Новаторство Чехова драматурга

Введение
Раздел I. Драматургия Чехова
1.1. О чеховских пьесах
1.2. «Чайка»
Раздел II. Самые лучшие произведения драматурга
2.1. Новаторство в «Дяде Ване» и «Трех сестрах»
2.2. «Вишневый сад» – итоговое драматическое произведение гения
Заключение
Список использованной литературы

Новаторство Чехова драматурга

Накалу страстей как бы аккомпанирует собирающаяся в природе гроза. И, наконец, сдерживаемые чувства прорываются бурной вспышкой управляющего имением Ивана Петровича Войницкого против своего былого кумира – бездарного и самовлюбленного Серебрякова.
Однако этот бунт завершается комедийным эпизодом: дядя Ваня гонится за перепуганным Серебряковым и стреляет в него, по детски приговаривая: «Бац!», а промахнувшись, с досады «бьет револьвером об пол».
После натужного, неискреннего примирения все, по видимости, возвращается в прежнюю колею.
«Опять заживем, как было, по-старому», – наивно радуется старая няня Марина, которая и в самый момент шумной ссоры была уверена, что «погогочут гусаки – и перестанут…».
М. Горький писал Чехову после спектакля «Дяди Вани» (пьеса была поставлена на сцене Художественного театра в октябре 1899 года; до этого она с успехом шла в провинции):
«Ваше заявление о том, что вам не хочется писать для театра, заставляет меня сказать вам несколько слов о том, как понимающая вас публика относится к вашим пьесам. Говорят, например, что «Дядя Ваня» и «Чайка» – новый род драматического искусства, в котором реализм возвышается до одухотворенного и глубоко продуманного символа. Я нахожу, что это очень верно говорят»5.
На самом же деле что-то навсегда сломлено в жизни героев. Лишен прежних иллюзий дядя Ваня. Утратила надежду на любовь доктора Астрова племянница Войницкого Соня…
Тема «Дяди Вани» – тема «маленького человека», чья жизнь принесена в жертву чужому и недостойному счастью, ложной цели, ложному кумиру, тема напрасно пропадающей красоты, уничтожаемой злой, разрушительной силой, губившей все прекрасное на земле.
Тоска о разрушении, о гибели красоты, мечта о ее торжестве в будущем – таков лейтмотив пьесы.
Многие критики признавали финал пьесы художественным шедевром. Слова здесь звучат почти как музыка. «Уехали… Уехали… Уехали… Уехал… Уехал», – на разные голоса, каждый со своими собственными мыслями и чувствами, повторяют герои при отъезде сначала четы Серебряковых, а затем Астрова.
В заключающем пьесу монологе Сони, истинном «стихотворении в прозе», слитно звучат и бесконечная боль, оплакивание несбывшегося счастья, и смиренная, трогательная вера в милосердие и справедливость: «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах…».
«Три сестры» (1900–1901 гг.) построены по законам поэтического текста, и понятие драматической рифмы применительно к неоднократно повторяющимся в различных контекстах темам и мотивам вполне уместно. Это не просто повторения: ведь смысл рифмы вообще – в создании «рифмического ожидания» появления тех или иных слов, с последующим подтверждением или нарушением этого ожидания»6. И именно такова логика повторений в чеховской пьесе.
Поглощенные своими мыслями и переживаниями, герои часто как будто не слышат друг друга, не вдумываются в слова собеседника.
В первом акте празднично настроенная именинница Ирина восторженно восклицает: «Как хорошо быть… учителем, который учит детей…» – хотя ее сестра Ольга только что пожаловалась: «За эти четыре года, пока служу в гимназии, я чувствую, как из меня выходят каждый день по каплям и силы, и молодость».
В скромные мечты Ольги о личном счастье внезапно и многозначительно вторгается случайная реплика из происходящего рядом разговора:
«Ольга. …Мне кажется, если бы я вышла замуж и целый день сидела дома, то это было бы лучше… Я бы любила мужа.
Тузенбах. …Такой вы вздор говорите, надоело вас слушать».
Эти слова, обращенные к другому персонажу пьесы, Соленому, кажутся ответом на сказанное Ольгой.
А рядом молчит и вовсе не принимает участия в разговоре третья из сестер Прозоровых – Маша, которая вышла замуж, но считает свою жизнь «проклятою, невыносимою».
Впервые оказавшийся в доме Прозоровых полковник Вершинин приехал из Москвы, с которой сестры связывают все свои мечты.
Это для них не просто город детства и чистых воспоминаний, но символ лучшей, деятельной жизни. Вершинин своим приездом и возвышенными речами как будто дает новую пищу их надеждам на будущее.
Однако жизнь все грубее теснит сестер. В семье неслышно появляется Наташа. Став вскоре женой брата сестер Прозоровых Андрея, она постепенно забирает власть в доме и заводит свои мещанские порядки. Недаром в случившемся в городе большом пожаре мерещится что-то общее с происходящим у Прозоровых. И сердитое замечание Маши, что Наташа «ходит так, как будто она подожгла», совсем не глупое…
В последнем акте героинь настигают новые удары: гибнет на дуэли поручик Тузенбах, за которого после долгих колебаний согласилась выйти замуж Ирина. Покидает город батарея – поэтому должны разлучиться полюбившие друг друга Вершинин и Маша. Часто стал приходить в дом (хотя ни разу не появляется на сцене) любовник Наташи, местный чиновник Протопопов, а она сама предвкушает, как, став, наконец, полной хозяйкой, вырубит в саду деревья – те самые, которыми перед дуэлью любовался Тузенбах.
Но все же в последних монологах сестер слышится не только горе, но и еще более упрямая и страстная, чем у Сони, вера: «жизнь наша еще не кончена», и скоро станет ясно, «зачем мы живем, зачем страдаем…».
2.2. «Вишневый сад» – итоговое драматическое произведение гения
«Вишневый сад» – последнее предсмертное произведение Чехова, обобщающее ряд его долголетних наблюдений и разрабатывающее уже ранее намеченные темы (распад дворянского сословия, рост капитализма, приближение социального переустройства жизни, тема труда).
Написанное в преддверии первой русской революции в 1904 году, произведение дает возможность судить, каковы были идеологические позиции Чехова в тот период, насколько правильно расценивал писатель подготавливавшиеся на его глазах исторические сдвиги, как на них реагировал; с другой стороны, эта пьеса чрезвычайно ценна и интересна для ознакомления с художественными особенностями драматургии Чехова.
«Вишневый сад» – великое произведение Чехова – драматурга.
Сам автор называл ее комедией, так как помимо целиком комических фигур, например незадачливого конторщика Епиходова по прозвищу Двадцать Два Несчастья или простоватого помещика Симеонова-Пищука, забавные или даже достойные осмеяния черты есть едва ли не у всех героев.
Таковы избалованные, безвольные владельцы имения Гаев и Раневская; привязанный к ним, неожиданно – даже для себя самого – становящийся новым хозяином их дома купец Лопахин; и «вечный студент» недотепа Петя Трофимов; и старый преданный господам слуга Фирс со своими ворчливыми заботами о них, как о малых детях…
Заканчивая «Вишневый сад», он почти смущенно сообщал об этом: «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс».
Ошибка многих ценителей чеховской пьесы состоит в том, что комедийную природу «Вишневого сада» часто стараются разгадать через характеры действующих лиц, пытаясь высмеять их.
«Комизм Вишневого сада» вообще коренится больше в ситуациях, чем в характерах. Притом что в пьесе есть и чисто комедийные персонажи: Яша, Епиходов, Дуняша, сколько угодно смешных черт у главных героев, о чем они сами, конечно, прекрасно осведомлены, над чем охотно подтрунивают. Впрочем, и ситуации пьесы сами по себе не всегда смешны – это Чехов заставляет нас увидеть их комедийный смысл.
Самые обидные ситуации могут быть поняты как нечто «очень смешное» – нескладные, неизбежные проявления комедии человеческой жизни. Они каждого ждут на жизненном пути, их трудно предвидеть или обойти стороной. Но это не значит, что печальные события и ситуации, «случаи», как говорил Чехов, должны отвратить от жизни, охладить кровь, согнать с лица улыбку.
Чехов учит находить в драматических ситуациях комедийное зерно, отстраняя их от себя шутливым отношением.
Даже если какому-нибудь философу придет в голову, что жизнь, непознаваемая в своих таинственных законах, – это бессмысленная комедия всегда с одним и тем же абсурдным финалом, то из этого вовсе не следует, что ею можно пренебречь ради бесконечного мудрствования над нею. Вот почему Чехов радовался тому, что пьеса вышла у него, как он полагал, веселая, легкомысленная»7.
В конфликте вокруг вишневого сада вполне можно обозначить традиционную завязку (затруднительное положение хозяев и в связи с этим вопрос о судьбе поместья), кульминацию (торги) и развязку (покупка сада Лопахиным и отъезд прежних хозяев).
Но великий парадокс чеховской драмы состоит в том, что внешний конфликт здесь в принципе разрешим, но по существу ничего не разрешается, ничего не меняется в судьбах героев.
Первый сюжет «Вишневого сада» К. С. Станиславский прямо связал с возможным для Чехова «совершенно новым» направлением. «Речь в нем идет о любви двух друзей к одной и той же женщине.
«Кончается тем, что оба они уезжают в экспедицию на Северный полюс. Декорация последнего действия изображает громадный корабль, затертый во льдах.
В финале пьесы оба приятеля видят белый призрак, скользящий по снегу. Очевидно, это тень или душа скончавшейся далеко на родине любимой женщины». События, вполне мыслимые в художественном мире символистов.
Воспроизводя лирические переживания своих героев, Чехов вовсе не разделял с ними их слез, разоблачая всю внутреннюю несостоятельность владельцев «вишневого сада».
Между тем отношение Чехова к поставленной им теме с полной определенностью выявляется уже в первых двух действиях.
Так, уже в первом действии тщеславному заявлению Раневской: «если во всей губернии есть что-нибудь замечательное, то это наш вишневый сад», – противостоит оценка Лопахина: «Замечательно в нем только то, что он большой. Вишня родится раз в два года, да и то девать некуда. Никто не покупает».
Но еще глубже проблема ставится во втором действии, где приговор произносится устами Трофимова с точки зрения судеб и интересов трудящихся масс: «Ваш сад страшен…», «Подумайте, Аня, ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…
Владеть живыми душами – ведь это развратило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней…».
Таким образом, мотив неоплаченного «долга», ведущего к гибели вишневого сада, получает, помимо реалистического, новое, символическое значение – долга дворян перед простыми крестьянами.
При всей кажущейся привлекательности Раневской, в произведении шаг за шагом выстраивается ее внутренняя несостоятельность, бессодержательность и порочность ее чувствительности и доброты.
Портмоне и телеграммы из Парижа определяют характер Раневской. Из портмоне она, не найдя серебра, торопливо достает золотой, чтобы отдать прохожему; она глядит в свое портмоне и говорит удивленно: «Вчера было много денег, а сегодня совсем мало»; она роняет портмоне и рассыпает золотые, которые подбирает лакей Яша; уезжая из имения, она отдает мужикам весь кошелек.
Телеграммы Раневская сначала рвет в клочки, не прочитав, а потом носит с собой, как драгоценность, из-за телеграмм она снова уедет за границу, откуда сбежала несколько месяцев назад. Портмоне и телеграммы. Телеграммы и портмоне. Раневская не может расстаться с привычкой сорить деньгами и не может вырвать из всоей души парижскую любовь. Владелица вишневого сада щедра, безалаберна и великодушна. Ни в денежных, ни в сердечных делах она не умеет рассчитывать, скупиться и откладывать про запас.
Физическая подвижность, внутренний непокой действующих лиц, непоседливо-легкомысленных и непоседливо-тревожных, усиливается быстрой сменой настроения: не успев опечалиться, Гаев и Раневская готовы развеселиться и заговорить о пустяках.
После торгов Гаев появляется в гостиной, плача, но стоит ему услышать стук шаров в биллиардной, как «у него меняется выражение, он уже не плачет». Да и когда плакал, то левой рукой утирал слезы, а в правой держал анчоусы и керченские сельди, которые купил в городе. У Гаева эта быстрая, как у ребенка, смена настроения иногда приобретает почти фарсовый характер, и тогда мы перестаем понимать, кто перед нами – изящный барин, аристократ, большой ребенок или паяц, шут гороховый. Он одновременно оплакивает старый вишневый сад и гордится своим новым званием банковского служаки – плачет-смеется.
Впечатление подвижности и легкости действия в «Вишневом саде» возникает не только из-за непоседливости и беспечности действующих лиц, склонных к перемене мест и настроений.
Воля к движению, заменяющая волю к действию, летучая светотень имеют своим источником сокровенную сущность натуры действующих лиц, плотную в своей сердцевине, размытую в очертаниях.
В «Вишневом саде» есть прошлое, настоящее и есть живая нить, которая тянется от прошлого к настоящему. Фирс, старый и верный слуга, – вот прошлое, существующее в настоящем.
Если бы не Фирс и не последняя сцена, где его забывают в заколоченном доме, все рассуждения о крепостничестве, прошлых грехах, которые придется искупить страданиями и трудом, остались бы словами. О нем как будто бы помнят, и заботятся, а все-таки забывают из-за барской небрежности и лакейского равнодушия.
Вопрос о необходимости «перевернуть жизнь» возникал перед многими героями Чехова. К новой жизни уезжает Аня с Петей Трофимовым в «Вишневом саде». На слова Ани: «Прощай, старая жизнь!» Петя бодро и радостно отвечает: «Здравствуй, новая жизнь!»
Помимо традиционного для чеховской драматургии ровного будничного движения жизни, открытого вечности и быстротекущему мгновению, в «Вишневом саде» возникает драматическое событие, имеющее свой точно обозначенный срок – день, когда имение будет продано с торгов.
Время в «Вишневом саде» течет не совсем так, как в других пьесах Чехова: «ровное, гладкое» действие пересекается событием, которое должно произойти – и происходит – в точный, заранее определенный день и час.
Герои последней чеховской пьесы следуют привычному естественному ходу своей жизни и вместе с тем движутся навстречу важному событию, которое не ими назначено и не ими, как выясняется, может быть отодвинуто или отменено.
Происходит своего рода отчуждение времени от человеческой личности; время приобретает самодовлеющий, внеличный, посторонний человеку характер, проявляя себя через неумолимое насильственное событие, которое надвигаеся на драматических героев вместе с заранее известным числом календаря.
Пьеса заканчивается переходом вишневого сада в руки купца-промышленника.
…В Лопахине живут два человека: один сострадает Любови Андреевне, делает все, чтобы спасти ее от разорения, другому, купцу из мужиков, на роду написано купить барское имение, как Раневской и Гаеву на роду написано лишиться его.
Есть одно почти дословное совпадение в горячем антикрепостническом монологе Пети Трофимова и монологе Лопахина, полупьяной похвальбе нового хозяина вишневого сада.
Петя внушает Ане, как ужасно владеть живыми душами, жить «на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней», а Лопахин хохочет и топает ногами, не веря своей удаче: «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже на кухню».
«Возможно, первоначальное желание Чехова разделить события «Вишневого сада» на три акта и тем самым изменить своему многолетнему опыту работы над четырехактными пьесами, осуществилось бы в этих необычных для него сюжетах. И, выражаясь его словами по другому поводу, они бы ударили читателя «в нос своей новизной»…
Оба замысла – словно струны в творческом инструменте автора: уже натянутые, готовые к тому, чтобы исполнить новую мелодию, они оборвались…
И этот звук, сродни мистическому звуку «лопнувшей струны» в «Вишневом саде», до сих пор отдается в нашем сознании. Он напоминает, что при всей завершенности чеховской драматургии в ней были возможности, осуществившиеся в искусстве будущего.