Конкурсы на Дворец советов в Москве

Содержание:

ВВЕДЕНИЕ
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Конкурсы на Дворец советов в Москве

Текст письма Корнелиуса ван Эстерена и Зигфрида Гидиона, Сталину от 20 апреля стоит того, чтобы его привести полностью8:
«Господин Президент. Мы имеем честь уведомить Вас о новой ситуации, возникшей между высшими правительственными инстанциями СССР и мировой общественностью. Речь идет о событиях, которые вызвали в профессиональных кругах очень большое волнение. Однако, эти события профессионального порядка могут повлиять на общественное мнение, о чем мы считаем своим долгом Вам сообщить.
Речь идет о недавних решениях связанных со строительством Дворца Советов.
В 1931 году правительство СССР в лице Совета Строительства Дворца Советов обратилось к мировому сообществу, объявив международный конкурс. Не было назначено никакого жюри, но нам казалось само собой разумеющимся, что решение будет следовать генеральной линии, определяемой пятилетним планом, и выразится в проекте, представляющем современное мышление. Архитектура Дворца Советов, говорящая языком, не поддающимся фальсификации, выражала бы революцию, совершенную новой цивилизацией современной эпохи.
В обращении Совета к архитекторам указывалось, что в связи с тем, что пятилетний план блестяще завершен, правительство СССР, желая увенчать его особым событием, постановляет реализовать принятое в 1922 году  на заседании III Интернационала решение о строительстве Дворца Советов. Исходя из этого архитекторы всего мира представили правительству СССР плоды своей работы.
29 февраля ТАСС сообщает: «Совет строительства закончил рассмотрение представленных проектов. Проекты архитекторов Жолтовского и Иофана, так же как американского архитектора Гамильтона были признаны лучшими (...) Совет решил продолжить конкурс, дав возможность другим участникам так, чтобы другие проекты были переработаны с учетом лучших методов классической архитектуры и достижений современной архитектурной технологии».
Журнал «Баувельт» публикует три вышеназванных проекта: проект Иофана демонстрирует в остробуржуазной форме академическое мышление9. Проект Жолтовского - это копия архитектуры итальянского ренессанса, архитектуры, которая находится в противоречии с народными массами, и полностью соответствует духу наследной власти феодальных князей. Неоспоримое совершенство этой архитектуры не может, совершенно очевидно, претендовать на то, чтобы удовлетворять потребности и решать проблемы с применением современных технологий. Проект Гамильтона  является ни чем иным, как самонадеянным воспроизведением под покровом современного декора, помпезного сооружения королевских времен, без всякой связи с органическими функциями программы Дворца.
Решение Совета строительства – это прямое оскорбление духа русской революции и реализации пятилетнего плана.
Поворачиваясь спиной к воодушевленному современному обществу, которое нашло свое первое выражение в советской России, это решение освящает пышную архитектуру монархических режимов. Проект дворца Советов, предложенный современному миру, как духовный венец огромной созидательной работы пятилетнего плана, подчиняет современную технику интересам духовной реакции. Дворец Советов воплощает в форме, которую ему хочет навязать Совет строительства, старые режимы и демонстрирует полное пренебрежение к важнейшим культурным устремлениям нашего времени. Какое трагическое предательство!
Мир, наблюдающий за творческим развитием СССР, будет потрясен.
Международный совет по решению современных архитектурных проблем (CIRPAK, представитель CIAM), созданный в 1928 году в Ла Сарразе, на своем заседании 29 марта 1932 года в Барселоне обсудил ситуацию в Москве, а также условия проведения IV конгресса по теме «Функциональный город»10. Он принял решение обратиться в высшую политическую инстанцию СССР, чтобы указать ей на важность положения, вызванного ошибочным решением Совета. Он постановил - просить Правительство изменить решение Совета, так как этого ожидает мировая элита. В случае, если рекомендации Совета Строительства относительно строительства Дворца Советов останутся в силе, сомнительно, чтобы CIRPAK, до сих пор всегда выступавший за революционные преобразования, смог бы и дальше рассматривать СССР как страну, в которой возможно проведение плодотворного конгресса по такой бескомпромиссной теме, как «Функциональный город» (...). Предоставляя решения этого капитального вопроса на суд Вашей мудрости, мы выражаем Вам, господин Президент, наше глубокое почтение».
Письмо дает массу поводов для размышлений. Его авторы не сомневаются, к кому следует обращаться с претензией. Правда, они не знают, как титуловать адресата – обращаться к Генеральному секретарю ЦК ВКП (б) демократичным европейцам явно неудобно. Поэтому Сталину придумывается несуществующий в СССР титул – Президент. Авторам письма заведомо известно, что конкурс, собственно говоря, не конкурс, а политическое мероприятие, решения которого определяет сам вождь. Они до сих пор были уверены, что «новая советская архитектура» являлась официальным советским стилем и была решением того же самого вождя. До сих пор это их вполне устраивало и именно поэтому они не понимают и не принимают подобного результата конкурса на Дворец Советов. Ответственность за смену стилистической кальки они вполне проницательно возлагают на вождя и искренне пытаются помочь ему исправить «ошибку». Неожиданную смену стиля западные архитекторы воспринимают как политическое предательство. Они готовы предъявить Сталину обвинение в измене революционным идеалам.
Ответа на свои письма СИАМ не получил, неизвестно даже дошли ли они до Сталина. Скорее всего, дошли и доставили удовольствие. Вариант, при котором оскорбленные в лучших чувствах западные архитекторы сами переставали лезть в советские дела, был для Сталина самым выгодным.
13 мая 1932 года Ле Корбюзье пишет письмо председателю Ученого комитета при СНК СССР Луначарскому, находящемуся в тот момент в Швейцарии11. Адресат письма с 1929 г. уже не нарком просвещения и совершено растерял свое былое влияние, но Корбюзье, этого не знает. Текст письма более подобострастный, нежели официальное письмо СIАМ, но и в нем чувствуется угроза. У автора, многократно хвалившего СССР, земля уходит из-под ног. Он не знает какую позицию ему занять - к публичному разрыву своих личных отношений с Советским Союзом он, видимо еще не готов. Тем более, что в Москве в этот момент почему-то остановлено на неопределенный срок возведение запроектированного им здания «Центрсоюза» и Корбюзье, естественно опасается, что протест может повлиять на продолжение строительства.
Ле Корбюзье не знает к чему прибегать, к лести или запугиванию: «...Дворец Советов есть окончание пятилетнего плана. Что такое пятилетний план? Это героическая попытка и действительно героическое решение, построить новое общество, живущее в полной гармонии. Целью пятилетнего плана является идея сделать людей счастливыми. С сегодняшнего дня Советский Союз освещает весь мир блеском новой зари. Все возвышенные сердца принадлежат Вам, это победа... Архитектура выражает дух Вашей эпохи, и Дворец Советов должен исключительностью своих пропорций и законченностью форм выражать те же цели, которые Вы преследуете с 1918 года. Весь мир должен это видеть, более того, все человечество должно увидеть в архитектуре этого здания точное и безошибочное выражение народной воли...»12. Ле Корбюзье выражает желание поехать вместе с Луначарским в Москву, чтобы все объяснить архитекторам и руководству. «...Народ любит королевские дворцы... однако, руководство массами это дело избранных людей... Мы ожидали от СССР мужественный жест... и если его не будет, тогда не будет больше ни Союза советских социалистических республик, ни правды, ни мистической веры!»13
Резкая реакция СIАМ и позиция мэтров мировой архитектуры поставила в трудное положение и работающих в тот момент в СССР западных архитекторов. В №6-7 журнала «Ди нойе Штадт» опубликовано письмо руководству СИАМ (от 10 июля 1932 г.) находящихся в СССР двадцати шести немецких архитекторов с отповедью позиции Корнелиуса ван Эстерна, Виктора Буржуа и Зигфрида Гидиона. Сегодня мы неплохо представляем себе, как пишутся и собираются подписи под подобными письмами и как формируются условия, в которых люди вынуждены отказываться от собственных убеждений.
Так, швейцарский архитектор Ганнес Майер, смещенный с поста директора Баухауза в Дессау за свои крайне левые взгляды (он был фанатичным коммунистом), приехал в конце 1930 г. в Москву и сделал до конца 1931 г. неплохую карьеру – он занимал пост одного из главных архитекторов «Гипровтуза», был профессором ВАСИ, консультантом в институте «Гипрогор», возглавлял в институте «Стандартпроект» разработку ряда градостроительных проектов для Сибири и Дальнего Востока. Как дисциплинированный коммунист Майер «политически верно» заявил в 1933 г. о смене своих профессиональных убеждений: «В последнее время я вновь предпринимаю вылазку в область классической и вообще старой архитектуры, потому что меня увлекает проблема национальной выразительности в социалистической архитектуре. (...) мне кажется, что любой «подвал», опубликованный в нашей «Правде», является значительно более важным событием, отмечающим рождение новой социалистической архитектуры, чем изысканно-легкомысленные фельетоны Корбюзье»14
Немецкие архитекторы, подписавшие письмо, подчеркивали, что считают, будто следствием «разочарования результатами конкурса» должен быть отказ от проведения конгресса СИАМ в Москве. Это принесло бы только вред, так как обмануло бы надежды московских участников и противоречило бы «прежней практике СИАМ проводить конгрессы там, где они особенно нужны»15.
Руководство СИАМ довольно резко ответило, что именно национальными группами членов СИАМ ему было поручено высказаться по поводу результатов конкурса: «Членам СИАМ непонятно, почему проекты, выглядящие как воспроизведение академической или псевдосовременной архитектуры, могут рассматриваться как завершение пятилетнего плана. В особенности, североамериканским членам СИАМ невозможно понять, как образец псевдосовременной архитектурной символики может в первую очередь  оказаться предназначенным для реализации Дворца Советов (...) Поэтому СIRPАC обратился напрямую в самую высшую инстанцию, чтобы кратчайшим путем добиться отмены неудачного решения жюри (...) Цель наших усилий, добиться того, чтобы Дворец Советов был возведен в соответствии со своим смыслом, и мы надеемся, что возникшие сейчас недоразумения в дальнейшем послужат достижению этой цели.
Хотя советское правительство вообще никак не отреагировало на шумиху в западной прессе и наивные письменные протесты, руководство СIАМ не отменило московский конгресс. Однако, 15 апреля 1933 года, за полтора месяца до его открытия, назначенного на 1 июня, была получена телеграмма от председателя Центрсоюза (формально Центрсоюз – приглашающая сторона) с одной единственной фразой: «Конгресс может состоятся только в 1934»16. На дипломатическом языке это означало недвусмысленный отказ, причем, не неожиданный.
Ситуация с архитектурой и градостроительством в СССР изменяется настолько, что проведение всемирного конгресса по градостроительству именно в СССР становится невозможным и бессмысленным. Утопическая вера иностранных архитекторов в то, что СССР является страной градостроительного будущего постепенно иссякает.
Наивные иностранные архитекторы, пытавшиеся из-за рубежа влиять на ход дел в советском градостроительстве, направлять развитие советской архитектуры в соответствии с их собственными представлениями о мировых тенденциях, не способны осознать, что выдуманная ими романтическая утопия о «прогрессивной народной власти, мудро осуществляющей прогресс архитектуры» ничего общего с реальными процессами жизни и деятельности в СССР не имеет. Они даже не способны понять (как, впрочем, и многие советские архитекторы, которым изнутри, казалось бы, должно быть виднее), что советская власть не просто меняет стиль, а однозначно присваивает себе право самой определять, что нравится народу, а что нет.
Более того, она присваивает себе право самой определять, что нужно проектировать и строить (и из чего), что полезно и как это должно выглядеть, как должны проектировать архитекторы и градостроители, а также что и как они проектировать не должны. Формирующаяся общегосударственная система проектного дела, накладывает свои правила и ограничения на творчество, декларирует примат «проектного производства», внедряет стилистические шаблоны, приучает к послушанию и услужливости. Ведь исключительно от нее теперь зависит, какое место займет тот или иной архитектор в профессиональной иерархии, будет ли иметь самостоятельную крупную работу, общественный вес, профессиональный статус.
В итоге, приглашенным в составы «жюри» профессиональных конкурсов «архитектурным генералам», предлагается послушно голосовать за рекомендуемые свыше решения, иного просто не дано.