Соотношение понятия "мораль" и "естественное право".

Оглавление.
Введение.
Отношение права и морали.
Учение о праве.
Проблема правопонимания.
Заключение.
Список литературы.

Соотношение понятия "мораль" и "естественное право".

«Императив - это практическое правило, благодаря которому сам случайный по­ступок делается необходимым... Категорический (безусловный) императив - это такой императив, который мыслит и делает поступок необходимым... только через одно представление о самом поступке... Категорический императив, вы­ражая обязательность в отношении определенных поступков, есть моральный практический закон».
Подлинное право не может не находить своего основания в морали (вернее, в добродетели; зло как моральная практика Канта не интересует). Таким образом, принцип добродетельного поведения не может не преломиться в принцип поведения правового:
«Высшее основоположение учения о нравственности гласит: поступай согласно максиме, которая в то же время может иметь силу всеобщего закона». То есть установка индивидана поведение принимается обществом. Что такое право? С этого вполне закономерного вопроса начал свое рассуждение Кант. Что говорят законы — об этом можно еще рассуждать конкретно и в некоторой степени завершено, но право ли то, что они предписывают и подразумевают?
Поставленный Кантом вопрос есть основной во­прос в правовой философии. В той или иной степени на него пробовали ответить вся история политико-правовой мысли, то отождествляя категории закона и права в мире юридических явлений, то раз­деляя их. В общей форме вопрос не получил удовлетворительного решения и поныне.
Ответ на этот вопрос, т.е. понятие права, Кант предложил, опираясь на предыдущее сопряжение с понятием правовой этики и сформулированным им требованием к человеку совмещать свои притязания с аналогичными притязаниями любого другого челове­ка из окружающего общества:
«Право - это совокупность условий, при которых произволение одного совмес­тимо с произволением другого с точки зрения всеобщего закона свободы».
Конкретизируя это понятие, Кант отметил, что право касается лишь внешних действий человеческой практики, но не побудительных мотивов; не принимает во внимание соответствие требования внутренне­му желанию индивида; не касается полезности избранного и продиктованного поведе­ния для каждого, но только формально ограничительных условий.
Оценка любого человеческого поступка с позиции совмес­тимости со свободой другого (или, напротив, препятствования ей) и служит предпосылкой правовой оценки — по праву или не по праву. Из этого формулируется всеобщий принцип права:
«...всеобщий правовой закон гласит: поступай внешне так, чтобы свободное про­явление твоего произволения было совместимо со свободой каждого, сообраз­ной со всеобщим законом; этот правовой закон, хотя и налагает на меня обяза­тельность, вовсе не ожидает и еще в меньшей мере требует, чтобы я ради одной этой обязательности сам ограничил свою свободу указанными выше условия­ми... разум выражает это как постулат, дальнейшее доказательство которого не­возможно».
Невзирая на такую изощренность интеллектуального анализа Кан­та, очевидно, что с определением права его постигла неудача. Стре­мясь вобрать в одну дефиницию весь мир и юридических явлений, и его поведенческой подоплеки, Кант, в сущности, сформулировал только понятие юридической справедливости как центра правосоз­нания. Возможно, этот опыт говорит о том, что к такому определе­нию, объемлющему миры и отношений к праву, и институтов правовой культуры, не надо стремиться, либо оно станет очередным заблуждением разума, бесполезным прежде всего в своем игнори­ровании традиции истории.2
Проблема правопонимания
Кант осознавал, насколько важна проблема правопонимания и насколько необходимо верно ее поставить, должным образом сформулировать. «Вопрос о том,— писал он,— что такое право, представляет для юриста такие же трудности, какие для логики представляет вопрос, что такое истина. Конечно, он может ответить, что согласуется с правом, т. е. с тем, что предписывают или предписывали законы данного места и: в данное время. Но когда ставится вопрос, справедливо ли то, что предписывают законы, когда от него требуется общий критерий, t по которому можно было бы распознать справедливое и неспра­ведливое, — с этим он никогда не справится, если только он не оставит на время в стороне эти эмпирические начала и не поищет источника суждений в одном лишь разуме». Здесь разум, по Канту, есть способность (и воля) создавать принципы и правила морального поведения, содержащая их в себе в качестве внутреннего априорного побуждения.
Разум спонтанно творит для себя собственный мыслимый, порядок — мир определенных идей; к нему он старается приблизить реальные условия и, сообразуясь с его параметрами, объявляет необходимыми соответствующие действия. Пос­ледние суть проявления той способности (той воли), которая закон своего морального бытия заключает в себе самой. В таком автономно, изнутри рождающемся самоограничении полагает она и свою высшую свободу, и свое непререкаемое значение.
Вероятно, у концепции свободы воли, у максим нравственнос­ти может быть иное обоснование. Такое, например: язык выра­жает максимы нравственности, но по своему генезису и смыслу они социально-эмпиричны: возникают лишь из общественной практики, отражают объективно складывающиеся стереотипы процесса взаимодействия, общения людей. Однако в практическо-политическом плане концепция Канта имела хорошие пре­имущества. Например, она могла быть употреблена для отмеже­вания от крайностей индивидуализма, для осуждения тенденций полного поглощения индивида обществом и т. д. Сам Кант стремился использовать ее именно в подобном духе. По его мнению, автономия воли одинаково ограждает личность, как от собственного произвола, так и от тотального господства над нею общественного целого, обеспечивая ей осуществление свободы. Атрибут свободы имманентен человеческой личности: дар определять самим себе цель и варианты сообразного с намечен­ной целью поведения является врожденным. Индивид, по Канту, есть существо, в принципе способное стать «господином самому себе» и потому не нуждающееся во внешней опеке при осущес­твлении того или иного ценностного и нормативного выбора.
Суть проблемы заключается в том, что фактически далеко не всякий использует индивидуальную свободу только для реализации «категорического императива», сплошь и рядом она перерастает в произвол. Совокупность условий, ограничива­ющих произвол одного по отношению к другим посредством объективного общего закона свободы, Кант называет правом. Из такого понимания права явствует, что оно призвано регулиро­вать внешнюю форму поведения людей, выражаемые вовне человеческие поступки. Субъективные мотивы, строй мыслей и переживания его совсем не интересуют: ими пусть занимается мораль. В данной связи Кант подчеркивает, в частности, следующее: «Я могу быть принужден другими совершать те или иные поступки, направленные как средства к достижению определенной цели, но не могу быть принужден другими к тому, чтобы иметь ту или иную цель». Иначе говоря, никто не вправе предписывать человеку, ради чего он должен жить, в чем ему надо видеть свое личное благо и счастье. Тем более нельзя добиваться от него угрозами, силой выполнения этих предписаний.
Истинное призвание права — надежно гарантировать для мора­ли то социальное пространство, в котором она могла бы нормаль­но проявлять себя, в котором смогла бы беспрепятственно реализоваться свобода индивида. В этом суть кантовской идеи о моральной подоплеке, моральной обоснованности права.
Выводить же юридические нормы из этических у философа намерений не было. Он избегал указанной дедукции. Ему она представлялась своего рода санкционированием превращения дела моральной саморегуляции поведения личности в объект прямого государственного воздействия. Случись такое, пред­принимаемым государством в отношении поданных мерам ни за что уже нельзя будет придать строго правового характера. Его они способны приобрести и удержать, если только издаваемые органами государства юридические правила останутся исклю­чительно внешними, «легальными» нормативами поведения, не разрушающими моральную автономию личности.
Осуществление права требует того, чтобы оно было общеобя­зательным. Но каким образом достигается эта всеобщая обяза­тельность права? Через наделение его принудительной силой. Иначе нельзя заставить людей соблюдать правовые нормы, нельзя воспрепятствовать их нарушению и восстанавливать нарушенное. Если право не снабдить принудительной силой, то оно окажется не в состоянии выполнить уготованную ему в обществе роль. Но это значит также, что и категорический императив в качестве всеобщего закона права лишится своей безусловности. Вот почему всякое право должно выступать в качестве права принуди­тельного. Сообщить праву столь нужное ему свойство способно лишь государство — исконный и первичный носитель принуж­дения. По Канту, оказывается, что государственность вызывают к жизни и ее бытие оправдывают в конце концов требования категорического императива. Так в кантовском учении перебра­сывается один из главных мостов от этики и права к государству.3
Свобода в рамках правового состояния предусматривает в первую очередь свободу критики. «Гражданин государства, — пишет Кант, — и притом с позволения самого государя, должен иметь право открыто высказывать свое мнение о том, какие из распоряжений государя кажутся ему несправедливыми по отно­шению к обществу».
Что касается права, то Кант различает в нем три категории: естественное право, которое имеет своим источником самооче­видные априорные принципы; положительное право, источни­ком которого является воля законодателя; справедливость — притязание, не предусмотренное законом и потому не обеспе­ченное принуждением. Естественное право, в свою очередь, распадается на две ветви: частное право и право публичное. (Первое регулирует отношения индивидов как собственника. Второе определяет взаимоотношения между людьми, объеди­ненными в союз граждан (государство), как членами политичес­кого целого.
Феодальному бесправию и произволу Кант противопоставля­ет твердый правопорядок, опирающийся на общеобязательные законы. Он порицает юридические привилегии, проистекающие из обладания собственностью, и настаивает на равенстве сторон в частноправовых отношениях. Однако Кант делает серьезную уступку феодальной идеологии, когда признает объектом час­тного права не только вещи и поведение людей, но и самого человека. Подобный шаг приводит Канта к оправданию закреп­ленной в законодательстве власти мужа над женой, господина над слугой.
Центральным институтом публичного права является преро­гатива народа требовать своего участия в установлении право­порядка путем принятия конституции, выражающей его волю. !По существу, это прогрессивная демократическая идея наро­дного суверенитета. Одна из ее составляющих — мысль о том, что каждый индивид (даже если он непосредственно не является «человеком власти») сам знает, какими должны были бы быть акции власти по его делу, и способен самостоятельно определить их требуемое содержание, не дожидаясь подсказок со стороны.
Верховенство народа, провозглашаемое Кантом вслед за Руссо, обусловливает свободу, равенство и независимость всех граждан в государстве — организации совокупного множества лиц, связанных правовыми законами. Выдвинув принцип суве­ренитета народа, Кант тут же спешит заверить, что он вовсе не помышляет о действительно широкой, неурезанной демократии. В подтверждение этого предлагается разделить всех граждан на активных и пассивных (лишенных избирательного права). К последним философ относит тех, кто вынужден добывать себе средства существования, лишь выполняя распоряжения дру­гих, т. е. низы общества.