Александр Невский и Даниил Галицкий - выбор пути

Введение
Глава 1. Даниил Галицкий и его Западный путь
1.1. Политика Древней Руси в первой половине XIII века.
1.2. Политика Даниила Галицкого в области интенсификации контактов между русскими княжествами и папством
Глава 2. Александр Невский и его Восточный путь
2.1. Внешнеполитическая деятельность Александра Невского
Заключение
Список использованных источников и литературы

Александр Невский и Даниил Галицкий - выбор пути

Во второй половине 40-х – начале 50-х гг. XIII в. началась небывалая интенсификация контактов между русскими княжествами и папством. Одним из первых русских князей, вступивших в контакты с папской курией, был Михаил Черниговский, отправивший на собравшийся в 1245 г. Лионский Собор своего кандидата на Киевскую митрополичью кафедру — игумена Петра Акеровича. В том же, 1245 г. еще до своего отъезда в Орду вступил в контакты с Римом Даниил Галицкий, выразивший готовность признать «Римскую Церковь матерью всех Церквей». Обсуждение этого вопроса получило свое продолжение осенью 1245 г., когда территорию Галицкой Руси посетил на пути в Орду папский посланец францисканец Джованни дель Плано Карпини. В следующем, 1246 г. в Каракоруме Дж. Плано Карпини обсуждал этот вопрос с великим князем Владимирским Ярославом Всеволодовичем, также выразившим желание вступить в контакты с Римом.8
Продолжавшиеся тем временем переговоры Даниила Галицкого с Римом привели, как известно, в 1246 г. к формальному распространению власти папского престола на Галицко-Волынскую землю, а в 1248 г. папа дважды обращался с предложением принять покровительство Римской Церкви к сыну Ярослава Всеволодовича, новгородскому князю Александру.9
Сохранившиеся документы позволяют судить о целях, которые преследовали Даниил Галицкий и курия, вступая в соглашение, а также о характере церковной унии между Юго-Западной Русью и Римом, хотя источников, освещающих эти вопросы, меньше, чем касающихся унии между Болгарией и Римом — сохранились папские буллы, но нет писем от русской стороны.
Все исследователи темы сходятся на том, что, выражая готовность подчиниться Римской Церкви, Даниил Галицкий преследовал с самого начала политические цели. Не случайно уже в одной из папских булл от мая 1246 г. можно встретить обещание «совета и помощи» против татар. Ряд булл, направленных папой в Галицко-Волынскую Русь в следующем, 1247 г., также удовлетворял чисто политические пожелания галицко-волынских князей. Так, папа принял их владения под свою защиту, одобрил их намерения вернуть себе владения, которые «против справедливости» заняли другие князья, наконец, запретил крестоносцам каким-либо способом приобретать земли во владениях галицко-волынских князей.
Таким образом, сближением с Римом галицко-волынские князья воспользовались, в частности, для того, чтобы упрочить свое положение по отношению к западным соседям (в том числе тевтонскому ордену в Пруссии) - в таких шагах отражалось понимание того, что в новых условиях середины XIII в. нормализовать отношения с этими соседями было возможно лишь при благожелательной позиции папского престола.10
При рассмотрении собственно церковных аспектов унии важен вопрос об участии в переговорах с Римом православного духовенства и его позиции. Свидетельства Плано Карпини не оставляют сомнений в том, что духовенство Галицкой Руси было в курсе ведущихся переговоров. Вопрос об унии галицко-волынские князья обсуждали со своими епископами не только тогда, когда Плано Карпини ехал в Орду. На обратном его пути из Орды летом 1247 г. обсуждение вопроса с «епископами и другими достойными уважения людьми» продолжалось, и они сообщили папскому посланцу, «что желают иметь господина папу своим преимущественным господином и отцом», подтверждая то, о чем ранее сообщали папе через своего аббата. Роль духовенства Галицкой Руси в переговорах с Римом была пассивной, и не оказало никакого влияния на развитие ситуации.11
Вскоре после достижения соглашения в отношениях между Галицкой Русью и Римом стала нарастать напряженность. Причины ее становятся ясными при разборе свидетельств о присылке Даниилу королевской короны из Рима. Выше говорилось о том, как упорно добивались такого символа власти южнославянские правители. Вопрос о получении короны из Рима поднимался ими с самого начала сношений с папой, и они прилагали значительные усилия, чтобы достичь своей цели. В известных письмах Иннокентия IV 1246–1247 гг. о присылке короны из Рима не упоминалось: очевидно, галицкий князь не затрагивал этого вопроса. Позднее же, как видно из записей Ипатьевской летописи, не Даниил добивался короны, а папа настойчиво предлагал ее Даниилу. Лишь новому папскому легату Опизо, аббату монастыря св. Павла в Меццано, во второй половине 1253 г. удалось добиться цели после того, как польские князья обещали Даниилу помощь против татар. Почему папа Иннокентий IV так настойчиво навязывал Даниилу королевскую корону, станет ясно, если обратиться к материалам, связанным с коронацией болгарского царя Калояна в 1204 г. Такая коронация сопровождалась присягой верности папскому престолу со стороны правителя и главы Болгарской Церкви. Тем самым с коронацией Даниила было бы осуществлено, наконец, то формальное подчинение Галицкой Церкви Риму, которого не сумел добиться легат Альберт. Этой цели курии, судя по всему, достичь удалось, и 1253 г. можно считать датой установления церковной унии между Галицкой Русью и Римом.12
Понятно также, почему Даниил отказывался принять корону, пока ему не будет оказана помощь в войне с татарами. Исследователи разных направлений сходятся в том, что главным мотивом, побудившим русских князей к сближению с Римом, было желание получить от латинских государств помощь против татар и так освободиться от их власти. Неудивительно, что именно эта тема заняла видное место в первых посланиях, направлявшихся из папской курии русским князьям.
Однако, выполнить указанное условие курия, однако, была не в состоянии. Коронацией Даниила в Дрогичине разногласия были улажены, но лишь благодаря обещанию польских князей выступить против татар. В таких условиях формальная уния между Галицкой Русью и Римом не могла наполниться реальным содержанием (сложившееся положение исключало для папского престола возможность оказывать давление на галицкого князя и требовать от него каких-либо церковных реформ), а само будущее этой унии ставилось в зависимость от того, смогут ли папская курия и западные соседи Галицкой Руси выполнить свои обещания.
Однако в 40-х – начале 50-х гг. XIII в. оживленные контакты русских князей с Римом и соглашение Даниила Галицкого с папой способствовали спаду напряженности в межконфессиональных отношениях, которая явно наметилась в 30-е гг. XIII в. Возможно, в какой-то мере сыграли свою роль и развернувшиеся в первой половине 50-х гг. переговоры об унии Церквей между Римом и Никеей, которые к 1254 г. завершились выработкой условий предварительного соглашения. В 1245 г., выступая на Лионском Соборе с призывом к борьбе с Ордой, Иннокентий IV называл Русь вместе с Венгрией и Польшей в ряду «христианских» стран, разоренных татарами.13
Однако отношения Руси с латинским миром в те годы имели и другую сторону. Следует учитывать, что другие русские земли не последовали за Галицкой Русью: не вступили в сношения с Римом в конце 40–50-х гг. XIII в. ни смоленские, ни черниговские князья. Прервал переговоры с Римом наиболее сильный и влиятельный из князей Северо-Восточной Руси Александр Невский. Уже это заставляет рассматривать особо вопрос об отношениях с латинским миром тех земель, которыми владели эти князья.14
Таким образом, 40–50-е гг. XIII в. были временем, когда в развитии отношений между Русью и латинским миром стали проявляться две, по существу, противоположные тенденции — к сближению и, наоборот, к очень глубокой конфронтации. Ближайшее будущее должно было показать, какая из этих двух тенденций возобладает.
Глава 2. Александр Невский и его Восточный путь
2.1. Внешнеполитическая деятельность Александра Невского
Внешнеполитическая деятельность Александра Невского, выпавшая на один из тяжелейших для Древнерусского государства периодов история, неоднократно привлекала внимание исследователей. Решительность и неординарность поступков великого князя в отношениях с Европой и Азией снискали ему славу вдумчивого политика и дальновидного стратега. Однако далеко не все внешнеполитические инициативы Александра Ярославича получили в историографии единодушно положительные оценки. Не вызывает никаких разногласий его твердая линия по защите русских пределов от шведской и немецкой агрессии. Победы князя на западных границах с энтузиазмом воспринимались современниками и точно также находили и находят положительную оценку у российских историков всех периодов.15
Отношения Александра Невского с Золотой Ордой не могут быть ограничены лишь рамками личности великого князя. Они самым непосредственным образом касаются выработки внешнеполитической линии княжеской власти в новых для Русского государства условиях, сложившихся после монгольского завоевания.
Основу политических взаимоотношений Руси с Золотой Ордой довольно успешно начал закладывать отец Александра великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович. Его первую поездку к хану Бату в 1243 г. можно считать не просто удачной, а серьезным дипломатическим успехом   с обнадеживающей перспективой. Одновременно в Монголию отбыл сын Ярослава Константин, возвратившийся к отцу также «с честью» в 1245 г.16
Однако поездка Константина была расценена имперским правительством как явно не соответствующая уровню столь ответственной миссии. Скорее всего, Константин привез отцу жесткий приказ прибыть в Монголию лично. Такое предположение подтверждается летописным сообщением о том, что Ярослав сразу же по прибытии Константина направился к Бату, а оттуда в Монголию. Дальнейшие события приняли Ярко выраженный драматический характер, причем источники не раскрывают причины такого резкого поворота.
Тотчас после смерти Ярослава вдова Угедэя — мать нового каана Гуюка, — направила гонца к Александру Ярос-лавичу с приказом прибыть в Монголию для получения владений отца. Это приглашение, а вернее приказ о прибытии в Монголию, показывает, что регентша не сомневалась в том, кто унаследует власть отравленного Владимирского князя. Не исключено, что сына ждала такая же участь по прибытии в Каракорум, как и отца. Специальные курьеры имперской почты преодолевали расстояние от Каракорума до Владимира примерно за два месяца и, таким образом, Александру послание было вручено в самом конце 1246 г. В ответ на приказ князь высказал открытое неповиновение и отказался ехать в ставку каана.17
После похорон отца в 1247 г. Невский направился в Орду. Но перед этим он принял участие в выборах нового великого князя Владимирского, которым стал брат отравленного Ярослава Святослав. Сразу же после избрания Святослава из Владимира к Бату выехали князья Андрей, я за ним Александр.
В результате общая хронология первой поездки Александра в Орду предстает в следующем виде. Выезд из Владимира — в начале лета 1247 г., пребывание во владениях Бату — до осени 1248 г.; выезд в Каракорум — осенью 1248 г. В конце декабря 1249 г. Александр уже присутствовал на похоронах князя Владимира Константиновича во Владимире. В Монголии оба князя пробыли несколько месяцев, что являлось обычным для поездок в Орду.18
Таким образом, анализируемая ситуация позволяет выдвинуть вполне обоснованное предположение, что во время жесткого противостояния между метрополией и Золотой Ордой Александр не мог выехать в Каракорум. Скорее всего, он с братом отправился туда после получения на берегах Волги известия о смерти Гуюка, т. е. в конце лета или осенью 1248 г.
Последствия поездки для Александра и Андрея были не только чрезвычайно удачными, но и в значительной мере неожиданными. Князья прибыли в Каракорум, имея достаточно серьезную, твердую и благожелательную поддержку со стороны хана Золотой Орды. Несомненно, что она была результатом не только личного впечатления, произведенного Александром на Бату, но и подкреплялась приличествующими дарами и оказанием хану принятых при его дворе почестей.
Стечение столь многих благоприятных для обоих князей обстоятельств и привело к несколько неожиданному исходу этой поездки. Пожалуй, за всю историю русско-ордынских отношений на протяжении XIII—XIV вв. не было более впечатляющего, удачного и желанного результата, которого добились сразу два князя при минимальных материальных затратах и политических уступках. Александр Ярославич получил в Каракоруме ярлык на великое Киевское княжение и владение всей русской землей. Его младший брат Андрей также получил ярлык, но лишь на великое Владимирское княжение, т. е. на владение территорией Залесокой или Северо-Восточной Руси.19
После возвращения из Монголии князей Александра и Андрея борьба вокруг Владимирского стола, развернулась с новой силой. Двухлетнее соправительство или соперничество братьев привело в 1252 г. к резкой размолвке между ними. Обладавший титулом великого князя Киевского Александр несомненно предъявлял права на верховную власть во всех русских землях, с чем Андрей не мог согласиться, по крайней мере, по двум причинам. Великое княжение Владимирское стало фактически автономным еще до монгольского нашествия и, во-вторых, его утверждение было санкционировано высшей имперской властью в Каракоруме.20
Характерно, что в сложившемся противостоянии Александр не прибег к обычной практике междоусобной войны, хотя и располагал достаточно мощными военными силами. Скорее всего он рассчитывал на чисто административное решение о смещении князя Андрея с Владимирского стола. Андрей же в такой ситуации вполне мог не подчиниться сарайскому хану, ибо имел ярлык, подписанный главой всей монгольской империи.
После поездке на поклон к Бату или Сартаку в 1252 г. Александр Ярославич добился столь желанного Владимирского стола. Более он ни разу на поклон не ездил, что само по себе свидетельствует о многом.
И в первую очередь этим подчеркивается самостоятельная внутренняя политика князя, проводимая им без оглядки на Орду. Так же свободно он чувствовал себя во внешнеполитических акциях военного характера, которые проводил своими силами, без какой-либо помощи со стороны саранских ханов. Надуманность, необоснованность и бездоказательность утверждений, что Русь в это время имела договор о взаимопомощи с Золотой Ордой, опровергается всей дальнейшей деятельностью Александра Ярославича. Нет никаких данных и о том, что поддержка монголов остановила натиск с запада на русские земли. В этом деле все заслуги целиком и полностью принадлежали Александру Невскому. Можно лишь указать на то, что западных соседей Руси сдерживали (да и то далеко не всегда) определенные опасения вторгнуться в сферу интересов Золотой Орды, которую составляли русские княжества.21
В период с 1252 по 1257 гг. великий князь Владимирский как бы забыл о существовании Золотой Орды, занимаясь исключительно русскими делами и не проявляя никакого низкопоклонства перед грозным южным соседом. Такая позиция подчеркивает не только твердый характер князя, но и обоснованность политической линии, выбранной им в отношении завоевателей. Определенную роль в этом сыграло и то, что период правления Бату для Золотой Орды был единственным, когда основанное им государство не вело никаких войн. Это снимало одну из тяжелейших обязанностей Руси перед завоевателями — поставку военных отрядов в действующую армию и позволяло сохранять силы для успешной борьбы на западных границах. Не только это оправдывало политику Александра в отношениях с Золотой Ордой, но и то, что Северо-Восточная Русь под его дланью не знала междоусобиц, используя все силы для ликвидации все еще ощутимых последствий трехлетнего монгольского разорения.
Последняя поездка Александра Ярославича в Золотую Орду была связана с одним из тяжких обязательств перед саранскими ханами, входивших составной частью в многочисленные повинности, из которых складывалась система угнетения русских княжеств. В 1262 г. между Золотой Ордой и Хулагуидским Ираном вспыхнула война. Хан Берке начал обширную мобилизацию и при этом потребовал от великого князя Владимирского прислать в действующую армию русские полки. Для набора рекрутов на Русь прибыл специальный золотоордынский полк. Александр и на этот раз поступил неординарно, проявив свои недюжинные политические дарования. Сам он стал готовиться к поездке в Орду, «дабы отмолить люди от бед». Одновременно он послал своего брата Ярослава с сыном Дмитрием и «все полки своя с ними» на осаду города Юрьева. Такой ход позволял формально оправдаться перед ханом занятостью войск на западной границе и сохранить опытный воинский костяк, поскольку из похода в далекий Азербайджан могли вернуться лишь единицы.22
Александр несомненно понимал серьезные последствия отказа в присылке русских полков и именно поэтому лично направился в Сарай, а не со своей армией под стены Юрьева. Щедрые дары и дипломатическое искусство великого князя Владимирского и на этот раз способствовали достижению успеха. Однако зимовка в золотоордынских степях серьезно подорвала здоровье князя и по пути домой он скончался в Городце на Волге 14 ноября 1263 года. В общей сложности Александр Ярославич провел в Орде четыре с лишним года.23
Итог внешполитических акций Александра Ярославича несомненно отразился на дальнейшем развитии Древнерусского государства. Это был период, когда Русь начала свое превращение в Россию и именно ради этого князь-воитель стал князем-дипломатом. После долгого, изматывающего и кровавого периода междоусобных войн, Александр Невский был практически первым князем, проводившим общерусскую политику на территории северо-западных и северо-восточных княжеств. Она носила стратегический характер и не позволила отколоться под натиском с запада Псковским и Новгородским землям, как это произошло с Галицко-Волынской Русью.
Точный выбор приоритетов и обоснованность стратегической линии внешней политики Александра Невского в дальнейшем сыграли свою роль в превращении северо-восточной Руси в ядро великорусского национального государства. Особенно отчетливо это проступает при сравнении внешнеполитических устремлений Александра Невского и Даниила Галицкого. Поиски Даниилом опоры на западе привели к фактическому краху Галицко-Волынской Руси, а в XIV—XV вв. и к захвату ее вместе с киевско-черниговскими землями Польшей и Литвой. В результате между двумя частями Древнерусского государства — юго-западной и северо-восточной возник жесткий рубеж, ставший одной из причин, способствовавших возникновению Украины.24
История возложила на плечи Александра Ярославича ответственейшую задачу выбора будущего политического развития возникающей России в союзе с Западом или с Востоком. И именно Александра можно и должно считать первым русским политиком, заложившим основу совершенно особого пути, который в полной мере начал осмысляться лишь в XX веке и получил наименование евразийства. Далеко неоднозначные внешнеполитические проблемы Александр Невский решал в полном соответствии с той чрезвычайной ситуацией, которая сложилась вокруг Русского государства в 40—60-е годы XIII в. На откровенные территориальные притязания Запада великий князь ответил на поле брани, сохранив и утвердив целостность русских владений.25
Притязания Золотой Орды были вызваны установлением вассалитета одного государства над другим и сводились в конечном итоге к требованию победителей выплаты длительной по срокам и значительной по сумме дани. Этот вопрос затрагивал болезненные внутриполитические проблемы государства (в первую очередь распределение даннических повинностей) и Александр предпочитал решать его за столом переговоров с монголами. Эта вынужденная и в достаточной степени унизительная позиция для князя-воителя подчеркивает и выявляет не его конформизм, а трезвый расчет, детальное знание сложившейся ситуации и гибкий дипломатический ум.
Несомненно одно, — внешняя политика Александра строилась на жестких жизненных реалиях, возникших после монгольского завоевания 1237—40 гг., с одной стороны, и шведско- немецких ударов 1240—42 гг., — с другой. Попытки захвата новгородских и псковских владений в значительной степени спровоцировал трехлетний погром армий Бату, резко ослабивший военный потенциал русских княжеств.26