Философские воззрения Трубецкого Н. С.

Содержание

Введение
Глава 1. Культурно-исторический контекст деятельности Н.С.Трубецкого
1.1.Историография философских воззрений Н.С.Трубецкого
1.2. Развитие философско-исторической мысли в России в начале XX века
1.3.Краткий биографический очерк Н.С.Трубецкого
Глава 2. Евразийское движение как последователь традиций русской и мировой культуры
2.1. Теоретические основы и составные части евразийской идеологии
2.2. «Национальный вопрос» в трудах Н.С.Трубецкого
2.3. Проблема отношения России к Западу и Востоку
Глава 3. Феномен евразийства в современных условиях
3.1 Критика евразийства
3.2 Возрождение евразийской идеи и ее перспективы
Заключение
Список литературы:

Философские воззрения Трубецкого Н. С.

«Идея-правительница» не может быть рационально понята до конца. Это – мотив культурной деятельности, питающий ее источник; она переживается, но часто не осознается. Колыбелью ее является духовное самосознание и реальный опыт правящего слоя данной национальной культуры.
Господство идеологии. Идеи, составляющие государственно-общественный идеал, при самых разнообразных формах государственного и политического устройства формируют систему «идеалоправства». «Всякое длящееся правление, будь оно единодержавным, народодержавным или иным, есть та или иная форма осуществления идеалоправства. Более реально и ощутимо, чем люди и учреждения, народами и странами правят идеи»30. Так, реальная власть в государствах Востока принадлежит не столько царю, сколько религиозной идее царя; в Риме – не императору, а национально-религиозной идее Рима; в Англии – не министрам, а идее правового государства. По своему характеру эти идеи представляются объективными, надличностными, коренятся в господствующей идеологии и, осмысливая общественные явления, выступают в виде идеала, образца, задания. Им присущи надпространственность и надвременность, то есть черты мифологичности.31
Предлагаемая евразийцами новая идеология (стержень которой – русское православие) обращена к конкретной действительности текущего дня, и, следовательно, становится основанием сознательно-волевой деятельности, то есть программой действий.
Новая эпоха предполагает новую установку сознания. Носителем этого сознания призвана быть партия особого рода, «правительствующая и своей властью ни с какой другой партией не делящаяся, даже исключающая существование других таких же партий. Она – государственно-идеологический союз, но вместе с тем она раскидывает сеть своей организации по всей стране и нисходит до низов, не совпадая с государственным аппаратом, и определяется не функцией управления, а идеологией»32. Новая партия должна находиться в тесной связи с правящим слоем, вырастать из него, сливаться с ним.
Идеология – не просто инструмент власти, она, в истолковании евразийцев, сама власть, которая предстает в двух ипостасях: «идее-правительнице» и «правящем отборе»(в вольном толковании его можно определить как правящий слой в широком смысле слова). Первая – ее основа, квинтэссенция, второй – социальная почва.
«Правящий отбор». Правящий слой культуры выражает не групповой, а общенародный интерес. С евразийской точки зрения, «правящий отбор» определяет не только тип государственного устройства, но и тип социальной структуры общества, тип народного хозяйства, тип культуры в целом. Когда «правящий отбор» находится на службе у «идее-правительнице», это – время его нормального функционирования. Когда же служба становится самоцелью, тогда усиливаются бюрократизм и коррупция, происходит конфликт между правящей группой и «отбором». Правящий слой дает трещину и сдвигается с идеальных устоев в «классовый период своего существования»: возрастает его замкнутость, усиливается групповое самосознание. Жизненная необходимость заставляет его пополняться за счет других социальных групп, и чужаки начинают подвергать критике старый идеал. Целостность отбора нарушается, дробится.
Истории известны удачные и неудачные попытки создания «правящего отбора». К неудачным, например, относится опричнина Ивана Грозного, к удачным – формирование петровской гвардии, служилого дворянства. Европейская культура породила рыцарство, католическая церковь – иезуитов, Китай – ученых, Япония – самураев. В России «правящий отбор» готовился в спешке и часто менял свой характер.33
Наиболее качественным типом «правящего отбора» должен стать такой, при котором происходит сплочение на основе общности мировоззрения. Тот тип «отбора», который «призван установитьяс в мире, и в частности в России-Евразии, - писал Н.С. Трубецкой, - называется идеократическим и отличается тем, что основным признаком, которым при этом типе отбора объединяются члены правящего слоя, является общность мировоззрения»34.
Идеократия. Приверженцы «идеи-правительницы» должны всем своим существованием доказывать преданность ей. Четких критериев отбора концепция не дает, но это не конкуренция демократического типа и не сословность феодальной иерархии. Пожалуй, такие механизмы отбора присущи корпоративной организации – само дело отбирает достойных. Представители «правящего отбора» должны наиболее чутко и адекватно улавливать доминанту, составляющую основу политической жизни. И, улавливая ее, они уже тем самым ее формируют, творят.
Общей исторической тенденцией является то, что на смену старым моделям правления призвана прийти новая – идеократия. В ней все государственное и культурное строительство стихийно направлено на создание особых форм, соответствующих самому ее принципу, независимо от конкретного содержания «идеи-правительницы». Идеальный государственный строй отличается максимализмом, он требует, чтобы власть была максимально сильна, но чрезвычайно близко стояла к народу35.
Политическая организация. Политическая культура, описываемая в евразийской модели, в значительной степени напоминает целевое объединение регионально-орденского типа. «Политические партии и масоны – западный продукт, мы же – восточники, и нас не вдохновляют ни идеалы иезуитов, ни свободные мыслители реформантов и протестантизма… По духу своему мы, пожалуй, первый тип русского ордена. Мы не знаем, были ли у нас предшественники. Но, кажется, что прототипом нашего объединения было «старчество», - отмечал Н.Н.Алексеев.36
Корпоративизм. В евразийской концепции культуры государство описывается как «демотическое». Это значит, что феномен «народного суверенитата» в нем рассматривается не как «атомизированный суррогат западной культуры», а как органическое и организованное единство. Народ здесь – не случайный набор граждан, а совокупность исторических поколений: прошедших, настоящих и будущих, образующих оформленное государством единство культуры. Государство не должно выражать волю «всех взрослых вообще», оно опирается на реальных носителей организационных государственных функций: «мы хотим заместить искусственно-анархический порядок представительства отдельных лиц и партий организованным порядком представительства потребностей, знаний и идей»37, то есть корпоративизмом.
Организующим принципом государственности и культуры является «государственная константа», вокруг которой концентрируется вся общественная мысль и которая предстает как принцип, идеал, нуждающийся в конкретизации. Народное голосование и референдум призваны дать «стабилизированной народной воле», заключенной в этой «константе», конкретное приложение к частным случаям социальной жизни. Сама «константа» формируется «правящим отбором», трактующим ее в соответствии со своим пониманием «идеи-правительницы». Информация о последней носит эзотерический характер, доступна лишь небольшому числу посвященных: ограниченные пределы толкования обеспечивают стабильность идеи, нацелены на ее консервацию. Вместе с тем узкий круг толкователей придает динамичность генеральной политической лини.
«Демотические» элементы выражены в народных обсуждениях и дискуссиях. Аморфность этой политической формы сочетается с ее динамичностью. Она представляет собой как бы нарост на константе, пребывающей в лоне идеи-правительницы, и одновременно – питательную почву для «правящего отбора», а также санитарный кордон против внешней среды, угрожающей «идее-правительнице» и «отбору».
Власть. «Демотическое» государство хотя и идеократично, но не доктриально, избегает принудительного внушения тотального религиозного или философского миросозерцания. Отказываясь от принудительного внедрения идеала в жизнь, оно стремится сформировать не цельное, всеобъемлющее мировоззрение, а «общественное мнение определенной культурно-исторической эпохи». Признаки общих идей лежат в плоскости менее глубокой и менее интимной, чем миросозерцание или религиозная вера. «Демотическое» государство, в отличие от доктриального (например, марксистского или исламского), построено на «внешней правде», на общенародном признании, то есть является правовым, хотя и не в западном смысле.
Механизмы нормирования и запретов, действующие в таком государстве, сводятся в основном к двум формам: физическому принуждению (которое должно быть минимальным) и отношениям властвования-подчинения. Вторая форма заставляет предполагать известную духовную связь между властвующими и подчиненными, которая основывается на «некотором внутреннем участии духа самоопределения подвластных. Властные отношения по природе своей всегда иррациональны, в них присутствует элемент гипнотичности, им не чужды состояния магического очарования, особого обаяния, поклонения и восторга»38. Несомненным преимуществом властных отношений является то, что они основаны на очень первичных и элементарных сторонах человеческой психики, отчего им и присуща значительная социально-организующая сила. Надежда на полное исчезновение властных элементов (как в анархизме) – утопия: до тех пор, пока в жизни индивида играют важную роль чисто эмоциональные факторы (любовь, ненависть, привязанность, отвращение ит.д.), они сохраняют свое значение.
Такое толкование наводит на мысль, что власть для евразийского мышления – самоцель. Власть для себя – это квинтэссенция евразийства. Она сохраняется и используется не для внешних (социальных, экономических и пр.) целей, но для самопотребления. Структура властвования кажется трудноуловимой, но «правящий отбор» - наиболее осязаемый ее носитель. Несмотря на структурную нестабильность правящего слоя (приток и выход составляющих его членов), он олицетворяет среду существования «идеи-правительницы». Ведь, в конечном счете, именно она отбирает для правящей системы необходимые ей элементы.
2.2. «Национальный вопрос» в трудах Н.С.Трубецкого
Трубецкой так суммировал смысл своей книги «Европа и человечество» в письме Р. Якобсону от 7 марта 1921 года: «Понять <...> что все народы и культуры равноценны, что высших и низших нет, — вот всё, что требует моя книга от читателя». И далее же в книге: «Момент оценки должен быть раз и навсегда изгнан из этнологии и истории культуры, как и вообще из всех эволюционных наук, ибо оценка всегда основана на эгоцентризме. Нет высших и низших. Есть только похожие и непохожие...».39
Первый раздел работы Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» начинается экспозицией европейского толкования национального вопроса. «Позиции, которые может занять каждый европеец по отношению к национальному вопросу, довольно многочисленны, но все они расположены между двумя крайними пределами: шовинизмом с одной и космополитизмом с другой стороны, - пишет Н.С. Трубецкой. - Всякий национализм есть как бы синтез элементов шовинизма и космополитизма, опыт примирения этих двух противоположностей»40. Н.С. Трубецкой не сомневается, что европейцу шовинизм и космополитизм представляются противоположностями, в корне отличными точками зрения. Между тем, как доказывает он далее, различие между шовинизмом и космополитизмом состоит не в принципе, а в степени. Общее основание шовинизма и космополитизма Н.С. Трубецкой усматривает в психологии эгоцентризма - склонности видеть в своем этносе эталон и вершину человеческого развития. Психологическая точка зрения позволяет ему объяснить факт «оптического обмана», когда психика культурно далеких этносов представляется похожей на психику детей.
Психология эгоцентризма лежит, по мнению Н.С. Трубецкого, в основе эволюционной модели всемирно-исторического процесса. Развитие человеческого рода мыслится как продвижение по прямой линии, но отдельные народы останавливаются на разных точках ее, в то время как другие народы успели продвинуться несколько дальше. «В результате, окинув взглядом общую картину ныне существующего человечества, мы можем увидать всю эволюцию, ибо на каждом этапе пути, пройденного человечеством, и сейчас стоит какой-нибудь застрявший народ, стоит и «топчется» на месте. Современное человечество, в своем целом, представляет, таким образом, как бы развернутую и разрезанную на куски кинематограмму эволюции, и культуры различных народов отличаются друг от друга, именно, как разные фазисы общей эволюции, как разные этапы общего пути мирового прогресса»41.Оценивая эгоцентризм как ненаучный предрассудок, Н.С. Трубецкой предлагает раз и навсегда изгнать из этнологии момент оценки, следовать не принципу градации народов и культур по степеням совершенства, а новому принципу равноценности и качественной несоизмеримости всех культур и народов земного шара. Только в этом случае, убежден он, этнология станет настоящей научной дисциплиной.
Николай Сергеевич Трубецкой рассматривал народ как «психологическое целое, как известную коллективную личность»42. Каждый народ творит свою культуру, не воображаемую, а реально воплощенную в литературе, искусстве, науке, в быте, наконец, – культуру, характерную именно для этого народа.
Реальное существование народов (наций), или, по-славянски, языков, – это Божественное установление. Вот что пишет Н.С. Трубецкой о едином человечестве, замыслившем вавилонскую башню: «Священное Писание рисует нам человечество, говорящее на одном языке, то есть лингвистически и культурно вполне однородное. И оказывается, что эта единая, общечеловеческая, лишенная всякого индивидуального, национального признака культура чрезвычайно односторонняя: при громадном развитии науки и техники (на что указывает самая возможность замысла стройки!) – полная духовная бессодержательность и нравственное одичание. А вследствие этих свойств культуры – непомерное развитие самодовольства и гордыни, воплощением чего является безбожный и в то же время бессмысленный замысел постройки вавилонской башни… И Бог, желая воспрепятствовать осуществлению этого замысла и положить предел кощунственному самопревознесению человечества, смешивает языки, то есть устанавливает на вечные времена закон национального дробления и множественности национальных языков и культур. В этом акте Божественного Промысла заключается, с одной стороны, признание того, что безбожная самопревозносящаяся техника, ярко выразившаяся в замысле постройки вавилонской башни, есть не случайное, а неизбежное и естественное следствие самого факта единообразной, национально не дифференцированной общечеловеческой культуры, с другой стороны – указание на то, что только национально ограниченные культуры могут быть свободными от духа пустой человеческой гордыни и вести человечество по путям, угодным Богу»43
Н.С. Трубецкой, принимая каждый народ за отдельное социально-культурное целое, доказывает, что в культуре народа, отвечающей материальным и духовным потребностям каждого индивида, в то же время происходит стирание индивидуальных различий: «В культурных ценностях, получающих признание, стушевываются отпечатки слишком индивидуальных черт их творцов и слишком индивидуальный тон потребностей и вкусов отдельных членов данного социально-культурного организма. Происходит это естественным образом, в силу взаимной нейтрализации полярных, то есть максимально противоположных, индивидуальных различий. В результате на всей культуре лежит отпечаток некоторого среднего для членов данной социальной среды психического типа»44. Отсюда делается неизбежный вывод: в общечеловеческой культуре, если б таковая существовала, «безличность и расплывчатость должны быть максимальны», а в национально ограниченной культуре своеобразному моральному и духовному облику данного народа отводится почетное место.
Однако в законе национального дробления есть органический предел, перейдя за который естественное дробление превращается в измельчание, распыление. И об этом пишет Трубецкой: «Закон многообразия национальных культур ограничивает человека: человеческое мышление оказывается ограниченным не только особой природой самого мышления, неспособностью выхода из пространства времени и “категорий”, неспособностью преодолеть вполне шоры чувственного опыта, но и тем, что всякий человек способен вполне воспринять только создания той культуры, к которой сам принадлежит, или культур, ближайших к этой культуре (что сказывается с особою силой, когда дробление культур перерождается в измельчание их)»45.
И все же какой смысл (если угодно, метафизический) существования разных народов, разных культур? Какую задачу призваны решить разные народы посредством своих культур? И почему стало бессмысленным существование единого человечества?
Н.С. Трубецкой дает ответ на эти вопросы. Смысл и задача каждого человека – самопознание, так же и смысл существования «психологического целого – коллективной личности» – самопознание. «Внешним образом истинное самопознание выражается в гармонически самобытной жизни и деятельности данной личности. Для народа это самобытная национальная культура. Народ познал самого себя, если его духовная природа, его индивидуальный характер находят себе наиболее полное и яркое выражение в его самобытной национальной культуре и если эта культура вполне гармонична, то есть отдельные ее части не противоречат друг другу»46.
Практическое решение национального вопроса Н.С. Трубецкой видит в политике, которую можно было бы назвать политикой избирательной, селективной интернационализации - заимствовании отдельных элементов культуры разных народов с целью обогащения и дальнейшего развития собственной национальной культуры. Полагая, что такое решение вопроса до сих пор не имело удачных исторических прецедентов, Н.С. Трубецкой, тем не менее, не считает это решение невозможным. На его взгляд, необходимым условием успеха является исполнение двух заповедей: «познай самого себя» и «будь самим собой». Истинное самопознание приведет к постижению природы народов, к утверждению самобытности, стремлению и умению быть самим собой. В исполнении указанных правил Н.С. Трубецкой видит долг и счастье всякого народа, живущего не по лжи, а по совести. Достигнув самобытности, основанной на самопознании, человек (и народ) никогда не вступит в противоречие с самим собой, всегда будет перед собой искренним и непременно нравственным. Свою научно-пропагандистскую деятельность Н.С. Трубецкой рассматривает как исполнение нравственного долга. Вместе с тем он возлагает определенные моральные обязательства и на читателей, как своих сторонников, как и оппонентов. Более подробно моральный кодекс евразийства, состоящий из 11 заповедей, он формулирует в заключении к работе «Европа и человечество».
Согласно Трубецкому: «Если признать, что высшим земным идеалом человека является полное и совершенное самопознание, то придется признать, что только та культура, которая может такому самопознанию способствовать, и есть истинная…»47 И далее: «…“быть самим собой” в применении к народу – значит “иметь самобытную национальную культуру”. Если требовать от культуры, чтобы она давала «максимальное счастье большинству людей», то дело от этого не меняется. Ведь истинное счастье заключается не в комфорте, не в удовлетворении тех или иных частных потребностей, а в равновесии, в гармонии всех элементов душевной жизни (в том числе и «потребностей») между собой. Сама по себе никакая культура такого счастья дать человеку не может. Ибо счастье лежит не вне человека, а в нем самом, и единственный путь к его достижению есть самопознание. Культура может только помочь человеку стать счастливым, облегчить ему работу по самопознанию. А сделать это она может лишь в том случае, если будет такова, какою мы определили ее выше: вполне и ярко самобытной»48
Правильное самопознание приводит человека к Богу. Ведь Бог положил пределы и времена родам человеческим – народам (нациям) с тем, чтобы они искали Его. В этом реальный смысл существования наций. Правильное самопознание предполагает исполнение заповедей Христа. Только стараясь практически исполнять заповеди, мы начинаем понимать, что мы собой представляем на самом деле, а не в воображении. Мы начинаем понимать, что ничем не лучше других людей, начинаем осознавать глубоко въевшийся в нас эгоизм.