Вход

тема примерная: "Творчество Шукшина и ранний Чехов"

Рекомендуемая категория для самостоятельной подготовки:
Реферат*
Код 306779
Дата создания 08 июля 2013
Страниц 18
Мы сможем обработать ваш заказ (!) 29 марта в 12:00 [мск]
Файлы будут доступны для скачивания только после обработки заказа.
910руб.
КУПИТЬ

Содержание


Введение
Глава 1. Сроки
Глава 2. «История души»
Заключение
Список литературы

Введение

тема примерная: "Творчество Шукшина и ранний Чехов"

Фрагмент работы для ознакомления

Сходство строения первой, наиболее важной для рассказа, фразы также указывает на некоторую связь. Чехов: «Становой пристав Семен Ильич Прачкин ходил по своей комнате из угла в угол и старался заглушить в себе неприятное чувство».
Шукшин: «Совхозный механик Роман Звягин любил после работы полежать на самодельном диване, послушать, как сын Валерка учит уроки».
Зачин, довольно распространенный у Чехова и Шукшина, сразу определяет социально-профессиональный статус героя, сходна и глагольная конструкция фразы, правда, с противоположной семантикой движения и покоя: «... Прачкин ходил ... и старался заглушить...» – «Звягин любил ... полежать ..., послушать...». В дальнейшем Шукшин далеко отступает от своего сюжетного прототипа, используя чеховский сюжет глубоко оригинально, творчески преобразуяего.
Ранний, типично «осколочный» «рассказец» (чеховское определение) «Не в духе» является острокомической сценкой с обличительно-смеховым акцентом. Становой пристав Прачкин не в духе от незначительного карточного проигрыша, который он тем не менее не может себе простить. Прачкин пытается оправдать свою потерю, утешить себя, думая о том, как он восполнит (поборами на фабрике, в трактире) проигранные восемь рублей. При этом он слушает сына, заучивающего вслух отрывок из «Евгения Онегина», и дает совершенно смехотворный по своему невежеству и полицейской тупости комментарий: «Пушкин? Гм... Должно быть, чудак какой-нибудь. Пишут-пишут, а что пишут – и сами не понимают... Лишь бы написать!» Финал чеховского рассказа острокомичен. Отец вымещает свое раздражение от карточного проигрыша на сыне: «Ваня! – крикнул он. – Иди, я тебя высеку за то, что ты вчера стекло разбил!»
Невежественного, грубого и примитивного Прачкина Шукшин заменяет глубоким, вдумчивым и философствующим Звягиным. Вместо смехотворного комментария полицейского у героя Шукшина появляется глубокое и оригинальное истолкование хрестоматийного гоголевского образа «птицы-тройки», которое ставит в тупик школьного учителя литературы («за всю мою педагогическую деятельность, сколько я не сталкивался с этим отрывком, ни разу вот так не подумал. И ни от кого не слышал»). Причем в рассказе Шукшина учитель, кажется, гораздо больше увлечен не литературой, а фотографией. Этот мотив перекликается с еще одним чеховским сюжетом из записных книжек: «Бездарный ученый, тупица, прослужил 24 года, дав миру десятки таких же бездарных ученых, как он сам (эта характеристика соотносится с рутинерством шукшинского учителя, для которого узкое, шаблонное понимание и преподавание литературы – норма его педагогической деятельности). Тайно по ночам он переплетает книги – это его истинное призвание (как для шукшинского учителя – фотография); здесь он артист и испытывает наслаждение. К нему ходит переплетчик (в рассказе Шукшина – механик), любитель учености. Тайно по ночам занимается наукой» (как Звягин на досуге занимается истолкованием Гоголя).
Видимо, не случайно и то, что имя и отчество шукшинского учителя такое же, как у «заслуженного профессора» из чеховской повести «Скучная история» – Николай Степанович. Здесь проявляется более сложная ассоциативная связь Чехова и Шукшина, актуализируются иные смысловые аспекты, поскольку герой «Скучной истории» в отличие от шукшинского учителя вовсе не бездарен. Однако в финале чеховской повести Николай Степанович обнаруживает очевидную человеческую, отцовскую несостоятельность. Он не в силах помочь своей воспитаннице и ученице Кате, которая просит у него совета и помощи как у друга, отца и учителя, просит ответить на главный вопрос: «Говорите, что мне делать?» Шукшинский Николай Степанович не может ответить на главный вопрос Звягина: «Почему гоголевская «Русь-тройка» везет «прохиндея и шулера» Чичикова?» Чехов актуализирует человеческую, отцовскую несостоятельность своего «учителя», Шукшин – профессиональную и мировоззренческую (узкое, рутинерское отношение к литературе, неспособность увидеть в привычном образе новый смысл, нежелание рутинера этот новый смысл сделать достоянием своих учеников)6.
Они оба были нецерковны, при том, что сама церковь их влекла. Чехов написал «Архиерея», Шукшин – «Верую!» и «Мастера», где священники показаны в образе довольно странном. Но в их скептицизме по отношению к духовенству было больше веры и поиска истины, чем у иных верующих.
Чехов поехал на Сахалин, чтобы узнать, как живут русские каторжники, и потому солженицынское «если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать – тридцать – сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом...» справедливо по отношению лишь к чеховским героям, но не к самому Чехову. И Шукшин ездил в колонии и тюрьмы, снимал «Калину красную», писал «Степку» и «Охоту жить», герои которых убегали из зоны7.
Глава 2. «История души»
«Сколько ни стоит мир, - теоретизирует А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ», - до сих пор всегда были два несливаемых слоя общества: верхний и нижний, правящий и подчиненный. Это деление грубо, как все деления. Но если к верхним относить не только высших по власти, деньгам и знатности, но также и по образованности, полученной семейными ли, своими ли усилиями, одним словом, всех, кто не нуждался работать руками, - то деление будет сквозным.
И тогда мы можем ожидать существования четырех сфер мировой литературы (и искусства вообще, и мысли вообще). Сфера первая: когда верхние изображают (описывают, обдумывают) верхних, то есть себя, своих. Сфера вторая: когда верхние изображают, обдумывают нижних, «младшего брата». Сфера третья: когда нижние изображают верхних. Сфера четвертая: нижние - нижних, себя.
К четвертой сфере автор классификации относит весь мировой фольклор, его «золотые отложения». Что касается собственно литературы, его вывод пессимистичен: «Относящаяся же к сфере четвертой письменность («пролетарская», «крестьянская») - вся зародышевая, неопытна, неудачна, потому что единичного умения здесь не хватало»8.
Кажется, в русской словесности ситуация кардинально изменилась в XX веке.
Шукшин шел «снизу», но ушел далеко, в глубину, где понятия «верха» и «низа» теряют смысл. Траектория этого в одних отношениях закономерного, в других - уникального пути осталась в том, что он сделал.
Он сочинил пять томов прозы, которая - с некоторой дистанции - легко расслаивается на жанры и уровни. Дюжина киноповестей и своего рода повестей-пьес, функциональная природа которых часто подчеркнута: «Энергичные люди» - «сатирическая повесть для театра»; «А поутру они проснулись» - «повесть для театра». Костоломный историко-революционный роман «Любавины» и его современное продолжение, автором - закономерно - не законченное и не опубликованное. Исторический роман о любимом герое, Степане Разине, - «Я пришел дать вам волю» - переделанный из сценария так и не поставленного фильма и сохраняющий его родимые пятна.
«Хотя я и жалуюсь, что тут, в киноинстанциях, небрежно обращаются с литературой, а ведь и я не писал так, как пишут повесть, роман или рассказ. Надо мной все время - топором - висело законное требование: все должно быть «видно». Я просто позволил себе писать чуть более пространно, подробно, чем «казаки оживлены». Не больше. Истинная литература за такие штуки бьет кованым копытом по голове»9.
Лишь в одном жанре Шукшин шел путем истинной литературы: сначала рождались рассказы, потом, бывало, они становились сценарием и фильмом, «...но - тут надо преодолеть большую неловкость - рассказы, по которым я поставил оба фильма, лучше», - сказал он по поводу своих картин «Странные люди» и «Ваш сын и брат»10.
В романах и повестях персонажи слишком послушны авторской воле, страдают, любят и умирают по его указке. В рассказах автор и герой меняются местами. Автор отступает в тень перед напором жизненного материала, герои получают свободу.
Большая литература Шукшина - это его малая проза. Все остальное - эскизы, подступы, строительные леса, ступеньки на пути к этому главному.
«История души» дается в рассказах самыми лаконичными средствами. Главной «выдумкой» Шукшина становится точно выбранная ситуация ее самообнаружения. Главным изобразительным средством, орудием, инструментом - прямая речь персонажа, колоритный диалог или монолог (реже - внутренняя речь или прикладные письменные жанры: письмо, заявление, кляуза, «расказ»).
Ситуация - клетка, в которую пойман герой. Речь, слово (и лишь во вторую очередь - поступок) - его характер11.
Настоящий Шукшин выходит не из гоголевской шинели, а из чеховского пальто.
Он словно реализует чеховский совет молодому Бунину: «По-моему, написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец. Тут мы, беллетристы, больше всего врем... И короче, как можно короче надо писать». Только ему оказывается ближе не лирическая размягченность, элегичность «Дамы с собачкой» или гротескная сгущенность «Крыжовника» или «Человека в футляре», а живописная характерология Антоши Чехонте середины восьмидесятых годов, его неистощимая изобретательность в поиске новых тем, его хищный интерес к тому, что всегда под рукой или перед глазами. «Он оглянул стол и взял в руки первую попавшуюся на глаза вещь, - это оказалась пепельница, - поставил ее передо мной и сказал: - Хотите - завтра будет рассказ... Заглавие «Пепельница» (или «Коленчатые валы», или «Змеиный яд», или «Капроновая елочка», или «Микроскоп», или «Сапожки»)12.
«Внезапные рассказы» Шукшина - близкие родственники сценки, «фирменного» жанра раннего Чехова и привычной формы его безвестных ныне современников. Сценка, разговорная новелла - формальный жанровый стержень, жанровая доминанта шукшинского мира. Однако чеховской разбросанности (или, по-иному, широте) он предпочитает тематическую сосредоточенность, чеховскому движению к повествовательному рассказу и идеологической повести - верность жанру (при интенсификации его приемов и свойств).
Шукшин - наследник Чехонте, не захотевший или не успевший стать Чеховым.
У Чехова были «Мужики», Шукшин в «Калине красной» вложил в уста одного из героев знаменитую фразу «Он мужик. А их в России много»13.
Теперь и то, и другое – история. Теперь у нас третья страна.
Судьба очень сблизила два юбилея: Чехов и Шукшин. Двадцать пять лет. Жизнь одного поколения… Могилы их - на одном кладбище. И возраст, в котором они ушли, - был один. А больше вроде бы ничего общего.
Нет, есть еще одна черта: трезвость.
При Чехове ковер русской социальной жизни был более пестрым. И он поразительно понимал самые разные слои социума. При советской власти - ковер этот был единым. Такой… в лучшем случае защитного цвета. А слои стерты.
Тем не менее Шукшин зацепился за один слой - переходной. Он не деревенщик. И он не горожанин. Любопытно, что в старых русских пьесах характерные роли предоставлялись чаще всего горничным, дворникам… людям, покинувшим почву. Но не городским все-таки.
На переходе и проявлялись характеры.
Восхищает книга Шукшина «Характеры». Трезвостью, точностью, зоркостью, лаконизмом, нервной переходной интонацией. Очень умный автор. Все видел. Не льстил.
Ему было тесно жить. В 1980-х Борис Можаев сказал: «…Пугачев… Самый что ни на есть русский мужик». А у Шукшина была огромная мечта - сыграть Пугачева. Ему не хватило жизни. И сама теснота быта тех лет - не по личности: теснота коридоров, кухонь… да всего… что-то в этом есть от истории с заячьим тулупчиком»14.
Он раздвигал тесноту плечами своей актерской карьеры. И рассказы написаны актером… Он умел сыграть характер на бумаге. А как актер - он играл героя.
«Славы» застойного времени - они ведь не были никем организованы, о чем следует помнить. Ни пиаром. Ни властью. А как-то сами по себе, методом народной стройки: Высоцкий, Жванецкий. И слава Шукшина - той же природы. Очень люблю фразу, сказанную кем-то из знаменитых испанских тореадоров: «Публика ведь ничего не понимает в нашем искусстве… Но есть один закон. Когда мы делаем что-то действительно замечательное - это почему-то понимают все»15.

Список литературы

1.Конюшенко Е. И. Шукшин и Достоевский // В. М. Шукшин. Жизнь и творчество. Тезисы докладов IV Всероссийской научно-практической конференции. Барнаул, 1997. С. 17-19.
2.Кузьмук В. А. Василий Шукшин и ранний Чехов // Русская литература. 1977. № 3.
3.Сухих И. Душа болит // Звезда. 2001. №10.
4.Чехов А. П. Собр. соч.: В 12-ти т. Т.1. М., 1950.- 706 с.
Очень похожие работы
Пожалуйста, внимательно изучайте содержание и фрагменты работы. Деньги за приобретённые готовые работы по причине несоответствия данной работы вашим требованиям или её уникальности не возвращаются.
* Категория работы носит оценочный характер в соответствии с качественными и количественными параметрами предоставляемого материала. Данный материал ни целиком, ни любая из его частей не является готовым научным трудом, выпускной квалификационной работой, научным докладом или иной работой, предусмотренной государственной системой научной аттестации или необходимой для прохождения промежуточной или итоговой аттестации. Данный материал представляет собой субъективный результат обработки, структурирования и форматирования собранной его автором информации и предназначен, прежде всего, для использования в качестве источника для самостоятельной подготовки работы указанной тематики.
bmt: 0.00596
© Рефератбанк, 2002 - 2024