Вход

Образ женщины в русской литературе с начала 20 века по сегодняшний день (ее изменения)

Рекомендуемая категория для самостоятельной подготовки:
Реферат*
Код 312702
Дата создания 08 июля 2013
Страниц 13
Мы сможем обработать ваш заказ (!) 29 марта в 12:00 [мск]
Файлы будут доступны для скачивания только после обработки заказа.
910руб.
КУПИТЬ

Содержание

Введение
Образ женщины в русской литературе (20-21вв)
Заключение
Литература

Введение

Образ женщины в русской литературе с начала 20 века по сегодняшний день (ее изменения)

Фрагмент работы для ознакомления

И так же ровна она была со всеми юношами. Никто из них не только не мог сказать, что она более дружна с ним, чем с другим, ни один из них внутренне не смел даже допустить этой возможности для себя. По одним ее взглядам, движениям каждый юноша понимал, что он имеет дело не с самолюбивым преувеличением своей личности и тем более не с бедностью чувств, а с тем цельным скрытым миром подлинных страстей, которые еще не нашли того, на кого они изольются полной великой чистой мерой, и которые не могут расходовать себя по капле. И Уля была окружена неосознанным бережным и бескорыстным обожанием ребят, которое выпадает на долю исключительно сильных и чистых девушек.
Именно поэтому, а не только потому, что она была начитанна и умна, она естественно, свободно, даже незаметно для самой себя владела душами подруг и товарищей первомайцев".
Конечно, это сама по себе превосходная, многосторонняя и тонкая характеристика сильной натуры, имеющей моральное право стоять во главе коллектива. Но в словах, отнесенных к девушке, находящейся на пороге совершеннолетия - "огромный мир чувств и размышлений, разных оценок людей, разных отношений к ним",- есть что-то преждевременное, слишком взрослое, привнесенное художником из опыта старшего поколения.
Ульяна Громова как человек богатого интеллекта и сложных душевных движений давала простор для выявления присущей писателю склонности к идейно-нравственным суждениям и стала центральным объектом такого рода суждений. Она показана преимущественно в своих размышлениях, в размышлениях писателя о ней и через отношения к ней других лиц, а не в непосредственных действиях, хотя и сообщается, что именно она "была автором всех начинаний и автором большинства воззваний и листовок первомайцев". Как человек действия она представлена слабее своих героических соратников. Этим, очевидно, и объясняется, почему по производимому на читателя впечатлению образ Ульяны Громовой, несмотря на всю свою обаятельность и на то внимание, которое уделил ему автор, уступает другим основным героям романа.
У Платонова есть прекрасный рассказ «Котлован», так вот в нем есть одна героиня, совсем маленькая девочка Настя, которая была рождена в мире Перестройки, в мире Зла и непонятных целей, которая говорила языком улиц, Настя презирала весь мир.
Именно в 20-е годы русская женщина, особенно "темная" крестьянка, была объявлена одним из главных тормозов и препятствий во всех программах реконструкции России. Она заняла большое место в середине 20-х годов в наркомпросовских кампаниях борьбы с мещанством и выросла до "главного гробовщика коллективизации" в год великого перелома(11, 1930. 28 июля). "Женщина в деревне последний козырь темноты и реакции", -- писал известный лефовец С. Третьяков в очерке "Баба пошла"(11, 1930 8 марта) . Именно на Общество ликвидации неграмотности Наркомпроса возлагалась массовая политико-просветительская работа по перевоспитанию крестьянок. Контуры этих реальных идеологических программ борьбы с религиозностью русской женщины воссозданы А. Платоновым в "Котловане", в эпизоде приобщения женщин к политграмоте через изучение алфавита, и в "бедняцкой хронике" "Впрок", в эпизоде встречи борца с религиозными предрассудками Щекотулова (в первой редакции -- Чумового) с "отсталыми верующими" бабами весной 1930 года.
К 1927 году роман одного из деятелей РКП(б) А. Коллонтай "Свободная любовь" уже забылся в литературной жизни; однако заложенная в нем формула героини именно своей жесткой структурированностью по отношению к женским образам русской классической литературы не потеряла своей актуальности в эпоху борьбы с мещанством в жизни, и именно эта формула была закреплена в 1924 году в образе Даши Чумаловой, за которой потянется вереница "новых женщин" советского романа, особенно "колхозного" романа 30-х годов. В образе героини Коллонтай была предпринята, говоря современным языком, деконструкция женских образов русской классической литературы и в понятной художественной форме изложена наркомпросовская антирусская концепция "новой женщины". Ключевые для русской духовной традиции жизни и культуры слова "родители", "брак", "русский", "Бог", "дети", "отец", "мать" "совесть" даются в тексте романа в кавычках -- как отчуждаемые и враждебные интернациональному стилю жизни. Для Василисы все измеряется одним вопросом: "Пролетарству своему изменяешь?" -- и уровни рефлексии допустимы лишь в пределах данного вопроса.
Образ "человека в неволе, в клетке" поясняет происхождение еще одной "говорящей" фамилии в романе " Доктор Живаго " --Гишар (от французского guichet -- тюремное окошко) и, в сочетании с русским значением имени Лариса (чайка), делает понятным обилие "птичьих" ассоциаций в описаниях героини романа.
Роман Л. Улицкой "Медея и ее дети" раскрывают тему женского бытия, плотно вплетенного в исторический и культурный контекст стремительно сменяющих друг друга исторических эпох. В центре обоих произведений стоят женщины, консолидирующие вокруг себя свою многочисленную семью. Большая часть жизни у них за плечами, и мы невольно становимся свидетелями двойного подведения итогов, предшествующего тихому уходу героини. Медея размышляет над своей судьбой, не мыслимой вне связей с судьбой семьи, а размышления автора помогают осмыслению ее жизни в перспективе более широких исторических, культурных и гендерных обобщений.
Улицкая выбрала для героини имя, которое несет многоуровневые культурные коннотации, восходя к одиозной героине Коринфского эпоса Медеи. Другим немаловажным моментом является и то, что название произведения содержит очевидный элемент постмодернистской провокации, вступая в конфликт с семантической структурой устойчивых мифологем. С Медеей ситуация складывается очень сложная, потому что название романа поневоле вызывает навязчивую ассоциацию с классическим сюжетом о детоубийстве.
Очевидно, что Улицкая не была заинтересованы в создании исторического романа, ее задача была в другом - в том, что Дж. Капути назвала "обретением власти над словами и символами"(4, С. 548). Эта потребность обусловлена комплексом проблем, рассмотренных с позиций радикальной феминистской критики Кейт Миллетт в ее книге "Сексуальная политика". Кратко они сводятся к тому, что в обществе патриархатного типа женщина не причастна к созданию символов, через которые она впоследствии осмысливается и описывается в культуре.
В феминистском психоанализе проблема поставлена под несколько другим углом. Своим знаменитым тезисом "женщина не существует" Жак Лакан заявлял о невозможности сформулировать женскую идентичность вне связи с мужской. В его представлении женщина не знает и не может понять суть своей субъективности, а может лишь интенсивно ее переживать. Лакановский тезис находит широкую интерпретацию в различных направлениях постлакановской феминистской критики и феминистского психоанализа. В противовес пассивной функции женской идентичности по Лакану исследовательницы постулируют ее активность, в частности, через категорию женского желания, в рамках которых реализуется и тенденция самовыражения. Интерес к рассматриваемым в рамках данной работы произведениям обусловлен тем, что они направлены на переосмысление современной женщиной-художником основных культурных символов, в первую очередь, связанных с женщиной и феминностью, непосредственно в образной системе и структуре мифа. Обращение женщины к мифологической традиции не с привычной целью ее сохранения, но с целью пересмотра и переосмысления является важным, возможно даже этапным моментом в жизни любого общества. Ведь, как пишет Мэри Дейли, "переосмыслить слово - значит переосмыслить сущность нашего бытия. Это значит переосмыслить наше место в мире и изменить себя" (4, С. 549).
Мы обойдем стороной многочисленные дискуссии о роли мифа в формировании исторического, культурного и национального сознания. Для нас важен иной аспект, а именно: миф - как средство "концептуализации мира, того, что находится вокруг человека и в нем самом"(6, С.24); в аспекте нового женского мифотворчества.
В обоих произведениях мифологизм становится тем инструментом, при помощи которого структурируется повествование. Так, роман "Медея и ее дети" , беря за основу мифологическую систему, не сохраняет верность тому, что М. Элиаде называет "общими мифологическими местами". Медея Улицкой лишена не только черт яростной менады, но и потомства. Она не убивает своих сыновей, а собирает вокруг себя детей и внуков своих многочисленных братьев и сестер.
Медея "заведовала больничкой", работа упоминается автором как дополнительный штрих к психологическому и нравственному портрету. Основная жизнь Медеи вращается вокруг дома и семьи - основных составляющих ее бытия. Это бытие и представляет собой символическую модель мира женщины, которую по-своему рекоструирует писательница.
Функция образа Медеи Синопли - главной героини романа Улицкой - довольно прозрачна, а именно: структурирование, гармонизация хаоса, символика ее образа ускользает от попыток насильственной систематизации. Сложный, многомерный и многозначный, он утверждает одноприродность начал, которые в культуре привычно классифицируются как не просто противоположные друг другу, но и взаимоисключающие.
Рассмотрение образа Медеи Синопли невозможно вне античного мифа о Медее из Колхиды. Имя царевны Медеи в истории и культуре с давних времен стало знаковым. Ее образ слишком ярок и рельефен, а цепь событий, связанных с ней столь трагичен, что сужает интерпретационное поле вокруг мифа, героиней которого она является. В одноименной трагедии Еврипида Медея предстает страстной и ревнивой женщиной. Ее гордость, женщины, царевны, жрицы могущественной богини не в силах перенести нанесенного оскорбления, и она жестоко мстит своим обидчикам. Овидия привлекает другая сторона ее образа, а именно Медея - колдунья. Близкое родство с волшебницей Киркой (или Цирцеей), в разных источниках предстающей то ее теткой, то сестрой, является подтверждением ее силы и могущества. В "Метаморфозах" Овидий лишь мельком возвращается к подробностям трагедии, завороженный магией, секреты которой ей открыли высшие силы, к божественному потомству которых она принадлежит. Она обладает искусством врачевательницы и убийцы, владеет знанием о лечебных травах, умением составлять яды и наносить удары мечом. Она та, кого слышат боги и кого выбирают для воплощения своих замыслов.
Все источники сходятся в том, что Медея принадлежит к потомкам бога Солнца Гелиоса, о чем неоспоримо свидетельствует "родовая особенность" всех Гелиадов - лучистый взгляд. Однако возвращаясь к вопросу о генеалогии Медеи Аполодор в "Теогонии" говорит о ней не просто как о жрице Гекаты, но как о ее дочери, что намного расширяет границы понимания ее архетипа. Геката восходит к хтоническим доолимпийским божествам. Как отмечал А.Тахо-Годи, образ Гекаты совмещает в себе мир героической мифологии и архаического демонизма (2, С. 269-270). Она связывает мир живого и мертвого, олицетворяя мрак, она несет с собой, одновременно, и лунный свет Селены. Она богиня колдовства, страшное ночное божество, являющаяся Медее в колеснице, запряженной подземными чудовищами, с пылающим факелом в руке, окруженная демонами. Ее образ сближается с образом Деметры - богини жизненной силы земли и одновременно ее дочери Персефоны - царицы подземного царства Аида. Покровительница кладбищ, Геката имеет власть над душами умерших. Однако при этом она покровительствует и живым в их повседневных заботах, так, для Медеи она важна и как "владычица", "родной очаг хранящая"(3, С.25).
Что же общего у Медеи Синопли с "горькой матерью Ясонидов"? При том, что, на первый взгляд, она ничем не напоминает свою знаменитую тезку связь между ними кроется в самой внутренней структуре мифа. Мифологический сюжет заложен в самой истории семьи Синопли: словно возрождая поворотный момент Коринфского эпоса мать Медеи Матильда бежала из Батуми, чтобы выйти замуж за грека Георгия Синопли. Родившаяся на древнейшей земле Понта от символического союза древней Колхиды и молодой Эллады, Медея была названа в честь своей Тифлисской тетки. Грузинское происхождение имени и вплетение его в греческий остов семьи также не выходит за рамки традиционного мифа. Последняя "чистопородная гречанка в семье, поселившейся в незапамятные времена на родственных Элладе таврических берегах"(10, С. 9.), Медея Синопли, как и ее славная тезка в Колхиде, кажется окружающим местным божеством. Она воплощает в себе все соответствующие этому образу функции: представительские, являясь одушевленной "частью местного пейзажа", персонифицирующей черты его гордой и непокорной красоты; и охранительные, всю свою жизнь оказывая помощь людям, работая фельдшерицей в местной больнице. Не случайно местные жители назвали в честь Медеи скалы, стоящие при входе в бухту.
В облике Медеи явственно проступают черты античной богини - ипостаси Афины - Артемиды - Коры. Высокая стройная фигура, прекрасные рыжие/медные (аналогия с медным шлемом) волосы, классические черты сурового лица, горделивая осанка, легкий шаг, немногословие, величавость, несуетность. Она производит впечатление смотрящей сверху на происходящее внизу и вокруг с живым интересом, но несколько отстраненно.
Жизнь Медеи делится на три периода: до позднего замужества в 30 лет, двадцатилетняя жизнь с Самуилом Мендесом и чуть более чем тридцатилетнее вдовство. Разрушая матрицу традиционных представлений о смысле жизни женщины, она не тяготится ни поздним девичеством, ни отсутствием детей, ни долгим ухаживанием за умирающим мужем, ни жизнью в одиночестве. Замужество не внесло никаких изменений в ее психологический портрет, она сохраняет свою целостность целомудрия Девы, богини или праведницы. Наступившее вдовство кажется ей едва ли не прекраснее ее счастливого замужества, потому что в нем вновь обретает целостность и самотождественность Девы(7, С.265).
Подобно древним богиням, как Кибела Аттиса, как Артемида Актеона или Исида Манероса, Медея Синопли символически оскопляет или убивает своего возлюбленного(8, С. 243.). Она забирает его сексуальную энергию в обмен избавляя его от вечного страха смерти. Он готов молиться на жену, не требуя от нее никакой взаимной страсти.
Единственный неприятный инцидент ее замужества выплыл на свет уже после смерти Самуила, а именно его связь с младшей сестрой Медеи Александрой или Сандрочкой, как звали ее в семье. Сандрочка является в романе антиподом Медеи. "Медея никогда не могла понять этого закона прихоти, сиюминутного желания, каприза или страсти",(10, С. 166) по которому жила ее сестра. Медея в силу своей веры в иной, высший закон. Как единственный медицинский работник в поселке Медея стоит у истока рождения, принимая роды у своих родственников и пациентов, и у исхода жизни, пытаясь облегчить их уход. Сандрочка же вершит мистерию жизни и любви, она - фигура карнавальной культуры и не случайно долгое время работает костюмершей в театре. Вокруг нее всегда бурлит жизнь, она вечно влюблена и обладает талантом делать счастливыми людей, даря им легкость и веселье. Если Медея, если воспользоваться классификацией М.Цветаевой, (5, С.10-25)- "человек горы", о чем неоспоримо свидетельствуют эпитеты "скалы", "камня", сопровождающие ее образ, то Сандрочка - "человек моря", стихия буйная, изменчивая и непостоянная. При этом ее жизнелюбие никогда не категоризировалось в семье как распутство. Ее третий муж и вовсе считает ее праведницей и готов скорее поверить в версию о непорочном зачатии, чем предположить о ней что-то дурное. Не случайно не Медеину родословную возводит автор "к почетному родству" с греческими царицами, теми, которые "пряли шерсть и ткали хитоны и выделывали сыр для своих мужей, царей Итаки и Микен"(10, С. 131). Это относится именно к Александре, словно лишь через сестру Медея оказывается кровно связанной с античным миром.
Лунная девственность Медеи не исключает и лунной сути ночной Гекаты, скрытой в ней. Хотя глаза и взгляд Медеи Синопли выдают ее принадлежность к роду Гелиадов, ее способность видеть в темноте, которая передается в семье Синопли, как несложно предположить, по женской линии, в частности от Медеи к ее внучатой племяннице Маше, восходит все же не к солнечному божеству, а к хтонической Гекате своей способностью различать суть явлений не доступных обычному глазу. Подобно Селене Медея видит все, происходящее в семье, но продолжает оставаться сторонним наблюдателем, бесстрастным и едва ли не равнодушным. Маша, напротив, обращает свой серебристый взгляд внутрь себя. Медея Синопли уверенно творит мистерии жизни и смерти. То, как она чистит раны Самуила после операции, вымывая из его организма яды ("Она знала, что делала"), настоем из трав, которые сама же собирала, отчетливо перекликается с эпизодом, когда Медея выпускала старую кровь из Эсона, отца Ясона и вливала в него живительный отвар, который должен был вернуть ему молодость, то есть жизнь. Одновременно храня верность своей подземной богине Медея в первую очередь воздает должное умершим.
Образ новой Медеи обращен к свету, он отрицает варварство, олицетворяемое с силами природы, каковой считается и эмоция. Ее фигура призвана гармонизировать хаос, восстановить равновесие, нарушаемое внешними силами политических, национальных, социальных и других факторов. Это и понял перед смертью Самуил. "Единственным человеком действительно живущим по какому-то своему закону, была его жена Медея. То тихое упрямство, с которым она растила детей, трудилась, молилась, соблюдала свои посты, оказалось не особенностью ее странного характера, а добровольно взятым на себя обязательством, исполнением давно отмененного всеми и повсюду закона"(10, С.175). И опять всплывает связанная с образом Медеи метафора камня, на сей раз в его библейском толковании. "Всякого, кто слушает слова Мои и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на этот дом; и тот не упал, потому что основан был на камне". (От Матфея 7:24,25) Действительно, внутренняя дисциплина, высокая требовательность к себе и верность пути христианской добродетели, - вот те принципы, которыми Медея руководствуется на протяжении всей жизни. Ни античная монументальность, ни архаические черты ее образа не вступают в противоречие с ее искренней верой. В ней словно нашел воплощение дух Софийности, который стабилизирует, уравновешивает национальную и религиозную разномастность семьи.
Внутренний мир Медеи - это дом Софии, где живет Бог как демиург и закон. Дом Медеи, своим расположением в Верхнем поселке, лишь усиливает эту символику. И еще один важный момент: София означает Премудрость, а по синтагматике мифа мудрость может принадлежать только деве, каковой и является Медея Синопли.
Скромный, если не сказать аскетический образ жизни Медеи внушает почтение, граничащее с поклонением. Ее дом - это храм, священная земля. Даже представители власти не решаются переступать его порог, чтобы арестовать Рашида - участника движения за возвращение татар в Крым, которому Медея дала приют и защиту. Они арестовывают его только когда он выходит за калитку, покидая остров священной земли.
Внутренняя жизнь этого дома, воспроизводит характер мистериальных практик. Никто из близких Медеи не помышляет вносить коррективы в единожды установленный ею домашний миропорядок, жрицей которого она является. Каждый переступающий порог дома Медеи соблюдал его строгие, хотя и "необъяснимые" законы, как то: не ходить за водой после наступления темноты, не входить в комнату Медеи, вредная с медицинской точки зрения полуночная семейная вечеря на кухне, и др.
В романе Толстого "Война и мир" одной из главных героинь является Наташа Ростова. В ней автор воплотил, по его мнению, идеал женщины-матери. Автор рисует Наташу в развитии, он прослеживает ее жизнь на протяжении длительного времени(9, с.23). С годами меняются ощущения и мировосприятие героини.

Список литературы

1.Бочаров С.Г., Роман Л.Н. Толстого "Война и мир", М., Просвещение, 1978.
2.Геката // Мифы народов мира. М., С. 269-270.
3.Еврипид Медея, Ипполит, Вакханки. СПб., 1999. С.25.
4.Капути Дж. Психологический активизм: мифотворчество феминизма // Женщины в легендах и мифах. М., 1998. С. 548.
5.Кертман Л. "Я там все узнаю…"// Душа, родившаяся где-то. М., 2000. С.10-25
6.Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М., 2000. С.24.
7.Медея//Энциклопедия литературных героев. М. 1998, С.265.
8.Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1948. С. 243.
9.Толстой Л.Н. "Война и мир", М., Просвещение, 1981
10.Улицкая Л. Медея и ее дети. М., 1996.
11.Яффе Г. Расчистка сознания // Социалистическое земледелие. 1930. 28 июля.
12.«Литература в школе» № 2 за 1950 год, стр. 22.
Очень похожие работы
Пожалуйста, внимательно изучайте содержание и фрагменты работы. Деньги за приобретённые готовые работы по причине несоответствия данной работы вашим требованиям или её уникальности не возвращаются.
* Категория работы носит оценочный характер в соответствии с качественными и количественными параметрами предоставляемого материала. Данный материал ни целиком, ни любая из его частей не является готовым научным трудом, выпускной квалификационной работой, научным докладом или иной работой, предусмотренной государственной системой научной аттестации или необходимой для прохождения промежуточной или итоговой аттестации. Данный материал представляет собой субъективный результат обработки, структурирования и форматирования собранной его автором информации и предназначен, прежде всего, для использования в качестве источника для самостоятельной подготовки работы указанной тематики.
bmt: 0.01162
© Рефератбанк, 2002 - 2024