Постмодернисткий подход к исследованию социальной интеграции

План
Введение
1. Социальная интеграция в эпоху постмодерна
2. Основные направления постмодернистского подхода к социальной интеграции
Заключение
Список литературы

Постмодернисткий подход к исследованию социальной интеграции

Постмодернизм акцентирует центробежные тенденции в современных социумах. Выполняя свою интегративную функцию, культура и социальные институты подавляли любое проявление свободы личности, являющееся необходимым условием твор­ческого процесса в обществе. Кризис модерна – это и распад его "универсалистских" принципов организации, его "универсалистских" структур. Это прежде всего разрушение структур модерна как пространства идентичности – распад иерархии идентичностей, дезинтеграция общества. Всеобщие, основывавшиеся на "универсальном" разуме, структуры модерна разлагаются, усиливается интеграция объединений более низкого уровня: доминирующей моделью идентичности становятся "размножающиеся" локальные идентичности. Общество фрагментируется, начинает походить на мозаику, образованную малыми группами. С уходом из западного сознания былой престижности общественного человека на поверхность общества вышла маргинальность во всех ее видах. У теоретиков постмодернизма это явление получило название "нового трайбализма". Именно подобного рода "племенная социальность" противопоставляется постмодернизмом обществу в его традиционном понимании. Особое значение имеет разложение национально-государственной идентичности. Нации распадаются на множество этнических и культурных образований. Основная тенденция – этнификация культурной идентичности, при которой акцентируется общая история, язык, раса как свидетельства аутентичности этно-культурной идентичности9.
Постмодернистская социология концентрирует внимание не на исследовании социальных структур и институтов или таких подсистем общества, как экономика или государство, которые были предпочтительными объектами классической социологии, не на традиционной проблематике социального порядка, социальной организованности и сплоченности и т.п., а на изучении культуры. Именно культура становится основным объектом интереса постмодернистских социологов, главным объяснительным принципом. Постмодернистская социология отмечает дегомогенизацию культурного пространства, усиливающуюся тенденцию к релятивизации и поливалентности ценностей, деидеологизацию и деполитизацию, мультикультурализм. Стремление к обретению групповой солидарности на новом уровне ведет к образованию специфической групповой культуры, которая западными социологами и культурологами названа "племенной культурой"10.
Этнификация представляет собой не случайное стечение обстоятельств, а глобальный процесс. Дело не в сети телекоммуникаций или в государственных национальных политиках этот процесс гораздо шире и серьезней, так как образует множество культурных идеологий, которые быстро распространяются на Западе; кроме того, он способствует активной политизации культурных идентичностей среди иммигрантских меньшинств, субнациональных регионов и туземцев. Речь идет об утрате гегемонии, дезинтеграции представляемой центром модели идентичности, модернизма, и глобальном размножении локальных идентичностей. Этническая консолидация влечет за собой формирование новых элит11.
В контексте постмодернизма сам индивид лишается целостности- это фрагментированный, разорванный человек, который перестал восприниматься как тождественный самому себе, своему сознанию; он характеризуется кардинальным и неизбежным несовпадением социальных, персональных и биологических функций и ролевых стереотипов. Его ориентация приобретает контекстуальный, а не универсальный, характер, его «Я» размывается и расчленяется фрагментированным опытом12.
Кризис модерна как универсального проекта, разрушение универсальных моделей идентичности модерна и глобальное размножение локальных идентичностей означает закат гегемонии Запада, распад структуры центр – периферия. Поэтому постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Он рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью ("проект Модерн") – оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Так, по оценке Лэша и Урри ( Lash S., Urry J.) общество обнаруживает определенное движение от "организованного", регулируемого государством монополистического капитализма к его "дезорганизованной" форме, характеризующейся большей конкуренцией и меньшей регуляцией, культурной фрагментацией. У. Бек ( Beck U. ) отмечает развитие процесса индивидуализации, в ходе которого человек утрачивает все традиционные связи – с семьей, знакомыми, друзьями, с социальным классом. Индивиды становятся все более самостоятельными в осуществлении своего выбора, в формировании собственной идентичности и биографии. Все, что их связывает, - это рыночные отношения13.
Если на этапе модернизма капитализм характеризовался главенствующей ролью труда и экономических отношений одновременно на индивидуальном, социальном и системном уровнях, то в обществе постмодерна такая роль принадлежит свободе потребителя. Не в сфере труда, а в сфере рынка и потребления осуществляются связи жизненных миров индивидов и формируется определяющий тип целерациональности социальных систем. Когда потребление становится центром индивидуальной свободы, будущее капитализма выглядит более устойчивым, так как социальный контроль становится легче и дешевле. Воспроизводство капиталистической системы осуществляется через индивидуальную свободу в форме потребительской свободы, а не через её подавление. Таким образом, общество на стадии постмодерна основные механизмы системного воспроизведения и социальной интеграции осуществляет на совершенно новой основе. В качестве систематизирующего фактора социальной реальности выступают не труд и технология, а рынок и информация14.
Другая важнейшая черта нового общества - это его локализация, фрагментация, плюралистичность. Все социологические теории, описывающие общества постмодерна, отмечают не только утрату экономикой былой роли доминирующей и системообразующей структуры, но и растущий разрыв и взаимную независимость экономической и политической жизни, религиозной сферы, сферы приватной жизни и т.д. Развиваются раздельные логики действия в разных сферах, причем логики, не сводимые к общему, единому, универсалистскому разуму. Мир модерна, который был миром когерентно взаимоувязанных социальных и культурных сил, который существовал в универсальном контексте рациональности модерна, распадается. Создается впечатление, что мы живем в "не-обществе" (А.Турен), поскольку все его составляющие движутся каждая в своем направлении и удаляются друг от друга. Общество уже невозможно рассматривать как совокупность хорошо организованных институтов. Соответствие между акторами и системой, лежавшее в основе классической социологической теории общества, разрушается на глазах. Представление о таком соответствии в социологии поочередно сменяется сначала представлением о системе без акторов, затем – об акторах без системы15.
Рассуждая о проблемах интерпретации и использования постмодернистской методологии к исследованию реалист постсоветского общества, Б. Капустин утверждает, что в условиях Запада легко говорить о деконструкции всех формальных структур контроля и принуждения и об их превращении в “культурные течения” именно потому, что большинство необходимых для социальной “интеграции” функций контроля и принуждения “автоматически” выполняет рынок, незримо присутствующий как общая и необходимая посылка во всех “эпикурейских” разговорах о постмодернистских свободах. В условиях посткоммунизма незримая посылка становится брутально зримой как отсутствующая или, во всяком случае, неуниверсальная. И постмодернистские борцы со всякой универсальностью готовы пожертвовать ради ее универсализации нередуцируемым плюрализмом “жизненных стилей” и даже демократическими свободами. Другими словами, в посткоммунистическом контексте “культурный” постмодернизм оборачивается самым заурядным “модернизаторством”. Поэтому он приходит к выводу о несерьезности теорий социальной интеграции/дезинтеграции постмодернизма, и полагает, что данные теории не способны “справиться” с реальностью, мыслить “постмодернистски” до конца, до тех заключений, которые они должны сделать в отношении структур реальности, если хотят быть чем-то большим, нежели феноменология нарциссистского сознания тех или иных групп “праздных”16. В следующем разделе данная точка зрения о бесперспективности использования постмодернисткого подхода к феномену социальной интеграции будет подвергнута более тщательному анализу на основе воззрений теоретиков постмодернистского социологического направления.
2. Основные направления постмодернистского подхода к социальной интеграции
Усиливающиеся в мире процессы глобализации стали одним из существенных стимулов интеграционных поисков. Пик подобных поисков приходится на 1980-е годы и отмечен работами Дж.Александера, Р.Будона, Э.Гидденса, Дж.Ритцера, Н.Смелзера, Дж.Тернера, Г.Уотсона, Ю.Хабермаса, критически настроенных к положениям теоретиков-постмодернистов относительно социальной интеграции. Главные вопросы, которые при этом находятся в фокусе рассмотрения и соревнуются в своей значимости, — это, с одной стороны, старый гоббсовский “как возможен социальный порядок” и, с другой стороны, “каким образом множество социальных действий складываются в социальный порядок”, как примирить две перспективы — коллективистскую и индивидуалистическую — в рамках будущей интегративной теории17. По их мнению постмодернистский проект, предпочитающий отказаться от всякого онтологизма, холизма и макровзгляда, не оказался убедительной альтернативой микро-макро- интеграции. “Постмодернистская социальная теория, в сущности, является достаточно односторонней, поскольку акцентирует внимание лишь на тенденциях фрагментации и дезинтеграции общества, пренебрегая при этом противоположными принципами, которые наблюдаются в обществе”18. Однако, несмотря на справедливую критику постмодернистских воззрений относительно социального порядка и интеграции, постмодернистский подход к феномену социальной интеграции является относительно последовательным.
Процесс распада порядка в глобальной системе есть процесс децентрализации, весьма интенсивной и даже разрушительной, который питает тенденцию к реорганизации на локальных условиях. Отдельный субъект играет решающую роль в понимании этого процесса: именно субъект поддерживает условия социальной дезинтеграции и именно его желание самоутвеждения и интеграции является движущей силой в процессе реорганизации. Более того, по мнению Дж. Фридмана, беспорядок в глобальной системе есть одновременно эра культурного творчества и социальной реорганизации19. С данной точкой зрения согласны и отечественные философы В.П. Бранский и С.Д. Пожарский, рассматривая различные ступени информатизации общества, начиная с создания письменности до изобретения компьютерной системы Интернет, резюмируют: «…всесторонность, массовость и планетарность информационного обмена создают благоприятные условия для всесторонности, массовости и планетарности процесса интегрирования социальных структур»20, и, соответственно, генезиса культурных систем. Трансформация социальных структур, культурных форм, породила и, в свою очередь, явилась следствием глобализации, что предполагает исследование глобализационного процесса как одного из направлений культурогенеза21.
Тем не менее, постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Для него характерно чувство тревоги, ощущение распада единого и гомогенного мира. Но в то же время постмодернизм видит в этом распаде шанс нового – иного. Такой взгляд, по мнению Лиотара, и составляет специфику постмодернистского сознания. То, что с традиционных позиций кажется хаосом и беспорядком, постмодернисту представляется многообразием возможностей. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему22.
Трансформация современного общества приобрела радикальный характер и к пониманию характера современного общества ближе оказались теоретики постмодернизма. Работы одного из лидеров направления — Жана Бодрийяра в конце 60-х — начале 90-х годов особенно актуальны для адекватного истолкования проблем и перспектив экономического развития. В поздне- и постиндустриальную эпоху процессы производства и потребления приобретают, говоря словами постмодернистов, характер "дискурса" — знаковой манипуляции. Система вещей, труд предстают в качестве "знаков реального", кодирующих императив социальной интеграции в ситуации "утраты" самой социальной реальности23. Эти констатации Ж. Бодрийяра можно интерпретировать как описание одного из аспектов процесса виртуализации общества. Виртуализация общества — радикальная трансформация способа существования Западной цивилизации. Процесс модернизации как реализации ценностей, суть которых в располагании и обеспеченности сущим, выливается в процесс реификации, овеществления общества, т. е. отношения между людьми принимают форму отношений между вещами. Реализация ценностей превращает человека в функциональный элемент и ресурс общества, а социальные институты — в автономную реальность. Когда процесс модернизации-овеществления приходит к своему логическому завершению, ценности перестают быть аутентичной реальностью, тем "референтом", по отношению к которому артефакты и социальные технологии суть "знаки". "Знаки" не обмениваются больше на "означаемое", они замкнуты сами на себя. Самоподдержание социальной системы продолжается как симуляция, скрывающая отсутствие "глубинной реальности", под которой явно подразумевается ценностная картина мира эпохи Модерн. Так называемые подсистемы общества — политика, экономика, наука, культура — суть ценностные ориентации эпохи Модерн, рубрики располагания и обеспеченности. В силу этого, когда ценности реализованы и потому утрачивают актуальность, то, что считается социальной структурой, социальной реальностью sui generis, утрачивает устойчивость и определенность. Налицо процесс развеществления: сущность человека отчуждается не в социальную, а в виртуальную реальность, где человек имеет дело не с вещью (располагаемым), а с симуляцией (изображаемым): социальные институты, возникшие как следствие овеществления, теряя свою власть над индивидом, становятся образом, включаемым в игру. Институциональный строй общества симулируется, а не ликвидируется, потому что он, сохраняя атрибутику реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой, в которой удобно создавать и демонстрировать образы и которая открыта для входа/выхода24.
Современный мир определяется парадоксальным сочетанием процессов глобализации и одновременно фрагментации. Это подрывает традиционные западные концепции автономного субъекта с его суверенностью и самостоятельностью, дающие основы индивидуальной идентичности. Человек занят поиском новой системы связей, построенной вокруг реконструированной идентичности. Ксенофобия, подъем религиозного фундаментализма – выражение кризиса идентичности. И поэтому, ключевая проблема сегодня – объединение универсальной науки и общинной культуры. Новая концепция этики, разработанная Ж.Деррида, основанная на признании ценности Другого, служит решению этой задачи. Она выполняет функцию социальной интеграции, обосновывает нормы совместной жизни, имеющие универсальное значение25. Принцип гетерогенности трактуется им как возможность постичь моральные различия ради принятия моральных решений, за которые каждый должен нести ответственность. А желание он трактует как желания, осуществляемые только для Другого, для совершения добра. Исходный пункт учения о человеке – свобода. Место ее рождения – ответственность за Другого и перед Другим. Ответственность, человечность, гостеприимство – фундамент принципиально нового обоснования политики. Тот факт, что Деррида высоко оценил, принял и популяризировал эту концепцию свидетельствует о том, что он фактически отказался от концепции децентрации субъекта, децентрации сознания, что она служила в постмодернизме приемом привлечения внимания к реальным проблемам, перед которыми сегодня стоит человечество26.
В связи с глобальным изменением статуса труда, проблема неравенства в контексте степени интегрированности в общество приобретает новое значение в постмодернисткой социологии. Так, П. Абрахамсон, рассматривая термин "социальная эксклюзия" при изучении таких процессов, как маргинализация, лишения и нищета (депривация), пришел к выводу, что в обществе постмодерна маргинализация и исключение малоимущих из реальных процессов интеграции в общественный "mainstream" не имеют прямого отношения к застойной безработице и к недостатку необходимых экономических ресурсов. В то же время социальная эксклюзия - это процесс маргинализации, связанной с ограниченным доступом к социетальным институтам интеграции. Если бедность - классический феномен, ассоциирующийся с эпохой ранней индустриализации, в то время как социальная эксклюзия - ее постмодернистский эквивалент. В данной связи оба понятия ассоциируются с двумя противоположностями: богатством и интеграцией. Бедность - такое раннее состояние, когда большинство рабочего класса эксплуатируется буржуазией. Социальная эксклюзия эпохи постмодерна, наоборот, - состояние, когда меньшинство маргинализируется от общества средней массы, находящей в mainstream. Одним из наиболее удручающих последствий этих изменений стала дезинтеграция социальных сетей, которая привела к изоляции андерклассов. Социальная эксклюзия многомерна, урбанистична, работает через динамику дискриминации от социетальных институтов интеграции - особенно от рынка труда - и отклоняется в сторону этнических меньшинств27.