Противоречия "наказа" Екатерины ll

1. Введение
2. Жизнеописание императора Павла I
3. Оценка современниками и историками деятельности Павла I
4. Заключение
5. Библиография

Противоречия "наказа" Екатерины ll

"Наказ" императрицы подавался сочинением, содержавшим множество напыщенных фраз и обещаний, которые она не намеревалась претворять в жизнь, а Уложенная комиссия оценивалась как фарс, нацеленный на околпачивание французских просветителей и либералов внутри страны14.
Политика, экономика и социальная жизнь России часто напрямую зависит от того, как глава государства относился к передовым идеям и возможности их практического применения.
Вдохновленная деяниями Петра I и западными либеральными идеями Екатерина пишет "особую инструкцию", пожелания и советы для уложенной комиссии. Так появляется "Наказ ее императорского величества Екатерины Второй, самодержицы всероссийской, данный комиссии о сочинении проекта нового уложения". Идеи Екатерины II относительно развития России, изложенные в "Наказе" стали объектом исследования многих историков.
Содержание Наказа исследовано обстоятельно, и теперь можно указать его главнейшие литературные источники: это «L'Esprit des Lois» Монтескье, «Institutions politiques» Бильфельда и вы­шедшее в 1764 г. сочинение итальянца Беккариа «О пре­ступлениях и наказаниях». Екатерина о Монтескье сама писала Д' Аламберу, что в Наказе «обобрала президента Монтескье», не называя его; действительно, добрая поло­вина статей Наказа есть пересказ «Духа законов» («О духе законов» 15).
Екатерина, воспитавшаяся на освободительных теори­ях XVIII в., не могла сочувствовать крепостному праву, и мечтала об освобождении крестьян.
В ее личных бумагах находили любопытные проекты постепенного уничтоже­ния крепостной зависимости путём освобождения крестьян в отдельных имениях при их купле-продаже. Однако об­щее одновременное освобождение крепостных ее пугало, и она искренно была убеждена, что «не должно вдруг и через узаконение общее делать великаго числа освобожденных» (Наказ, 260)16.
Но в то же время она искренно желала облег­чить положение «рабов», т.е. крестьян, и уничтожить «раб­ство» в своей империи. И вот в первоначальной редакции Наказа рассеяно много замечаний и размышлений о кре­стьянах и о необходимости улучшить их положение и унич­тожить крепостное право17.
Однако, в окончательной печатной редакции многие, из этих либеральных размышлений о крестьянах были выпущены, очевидно под влиянием «разномыслящих персон», читавших и корректировавших «Наказ»
Мало того, сама Екатерина была как бы вынуждена изменить свои взгляды, сделав уступки консервативным взглядам своих советников.
Так, например, в первоначаль­ном Наказе, следуя Монтескье, она писала: «Два рода покорностей: одна существенная, другая личная, т. е. кресть­янство и холопство. Существенная привязывает, так ска­зать, крестьян к участку земли, им данной. Такие рабы бы­ли у германцев. Они не служили в должностях при домах господских, а давали господину своему известное количе­ство хлеба, скота, домашняго рукоделия и проч., и далее их
рабство не простиралось... Личная служба или холопство
сопряжено с услужением в доме и принадлежит больше к лицу. Великое злоупотребление есть, когда оно в одно вре­мя и личное и существенное»18.
Здесь Екатерина обнаружи­ла точные представления о существе крестьянской и хо­лопской зависимости и справедливо осудила их смешение, которое вредно отразилось на судьбах крестьянства. Но в
окончательной редакции Наказа это рассуждение выпуще­но; очевидно, Екатерина в данном случае, спрятав свое рассуждение, подчинилась факту русской жизни — полному смешению крестьян и холопов — и; отступилась от своих теоретических взглядов, не находя уже «великого злоупот­ребления» в этом смешении. Нет сомнения, что здесь дей­ствовало влияние окружающих людей, «помаравших ее Наказ». Однако отступничество от высказанных взглядов у Екатерины вовсе не было искренним. Когда большинство
земских представителей, собранных Екатериной в Комис­сию, оказались поборниками крепостного права, Екатери­на была очень недовольна. Сохранилась одна ее отметка по поводу крепостнических мнений депутатов: «Если крепо­стного нельзя признать персоною, следовательно, он не че­ловек; но его скотом извольте признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано бу­дет. Все, что следует о рабе, есть следствие сего богоугоднаго положения и совершенно для скотины и скотиною делано». Ясно, что, обзывая крепостников «скотинами», Екате­рина не считала крестьянина рабом и желала освобожде­ния его из той зависимости холопа, какая развилась в XVIIIв.; но она должна была сдерживать свои мнения и же­лания, отказываться от них по внешности, не отказываясь,
однако, внутренне.
Увековечение самодержавия обосновывалось непросвещенностью общества, народным «умоначертанием», огромными размерами страны — короче, особенностями России. Здесь Екатерина II вступала в открытый спор с авторитетами Просвещения, доказывая необходимость приспособления универсальных принципов к национальным особенностям. Однако вся специфика России сводилась, в конце концов, к одному — к «исконности» самодержавия, необходимости абсолютной монархии. В развитие этого постулата выдвигались другие положения.
Поскольку царица четко определила связь монархии с дворянством, сохранение последнего также становилось условием преобразований. Замечательно при этом, что российское дворянство, подобно самодержавию, приобретало новый облик в духе эпохи. Его привилегированное положение узаконивалось признанием его «вольностей», т. е. гражданских прав и подкреплялось правом господства над крестьянами в силу непросвещенности тех. Привилегированное сословие в качестве носителя Просвещения (Екатерина II подчеркивала как одну из важнейших особенностей России отсутствие третьего сословия) приобретало функцию служить основной опорой самодержавия в преобразовании страны.
Сохранение самодержавия и привилегированного сословия уподобляло монархическую схему замкнутому кругу. Разрыв между декларациями и их реализацией, чередование либерализма с реакцией, вдохновляющее начало без логического продолжения стали уделом преемников Екатерины II, историческим жребием России. Уже Екатерина II осознавала («свобода и собственность — двигатель земледелия») необходимость той реформы аграрного строя, которую начал Александр II и завершал П. А. Столыпин. Легко представить, сколько разрушительной энергии накопилось за это время в деревне. Непоследовательность преобразователей, чередование реформ с контрреформами порождали разочарование, обманутые надежды и, как результат, кризис доверия к власти.
Как при реформировании системы местного управления, так и в судебной реформе, Екатерина Великая отталкивалась от новых веяний с Запада.
Речь здесь идет о принципе разделения власти. Без строгого разделения властей - законодательной, исполнительной (административной) и судебной - тогдашний передовой публицист не мыслил правильного государственного устройства. Екатерина заплатила очень щедрую дань этой идее в своих губернских учреждениях.
При этом ей необходимо было учитывать ,прежде всего, сословные интересы дворянства, класса, на который она опиралась в течение своего длительного правления.
Поэтому в «Наказе» повторена была идея Беккариа19, что для правильного судопроизводства полезно установить и суд себе равных, чтобы тем ограничить давление, оказываемое на суд высшими сословиями - дворянством и духовенством; но созданные сословные судебные места при высказанной в «Наказе» идее равенства всех перед законом отзывались чем-то феодальным, средневековым разделением сословий.
Многие наказы выражали решительное желание сословия - устроиться в уездные сословные корпорации и принять деятельное участие в местном управлении и суде. Для выбора депутатов в Комиссию дворянство собиралось по уездам и выбирало уездных предводителей; теперь дворяне заявляли в Комиссии желание, чтобы оставлено было за сословием право выбирать этих уездных предводителей, собираться в известные сроки и контролировать ход местного управления. Некоторые наказы даже требовали, чтобы уездные управители - воеводы избирались местным дворянством.
Мысль о том, что каждый должен судиться себе равным, высказанная в «Наказе», не была последовательно проведена в губернских учреждениях.
Когда Наказ был выработан и показан Екатериной многим лицам, то возбудил массу возражений с их сторо­ны. Сначала Екатерина показывала его по частям прибли­женным лицам, и Панин на либеральные принципы Нака­за тонко отозвался смехом и выражением недоумения по поводу тонкой морали для кондового русского народа.20
Подобное же отношение к либерализму Наказа и от других лиц заставило Екатерину, по ее собственным словам, зачеркнуть, разорвать и сжечь «больше половины» написанного. Перед изданием в свете уже сокращенной редакции Екатерина созвала в село Коломенское, где тогда находилась, разных «вельми разномыслящих» людей, отда­ла им Наказ и позволила им «чернить и вымарать все, что хотели. При всем разномыслии позванных лиц они, одна­ко, «более половины из того, что писано было ею, помарали — и остался Наказ, яко оный напечатан»21. Если верить точности слов Екатерины, напечатано было, стало быть, менее четверти того, что она составила. По сохранившимся рукописям императрицы видим, что возражения из­бранных ею цензоров направлены были против того, что либерально, и против того, что не соответствовало русским нравам. Цензура окружающих заставила Екатерину отка­заться от напечатания весьма важных для нее частностей Наказа и скрыть многое из своих существенных взглядов.
Уступчивость Екатерины в деле составления Наказа показывает нам, во-первых, до какой степени доходила за­висимость императрицы от окружающей ее придворной среды в первые годы ее правления, а во-вторых, до какой степени рознились ее личные, отвлеченные воззрения от тех взглядов, какие Екатерина высказывала официально.Взятый нами пример свидетельствует, как мы сказали, о зависимости Екатерины от окружавшей ее среды и о разни­це ее действительных взглядов от тех, какие она высказывала официально. Она считала, что установить общие принципы нового законодательства будет делом легким.
На самом же деле это легкое дело оказалось тяжелым и до некоторой сте­пени потерпело неудачу. Устанавливая новые принципы, Екатерина в них делала уступки той самой среде, которую хо­тела исправить новыми законами, и потому ее новые прин­ципы не были развиты так полно, как бы ей хотелось. Еще до окончательной редакции Наказа Екатерина в нем как будто разочаровалась и писала Д'Аламберу, что Наказ вовсе не по­хож на то, что она хотела сделать.
Итак, по мнению Екатерины, древняя Россия жила с чуждыми нравами, которые следовало переделать на ев­ропейский лад, потому что Россия — страна европейская. Петр начал эту переделку, вводя европейские обычаи, и это ему удалось. Теперь Екатерина продолжает это дело и вносит в русские законы общеевропейские начала. Имен­но потому, что они европейские, они не могут быть чужды ми России, хотя и могут такими показаться по своей новизне.
Так Екатерина старалась оправдать либеральность и отвлеченность своих принципов. Если она оставалась вер­на народным воззрениям в том, что предпочитала самодержавие «угождению многим господам», то впадала в большую неточность в другом отношении: за начала общеевро­пейской жизни она приняла принципы европейской фи­лософии, которые не переходили в жизнь нигде в Европе и не были началами действительного быта. Являясь с этими
принципами в русскую жизнь, Екатерина нимало не сле­довала Петру, который перенимал действительность, а не европейские мечты.
Однако и в окончательной, т. е. сокращенной, редакции Наказа Екатерина успела сохра­нить цельность своего либерального направления и выска­зать, хотя и не вполне, нос достаточной определенностью, те отвлеченные начала, какими должно было руководиться предположенное ею законодательное собрание в своей практической деятельности. Наказ, сокращенный и выдержавший цензуру сотрудников Екатерины, будучи напечатан, произвел все-таки сильное впечатление и в России, и за гра­ницей. Во Франции он был даже запрещен. Действительно, он был исключительным правительственным актом как по своему общему характеру отвлеченного философского рас­суждения, так и по либеральности внутреннего направления.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

С давних времен периодически делаются попытки переноса западных политических и правовых идей на русскую почву. Идеи, пришедшие издалека, часто воспринимаются как заведомо прогрессивные и жизненно необходимые. Вопрос о том, насколько позитивна такая практика, в настоящее время чрезвычайно актуален. Пытаясь дать на него ответ, нужно учитывать опыт прошлого. "Россия есть европейская держава" - этот тезис сформулировала императрица Екатерина II.
Таким образом, свои принципы нового русского законодательства Екатерина установила на почве философско-публицистических умствований современ­ной ей европейской литературы. Ясно, что эти принципы, с одной стороны, были в высшей степени либеральны, по­тому что взяты из либерального источника, а с другой сто­роны — совершенно чужды русской жизни, потому что слишком либеральны и выросли из условий нерусской об­щественной жизни. Они должны были удивить русское об­щество и либерализмом, и несоответствием национально­му быту, Екатерина чувствовала это; она рядом с общим либерализмом поставила и мотивировала в Наказе ясное утверждение, что единственной возможной для России формой власти находит самодержавие как по обширности страны, так и потому, что одной власти лучше повиноваться, чем многим господам. Постаралась она оправдать и от­влеченность своих принципов, и их несоответствие рус­ским порядкам; она писала в Наказе; «Россия есть евро­пейская держава. Доказательство сему следующее; кото­рые в России предпринял Петр Великий, тем удобнее успех полу­чили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовав ли с климатом и принесены к нам смешением разных на­родов и завоеваниями чуждых областей - Петр I, вводя нра­вы и обычаи европейские в европейском народе, нашел то­гда такие удобности, каких он и сам не ожидал». (Наказ, гл. 16, 7)22.
Совершенно очевидно, что целый ряд политических и правовых идей "  Наказа" был заимствован Екатериной II из сочинений Ш.Л.Монтескье, Ж.-Ж.Руссо, Д.Дидро и других философов эпохи Просвещения23, но важным представляется проблема целей и характера этого заимствования.
Краткое исследование доказывает, что концептуальные политические и правовые идеи "Наказа" были изначально несовместимы с российской действительностью периода правления Екатерины Великой, в связи с чем "Наказ" нельзя рассматривать в качестве политико-правового документа.
Перед подробным анализом некоторых глав источника автор обращается к истории создания "Наказа ". Представленные в первой главе исторические сведенья помогают выявить истинные причины появления "Наказа", которые позволили, к примеру, Н. И. Павленко расценить документ и Уложенную комиссию как фарс24.