Гражданское общество и государство в Китае: единство и противоречия

Введение
1.Теоретические основы организации гражданского общества в мире
1.1 Основные цели понятия гражданского общества
1.2 Основы организации гражданского общества
2. Существование гражданского общества в Китае
2.2 Историческая трансформация китайского общества
Заключение
Список использованной литературы

Гражданское общество и государство в Китае: единство и противоречия

Очевидно, что в Китае , где доминирующим сектором экономики является ТЭК, а государство традиционно ведет за собой общество, а не контролируется последним, влияние гражданского общества не может быть таким же сильным, как в небольших европейских странах (например, Нидерландах, где доля НКО в ВВП составляет 15,3%, а доля занятых в третьем секторе достигает 10%). Однако отрицать из-за этого, что в Китае существует гражданское общество – неправильно.
Сравнивая Китай с другими регионами, можно с уверенностью говорить: внешние условия, не связанные со степенью активности граждан, а связанные с генезисом государства и институциональным устройством общества, складывались неблагоприятно для развития независимого и способного выступать рупором людей гражданского общества. 3
Здесь стоит отметить, что современное понятие «гражданское общество» – характерное для XX века – совершенно не применимо для ситуации, скажем, XVIII века в Европе. В некотором смысле, там не было никакого общества, кроме гражданского: государство не имело большой силы для давления на граждан. Для этого у него не было ни достаточного по численности аппарата, ни стимулов со стороны общества – оно требовало больше свободы, а не дополнительного регулирования.
Буржуазные революции сделали свободного и состоятельного гражданина полностью независимым в своих решениях от государства, а во многом и от церкви. И только в процессе борьбы беднейших слоев населения за свои права государство, например, законами о социальной защите населения, ограничило свободу бизнесмена полностью распоряжаться своей собственностью. Однако, предпосылки для существования большой сферы действий гражданина, не находящейся под контролем государства, были заложены именно тогда.
Община же выступала здесь скорее как дополнительный механизм давления на общество: она защищала крестьянина лишь от бедствий (неурожай, голод, полное разорение), но не от произвола государства (в лице сборщика налогов или того, кто набирал рекрутов).
Кроме того, даже эта защита была не осознанным выбором крестьянина, а пришедшей из предания традицией, которую не осознавали как личный выбор группы свободных граждан (даже когда крестьяне стали формально свободными).
Таким образом, два неслучившихся события в истории Китае– буржуазная революция и реформа – определили главенствующую роль государства в жизни общества и отсутствие механизмов защиты от его произвола. 4
Если не сравнивать Китай с государствами, перешедшими непосредственно от феодализма к диктатуре через период длительной колонизации европейскими державами, для рассмотрения нашей темы интереснее всего сравнить Россию с Китаем. Китай часто приводят в качестве примера успешно развивающегося несвободного общества. Однако часто забывают, что наличие глубоко укорененной в сознании всех слоев населения конфуцианской философии заметно изменяет сам контекст понятия гражданского общества в Китае. Если гражданин убежден, что интересы общества, в котором он живет, выше интересов его самого, то наиболее удовлетворяющей его общественной системой будет такая, где государство имеет неограниченные возможности управлять обществом для эффективной реализации поставленных целей. Кроме того, китайская традиция «власти мудрых» в беневолентном государстве, которое ведет общество к процветанию, может считаться специфической формой существования гражданского общества в стране, где борьба с государством осуждается традицией. 5
Важно отметить, что в одних и тех же институциональных условиях могут формироваться как эффективные структуры гражданского общества, так и слабые, нежизнеспособные организации. К примеру, общепризнано, что советские профсоюзы не смогли адаптироваться к новой эпохе и не стали активными защитниками прав работников (исключение оставляют заводы иностранных компаний в России, где профсоюзы были созданы с нуля и изначально не зависели от владельцев). Такая же ситуация сложилась и в Мексике, где зависевшие от государства профсоюзы после потери господдержки перестали играть сколько-то существенную роль в жизни своих членов: 6
«[В США] Отрицательные стимулы (принудительное членство и мафиозный контроль), в конечном счете, привели к созданию влиятельных организаций гражданского общества, отстаивающих коллективные интересы. В соседней Мексике последовательное применение тех же отрицательных стимулов — принудительного членства и политического контроля со стороны профсоюзной мафии, являвшейся важной составной частью правящей Институционно-революционной партии (ИРП), – сделало мексиканские профсоюзы эффективным орудием государственной политики, но не превратило их в институты гражданского общества. После изменения политического режима и ухода ИРП от власти мексиканские профсоюзы не смогли сколько-нибудь эффективно обеспечивать коллективные блага для своих членов: прекращение преференциальных отношений с государством сломало им хребет»7
На этом примере видно, каким пагубным может быть подчинение общественных институтов государственной власти – пагубным не только для институтов, но и для этой власти.
В Китае важную роль играет гражданская активность, в которой на первый взгляд трудно распознать общность целей субъектов этой активности: ментальность людей такова, что по традиции или из добрососедских соображений они помогают друг другу в повседневной жизни гораздо больше, чем во многих других странах. В России принято одалживать значительные суммы денег родственникам и друзьям, помогать детям через неформальные институты и т.д. Это скорее следование норме, чем преследование некоей цели. Эту активность необходимо обязательно учитывать при рассмотрении гражданского общества, в том числе определении форм его поддержки бизнесом и государством: такая неоформленная активность – это и есть «спрос» на развитие институтов гражданского общества в Китае. И для удовлетворения этого спроса требуется не только материальная поддержка со стороны государства – нужны модели объединения людей для защиты своих интересов, которые бы помогали людям в кризисной ситуации создавать эффективные и цивилизованные структуры для отстаивания своих интересов (это также помогло бы избежать крайних форм протестной активности, связанных с насилием). Для появления таких моделей требуются простые, доступные людям юридические схемы самоорганизации и снижение бюрократических барьеров, создаваемых исполнительной властью.
К сожалению, к настоящему времени объективной статистики НКО не существует. Система национального счетоводства крайне плохо приспособлена к оценке экономических параметров третьего сектора.
К настоящему времени, по данным официальной статистики, численность НКО достигла почти 600 тысяч, увеличившись, таким образом, за прошедшее десятилетие более чем вдвое. Ежегодное увеличение числа этих организаций в доле всех юридических лиц превышало 1,5 процента.
В целом можно отметить позитивное отношение граждан к существующим НКО – они считают их работу полезной, нужной обществу и им лично.
Однако уровень доверия граждан к отдельным типам НКО остается достаточно низким, что особенно ярко видно на полном нежелании оказывать благотворительную помощь через институционализированные структуры, а не прямо. Это не в последнюю очередь связано с общей проблемой довольно слабых социальных связей в российском обществе.
Граждане полагают, что государство должно и активнее поддерживать НКО, создавать для их работы благоприятные условия, и активнее сотрудничать с ними, вместе осуществлять политику социальной поддержки населения.
Муниципальные чиновники так же демонстрируют значительно более позитивное отношение к НКО, чем принято считать.
Следует отдельно остановиться на отношении россиян к различным способам финансирования НКО. В целом нужно сказать, что ни одна из форм не вызывает резкого отторжения. 50% опрошенных положительно относятся к НКО, финансируемых отечественным бизнесом (и только 11% относятся к этому отрицательно), 52% высказываются за финансирование международными организациями (против 7,3%), 34% хорошо относятся к финансированию со стороны иностранных правительств (17% против). И даже к финансированию иностранных частных благотворительных организаций 36% опрошенных относятся «целиком положительно» и «скорее положительно», при 15% противников. Позитивно относятся к разным формам финансирования и чиновники – ни одна из них не вызывает негативной реакцию более чем у 25% опрошенных, позитивное отношение ко всем высказали более 50%.8
2.2 Историческая трансформация китайского общества
Осмысление и адекватная оценка современного внешнеполитического курса Китая, а также самоощущения китайцами себя и своего места в сегодняшнем мире немыслимы без весьма пространного и углубленного ретроспективного анализа. Определяется эта необходимость постоянного «оборачивания назад» и поднятия исторических напластований в эволюции китайской дипломатии в первую очередь самой логикой научного исследования, предполагающей возможность исторических обобщений, а также выявления тенденций и перспектив, работающих в направлении будущего, лишь на базе основательного исторического экскурса. Не может не обращать на себя внимания и особый «историзм» китайского социума, обладающего как богатейшей историей, так и весьма специфической традицией историографии. Можно сказать, что, подобно тому, как Индию называют «царством религии», Китай - это «царство истории» и нигде как в Китае справедливо суждение о том, что «историю пишут историки».
Обогащенное понятийным аппаратом конфуцианства китаецентристское представление о международной среде как некоем моноцентрическом пространстве «затухало» в периоды ослабления централизации в Китае, но вновь «реанимировалось» и развивалось во времена воссоздания единой империи. Такого рода колебания совпадали по циклу с чередованием периодов роста внешнеполитической активности Китая и периодов его как бы «повернутости вовнутрь». Но даже когда эти концептуальные представления вступали в противоречие с реальным характером взаимоотношений, складывающихся с окружающими народами и государствами, и китайцам не удавалось ни победить «варваров», преобразовав их по своему образу и подобию, ни предотвратить образования по соседству крупного государственного или племенного объединения, отношения априорного неравенства Китая и всех «варваров» неизменно представлялись китайскими чиновниками-летописцами как нечто всеобъемлющее и абсолютное.
Заключение
2008 год будет годом Китая. Олимпийские игры - несомненно, прекрасно организованные, без протестующих, без бездомных, без религиозных диссидентов и без других способных испортить общее впечатление лиц - наверняка укрепят мировой престиж Китая. В то время, когда экономика США продолжит свое падение под грузом недобросовестных сделок с недвижимостью, Китай продолжит свой бурный рост.
Благодаря восхитительным новым зданиям, спроектированным самыми известными в мире архитекторами, Пекин и Шанхай будут выглядеть как образцовые современные города 21 века. Китайские предприниматели все чаще и чаще будут появляться в ежегодно составляемых списках самых богатых людей планеты. А китайские художники, нравящиеся своим богатым соотечественникам, будут получать на аукционах такие суммы, о которых другие смогут только мечтать.
Проделать за одно поколение путь от практически полной нищеты и кровавой тирании до подобных высот - выдающееся достижений, и Китай за это следует лишь поприветствовать. Однако успех Китая является также самым серьезным вызовом, с которым приходится сталкиваться либеральной демократии со времен фашизма 1930-х годов. И дело не в том, что Китай представляет значительную военную угрозу. Война с США или даже с Японией является всего лишь фантазией, занимающей умы малочисленных ультранационалистов и параноиков. Сама идея о том, что китайская модель одерживает свои победы благодаря материальным успехам страны (достигаемым без оглядки на последствия для окружающей среды) делает эту политико-экономическую модель привлекательной альтернативой либерально-демократическому капитализму.
Китайский капитализм не похож на европейский капитализм 19-го века, хотя некоторые ученые и придерживаются подобной точки зрения. Пусть европейский рабочий класс, не говоря уже о женщинах, 200 лет назад не имел права участвовать в выборах, однако все социальные классы, независимые от государства, могли участвовать во многих формах организованной деятельности. Даже на самых безжалостных этапах западного капитализма гражданское общество в Европе и Соединенных Штатах состояло из огромной сети клубов, партий, обществ и ассоциаций, от церквей до спортивных клубов. То же самое можно сказать и о далеком от демократии Китае до правления председателя Мао Цзэдуна, который уничтожил все, что представляло угрозу монопольной власти его коммунистической партии.
После завершения эпохи Мао китайские граждане вновь обрели многие личные свободы, однако в их число не входила свобода ведения какой-либо политической деятельности, не находящейся под контролем партии. Коммунизм, может быть, и является банкротом с точки зрения идеологии, однако из-за отсутствия гражданского общества Китай так и не изменился. Иногда китайскую модель описывают традиционными терминами, как если бы современная китайская политика была модернизированной версией конфуцианства. Но на самом деле общество, в котором погоня за деньгами ставится элитой страны превыше всего, не имеет ничего общего с тем конфуцианством, которое существовало в прошлом.9
Однако с успехом поспорить сложно. В своем восхождении к богатству Китай отказался от идеи о том, что капитализм и рост процветающей буржуазии неизбежно приведет к либеральной демократии. Напротив, именно богатый средний класс, подкупаемый обещаниями еще больших богатств, надеется на сохранение существующего политического строя. Это похоже на фаустовскую сделку - процветание в обмен на политическое повиновение, даже на отказ от политических прав - однако эта сделка заключена и соблюдается.
Китайская модель привлекательна не только для новых элит прибрежного Китая. Она находит сторонников и в других странах мира. Африканским диктаторам, и диктаторам из других концов света, которым во время их визитов в Китай расстилают красные ковровые дорожки, тоже нравится эта модель. Это не западная модель, и китайцы не учат никого демократии. Да они и не смогли бы, даже если бы захотели. Однако Китай является также и источником больших денег, значительная часть которых оседает в карманах этих тиранов. Вопрос о коррупции не затрагивается. Главный успех - идеологический. Доказывая, что авторитаризм может быть успешным, Китай является примером для автократов во всем мире, от Москвы до Дубая, от Исламабада до Хартума.
На Западе китайская модель тоже начинает казаться все более привлекательной. Бизнесмены, медиамагнаты, архитекторы - все едут в Китай. Где можно найти лучшее место для бизнеса, или для строительства стадионов и небоскребов, или для продажи информационных технологий и медиасетей, если не в стране, в которой отсутствуют независимые профсоюзы, да и вообще какие бы то ни было формы организованного протеста, способного помешать бизнесу? А забота о правах человека или о гражданских правах признается устаревшей или приравнивается к россказням высокомерного западного империализма.
Однако в бочке меда есть и ложка дегтя. Ни одна экономика не может постоянно развиваться с одинаковой скоростью. Всегда случаются кризисы. Что если сделка между средним классом Китая и однопартийным государством будет расторгнута, если гонка за материальными благами приостановится или даже повернет вспять? Такое в прошлом уже случалось. Самым похожим на китайскую модель примером является Германия 19-го века, индустриально развитая, с образованным, но политически нейтрализованным средним классом и со склонностью к агрессивному национализму. В случае с Германией национализм стал неизбежным, когда рухнула экономика и беспокойство в обществе угрожало опрокинуть политический строй.
То же самое может произойти и в Китае, в котором национальная гордость постоянно балансирует на гране воинственного отношения к Японии, Тайваню и в конечном счете, к Западу. Агрессивный китайский национализм, зарождающийся в настоящий момент, может тоже прорваться наружу, если экономика даст сбой и сделка со средним классом окажется расторгнута.
Единственным способом избежать беспорядков внутри страны будет направить эту энергию за пределы страны. Так как это не отвечает ни чьим интересам, мы пожелаем Китаю всего самого хорошего в 2008 году, не забывая при этом обо всех диссидентах, демократах и свободных духом людях, томящихся в трудовых лагерях и тюрьмах, и надеясь, что они доживут до того дня, когда китайцы тоже станут свободными людьми. Возможно, этой мечте не суждено сбыться в обозримом будущем, однако когда еще можно мечтать, если не в новогодние праздники?
Список использованной литературы
1. Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежаз (вторая половина 17 века). М., 2005.