Вход

Жизнь и слово в творчестве В.В.Розанова (на примере "Уединённого")

Рекомендуемая категория для самостоятельной подготовки:
Курсовая работа*
Код 304238
Дата создания 08 июля 2013
Страниц 19
Мы сможем обработать ваш заказ (!) 29 марта в 12:00 [мск]
Файлы будут доступны для скачивания только после обработки заказа.
1 310руб.
КУПИТЬ

Содержание

Введение
Жизнь и слово в творчестве В.В.Розанова на примере ”Уединенного”
Заключение
Список использованной литературы

Введение

Жизнь и слово в творчестве В.В.Розанова (на примере "Уединённого")

Фрагмент работы для ознакомления

В «Уединенном» писатель менее всего стремился к созданию последовательной философской религиозной или литературно-критической концепции. Принцип «бесформенности» превалирует в «случайных» записях, набросках «для себя», составляющих трилогию и отражающих сам процесс мышления, что для Розанова существеннее законченной системы или догмы.
В письме Э. Голлербаху, своему другу, Розанов пишет: «Вы знаете, что моё «Уединённое» и «Опавшие листья» в значительной степени сформированы под намерением начать литературу с другого конца вот с конца этого уединённого, уединения сердца, «своей думки», без всякой социально-демократической сволочи. Жажда освободиться от неё, духовно из неё выйти – доходила до судороги и сумасшествия».
Подчеркивая удачность трилогии Розанов поясняет: «На самом деле человекуи до всего есть дело - и ни до чего нет дела. В сущности, он занят только собою, - и занят вместе целым миром. Я это хорошо помню, и с детства, что мне ни до чего не было дела. И это как-то таинственно и вполне сливалось с тем, что до всего есть дело»4.
Розанов (в ответ на рецензию З. Гиппиус): «Все книги должны быть такими, т.е. «не причесываясь» и «не надевая кальсон».
Если в предыдущих статьях и книгах Розанов нередко прибегал к своим излюбленным «антиномиям» (противоречиям), подчас ставившим в тупик его читателей, то в трилогии от «двуликости» он обратился к многоголосию, чем-то напоминающему полифоничность поздних романов Достоевского. Действительно, если читать подряд даже одну из частей «трилогии», то создаётся впечатление разнобойного «шума голосов».
«Уединенное» не рассчитано на непрерывное чтение, как читаются повесть и романы. Перед нами весьма своеобразная смесь талантливости, глубины прозрений и наблюдений художника с «беззаветным» монархизмом, попыткой соединить христианство с «религией пола» – крепкое зелье, которое ещё никогда не изготавливалось в русской литературе в такой концентрации5.
Любопытны пометы о времени и месте, когда и где были сделаны записи, вошедшие в «Уединенное»: «когда болел живот», «на конверте «приглашение на выставку», «в купальне», «за истреблением комаров», «в кабинете уединения» и пр. Иные из них могут показаться даже «нереальными» (например «на подошве туфли»), но как пояснял сам Розанов, ничего необычного не было: просто при купании не было бумаги и записал «на подошве».
Для придания разговорности своему стилю Розанов особенно часто пользуется в трилогии кавычками, курсивами, шрифтовым выделением и прочими приёмами, чтобы подчеркнуть личностный характер письма. Он старается нарушить привычные формы, придать им случайность. Даже сокращения, сделаннае в кратких записях «для себя», остаются неизменными в печатном тексте, чтобы лучше выразить «рукописность души».
Разработанный в трилогии особый жанр – «мысли» - свидетельствовал не столько о том, что в творчестве Розанова, как полагал он сам, происходило «разложение литературы», самого существа её». Великого окончания литературы, конечно же, не произошло, и Розанов не стал «последним писателем». Скорее напротив, он создал вершину жанра, за которой десятилетия спустя последовали «камешки на ладони», «затеси», «бухтины вологодские», «мгновения» и т.д.
Интересен также вопрос соотношения «Уединенного» с современными писателю литературными направлениями и течениями. Несмотря на то, что чаще всего говорят все-таки о самостоятельности и исключительности Розанова, его художественный метод формировался в рамках определенной эпохи и несомненный интерес представляет выяснение подобного рода взаимосвязей, даже если они не позволяют исследователю вынести тот или иной «приговор».
Наиболее авторитетным и влиятельным литературным течением в России начала XX века, безусловно, был символизм, программа которого формировалась не без влияния Розанова и с представителями которого писатель был хорошо знаком. Но насколько серьезной была это общность? К символистам Розанова причисляет А. Пайман6. Аргументируя «по сути своей символистское понимание литературы» писателем, она приводит слова из его письма к Э. Голлербаху от 29 августа 1918 года: «Суть-то именно, как вы тоже не раз упоминаете – “в обличении вещей невидимых”, а пожалуй, и еще лучше: в облечении вещей невидимых. Все “облекается” в одежды, и история самая есть облечена в одежды незримых божеских планов»7. По мнению А. Пайман, «символизм» Розанова находит выражение в том, что его слово ценно не своим точным значением, а «потенцией»8. Другой, по существу очень близкой чертой «символизма» Розанова исследовательница называет интерес к «мимолетности» и «мгновению», также приводящий в тексте «Уединенного» к «бесконечной множественности» смыслов. «В сущности, – пишет она, – именно умение воплощать мгновенные прозрения во всей их переливчатости и непостоянстве сделало его одним из крупнейших представителей прозы русских символистов»9. Нам представляется, что приведенные аргументы (кроме письма Голлербаху) обращают нас к периферийным, необязательным чертам символизма, более того, акцент на «потенциальном», а не на «точном» значении слова вообще есть черта подлинно художественной литературы, а что касается «мимолетности», то это скорее особенность индивидуального стиля писателя, чем целого литературного течения10.
Главной целью художника для Розанова является «раскрыть другим свою душу», «записывать свои мелькающие настроения»11. Многие мысли, излагаемые в «Уединенном», созвучны мировоззрению символистов. Выделим эти положения:
«Кто дерзает быть художником, должен быть искренним – всегда без предела»12.
«Все настроения равноценны в искусстве, ибо ни одно не повторится…»13
«Повесть дорога не как рассказ о приключениях вымышленных лиц, а как средство узнать душу написавшего»14.
Как справедливо пишет А. Синявский, «под призывами Брюсова могли бы подписаться многие авторы из круга декадентов и символистов, в том числе Розанов»15. Но можно сказать и более категорично: Розанов в своем творчестве доводит до крайнего предела осуществление приведенных нами тезисов.
Он самый искренний из своих современников (хотя эта искренность и приобретает подчас форму игры в искренность). Его трилогию («Уединенное» и два «короба» «Опавших листьев») можно сравнить с «трилогией вочеловечения» А. Блока. И в том, и другом случае перед нами «лирический дневник», стремящийся к предельной искренности в передаче чувств и настроений. Но, в отличие от Блока, Розанов всеми силами старается избегать при этом литературного вымысла. Блок литературен и сам признается в этом, пафос Розанова в постоянном преодолении литературы. Он находит такую форму, которая не требует вымысла (как он сам иронически замечает, говорить правду легче, чем лгать16), и если он вводит вымысел, то это воспринимается уже только как украшение, дополнение, как правило излишнее, а не основа фундамента.
Брюсов писал, что истории вымышленных героев – это только способ выразить душу самого художника, иносказание, своего рода декорация, за которой мы должны разглядеть самое главное, ради чего эта декорация и создавалась. Розанов принципиально отказывается от всяких декораций и пытается открыто говорить о самом главном, только о самом главном.
Уже в первых строчках «Уединенного» писатель заявляет, что его единственная цель – выражение собственной души: «Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицаения, вздохи, полумысли, получувства... Которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что “сошли” прямо с души, без переработки, без цели, без преднамеренья, – без всего постороннего… Просто, – “душа живет”… т. е. “жила”, “дохнула”…» (С. 22.)17
Собственно, в этом и состоит «обнажение приема», о котором писал В. Шкловский в своей знаменитой статье18. Но интересно, что «обнажаются» у Розанова именно те качества текста, которые во многом определили поэтику символизма. Ведь именно акцентирование запретных (как тогда, так и сейчас) тем и переакцентировка с внешнего мира на внутренний, когда даже историческое повествование рассказывало больше о его авторе, чем о событиях прошлого, было характерно для символизма. И именно эти черты шокировали современников в Розанове. «Собственно мы хорошо знаем – единственно себя. О всем прочем догадываемся, спрашиваем. Но если единственная “открывающаяся действительность” есть “я”, то очевидно и рассказывай об “я” (если сумеешь и сможешь). Очень просто произошло “Уед.”»
«Уединенное» создано в период кризиса символизма и несет в себе черты символизма именно кризисного периода, с его тяготением к «правде вещей». К Розанову в полной мере применимы знаменитые строчки Вл. Соловьева, часто упоминаемые младосимволистами:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что всё видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Соловьевские идеи преображения мира и соединения земного и небесного, казалось бы, не находят прямого отражения в «Уединенном», но сама розановская философия пола по-своему воплощает пафос преображения мира19. Отсюда и своеобразие розановских символов. Они слишком земные, чтобы признать их символами, но критический аргумент, который предъявил М. Волошин тем, кто пытался записать в лагерь символистов Л. Андреева20, к Розанову не применим. Андрееву «ставили в вину», что его символы хаотичны и беспорядочны, у Розанова же они тесно связаны, по-видимому, образуют даже определенную систему и являются тем каркасом, который формирует смысловое и художественное единство «Уединенного».
Цель, которую подспудно ставит себе Розанов, – найти место в мироздании всем предметам и явлениям: «И все кормятся моим трудом. Все около моего труда нашли место в мире». (С. 23.)
Интересна и показательна игра слов в приведенном высказывании. Речь идет, конечно, прежде всего о бытовом уровне, о материальном обеспечении, но очевиден переход на уровень небытовой. В этом пафос писателя: все несет в себе вторую, «метафизическую» сущность, рассказывает нам об ином мире («облечение вещей невидимых»). В таком контексте философия пола предстает только как крайняя точка – если даже кажущееся таким «низким» так «высоко», то и во всем остальном следует искать высокий смысл.
Изображение «низкой материи» стало настоящей революцией в творчестве символистов конца 1900-х – 1910-х годов. Но у в «Уединенном» Розанова тяготение к «правде вещей» принимает значительно более категоричные формы. Если для младосимволистов смелостью был сам факт введения бытовых деталей, Розанов идет дальше.
Остановлюсь на самых ярких примерах, отмеченных еще В. Шкловским и А. Синявским: «Томительно, но не грубо свистит вентилятор в коридорчике: я заплакал (почти): “Да вот чтобы слушать его – я хочу еще жить, а главное друг должен жить”. Потом мысль: “Неужели он (друг) на том свете не услышит вентилятора”; и жажда бессмертия так схватила меня за волосы, что я чуть не присел на пол». (С. 79.)
Синявский приводит и блестяще анализирует не менее показательный пример – фрагмент, в котором Розанов описывает свои чувства, проезжая мимо похоронной процессии (с. 82). Исследователь обращает внимание на то, как в словах «трясясь» и «трясутся» «происходит встреча двух смыслов»: физического и метафизического21.
Когда нет фабулы, то отдельные детали, повторяющиеся в разных записях, становятся средством создания целостности произведения. Об этом писал еще В. Шкловский, доказывая, что через эти детали вводится та или иная тема и образуется сюжет22. Таким образом, целью художественного творчества для Розанова, в полном соответствии с программой символистов, становится обнаружение «живой связи» между внешне не связанными предметами и явлениями и «пробивание окна в вечность», т. е. превращение образа в символ (именно в том значении слова, которое отражало эстетические взгляды большинства представителей этого литературного течения). Именно так определил программу символистского искусства Ф. К. Сологуб во время знаменитого публичного «Диспута о современной литературе», состоявшегося в Петербурге в январе 1914 г.23 (особо отметим хронологическую близость этого выступления и публикации «Уединенного») По существу не говоря ничего нового, Сологуб, на наш взгляд очень емко и точно сформулировал самые важные постулаты нового литературного течения, обеспечившие его расцвет в начале XX века. «Живая жизнь души, – писал он, – протекает не только в наблюдении предметов и в приурочивании им имен, но и в постоянном стремлении понять их живую связь и поставить все, являющееся нашему сознанию, в некоторый всеобщий всемирный чертеж»24. В этой цитате мы хотим особо выделить слово «всё», имеющее прямое отношение к творчеству Розанова. Именно открытость всем проявлениям мира, без эстетических, этических или каких бы то ни было еще ограничений, характерна для этого писателя-философа. В то же время, как и требует от символиста Сологуб, у Розанова «все сходства и несходства явлений представляются раскрытием многообразных возможностей, носителем которых становится мир»25.
Давно стала общим местом парадоксальность Розанова, достигшая своих крайних пределов в «Уединенном». Вместе с тем, эта парадоксальность не есть просто игра ума, как то было, например, у О. Уайльда26. Парадоксы Розанова – форма проникновения к самым интимным сущностям мира, в них проявляется то, что составляет основу символа. «Смысл символа нельзя дешифровать простым усилием рассудка, – пишет С. С. Аверинцев, – в него надо “вжиться”»27. Именно такого «вживания» требуют и те противоречия, на которые обращает внимание писатель (прежде всего в себе). Эту особенность своего творчества хорошо понимал и сам писатель. Вот как он, например, объясняет свою небрежность (показательно, что этот фрагмент идет сразу после рассуждений о том, как в его творчестве уживались ложь и искренность, именно в связи с этим вводится понятие «небрежности»): «Я потому был небрежен, что какой-то внутренний голос, какое-то непреодлимое внутреннее убеждение мне говорило, что все, что я говорю – хочет Бог, чтобы я говорил». (С. 63.)
Наградой за такое «вживание» должно стать открытие тайн мира, причастным к которым чувствует себя сам Розанов. Поэтому форму своих писаний он сравнивает с музыкой: «Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только “сделать из себя писателя”. Но он не писатель…». (С. 28)28.
Как и в случае с музыкой, своей целью Розанов считает не столько сообщить что-то, сколько погрузить читателя в такую атмосферу, в которой в нем откроется новое видение. По мнению же символистов, музыка является высшим из искусств, потому что идеально выражает символ, соприродна ему29.
Заголовок «Уединенное», таким образом, может трактоваться не только как отражение стремления остаться одному, наедине с собой, но и как стремление соединиться с миром, стать частью единства (ср.: «у-бог-ий» – близкий Богу): «Одному лучше – потому, что, когда один, – я с Богом». (С. 48.)
Однако едва ли можно на основе анализа «Уединенного» в полной мере назвать Розанова символистом. Аргумент против один, но он очень весом: для Розанова не характерен панэстетизм. Между тем, культ искусства и представление о жизни как о произведении искусства были одним из краеугольных камней символизма30. Как и символисты, Розанов разрушает грань между жизнью и искусством, каждый момент жизни для него есть прообраз искусства. Но модель отношений «искусство–жизнь», характерная для Розанова, ближе зарождающемуся футуризму, чем символизму. Если символисты эстетизировали жизнь, то футуристы деэстетизируют искусство. И Розанов не строит жизнь по законам искусства, а создает искусство, теряющее свою границу с повседневной жизни.
Заключение
Прошли лихие десятилетия, когда Розанов числился среди запрещенных писателей: его наконец стали издавать в России. Библиография его изданий пока не велика - заслуживает писатель и философ, конечно, большего, но это дело времени. Розанов уже забыт в России не будет. Исследователи творчества Розанова - В. Сукач, А. Налепин, Е. Барабанов, А. Николюкин и другие - сделали и продолжают делать благородное дело возвращения нашей культуре наследия изумительного русского писателя.
Василий Васильевич Розанов написал очень много. Это - литературная критика и литературоведение, философия и публицистика, исследование религий и статьи об искусстве, педагогика и школьное дело и т.д. Но в историю литературы Розанов вошел прежде всего как создатель «Уединенного» и двух коробов «Опавших листьев».
«Уединенное» - это особый литературный мир, культурная вселенная, живущая по своим, пока еще мало познанным законам. Внешне имеющее афористическую форму, «Уединенное» - не сборник афоризмов. Это новый жанр, трудно поддающийся определению.
Появившаяся в 1912 году, первая книга трилогии "Уединенное" вызвала как бы ожог общественного мнения. Поднялась буря в печати. Своеобразие «Уединенного», разящее душу, не оставляло равнодушным никого.

Список литературы

1.Голлербах Э. В.В.Розанов. Жизнь и творчество. - СПб,2002.
2.Грюбель В. Автор как противо-герой и противо-образ// Автор и текст: сборник статей/ред. В.М.Маркович и В.Шмидт. - СПб,1996.
3.Захарова В.Т. Импрессионизм мысли// Российский литературоведческий журнал. –1994. - №№ 5-6.
4.Ивонин ЮП. Русская философия «Серебряного века». - Новосибирск, 1995.
5.Ильин В.В., Солнцев Н.В. Русская философия в лицах. - М., 1997.
6.Николюкин А. Розанов. - М., 2001.
7.Носов С. В.В. Розанов. Эстетика свободы. - СПб, 1993.
8.Пайман А. История русского символизма. - М., 2000.
9.Розанов В.В. Сочинения. - М., 1990. – (Тт. 1-2).
10.Розанов В.В. Уединенное. - М., 1990.
11.Розанов В.В.: pro et contra. - СПб, 1995.- (2 кн.).
12.Синявский А. «Опавшие листья» Василия Васильевича Розанова. - М., 1999.
13. Спасовский М.М. В.В.Розанов в последние годы своей жизни. - Берлин, 1939.
14.Фатеев В.А.. В.В.Розанов: Жизнь.Творчество.Личность. - Л.,1991.
15.Федякин С.М. Жанр "Уединенного" в русской литературе 20 века: автореф.дис. ...канд.филол.наук. - М.,1995.
Очень похожие работы
Пожалуйста, внимательно изучайте содержание и фрагменты работы. Деньги за приобретённые готовые работы по причине несоответствия данной работы вашим требованиям или её уникальности не возвращаются.
* Категория работы носит оценочный характер в соответствии с качественными и количественными параметрами предоставляемого материала. Данный материал ни целиком, ни любая из его частей не является готовым научным трудом, выпускной квалификационной работой, научным докладом или иной работой, предусмотренной государственной системой научной аттестации или необходимой для прохождения промежуточной или итоговой аттестации. Данный материал представляет собой субъективный результат обработки, структурирования и форматирования собранной его автором информации и предназначен, прежде всего, для использования в качестве источника для самостоятельной подготовки работы указанной тематики.
bmt: 0.00485
© Рефератбанк, 2002 - 2024