"Похвала глупости" Эразм Ротердамский

Содержание

Введение
Особенности и история жанра «Похвалы глупости»
Композиция
Основные идеи произведения Эразма Роттердамского
Заключение

"Похвала глупости" Эразм Ротердамский

Своим существованием Глупости обязаны все без исключения возрасты и чувства, любая деятельность всего живого. Глупость, по ее утверждению, – основа любого успеха и счастливой жизни, более того, Глупость – это и есть жизнь: «Да и что такое вся жизнь человеческая, как не забава Глупости?4».
Науки и искусства своим появлением также обязаны Глупости: «Но обратимся к наукам и искусствам. Что, кроме жажды славы, могло подстрекнуть умы смертных к изобретению и увековечению в потомстве стольких, по общему мнению, превосходных наук? Воистину глупы донельзя люди, полагающие, что какая-то никчемная, ничего не стоящая известность может вознаградить их за бдения и труды. Да, именно Глупости обязаны вы столь многими и столь важными жизненными удобствами5».
Через всю первую часть монолога Глупости проходит сатирический образ «мудреца» – «строгий, на пороки друзей зоркий, в дружбе неприятный, «на пиру угрюмо молчит и смущает всех неуместными вопросами. Одним своим видом портит публике всякое удовольствие. Если вмешается в разговор, напугает собеседника не хуже, чем волк. Если мудрец вмешается в разговор – всех напугает не хуже волка.
Если надо что-либо купить, если предстоит заключить какую-либо сделку, если, коротко говоря, речь зайдет об одной из тех вещей, без которых невозможна наша жизнь, тупым чурбаном покажется тебе мудрец этот, а не человеком. Ни себе самому, ни отечеству, ни своим близким не может быть он ни в чем полезен, ибо не искушен в самых обыкновенных делах и слишком далек от общепринятых мнений и всеми соблюдаемых обычаев. В разладе с жизнью рождается у него ненависть ко всему окружающему» 6.
Перед нами предстает образ схоласта, средневекового кабинетного ученого, представленный в виде античного стоика. Жизнь не терпит никакой односторонности, поэтому рассудочному мудрецу, который привык все измерять одним мерилом и подгонять все к одним и тем же параметрам, нет места на пиру, в любовном разговоре.
Участь мудреца, по словам Глупости, не является завидной – ведь он потратил на усвоение наук, на заботы, труды все лучшие годы жизни, а подлинной жизни, с ее наслаждениями и радостями, так и не познал. И, придя к старости взыскательным, хмурым, одиноким, он преждевременно умирает. «Впрочем, не все ли равно, когда он умрет – ведь он и не жил вовсе! Вот вам образ совершенного мудреца!7».
Но даже своему появлению на свет такой мудрец обязан ей, Глупости: «Итак, только благодаря моей хмельной и веселой игре рождаются на свет и угрюмые философы, и государи, и благочестивые иереи, и трижды пречистые первосвященники, а за ними и весь этот рой поэтических богов, до того многочисленный, что самый Олимп, сколь он ни обширен, едва может вместить такую толпу»8.
Поэтому одной из главных идей произведения Эразма Роттердамского «Похвала глупости» можно считать протест и высмеивание внешних формальностей, которые зачастую оказываются не нужными, и которые лишь скрывают истинную природу поступков, настоящую, естественную жизнь.
Глупость утверждает о своем совпадении со всяким началом жизни. Она синоним подлинной мудрости, не отделяющей себя от жизни, тогда как схоластическая мудрость является порождением глупости.
Исходя из этой идеи, первая часть монолога Глупости основана на противопоставлении живого, естественного начала жизни и сухого, безжизненного отвлеченного знания.
Речь Глупости первой части основана на приеме пародирования софистики. Это проявляется в подмене абстрактного отрицания конкретной положительной противоположностью, например, страсти не есть разум, желание не есть разум, счастье – не то, что разум, следовательно, все это – нечто неразумное, то есть Глупость.
Здесь же содержится смелая критика значения философии и науки в делах управления государством, ставится под сомнение значение философии: «Справься у историков – и увидишь, что ничего не бывало для государства пагубнее, нежели правители, которые баловались философией или науками9». «Насколько философы непригодны для каждодневной жизни, тому пример сам Сократ, возведенный оракулом Аполлоновым в чин единственного в мире мудреца, вот уж приговор, который мудрым никак не назовешь!10».
Глупость здесь выступает в роли самой природы, которая является подлинным существованием, которое не сможет заменить никакие искусственно созданные творения: «Настолько творения природы выше подделок искусства!11». Она призывает к естественности, отходу от высокопарности и оторванности науки от жизни, приводя такой пример: «Посмотрите далее на любую другую породу живых существ: всех счастливее те, которые не знают ни учения, ни дрессировки, но живут исключительно по закону природы12».
Глупость утверждает, что она является не только источником всего живого на свете, но и продолжает сопровождать это живое на всем этапе его существования. Это относится к таким социальным явлениям, как дружба, брак, власть, религия, государство: «она одна соединяет друзей и дружбу хранит неизменно13»; «сказанное о дружбе еще с большим правом применимо и к браку, который есть не что иное, как союз между двумя людьми на всю жизнь, сколько было бы повсеместно разводов, если б мужья и жены не скрашивали и не облегчали домашнюю жизнь при помощи лести, шуток, легкомыслия, заблуждения, притворства и прочих моих спутников!14»; «глупость создает государство, поддерживает власть, религию, управление и суд15».
Тщеславие (Филавтия) – неизменная спутница Глупости, накладывает свой отпечаток не только на каждого человека индивидуально, но и на целые народы: «Поэтому британцы заявляют исключительные притязания на телесную красоту, музыкальное искусство и хороший стол. Шотландцы тешатся своим благородством и родством с королями, а также тонкостью ума.
Французы только себе приписывают приятную обходительность. Парижане уверены, будто они превыше всех стоят в науке богословия. Итальянцы присвоили себе первенство в изящной литературе и красноречии, Испанцы никому не согласны уступить в том, что касается воинской славы, Немцы бахвалятся высоким ростом и знанием магии16».
Следовательно, Глупость является также и источником менталитета каждого народа.
Кроме этого, Глупость приписывает себе роль источника всякого наслаждения: «Но мало того что во мне вы обрели рассадник и источник всяческой жизни: все, что есть в жизни приятного, – тоже мой дар, и я берусь вам это доказать. Чем была бы земная наша жизнь, и вообще стоило ли бы называть ее жизнью, если б лишена была наслаждений? Вы рукоплещете? Я так и знала, что никто из вас не настолько мудр или, лучше сказать, не настолько глуп, нет – именно не настолько мудр, чтобы не согласиться с моим мнением. Сами стоики отнюдь не отворачиваются от наслаждений17».
Примечательно, что манера повествования героини сочетает в себе черты научной речи, что проявляется в подражании речи риторов (это особенно заметно во вступительном разделе монолога Глупости, когда она представляется публике) и непосредственность и грубоватую простоту оборотов народного языка, например: «мужчина обратился ко мне за наставлением – как, впрочем, он поступает всегда, и я тотчас же подала ему достойный совет: сочетаться браком с женщиной, скотинкой непонятливой и глупой, но зато забавной и милой, дабы она своей бестолковостью приправила и подсластила тоскливую важность мужского ума18.
Таким образом, автор, через речь героини, подчеркивает основополагающее значение глупости, которая имеет функцию источника, спутника и заключения всего живого: «Одним словом, без меня никакое сообщество, никакая житейская связь не были бы приятными и прочными: народ не мог бы долго сносить своего государя, господин – раба, служанка – госпожу, учитель – ученика, друг – друга, жена – мужа, квартирант – домохозяина, сожитель – сожителя, товарищ – товарища, ежели бы они взаимно не заблуждались, не прибегали к лести, не щадили чужих слабостей, не потчевали друг друга медом глупости19».
Вторая часть «Похвалы глупости» (начиная с Главы XLVIII) посвящена, как уже было указано выше, различным видам и формам Глупости.
Сразу же заметна резкая смена самой манеры повествования – из иронически–хвастливой речь Глупости превращается в критикующую, с большой долей осуждения и сарказма. Глупость как будто сбрасывает свою маску добродушной покровительницы всего живого, и превращается в смелого обличителя всех пороков, которые характерны для общественного строя современности писателя.
В таком завуалированном виде, от лица одного из аллегорических персонажей, Эразм Роттердамский высказывает свой взгляд на происходящее, и его мнение отнюдь не носит хвалебного, панегирического характера слепого прославления. Вместо того чтобы восхвалять себя и своих спутников (Безумие, Лень, Разгул, Непробудный сон, Чревоугодие), Глупость начинает разоблачать служителей Мории.
Тонкий юмор переходит в острую сатиру над окружающей обстановкой, над обществом. Ироничная полемика с античными стоиками первой части превращается в язвительные зарисовки проявлений глупости в современности.
Сатира Эразма здесь затрагивает все слои общества, нет ни одного из них, которым была бы не характерна глупость: она царит в среде народа, в придворных кругах, среди поэтов, правоведов, философов, богословов, иноков и монахов, королей, вельмож.
Эразм выстраивает своего рода иерархию: начиная от тех, кто подвержен глупости в меньшей степени, заканчивая теми, кто полностью погряз в ней. Наиболее мягко писатель обошелся с классом поэтов: «Значительно менее обязаны мне поэты, хотя по свойству своего ремесла целиком принадлежат к моей партии. Ведь поэты вольный народ, все дело которого в том и состоит, чтобы ласкать уши глупцов разной чушью и нелепыми баснями. И, однако, своим празднословием они не только сами надеются купить бессмертие и вживе уподобиться богам, но и другим то же сулят20».
Следующими, в соответствии с данной иерархией, следуют ученые, среди которых юристам принадлежит первое место, к ним же примыкают и философы: «Между учеными юристы притязают на первое место и отличаются наивысшим самодовольством, а тем временем усердно катят Сизифов камень, единым духом цитируют сотни законов, нисколько не заботясь о том, имеют ли они хоть малейшее отношение к делу. К ним должно присовокупить также диалектиков и софистов – породу людей говорливую, каждый из них в болтовне не уступит и двум десяткам отборных кумушек21».
Но наибольшего уровня критики и сатиры речь Глупости достигает при упоминании о богословах, монахах, епископах, кардиналах и первосвященниках (Глвы LII-LX). Следует заметить, что реакция религиозных деятелей на данную работу Эразма была соответствующей: священнослужители сыграли решающую роль в организации гонений на писателя, запрета его книг в церковных кругах.
Богословов и их приемы запугивания наказанием за любой проступок тех, кто им не угоден, Эразм через свою героиню подвергает жестокой критике и осмеянию: «обольщаемые Филавтией, они мнят себя небожителями, а на прочих смертных глядят с презрением и какой-то жалостью, словно на копошащийся в грязи скот22». Всю силу своей гневной критики автор обращает на представителей монашества, которых он считает бесчестными лицедеями, которые лишь прикидываются набожными.
Не обошла Глупость своим вниманием и представителей власти, как светской: королей, придворных, так и церковной: епископов, кардиналов. Обвиняя их в преступном пути прихода к власти, таком, как клятвопреступление и убийство, в том, что, придя к власти, правитель занимается только решением своих личных дел, а не государственными благами.
Ведь пороки и слабые стороны государей представляют особую опасность для страны, в противоположность слабостям всех остальных жителей государства: «Кто взял в свои руки кормило правления, тот обязан помышлять лишь об общественных, а отнюдь не о частных своих делах, не отступать ни на вершок от законов, каковых он и автор и исполнитель, следить постоянно за неподкупностью должностных лиц и судей; вечно он у всех перед глазами, как благодетельная звезда, чистотой и непорочностью своей хранящая от гибели род человеческий, или как грозная комета, всем несущая гибель.
Пороки всех остальных лиц губительны для немногих и по большей части остаются скрытыми, но государь поставлен так высоко, что если он позволит себе хотя бы малейшее уклонение от путей чести, тотчас же словно чума распространяется среди его подданных23».
Священнослужителей автор обвиняет в излишней праздности их жизни, пышности одеяний и несоблюдении предписаний, в перекладывании их прямых обязанностей на своих многочисленных помощников.
«Что касается обязанностей, то они благоразумно перелагают это бремя на чужие плечи или передают из рук в руки, словно мячик. Подобно тому, как светские государи посылают для управления областями наместников, а наместники в свою очередь поручают это дело своим помощникам, так и духовенство, по смирению своему, предоставляет труды благочестия простому народу24».
Что было бы, спрашивает автор, если бы вместо всего этого проводились бы бдения, посты, проповеди, покаяния, молитвенные собрания? ( Глава LIX). Ответ заключается в следующем: в церковном аппарате наметился бы острый недостаток служителей.
Действительно, весь религиозный аппарат был значительно отягощен дополнительными должностями, которые наживались на поборах с населения, живя на взимаемые налоги. Данный вопрос был очень актуален в эпоху Средневековья и Возрождения.
Речь Глупости затрагивает довольно смелые темы: после того, как она доказала свое значение для человечества, она вторгается в христианскую религию, отождествляя себя с ней: «что христианская вера, по-видимому, сродни некоему виду глупости и с мудростью совершенно несовместна25».
«Сам Христос, хотя в нем воплотилась мудрость отца, стал тем не менее некоторым образом глупым, дабы помочь глупости людей: усвоив человеческую природу, он и характером сделался подобен человеку. Равным образом стал он грешником, чтобы уврачевать грех, и уврачевал он его не чем иным, как юродством креста при помощи невежественных глупцов – апостолов. Последним он усердно проповедовал неразумие и предостерегал против мудрости, указуя им в виде примера на детей, лилии,
горчичные зерна и маленьких птичек – то есть нечто глупое, чуждое здравого смысла, живущее по внушениям одной природы, без всяких забот и без всяких хитростей26».
Данные высказывания являются чрезвычайно вызывающими, как для эпохи Возрождения, так и в настоящее время. Не удивительно, что «Похвала глупости» Эразма Роттердамского вызвала широкий общественный резонанс, и пой сей день, писателя знают преимущественно как автора «одного произведения».