Шопенгауэр и буддизм

Оглавление
Введение
Глава 1. «Европейский буддизм» Шопенгауэра
1.1. Идея воли
1.2. Представление о мире
1.3. Мир как страдание
Глава 2. Учения буддизма и Шопенгауэра о пессимизме и оптимизме
Заключение
Список литературы

Шопенгауэр и буддизм

Итак, теперь человек - высшая ступень объективации Воли. Но для этого совсем недостаточно слепого подчинения бессознательно действующей в мире Воле. Поэтому человек обладает вспомогательным средством, т.е. мэханэ, которое располагается в мозге и является им. Но воззрение на мир в преломлении действий оного приводит к возникновению мира как представления, а это в свою очередь изменяет его, а, следовательно, появляется обман и заблуждение, и мир становится майей, в самом истинном понимании этого слова. Мир есть представление. «Мир есть мое представление»10.
Мир есть майя. Майя окружает нас, погружаясь в нее, мы всегда находимся в страдании.
Объект: «его формой служат пространство и время, а через них – множественность». Субъект: «лежит вне пространства и времени: ибо она вполне и нераздельно находится в каждом представляющем существе».
«...Все, что вытекает из причин и мотивов, все имеет только относительное бытие, существует только через другое и для него, однородного с ним...». Здесь мы явственно видим возрождение гносеологии Беркли в ее онтологическом смысле. «Бытие материи - это ее действие; иного бытия ее нельзя даже и помыслить»11.
Эмпирическая реальность - это мир как представление, связанное по закону причинности, проявлением которого является действие – «бытие наглядных предметов». Именно в этом смысле, «мир, проявляющий себя как чистую причинность, совершенно реален (там же). Но мир как представление существует через рассудок и только для рассудка, которым он познается. Высшим проявлением рассудка является ум. Через рассудок к нам приходят воззрения на окружающий мир, которые являются основой любой науки. Также рассудок формирует понятия. Способностью мышления in abstracto обладает разум. Человек также обладает способностью к рефлексии12.
1.3. Мир как страдание
Слияние этих двух оснований философии Шопенгауэра показывает нам, что мир есть не что иное как страдание. Страдание с необходимостью. Во-первых, потому что мир как объективация Воли вызывает борьбу всех стремлений, которыми насыщен мир, которые изначально испускает сама Воля, в частности в том, что каждое из них старается захватить себе кусочек материи, которая является лишь пространством и временем, соединенные моим представлением. Этот постоянный и бесконечный поток борьбы и смены, который свойственен раскрытию сущности Воли, является для нас словно дхармой, независящей от нас. Во-вторых, если бы не было борьбы, не было бы нашего мира (нас), не было бы ничего, все было бы едино и не отлично друг от друга. «Если бы не было в вещах борьбы, все они были бы одно, как говорит Эмпедокл»13. Таким образом, Воля сама должна себя пожирать, поскольку «кроме нее нет ничего и она - голодная воля», она едина и одна, она правит миром, она слепа и бессознательна, но она существует. Отсюда наши поиски смыслов, отсюда наши страдания, ведь всегда наша воля не удовлетворена. Здесь возникает боль.
Ведь, как отмечает Шопенгауэр, очевиднее всего эта борьба проявляется в животном мире, а, следовательно, именно «воля к жизни всюду пожирает самое себя и в разных видах служит своей собственной пищей, и, наконец, род человеческий в своей победе над всеми другими видит в природе фабрикат для своего потребления: но и этот род... с ужасающей ясностью проявляет самом себе ту же борьбу, то же самораздвоение воли, и становится homo homini lupus»14. Не есть ли это путь к страданию?
Второй шаг.
Будда: Нирвана есть освобождение от страдания.
Шопенгауэр: Отказ от воли к жизни есть освобождение от страдания.
Итак, мы увидели, что мир как воля представляет собой бессознательный поток, который правит миром и человеком, изначально обладая «преступностью, погрязая во зле». Двойственность Воли заключается в том, что, наиболее ясно объективируясь в человеке, она заставляет его страдать в том, что сама человеческая воля постоянно остается неудовлетворенной. Мир есть майя во всем, так и в человеческих стремлениях и желаниях. «Они всегда обманно внушают нам, будто их осуществление - конечная цель воли: но стоит их только удовлетворить, как они теряют уже свой прежний облик и поэтому скоро забываются, делаются для нас стариной, и мы, в сущности, хотя и не сознаемся в этом, всегда отбрасываем их, как исчезнувшие призраки. И счастье нам, если еще осталось у нас чего желать и к чему стремиться, для того чтобы поддерживать игру вечного перехода от желания к удовлетворению и от последнего к новому желанию, - игру, быстрый ход которой называется счастьем, а медленный - страданием...»15.
Нарский выделяет два из них: эстетическое созерцание и праведный образ жизни, выделяя способ достижения – «самоубийство воли к жизни». Смерть физическая для Шопенгауэра является наиболее лучшим способом воссоединения с нирваной. А если это так, то самоубийство воли к жизни и сохранение последней есть лишь ступень к сохранению своего тела, есть лишь шаг в сторону освобождения, но не само оное. Тело есть материальное воплощение воли к жизни, от которого само собой не следует бояться избавиться, как от самого основательного «якоря» мира как представления (майи). «Он (человек) - воля, которая проявляется во всем, и смерть уничтожает иллюзию (майю), отделяющую его сознание от сознания других: в этом - продолжение бытия (нирвана)»16.
Шопенгауэр исходит из представления, что человек постоянно рядом со своей жизнью in cocreto, в мире как представлении, ведет вторую - in abstracto. Из этой двойной жизни вытекает то отличное от животной бессмысленности человеческое спокойствие, с которым люди, переосмыслив существующую в мире необходимость страдания, хладнокровно переносят или совершают самое важное, часто самое страшное для себя: самоубийство.
«Это выражено в идеале стоического мудреца»17. Цель стоической этики - счастье. Его можно достигнуть только во внутреннем спокойствии - атараксии - во внутреннем мире, которого можно достигнуть добродетелью: отсюда и смысл выражения, что добродетель - высшее благо.
«Как я понимаю дух стоической этики, ее источник лежит в мысли, не способен ли разум... освободить человека от всяких страданий и мук, наполняющих его жизнь»18.
Шопенгауэр выявляет следующие этические принципы - покорное принятие мучений, аскетическая позиция в отношении собственной личности, альтруистическая установка в отношении всех других людей и полное упразднение эгоизма в результате действия первых двух принципов. Соблюдение их приводит к достижению состояния святости, которое схоже с самосозерцанием буддийских монахов19.
Само самоубийство Шопенгауэр отрицает.
Оборотной стороной воли к жизни для Шопенгауэра является страх смерти. Но ведь воля к жизни, эта невероятная привязанность к жизни неразумна и слепа. Это объясняется тем, что все наше внутреннее существо уже само по себе есть воля к жизни, и жизнь поэтому должна казаться нам высшим благом, как она ни горестна, кратковременна и ненадежна, да и сама Воля сама по себе и в изначальном своем состоянии бессознательна и слепа.
Подтверждением двойственности воли к жизни и того, что она присуща изначально человеку, является то, что само тело человека выступает как объективированная воля. И именно разрушение организма отпугивает человека от смерти20.
«Отсюда следует заключить. Что полное прекращение жизненного процесса должно быть... удивительным облегчением... Вообще момент умирания, вероятно, подобен моменту пробуждения от тягостного кошмара»21.
Шопенгауэр отстраняет еще один «страх» перед смертью - забвение. Рассуждая о ничто, он приходит к выводу, что человек рано или поздно перерождается, приходит вновь в мир. Для этого он разбирает идею метемпсихоза в буддизме и в учениях древних греков и обосновывает, исходя из нее, свою концепцию перерождения.
И опять мы встречаемся с оригинальной идеей изначальной двойственности Воли: «Смерть - великий урок, который получает от природы воля к жизни, или, точнее, присущий ей эгоизм; и на нее можно смотреть, как на кару за наше бытие. Смерть говорит: «ты - продукт такого акта, которому бы не следовало быть; поэтому для того, чтобы погасить его, ты должен умереть»22.
Смерть открывает человеку глаза на его личность. До нее он боялся взглянуть через себя, увидеть и ощутить нечто, отличающееся от него, не-я. Теперь он сам становится не-я, становится ничто, тем, чего так боялся. Таким образом, человек сливается со всем миром, сливается с миром эйдосов Платона, становится всем, понимает все, переходит в ничто. «Смерть - великий повод к тому, чтобы мы прекратили свое существование в качестве я: благо тем, кто этим поводом воспользуется!»23
Третий шаг.
«Буддизм называет это жаждущееся нами ничто нирваной, т.е. «угасшим»
Конечно в том смысле, в каком человек при рождении возникает из ничего, он и со смертью обращается в ничто. Близко познать это «ничто» было бы весьма интересно, так как нужно лишь относительное остроумие, для того чтобы видеть, что это эмпирическое ничто вовсе не абсолютно, т.е. не есть ничто во всяком смысле. К этому взгляду приводит уже и то эмпирическое наблюдение, что все свойства родителей возрождаются в детях, - значит, они преодолели смерть24
Глава 2. Учения буддизма и Шопенгауэра о пессимизме и оптимизме
С точки зрения исторической у Шопенгауэра важны два момента: его пессимизм и учение о том, что воля выше познания. Его пессимизм дал возможность людям пристраститься к философии, не убеждая себя в том, что все зло может быть оправдано. В этом отношении, как противоядие, этот его пессимизм было полезным. С научной точки зрения оптимизм и пессимизм в равной мере вызывают возражения: оптимизм принимает или пытается доказать, что Вселенная существует, чтобы доставлять нам удовольствие, а пессимизм - что Вселенная существует, чтобы причинять нам неприятности. Научно нет никаких доказательств правильности ни того, ни другого взгляда. Вера в пессимизм или оптимизм - это вопрос темперамента, а не разума, однако среди западных философов более распространен оптимистический темперамент. Поэтому полезен и представитель противоположной партии, так как он выдвигает соображения, которых иначе не заметили бы25.
Любопытно, что пессимизм Шопенгауэра также приписывают влиянию буддизма, которому философ отдал дань. Он обращался к древнеиндийским учениям в надежде найти ответ на мучившие его вопросы, но воспринимал эти учения по-своему, как диктовал его ум (известно, с каким восторгом говорил Шопенгауэр об упанишадах, считая их вершиной мудрости, свободно оперируя древнеиндийскими понятиями, и лишь в понимании Изначального расходился с индийскими Учителями, хотя и считал сострадание величайшим из достоинств человека: «Если в глазах какого-нибудь человека пелена Майи, principium individuationis, стала так прозрачна, что он не делает уже эгоистической разницы между своей личностью и чужой, а страдание других индивидуумов принимает так же близко к сердцу, как и свое собственное, и потому не только с величайшей радостью предлагает свою помощь, но даже готов жертвовать собственным индивидуумом, лишь бы спасти этим несколько чужих, то уже естественно, что такой человек, во всех существах узнающий себя, свое сокровенное и истинное Я, должен и бесконечные страдания всего живущего рассматривать как свои собственные и приобщить себя несчастию Вселенной»26. Можно сказать, Шопенгауэр проникся одним принципом буддизма, состраданием (каруна) – вселенским свойством, но не проникся другим, Изначальной мудростью (праджня), о чем свидетельствует его пессимизм). Видимо, не без влияния буддизма пришел философ к идее Ничто, Небытия, как единственной возможности избавиться от той Воли, которая стала источником человеческих страданий, от «несчастия Вселенной». Такой взгляд на мир, убежденность в неискоренимости зла, не могли не привести к пессимизму. Максимум, что может сделать человек, – покинуть этот мир, превратиться в Ничто; индивидуальная воля растворится во всеобщей. И получается, сколько ни старался Шопенгауэр найти выход в буддизме, он не мог это сделать уже потому, что разделял мир на этот и тот, объект и субъект, обреченным возвращаться к изначальному Хаосу. И это выглядело естественно для философа того поколения.
Философия Шопенгауэра, несмотря на тягу к буддизму и упанишадам, все же далека от того и другого. Буддизм и упанишады – не пессимизм. Буддизм учит не самоуничтожению и не избавлению именно от страданий, а лишь избавлению от причины, эти страдания порождающей, – от невежества, порабощенности сознания иллюзорными представлениями. А это во власти человека, способного очищать свое сознание и регулировать поведение.
На буддийском Востоке сложилось, как уже ясно, противоположное отношение к Небытию. С точки зрения восточных учений, изначальная природа всего чиста, совершенна, она есть природа Будды, есть Брахман, есть Дао, и нужно лишь выявить ее, освободив сознание от того, что мешает ее видеть, – от клеш, заблуждений – истинного источника страданий. Неведение (авидья), незнание законов Бытия, приводит к разбалансированности всех связей, к дисгармонии мира. Иными словами, страдание не изначально, не укоренено в Бытии, не имманентно миру, а творится непросвещенным умом; и потому возможно Спасение27.
Это знакомо и раннехристианское традиции, но было со временем вытеснено иными веяниями.
Причина всеобщего страдания открылась Будде. Он не сотворил мир, он понял его и то, что понял, передал тем, кто способен услышать. А открылись ему четыре «Благородные истины»: мир есть страдание – дукха. Есть причина страдания, оно не изначально, возникает. Но раз возникает, значит, исчезает, ибо подвержено исчезновению все возникающее. Избавляются от страданий, устраняя причину – неистинные привязанности, искажающие Истину (нельзя устранить лишь то, что не имеет причины, не имеет возникновения). Избавляются от страданий, следуя правильному «восьмеричному пути»: «Вот, о бхикку, Благородная Истина (saccam) о страдании (dukkham): рождение это страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание. Соединение с тем, что неприятно, – страдание, разъединение с тем, что приятно – страдание. Отказ от желанного – страдание... Вот, о бхикку, Благородная Истина о возникновении страдания. Это жажда (tanha)... жажда чувственного опыта, жажда бытия (bhavo), жажда гибели (yibhavo). Вот, о бхикку, Благородная Истина о прекращении страдания (dukkha-nirodho): это полное прекращение жажды через успокоение (virago), непривязанность, освобождение от нее. Вот, о бхикку, Благородная Истина о Пути, который ведет к прекращению страдания. Это Благородный Восьмеричный Путь. Правильный взгляд, правильное намерение, правильное слово, правильное дело, правильный образ жизни, правильная устремленность, правильная память (sati), правильное сосредоточение (samadhi)»28. Это и значит следовать Срединному пути, который приводит к полному успокоению, «пробуждению сверх-сознания (abhinna), совершенному просветлению (sambodhi), к нирване (nibbanuin)» (Dhamma-chakka-pavattana Sutta, 4-8)29.
Заключение
Шопенгауэр предлагает другое содержание философии, далекое от европейской, восходившее к древнеиндийской философской традиции и в особенности - к буддизму. Напрашивается формула: учение Шопенгауэра есть буддизм, изложенный в форме европейской философской системы.
«Цивилизованный человек» мало обращает на жизнь в себе внимание, он давно - ходячий арифмометр и живая машина для производства - его главная производительная сила и «человеческий фактор».
Буддист Шопенгауэр смотрит на Мировую Жизнь мрачно. Она - источник мук, терзаний, бессмысленной борьбы с другими и с самим собой. Она - плен, от которого надо избавиться, потому что без этого человек - раб своих желаний и потребностей.
В полной мере Жизнь проявляет себя в животном мире, где идет суровая и жестокая борьба за выживание. Но она, Жизнь, присутствует и на предшествующих уровнях, там, где мы ее упорно не видим. Между тем неживое - тоже полно Жизни, которую Шопенгауэр, чтобы не быть обвиненным в абсурдностях, предпочитает называть Волей. Жизнь в органической природе - лишь наиболее яркий и последовательно проявленный вид Воли, где она наиболее полно выявляет себя - в стремлении завоевать как можно больше пищи, воды, света, оставить наибольшее потомство, восторжествовать над себе подобными ради всего этого, а потом - стать удобрением для будущей жизни.
Но то же самое мы увидим, если присмотримся, и в механике, где большое небесное тело властно влечет к себе маленькое (отчаянно сопротивляющееся!), чтобы, уронив его на себя, обрести еще большую массу и силу тяготения. То же мы увидим и в химии, где более сильный элемент вышибает из соединения более слабый и встает на его место.