малые формы тэффи ("визитерка", "в магазине", "папочка", "счастливая любовь", "прелестная женщина", "о дневнике") и проза Л.Улицкой(произведения по выбору)

Оглавление

Введение
Основная часть
§ 1. Особенности «женской прозы». Ее главные отличия от «мужской»
§ 2. Анализ текстов Теффи и Улицкой
2.1 Основные темы, идеи рассказов Тэффи и Улицкой
2.2 Художественные особенности текстов
2.3 Ирония как прием
Заключение
Список литературы

малые формы тэффи ("визитерка", "в магазине", "папочка", "счастливая любовь", "прелестная женщина", "о дневнике") и проза Л.Улицкой(произведения по выбору)

Эта уникальная открытость женской души максимально проявляется, по мнению Улицкой, в отношения между мужчиной и женщиной и в семейных отношениях. Так в цикле «Девочки» события построены вокруг семьи, где родились и подрастают девочки-близнецы. Людмила Улицкая берет известный культурный сюжет близнецов, которые диаметрально противоположны по характерам, и раскрывает его в цикле рассказов.
В цикле рассказов «Девочки» перед читателями предстают четыре базовых женских образа, объединенных семейными узами. Каждый из них необычен и индивидуален. И помимо этого с этими базовыми образами (бабушка Эмма Ашотовна, ее дочь – Маргарита, девочки – Гаяне и Виктория) в разных рассказах, входящих в цикл, связаны другие женские образы, которые так или иначе воздействуют на события внутри семьи.
Людмила Улицкая в своем творчестве вообще любит писать рассказы циклами – это позволяет ей максимально полно раскрыть характеры своих героинь. Из рассказа в рассказ перед нами открываются новые черты героев. Таким циклом является не только цикл «Девочки», но и, например, цикл «Пиковая дама и другие». Каждый рассказ, входящий в этот цикл является законченным произведением, но, тем не менее, он входит в канву цикла, создавая своеобразный роман о жизни одного московского дворика, где преимущественно селились евреи. События, происходящие по ходу развития цикла с героями, раскрывают характеры всех, кто введен в эти рассказы. И каждая деталь, каждое имя оказываются значимыми для сюжетов последующих рассказов цикла.
Так в цикле «Бедные родственники» упоминания о семейной паре Берты и Матиасе встречаются во всех рассказах цикла, тогда как им непосредственно отведен первый рассказ в цикле – «Счастливые»
Связь между мужским и женским началом, как было сказано выше, является очень важной чертой для «женской прозы».
И в этом аспекте Тэффи и Улицкая занимают очень близкие позиции.
Особо ярко отражено противопоставление мужского и женского у Тэффи в рассказе «О дневнике».
Уже в структуре рассказа, который делится на две явные логические части, заложено это противопоставление. Первая часть рассказа посвящена тому, как дневник ведет мужчина, что его побуждает начать ведение дневника, и какие темы отражаются в его дневнике. Вторая часть построена как антитеза первой и описывает процесс и причины ведение дневника женщиной.
Если говорить языком психологических тестов, то можно сказать, что мужская потребность в ведение дневника ориентированна на будущее, а сам дневник максимально рационалистичен: мужчина не излагает там своих переживаний, а только мысли по поводу. И фактически мужской дневник, с точки зрения Тэффи, является объектом для самопоиска и размышлений.
Женский дневник же, по мнению автора рассказа, преследует совершенно другие цели: «И если "кто нужно" сам не замечал до сих пор того, что нужно, то, прочтя дневник, уж наверно, обратит внимание на что нужно», со свойственной иронией пишет Тэффи в заключение рассказа. Женский дневник выступает как средство очарования и в тоже время как средство повышения самооценки.
Диаметрально противоположные позиции по ведению дневника у женщин и мужчин – это лежит в основе разности женского и мужского кругозора, женского и мужского начал.
В других рассказах Тэффи тема мужчин тоже поднимается, но она не столь явно выражена. Так в рассказе «В магазинах» мужчины выступают как причина всех покупок, совершаемых перед летним выездом: «Например, прогулка на лодке с мужем и детьми требует серенького платья и высоких башмаков.
Та же прогулка, но без мужа и детей, требует уже белого платья с открытой шеей и ажурных чулок» и далее по тексту: «А то подумайте, какой ужас: вдруг летом приедет к вам в гости Иван Степанович, тот самый Иван Степанович, который недавно сказал вам: «Я люблю голубой цвет — в нем есть что-то небесное», а вы как на грех ничего с собой голубого не взяли!»
И в то же самое время мужчины-мужья описаны Тэффи как страдательный элемент в процессе женских покупок: «Несчастнее всех чувствуют себя в этой сутолоке мужья, сопровождающие своих жен. Сначала они еще пробуют острить и подшучивать над дамскими страстями.
— Бабы!.. Тряпки!.. Отчего нам не придет никогда в голову заниматься подобной ерундой?
Но они скоро теряют последнюю бодрость духа, смолкают, бледнеют…»
Сквозь иронию Тэффи сквозит одна особенность, которую прекрасно осознают все: писатели и читатели «женской прозы» - мир мужчин и мир женщин могут только сосуществовать рядом, но представителя каждого из миров очень сложно понять друг друга.
Людмила Улицкая в своих произведениях, может, не столь категорична. Но она тоже отмечает эту особенность в отношениях мужчин и женщин. Мужчина в ее рассказах играет роль вспомогательную, даже если является причиной всех судьбоносных изменений в жизни героинь.
В цикле «Девочки» отец Гаяне и Виктории не просто причина появления их на свет, он еще и причина серьезной душевной болезни Маргариты – их мамы. Однако мир женщин в его доме живет независимо от него самого. Мудрая Эмма Ашотовна, сохранив семью своей дочери, незаметно и мудро управляет делами дома, девочки живут своей жизнь, взрослеют, ссорятся, толкают друг друга на жуткие поступки, но все это словно проходит мимо главы семейства, мимо мужчины.
Даже в рассказе «Бумажная победа», где главным действующим лицом является болезненный мальчик Геня Пираплетчиков, которого постоянно высмеивает и унижает детвора со двора, самый сильный акцент сделан не столько на переживаниях самого Гени, сколько на чувствах его мамы. Это рассказ о счастье женщины, когда дети признали ее сына, включили его в часть своего коллектива, рассказ об ее гордости, ее слезах.
Геня в данном рассказе – это только причина всех этих переживаний, причина ее силы, ее радости. Но подлинный душевный мир Улицкая открывает в образе его матери.
Подобное отношение к мужскому аспекту пронизывает все творчество Улицкой. Нет, она не строит свои рассказы на антитезе мужского и женского начал, как это делает Тэффи. Она с помощью мужских образов раскрывает многогранность женских образов, их самые важные и глубинные переживания, такие как любовь жены и любовь матери.
2.2 Художественные особенности текстов
Среди художественных особенностей, которые литературоведы традиционно выделяют при анализе текста, хотелось бы выделить и подробно рассмотреть по текстам Тэффи и Улицкой следующие пункты:
1. пейзаж, как средство создания настроения
2. портрет, как средство отображения внутреннего мира героя в его внешнем проявлении
3. цитатность, как средство расширить границы конкретного текста, погрузить его в культуру вне текста
Пейзаж, как литературный прием, у Тэффи и Улицкой реализуется по-разному. Тэффи использует небольшие элементы пейзажных зарисовок для отражения того, что происходит в душе ее героев. Так в рассказе «Счастливая любовь» мы видим следующее описание:
«Вошли в сад.
Няньки, дети, гимназистки, золотушная травка, дырявые деревья».
Подобное описание сада, да еще и сада, где происходит «любовное свидание» создает определенную атмосферу: все надоело героине рассказа, ее не радует ни трава, наделяемая эпитетом «золотушная», ни деревья, которые опять таки видятся как «дырявые».
Детали окружающего мира и природы, в частности, показаны через общее настроение героини, они являются внешним отражением ее внутреннего мира, в данном рассказе мира без красоты и любви.
Второй особенностью произведений Тэффи является тот факт, что пейзажные зарисовки встречаются крайне редко, словно в мире женщины и ее отношений с окружающими ее людьми нет места природе, как данности. Если учитывать то распространенное мнение, что душа героя раскрывается в самых своих возвышенных качествах ,в том числе, и через отношения к природе, то можно сделать вывод, что для героинь Тэффи подобная душевная возвышенность не является данностью. Соответственно, души героинь Тэффи заняты иными проблемами, а не размышлениями о вечном и прекрасном.
Людмила Улицкая более внимательна к пейзажным зарисовкам в целом. Они словно вводят читателя в круг героев, дополняют и досказывают то, что без них оказалось бы куцым, неполным.
Так в рассказе «Бумажная победа» Улицкая представляет главного героя, словно вырастающим из пейзажа: «Когда солнце растопило черный зернистый снег и из грязной воды выплыли скопившиеся за зиму отбросы человеческого жилья - ветошь, кости, битое стекло,- и в воздухе поднялась кутерьма запахов, в которой самым сильным был сырой и сладкий запах весенней земли, во двор вышел Геня Пираплетчиков».
В рассказе «Сонечка» Улицкая постоянно делает ударение на белом снеге: с ним сравнивается кожа Яси, картины, написанные Робертом Викторовичем. Именно на белый чистый снег выходит по утрам на веранду любоваться Роберт Викторович. Снег, как мотив чистоты и красоты души, невольно становиться символом самой Сони, которая после смерти мужа организует выставку картин его «Белого цикла».
Портрету, как литературному приему, писательницы тоже придают различное значение.
В рассказах Тэффи нигде не встречается описание ее героев, максимум что есть – это описание платьев и шляпок. Такое невнимание к чертам лица можно объяснить только тем, что ее героини – это не конкретные люди, хоть и носят они какие-то имена, а некоторого рода обобщения, схемы, которые показывают, что вот такое положение дел – это не проблема одной какой-то Натальи Михайловны, а глобальная проблема общества. Черты лица в данном случае значения не имеют.
Людмила Улицкая же активно использует портрет для описания своих героев повсеместно, по ее портерным зарисовкам можно безошибочно подобрать краски и нарисовать черты ее героинь. Однако, портреты она прорисовывает не полностью, а выделяя какие-то две-три особенные, характерные черты героя.
Так, в рассказе «Бронька» перед нами нарисовано два основных портрета – потрет матери Броньки – Симки и портрет самой Броньки.
Симка рисуется как некрасивая женщина («но явно не за Симкину красоту», «жилистые руки», «грудная клетка, в которой самым выдающимся местом был мощный и костистый, как у старой курицы, киль»). Детали потрета по ходу повествования разбавляются чертами ее характера, что придает образу Симки законченный вид, целостность.
В случае с портретом Броньки Людмила Улицкая в качестве портерных деталей берет ее глаза – цвет и разрез, а также ее балетную походку: «с какой-то балетной летучей походкой, натянутым как тетива позвоночником и запрокинутой головой», «таких больших светло-желтых глаз, что казалось, они сдавливали переносицу и простирались до висков».
Подобная акцентация на глазах и летучести всей фигуры девочки уже заранее настраивает читателя на восприятие Броньки, как существа вне земных и людских норм поведения. Улицкая уже в деталях портрета определяет характер будущего, того, что должно произойти с ее героями в рассказе. Так и у Броньки – девочки с одухотворенным красивым лицом оказывается сильная и красивая любовь. Внутренние переживания героини, ни разу не выплеснувшиеся во вне, оказались настолько сильными, что когда, в конце рассказа происходит исповедь Броньки перед лучшей подругой Ириной, то Ирина невольно испытывает зависть: «И нелепая, дикая, ничем не объяснимая зависть к Броньке зашевелилась в ее сердце».
Истинность жизни для героинь Улицкой состоят в счастье. И если героини Тэффи никак не могут выйти из лабиринта условностей, мучаются от того, что должны поступать так, как принято, хотя это идет в разрез с их понятием счастья, то героини Улицкой наоборот, живут так, как считают нужным, рожают детей от любимых, не состоя в браке, как Бронька, признают право своего мужа на последнюю любовь, как Сонечка.
Еще одним интересным литературным приемом является, на мой взгляд, цитатность в текстах, которая выводит образованного читателя за рамки самого текста, позволяя на более высоком уровне – уровне культуры – делать обобщения и выводы.
Людмила Улицкая пользуется этим приемом практически во всех своих текстах. Ее ссылки на эпизоды Священного писания встречаются практически во всех текстах.
Так в рассказе «Сонечка» Соня и Яся сравниваются с библейскими Лией и Рахилью, при этом Улицкой подчеркивается незаметная красота Рахили. В цикле «Девочки» библейские мотивы еще сильнее: уже при описании родов Гаяне и Виктории Улицкая отправляет читателей к Книге Бытия:
«Сыновья Ревекки, как говорит Книга Бытия, еще в утробе матери стали биться».
Несколько позже в этом же цикле старый семейный врач, осматривая девочек, улыбается, вспоминая другой мотив библейский, когда Виктория отбирает имя у Гаяне.
С другой стороны Тэффи в своих тестах использует другой прием – в некоторых случаях она дает своим героям произносить слова-паразиты. Так в рассказе «Счастливая Любовь» Тэффи в уста Сергея Ильича вкладывает характерное словечко «Адски!», заменяя им более привычное нашему слуху слово-паразит «чертовски». Эта замена привычного слова, на более редкое дает возможность нам, как читателям более сознательно осмысливать происходящее в тексте.
Герой настолько часто употребляет это слово, что в результате теряется смысл им произносимого. Это, наряду с логическими несостыковками в повествовании Сергея Ильича, только подчеркивает бессмысленность и комичность происходящего в рассказе.
2.3 Ирония как прием
Словарь определяет иронию следующим образом: в стилистике - выражающее насмешку или лукавство иносказание, когда слово или высказывание обретают в контексте речи значение, противоположное буквальному смыслу или отрицающее его, ставящее под сомнение. (БСЭ. Т 6. Советская энциклопедия, 1970, с. 108)
В рамка выбранной темы опустить такой литературный прием, как ирония в повествовании просто не мыслимо. Тэффи еще в начале 20-го века лучшие писатели призвали как мастера иронического повествования.
Как мы уже видели раньше, герои рассказов Тэффи не являются конкретными персонажами со своей судьбой и своими неповторимыми индивидуальными чертами. Наоборот, Тэффи сознательно стирает индивидуальность своих героев, обезличивает их, превращает в схемы.
Ирония языка Тэффи заставляет эти схемы жить и радовать читателей.
В центре внимания Тэффи – каждодневная жизнь обывателя, задавленного кошмаром действительности. Безусловно, на этом материале можно было бы строить трагедию, но Тэффи спешит посмеяться над этой действительностью. Она силой своего таланта переворачивает события так, что они вызывают улыбку, хотя за этой улыбкой и стоит осознание того, что ведь по существу, все это ужасно.
Л Спиридонова в своей статье «Противление злу смехом» пишет: «Раскрывая трагедию тусклого обывательского существования без идеалов и надежд, Тэффи обнажает ложь, пустоту, мелочность, фальшь, скрытые за красивым фасадом благопристойного мира. Она создает цикл иронических сатир о человеческих пороках, являющихся, по выражению писательницы, «сокровищем земли»: лени, глупости, жадности, подлости». (Л Спиридонова «Противление злу смехом. Н.Тэффи» http://www.teffy.ru)
И действительно, объектами ироничного отношения в рассказах Тэффи является в первую очередь, духовная опустошенность людей, отсутствие в них подлинных эмоций и переживаний.
Название рассказа «Счастливая любовь» становится злой шуткой после того, как читатель ознакомится с содержанием произведения. В рассказе не оказывается ни слова об истинных чувствах и тем более о любви. Счастья в отношениях Натальи Михайловны и Сергея Ильича тоже не наблюдается.
Ирония в данном рассказе строится на несоответствии того, что герои говорят и о чем они в этот момент думают:
— Милый! — шепнула Наталья Михайловна, думая про фуляр.
— Дорогой! — шепнула Наталья Михайловна, думая о прикладе, который закатит ей портниха. — Дорогой будет приклад. Самой купить, гораздо выйдет дешевле.
Итогом использования такого приема становится то, что читатель уже не воспринимает все происходящее с героями серьезно, он смеется над ними, над их «чувствами», над положением, в которое они своим лицемерием себя же и загнали.
Рассказ «Визитерка» в отношении ироничности еще более показательный. После каждой реплики своих героинь Тэффи раскрывает перед читателем их мысли:
Она была очень любезна и приветлива, поговорила со мной немножко и, уходя, сказала:
— Какая вы чудная! Как бы я хотела познакомиться с вами поближе!
На это я ответила:
— Ах, да что вы! Напротив того, вы чудная, а вовсе не я, и я буду страшно рада, если вы когда-нибудь заглянете ко мне.
Она ласково улыбалась, и обе мы понимали, что она не придет.
Но героини рассказа сами загоняют себя в тупик, просто оставаясь в рамках принятой вежливости:
«Потом были мои именины, и она должна была придти поздравить меня. Пришла невовремя, помешала интересному разговору, который потом так никогда и не наладился, позвала к себе вечером.
Пришлось пойти. Тоска у нее была такая, что я в первый раз пожалела, что нет у нас порядочного клуба самоубийц».
Подобное поведение вызывает сначала удивление читателя, а потом и смех. Воспитание и вежливость, призванные облегчить коммуникацию между людьми, в своей превосходной степени способны сделать эту жизнь ужасной, отяготить ее встречами со скучными и не нужными людьми.