Демократия в Америке по А. Токвилю.

Введение
1.Творческий портрет А.де Токвиля (1805 – 1859)
1.1. Становление личности А.де Токвиля
1.2. Влияние Великой Французской революции 1789 г. на творчество А. де Токвиля ("Старый порядок и революция")
1.3. Причины поездки в Америку
2. Либеральная доктрина А. де Токвиля
2.1. Понятие «демократия» в различных трактовках
2.2.Основные положения работы А. де Токвиля «О демократии в Америке» (1835-1840).
2.3. Концепция А. де Токвиля в русле современных исследований демократии
3. Влияние идей А. де Токвиля на развитие русской политической мысли в XIX веке
3.1. Оценка А.С. Пушкиным и П.Я. Чаадаевым взглядов Токвиля
3.2. Идеи Токвиля и русские либералы
Заключение
Список источников и использованной литературы

Демократия в Америке по А. Токвилю.

Многие биографы и исследователи творчества Токвиля до сих пор задают себе вопрос: был ли Токвиль беспристрастным наблюдателем в всегда ли он следовал требованию научной объективности? Современные исследователи его творчества отмечают, в частности, что он прошел мимо проблемы рабства. Об этом постыдном для Америки середины ХIХ в. явлении он в книге обмолвился только одной фразой: “На юге Соединенных Штатов существует рабство. Поэтому все то, о чем я говорил, к Югу не имеет отношения”.39
Книга Токвиля — не только об Америке. Во второй ее части, вышедшей в 1840 г. и во многом основывавшейся на французском материале, обсуждалась общая проблема влияния равенства на общественный строй. Принцип Свободы Токвиль, безусловно, ставил выше принципа Равенства. Аристократия знала свободу для немногих.Но возможна ли свобода для всех? Французский социолог ответил на него с позиций классического буржуазного либерализма: условием всеобщей свободы является равенство в правах на участие в политических выборах. Другого равенства он не признавал. Ему, в частности, импонировал тот факт, что в Америке хотя и действовал закон о наследии, устанавливавший равный раздел имущества (как и во Франции и в России, но не в Англии), наличие громадной неосвоенной земли остановило дробление собственности. Освоенные владения передавались старшему сыну, а младшие сыновья направлялись искать счастья на Запад.
Итак, путешествуя по Америке, Токвиль не только заряжался её демократическими идеями и опытом, но и во многом пытался осознать, применимы ли они к его родной Франции. Именно она была в его голове, когда он находился за океаном. Особенно это видно из его фразы, которая будто относится к Америке, но несомненно, что не только к ней: «Граждане в демократическом обществе часто испытывают ненависть к конкретным представителям центральной власти, но они всегда любят саму эту власть».40
2. Либеральная доктрина А. де Токвиля
2.1. Основные положения работы А. де Токвиля «О демократии в Америке» (1835-1840).
К 1830-м годам управление Соединенными Штатами Америки успешно осуществлялось децентрализованным образом уже полвека. И — вопреки видению Монтескье — это было квазиконтинентальное государство без привилегированного класса или аристократии. Американский федерализм, казалось, предложил новый способ сочетания централизованного управления и местной автономии в условиях нивелированного, или демократического, общества. Со своим формальным разделением суверенитета между центром и периферией он представлял собой новую форму государственного устройства. Могла ли она послужить лучшим примером для Франции, нежели аристократическая Англия, которую так превозносил Монтескье? Предполагая это, Токвиль нашел предлог, чтобы в 1831- 1832 годах совершить путешествие по Соединенным Штатам.
Там Токвиль очень скоро обнаружил, что его предположение верно. Американский федерализм действительно представлял собой новую форму государства, которая благоприятствовала политической свободе и рассредоточению власти в отсутствие аристократии, причем в квазиконтинентальном масштабе. Пользуясь суверенным правом напрямую воздействовать на граждан в определенных сферах, американское федеральное правительство не имело слабостей прежних конфедераций, таких, как Священная Римская империя и Швейцария, в которых распоряжения центра выполняли те или иные страны-участницы. В конечном итоге там либо начинала доминировать сильнейшая страна-участница, либо наступало бессилие центральной власти. Напротив, американское федеральное правительство не зависело от штатов при исполнении указов, принятых в рамках его компетенции.41
Чтобы понять сделанное Токвилем в Америке “открытие”, позволившее ему провести различие между федерализмом в его истинном смысле и конфедеративным устройством, полезно будет напомнить его слова из “Демократии в Америке”: “Во всех конфедерациях, предшествовавших той, что была создана в Америке в 1789 году, народы, объединившиеся во имя общей цели, соглашались подчиняться предписаниям федерального правительства, но сохраняли право направлять и контролировать исполнение законов союза на своей территории. Американцы, объединившиеся в 1789 году, согласились не только с тем, что федеральное правительство будет устанавливать законы, но и с тем, что оно само будет следить за их исполнением. В обоих случаях право остается одним и тем же; различается лишь способ его применения. Однако это единственное различие чревато громадными последствиями.
Во всех конфедерациях, предшествовавших американской, федеральное правительство апеллировало к местным властям для удовлетворения своих нужд. В случае, когда та или иная мера, предписываемая федеральным правительством, не нравилась какому-либо из правительств входящих в конфедерацию стран, последнее всегда могло уклониться от необходимости повиноваться. Если федеральное правительство было сильным, оно могло прибегнуть к оружию; если оно было слабым, ему приходилось терпеть неповиновение законам федерации... Следствием всегда становилось одно из двух: либо сильнейший из членов союза присваивал себе прерогативы федерального правительства и от его имени управлял другими членами, либо федеральное правительство оказывалось предоставленным самому себе и могло рассчитывать лишь на собственные силы; тогда в конфедерации воцарялась анархия, а сам союз становился абсолютно недееспособным.
В Америке субъектами союза выступают не штаты, а граждане. Когда федеральное правительство намеревается ввести новый налог, оно обращается не к властям Массачусетса, а к каждому жителю этого штата. Прежние федеральные правительства имели дело с народами, образовывавшими союз, тогда как американское с отдельными личностями. [Американское федеральное правительство] не заимствует свою силу, а черпает ее изнутри. Оно имеет своих собственных должностных лиц, свои суды, своих судебных чиновников, свою армию”.42
В то же время штаты и местные правительства имели свои независимые сферы деятельности. Видя жизнеспособность городских общин Новой Англии, наблюдая, как местное самоуправление дает мощный импульс развитию гражданского общества, порождая у людей уверенность в собственных силах и приверженность ассоциации, Токвиль убедился, что американская модель может с большим успехом быть использована для реформирования французского государства, чем английская конституция.
Токвиль не предполагал, что Франция девятнадцатого века сможет стать федеративным государством, разделив суверенитет между центральным правительством и провинциями. Однако, по его мнению, отдельные черты американского федерализма можно было использовать. Так, американский федерализм наделил новой политической ролью суды, которые посредством судебного контроля могли поддерживать разделение властей и защищать права личности. Более того, американская судебная система обеспечивала подотчетность избранных должностных лиц на местах без включения их в единую бюрократическую иерархию. Это означало, что верховенство закона не требует механизма управления, основанного на назначении государственных служащих.43
На протяжении девятнадцатого века очевидный успех американского федерализма трансформировал либеральные конституционные теории. Но принципы, на которых вначале были реформированы отдельные сверхцентрализованные государства Европы, должны были рано или поздно стать моделью для более широкого европейского политического союза.44
Американский федерализм не был создан из ничего. Он не был просто результатом принятия неких конституционных правил теми, кто собрался в Филадельфии в 1787 году. Скорее, американский федерализм произрастал из укоренившихся привычек и отношений, многие из которых восходили к первым дням английских колоний. Токвиль пытается понять, какими были эти привычки и отношения. В “Демократии в Америке” содержатся указания по меньшей мере на четыре неформальных условия, которые Токвиль считал необходимыми для успеха американского федерализма: это привычка к местному самоуправлению, общность языка, наличие открытого политического класса с преобладанием в нем юристов, а также приверженность граждан общим моральным ценностям.
Можно утверждать, что первое основное различие между бывшими английскими колониями восемнадцатого века и европейскими национальными государствами осталось без внимания Токвиля, который не задумывался всерьез о каких-либо проектах европейского федерализма. Между тем это очень важное различие. До войны за независимость американские колонии никогда не имели полного суверенитета. Пользуясь de facto широкой автономией, они все же подчинялись британской короне. Память об этой подчиненности и порожденное ею ощущение единства способствовали осознанию потребности в политическом союзе, созданном в 1787 году в Филадельфии. Между делегатами существовало молчаливое согласие о том, что выполнение некоторых властных функций британской короны, особенно в военной и внешнеполитической сферах, приостанавливалось лишь на время — до наступления момента, когда они вновь сосредоточатся в руках центрального правительства. В этом смысле то, что можно назвать призраком прежнего имперского правительства, присутствовало в дискуссиях на Конституционном конвенте в Филадельфии, оказывал очень большое влияние на умы делегатов.
Разумеется, умение английских колонистов самостоятельно решать собственные проблемы было тесно связано с тем, что их объединял общий язык. Такова вторая неформальная предпосылка успеха американского федерализма, на которую обратил внимание Токвиль. Значение, которое он этому придавал, особенно ярко проявилось через два десятилетия после выхода в свет «Демократии в Америке”. В 1850-е годы Токвиль, как и многие другие либеральные европейские мыслители, с растущей тревогой наблюдал за новой волной европейской иммиграции в Соединенные Штаты. То были иммигранты из стран, не знавших традиций местного самоуправления, да и английский язык не был для них родным. Смогут ли граждане, изначально не обладавшие свободными moeurs поселенцев Новой Англии и не владевшие английским языком, успешно вписаться в американскую федеративную систему? Или же они подорвут американские свободы, создавал социальные условия, которые приведут либо к разрушению союза, либо к централизации власти?45
Ответ на большую часть этих вопросов был получен к концу девятнадцатого века. Соединенные Штаты оказались способными ассимилировать не только немцев, голландцев и скандинавов, которые прибыли в середине века, но также и выходцев из Южной и Восточной Европы, особенно итальянцев, которые стали переселяться в США в конце века во все возрастающем количестве. Эти иммигранты приезжали из стран с малым или попросту отсутствовавшим опытом самоуправления или создания представительных институтов власти. Однако система самоуправления, предлагавшаяся американским федерализмом, вкупе с гражданским воспитанием, предоставлявшимся (по крайней мере в принципе) вновь прибывшим, оказалась способной привить новым поселенцам нечто вроде свободных moeurs первых английских колонистов. Несмотря на трудности, связанные с иммиграцией, урбанизацией и индустриализацией, американский федерализм доказал, что самоуправление возможно и в масштабах континента, а старая аксиома, гласящая, что обширной территорией можно управлять только деспотически, устарела. Новая Европа по ту сторону Атлантики преподала политический урок Старой Европе.
Следует, однако, отметить, что успешная ассимиляция новых поселенцев предполагала принятие ими английского в качестве первого языка. Американский опыт позволяет сделать вывод, что общность языка является непременным условием действенной демократической федеративной системы, обеспечивающим необходимое сплочение гражданского общества. То, до какой степени американцы в этом убеждены, проявилось совсем недавно них сопротивлении идее культурного многообразия, поскольку последнее угрожает устоявшейся роли английского языка. Вряд ли могли ли Соединенные Штаты долгое время существовать без общего языка. К тому же многие специалисты по американскому государственному устройству сомневаются в этом.46
В-третьих, в Соединенных Штатах основную роль в процессе приобщения иммигрантов к конституционным и лингвистическим нормам играли юристы, которые, как отмечал Токвиль, с давних времен занимали главенствующее положение в политической элите. Получить юридическое образование было относительно легко; при этом оно обеспечивало возможность не только экономического процветания, но и культурной адаптации — приобщения, в частности, к общему праву и суду присяжных, защищавших местные обычаи. Это привило многим иммигрантам представление о государстве, в корне отличное от того, к которому они привыкли в старой Европе. Континентальные государства часто строились “сверху вниз”, то есть правители опирались на традиции римского права, считавшего региональные или местные органы власти придатками центрального правительства и не придававшего изначальной ценности местному самоуправлению. Отчасти это объяснялось тем, что процесс создания европейских государств протекал значительно труднее, а отдельные регионы и города удавалось в конечном счете подчинить только силой или хитростью. Даже сегодня жители некоторых местностей в Италии, Франции и Испании считают жителей других регионов “иностранцами” в такой степени, что всем известное недоверие шотландцев к англичанам кажется довольно безобидным. Стоит ли говорить, что такое наследие делает формирование политического класса на основе американской модели, когда местная свобода успешно дополняется социальной и географической мобильностью, гораздо более труднодостижимым.
Четвертая неформальная предпосылка успеха американского федерализма, отмеченная и рассмотренная Токвилем, связана с общими моральными устоями. Он писал, что в Соединенных Штатах существует поразительное единодушие относительно понятия справедливости, проистекающее из общего почти для всех поселенцев понимания христиан- ства как вероучения, освящающего “равные свободы”. Иными словам и, христианство в Америке получило либеральную интерпретацию.47 Равенство граждан и политические свободы, а также масштаб предоставлявшегося людям выбора воспринимались не как враждебные по отношению к религии, но, напротив, как ценности, санкционированные христианской моралью.
Возможно, это было спорное толкование христианства. Его следует назвать протестантской интерпретацией, делающей акцент на сознательности и добровольном согласии, а не на власти и повиновении. Однако значимость этого обстоятельства для Соединенных Штатов остается огромной. До сих пор Соединенные Штаты являют собой пример страны, где убежденные христиане составляют большинство и признают строгие ограничения общественной роли религии во имя свободы, которую сама эта религия санкционирует. Закрепляя право свободного выбора в сфере частных интересов, моральный консенсус в Америке четко ограничивает сферу законных действий государства, и эти ограничения инкорпорированы в конституцию США в виде Билля о правах. Консенсус относительно морального равенства и равных свобод решающим образом содействовал успеху американского федерализма, поскольку противостоял тому типу классового сознания, который усиливал социальные конфликты в Европе и создавал внутри каждого государства мощные механизмы централизации. Альтернативой, по мнению Токвиля, была печальная история Франции с пятнадцатого по девятнадцатый век, следствием которой стала бюрократическая форма французского государства.48
Общественное устройство США XVII-XIX веков действительно можно целиком рассматривать по книге Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке». Несмотря на множество политических укладов, существовавших на территории США ко времени Токвиля, базовым - оказавшим наибольшее влияние на политический строй современных ему Соединенных Штатов - он называет «принципы, возобладавшие в Новой Англии». Особенностью жителей колоний Новой Англии Токвиль называет то, что они приехали в Новый Свет не столько по экономическим соображениям, сколько для того, чтобы «добиться торжества некой идеи».49. Так что понимание свободы, свойственное политическим истокам современной Америки, представляется нам в целом тождественным древнеримскому: «существует свобода гражданская и нравственная; сила, которую самой власти предназначено охранять: эта свобода заключается в том, чтобы без страха совершать доброе и справедливое»50. Причем утверждение, что «доброе и справедливое» совершается без страха, далеко не соответствует действительности: для того, чтобы понять это, достаточно проанализировать спектр наказаний в США XVII-XIX веков за нарушение морали и нравственности.
Политический уклад Новой Англии, по мнению Токвиля, - это, прежде всего, общинный уклад. Политические «надстройки» в виде округов и штатов, не говоря уже о федеральном правительстве, существовали над общиной и (относительно процедур политического участия) были во многом вторичны по отношению к ней. Изначально «каждая из общин являла собой независимую нацию»51 и лишь затем делегировала свои права штатам, которые, в свою очередь, образовывали федеральную власть. Заметим, что и в тех случаях, когда те или иные решения навязывались штатом общине, их конкретизация и воплощение в жизнь все равно осуществлялись чиновниками общины, то есть в конечном счете - всеми жителями общины, так как теоретически каждый из них имел право занять любой пост. Ценность участия в делах общины определялась как представлениями о самоценности гражданской активности как таковой, так и верой в то, что община «заслуживает того, чтобы приложить усилия для участия в управлении ею».52
Общинные принципы политического поведения во многом транслируются на уровень штата. В частности, Токвиль приводит пример конституции Коннектикута, согласно которой избирательный корпус формировался из всех граждан штата, которые были обязаны носить оружие, составляли народную милицию, самостоятельно выбирая из своей среды офицеров, и находились «в постоянной готовности к защите отечества». Равным образом практически все граждане штата были землевладельцами, причем если первоначально в Новой Англии еще существовали владельцы крупных земельных участков, то впоследствии - благодаря принципам наследования земли - эти участки были раздроблены, что способствовало дальнейшему росту гражданского равенства.53
К недостаткам демократии Токвиль относил сложность принятия государственных решений, длительность обсуждения того или иного вопроса, индивидуализм, склонность американцев замыкаться в кругу семьи и друзей с тем, чтобы, сформирован так близкий себе мир отгородиться от общества. По его словам, индивидуализм “ослабляет добродетельность общественной жизни” и становится “трудно вытащить человека из его собственного узкого круга, чтобы заинтересовать его судьбой государства”.54 В этом состоянии, как отметил американский историк А. Шлезингер-младший, Токвиль отвергает одну из основополагающих ценностей либеральной демократии — индивидуализм. Между тем “твердый индивидуализм” и сейчас остается одним из основных принципов доктрины Республиканской партии США. Беспокойство французского социолога вызывали долгосрочные последствия узкого понимания американского принципа личной заинтересованности. “Признаюсь, — писал он, — меня страшит, как бы они, в конце концов, не замкнулись в этой мелкой цели”.55 Отмеченная Токвилем особенность американского менталитета заключается в выделении практической стороны дела, что впоследствии способствовало возникновению философии прагматизма. Об этом он пишет: “В Америке чисто практическая наука развита великолепно. Здесь заботливо относятся и к тем разделам теории, которые насущно необходимы для практического применения, — в данных отношениях американцы всегда демонстрируют мышление ясное, свободное, оригинальное и плодотворное; однако в Соединенных Штатах почти невозможно найти человека, посвятившего себя занятиям фундаментальными и абстрактными разделами человеческого звания”.56