается строительству города. По-прежнему особое внимание уделяет Петр своей летней резиденции: по его мысли, она, как позднее и пригородные дворцы, должна была служить укреплению престижа русского государства. По красоте Летний сад должен был превосходить Версаль. К работам привлекаются лучшие архитекторы ‑ Шлютер, Леблон, Земцов, лучшие мастера садоводства ‑ Ян Роозен, Илья Сурмин и другие.
Большинство аллей Летнего сада, по которым мы гуляем еще и сегодня,— память о трудах Яна Роозена, бессменно работавшего здесь целых тринадцать лет, до самой своей смерти, совпавшей с годом смерти Петра.
Прямые, как по линейке вычерченные, пересекающиеся под прямым углом или расходящиеся лучами аллеи, огражденные плотными зелеными стенами. Кое-где, перекрытые сплошным сводом из ветвей и листьев, тянутся зеленые туннели. В квадратах и прямоугольниках между аллеями ровные ряды странных деревьев: вместо развесистых пушистых крон их стволы венчают шары, кубы, пирамиды.
Прямая серебристая лента поперечного канала делит сад на две почти равные части. (Их называют Первый и Второй сад.) В той, что дальше от Невы, ‑ знакомые очертания полукруглого Карпиевого пруда; в нем разводят карпов к царскому столу. Еще дальше, за Мойкой, на месте Инженерного замка, крыши разнообразных построек — это подсобные дворцовые помещения и жилища тех, кто обслуживает дворец и ухаживает за царским «огородом». Впрочем, и в самом саду множество неизвестных нам сооружений.
От напора волн «большой реки» его ограждает каменная стена. Специально для того, чтобы здесь могли приставать шлюпки, верейки и прочие суда «невского флота», в нее вбиты железные кованые кольца. От воды на берег ведут деревянные скользкие ступени.
2. Скульптуры Летнего сада.
У самой Невы высятся три длинные, прозрачные галереи; через них-то и попадают в сад. Две, что по бокам, ‑ белые, из деревянных брусочков ‑ трельяжи тонкой работы. «Промеж проходами тех галерей балясы токарные, над оными галереями по одному гербу российскому с короной... местами вызолочены». Центральная галерея, самая большая, — «на столбах российского мрамора», украшена поверху балюстрадой из точеных столбиков. Пол в ней выстлан белыми и черными мраморными плитками, а потолок подбит холстом. Но первое, что здесь привлекает внимание, — беломраморная статуя прекрасной обнаженной женщины, стоящая на высоком пьедестале. Изящная и стройная, с чуть повернутой гордой головой, пленительная в своей наготе, древнеримская богиня любви Венера будто с удивлением смотрит на бледное северное небо, на неторопливо бегущие у ее ног волны реки. Изваянная неизвестным древним скульптором, полтора тысячелетия пролежала она в желтоватой сухой римской земле, до тех пор, пока в начале XVIII века люди, рывшие котлован под фундамент для своего жилища, не извлекли ее и не вернули к жизни. Найденная «с отшибленной головой и без рук», она была куплена агентом русского царя в Риме Юрием Кологривовым и отдана им для приведения в порядок местному скульптору. (5; 57).
Весть о приобретении «мраморной статуи Венус» очень обрадовала Петра. Ведь это была первая настоящая античная скульптура, которая украсит его сад в новой столице. Но случилось непредвиденное ‑ в те времена вывоз из Италии произведений античного искусства был запрещен папой римским. Поэтому римские власти, доведавшись о «втором рождении» Венеры, арестовали того, кто ее продал, а скульптуру отобрали у реставратора. Узнав о случившемся из полного отчаяния письма Кологривова, Петр послал ему на помощь еще одного агента ‑ Беклемишева и ловкого дипломата Савву Рагузинского. Долго не удавалось им уговорить папу Климента XI и кардинала Оттобони разрешить увезти Венеру, но наконец хитроумному Рагузинскому пришла в голову блестящая мысль: в обмен на статую он предложил мощи католической святой Бригитты (они оказались у русских после взятия Ревеля). Тут уж папе, хочешь не хочешь, пришлось согласиться, не мог же он ради какого-то языческого идола отказаться от мощей столь чтимой католической святой. Ни словом не упоминая о сей странной сделке, распорядился он «в угодность царю» подарить статую. (2; 12) Уж как заботился Петр о том, чтобы в целости и сохранности доставили ее в Петербург! Старательно упакованную в ящик, со всеми предосторожностями, везли ее по морям и рекам, через поля и леса, на кораблях и на специальном «каретном станке» с мягкими пружинами. Привезли и поставили в мраморной галерее царского «огорода», всем на обозрение и удивление. Петр не мог нарадоваться, не мог налюбоваться на свою богиню Бонус и, чтоб вреда ей какого не причинили, велел ставить около нее «для охранения» часового из гвардейцев. Венера впоследствии была названа Таврической, потому что долго стояла в Таврическом дворце. В наши дни она украшает античное отделение Эрмитажа. (1; 40)
Остальные статуи сада также могли привлекать немалое внимание современников и потомков. Во Втором саду, хоть он и считается хозяйственным ‑ в нем оранжерея, дом садовника, большой участок, засаженный фруктовыми деревьями и ягодными кустами, ‑ есть и беседки, и длинная крытая аллея, и фонтаны. (Один из них в середине Карпиева пруда.) Но, конечно же, самое примечательное во Втором саду — это «Лабиринт Эзоповых басен».
Вьются, изгибаются, перекрещиваются посыпанные песком дорожки... На каждом углу, в стриженых стенах кустарника, в трельяжных нишах небольшие бассейны, выложенные мхом и раковинами с Ильмень-озера. В бассейнах ‑ фонтаны со свинцовыми позолоченными фигурами зверей и птиц; все в натуральную величину. Каких только мохнатых, пернатых и чешуйчатых здесь нет! И у всех из пасти или клюва бьет вода. Каждая из скульптур — иллюстрация к какой-нибудь басне древнегреческого поэта и почти каждая, в то же время, намек на современные события: Змий, грызущий наковальню,— Карл XII, тщетно пытавшийся победить русских; курица, защищающая своих цыплят от ястреба,— русская армия, охраняющая отечество от шведов; лев в клетке — побежденная Швеция и т.д.
Для тех, кто басен не читал и не знает, о чем в них речь, около фонтанов поставлены таблички с пояснениями. У входа в лабиринт статуя самого Эзопа, безобразного и мудрого раба, баснями которого так восхищался Петр, что приказал делать «Эзоповы фонтаны» сразу в двух своих садах. (6; 14-15) В Летнем эту затею осуществил архитектор Земцов. Он и лабиринт устроил, и рисунки для скульптур дал, и следил, чтобы их отлили как следует.
Не так уж велика парадная часть сада, а там, между Невой и поперечным каналом, около ста пятидесяти статуй, бюстов, скульптурных групп. Купленные или заказанные по указанию Петра в Италии, они превратили его летнюю резиденцию в уникальный музей скульптуры.
Большинство «грудных штук» (бюстов) изображает королей, римских императоров, великих полководцев и государственных мужей древности. Польский король Ян Собеский и Юлий Цезарь, римский император, покровитель наук и искусств Траян и Александр Македонский... те, кто прославились своей мудростью и доблестью, те, с кем часто сравнивают современники русского царя.
Приобретая скульптуру для своего сада, Петр заботился не только о его украшении. Почти все статуи, выполненные по его прямому заказу, в аллегорической форме прославляют военные успехи России, ее достижения в науках, искусствах, в общественной жизни.
Победе в Северной войне — Ништадтскому миру посвящена аллегорическая группа «Мир и Изобилие». Сидящая женщина с опущенным факелом — символом окончания войны — и рогом изобилия представляет Россию; она же олицетворяет изобилие, наступающее вместе с миром. Под ногами у нее военные трофеи: знамя, щит, пушка, барабан. Мир изображен в виде крылатой богини Победы с пальмовой ветвью в руках. Попирая издыхающего льва (изображение льва входит в герб Швеции), она венчает Россию лавровым венком. «Велик и тот, кто дает, и тот, кто принимает, но самый великий тот, кто то и другое совершить может» ‑ гласит латинская надпись на картуше, который придерживает лапой обессилевший хищник. В этих словах великодушно отдается должное противнику, согласившемуся на заключение мира. (5; 70, 74)
3. Ограда Летнего сада
Меж каменных громад домов прозрачной, легкой стеной высится на набережной Невы знаменитая ограда Летнего сада. Ее строгость и ясность, ее величавая простота, как чеканный пушкинский стих. Она — одно из тех совершенных созданий, что определяют стиль Ленинграда, «строгую, стройную» красоту панорамы невских берегов.
О ее красоте может судить один исторический факт. В 1920-х годах американские бизнесмены за эту ограду Летнего сада предлагали 100 паровозов, так необходимых тогда для страны, разоренной гражданской войной и иностранной интервенцией. Но народный комиссар просвещения А. В. Луначарский от имени Советского правительства категорически отверг это предложение. (2; 11)
Вдоль гранитного парапета набережной, вторя его плавной линии, тянется высокий цоколь ограды. Возносящиеся над ним пепельно-розовые колонны варьируют и развивают тему, воплощенную петербургскими зодчими в бесчисленных колоннадах приневских дворцов. Колонны, как и цоколь, высечены из «петербургского камня» ‑ гранита; в него одеты берега Невы, из него сделан постамент Медного всадника, грандиозные колонны Исаакия и могучие атланты Нового Эрмитажа.