Становление прав собственности в российской экономике

Работа по институциональной экономике выполнена студентом факультета права НИУ ВШЭ. Использованы семь источников. Работа написана с позиций естественно-правовой школы прав собственности (Дж. Локк и его последователи). ...

1. Проблема надёжных гарантий прав собственности и российский вариант вертикальной политической интеграции.
Первая статья начинается с констатации неоспоримости факта построения государственного капитализма в России, вопреки заявлением высших чиновников. Волков считает, что решающее влияние на становление подобной экономико-правовой модели оказало отсутствие надёжных гарантий прав частной собственности. При низкой защищённости этих прав подавляющее большинство склонно извлекать из ресурсов лишь краткосрочную выгоду. В противном случае государство, ставшее в начале 2000-ых достаточно сильным, чтобы не только защищать права граждан, но и перераспределять собственность в свою и своих служащих пользу, может вообще лишить доходов, отобрав бизнес. Что может институционально ограничить такое усиление публичных органов? Маркс считал хорошим средством революцию, связанную с получением контроля над государственной машиной и направлением её работы в пользу победившего класса. Близкую позицию занимает значительная часть современных неоинституционалистов. Тем не менее, насильственно или ненасильственно введённые конституционные ограничения не являются единственным способом решения проблемы надёжных гарантий собственности. Своеобразную модель предлагает вертикальная политическая интеграция, характерная для стран, где отсутствует верховенство права. В условиях дефицита нормальных правозащитных услуг возможны два сценария: часть полномочий защиты собственности получают избранные бизнесмены (интеграция «назад»), доли в предприятиях получают люди из правительства (интеграция «вперёд»). С лета 2000 года развитие России пошло по второму пути. После недолгого периода видимого равновесия представители власти закрепили преимущество над крупным бизнесом, экспроприировав «ЮКОС». Далее автор переходит к подробному разбору истории становления государственного капитализма. Олигархи появились в конце 80-ых – начале 90-ых и окончательно направили почти всю работу органов принуждения на обслуживание групповых интересов после выборов 1996 года. Владимир Путин въехал в Кремль под лозунгом «равноудаления» хозяйствующих субъектов от государства. Несмотря на избирательный характер практических мер, направленных на реализацию этого тезиса, налоговая реформа и несколько показательных полицейских рейдов подготовили заключение неформального пакта между олигархией и исполнительной властью. 28 июля 2000 года власть предложила предать всё, происходившее до этого, истории и гарантировать всю крупную собственность в обмен на налоги и признание собственного авторитета. На протяжении 2000–2003 годов происходило как усиление федеральной исполнительной власти, так и концентрация активов в руках олигархов (в основном тех, что участвовали в неформальной встречи 28 июля 2000). На фоне этих процессов все правовые реформы были свёрнуты, шла деградация демократических институтов. Волков, воспринимающий происходившее в 2000–2003 как борьбу власти и бизнеса, считает арест Ходорковского и Лебедева и предъявление «ЮКОСу» двадцативосьмимиллиардного счёта первой и главной серьёзной победой бюрократов. Вертикальная политическая интеграция вперёд стала единственным возможным вариантом развития российской экономики. Угроза «не своим» собственникам с помощью специфического использования уголовно-процессуального закона стала одним из основных способов получения крупных и средних активов. Исполнительная власть, по мнению автора статьи, закрепила свою победу созданием массы государственных корпораций во главе с профессиональными бюрократами, частично легализовавшими с их помощью получение личных доходов. Наш взгляд на становление нынешнего псевдокапитализма несколько отличается от точки зрения В. Волкова. Попробуем его изложить. В отличие от стран бывшей «народной демократии» и Прибалтики, постсоветские государства де-факто не пережили демократических революций. Главным двигателем номенклатурного переворота конца 1980-ых – начала 1990-ых было желание средней и низшей бюрократии жить по западным стандартам, не участвуя при этом в характерной для рынка конкурентной борьбе с другими хозяйствующими субъектами. Всё это было невозможно в геронтократическом и стремительно разоряющемся СССР. Разочаровавшись в чисто политических преобразованиях, мало повлиявших на экономику, номенклатура ощутила необходимость коренного переустройства отношений власти и собственности. Попутно проведя ряд жизненно важных преобразований (ликвидация красной Империи Зла, введение элементов рыночной экономики, какая-никакая приватизация), старая элита не была отстранена от власти и подвергнута люстрациям, как в Восточной Европе. Легитимные собственники и их наследники не получили ничего из отобранного большевиками после Октябрьского переворота и коллективизации, в то время как бюрократы и наиболее удачливые красные директора, старшие мастера типографий, инженеры организаций при Министерстве внешнеэкономических связей СССР, младшие научные сотрудники и так далее не только получили значительные активы по результатам разработанной Верховным Советом приватизации, но и создали крепкую связку власти и собственности на будущее. Таким образом, среди современных российских элит никогда не было предпринимателей и чистых чиновников: и те и другие осуществляют силовое перераспределение изначально нелегитимной собственности. «Бизнесмены» выполняют роль кошельков бюрократии. В обмен на это государственные служащие легализуют огромные доходы, свои и олигархов. В 1999 году стареющий и в рамках возможного для партработника КПСС стремящийся к честности Ельцин перестал устраивать элиты. Новым Президентом-легализатором решено было сделать чекиста Путина. С помощью эксплуатации низменных чувств населения посредством начала захватнической войны с Ичкерией (здесь, как и в кавказских войнах XIX века, патриотизм стал «последним прибежищем идиота»), назначенный преемник был избран. Все дальнейшие экспроприации в этой связи стоит рассматривать не как борьбу крупного бизнеса и исполнительной власти, а как подавление двуединой властью тех, кто не хочет играть по правилам (отсюда очевидно, что тот же Ходорковский, например, всерьёз намеревался создавать бизнес западного образца). То, что «капитализм для своих» получил государственнический, а не олигархический уклон, скорее всего – следствие личных качеств представителей чекистско-дзюдоистского крыла власти и сложившихся запросов доверчивого общественного сознания.

2. Чего опасаться российским собственникам?

3. Собственность без легитимности

Наш реферат посвящён становлению прав собственности в российской экономике. Данная тема кажется крайне актуальной: нет в постсоветской России вопроса более обсуждаемого и политизированного, чем распределение собственности, в своё время украденной большевиками или появившейся при их власти. Специфика данного вопроса оставляет огромное пространство для толкования и формулировки собственной позиции, что не может не привлечь исследователя. Реферат станет попыткой критического анализа трёх статей по заданной теме. Размышляя над проблемой, я, как будущий юрист, буду исходить из правопонимания, различающего право – свободу, ограниченную свободой другого (запретом агрессивного насилия) – и закон – форму государственного социального регулирования, которое, судя по печально му историческому опыту нашей страны, часто осуществляется в иных, несовместимых с правом, целях. Вот почему критические замечания, содержащиеся в реферате, будут сделаны с позиции естественно-правовых теорий. Такие взгляды вкупе с радикальным антикоммунизмом и антисоветизмом предполагают негативное отношение не только к пережиткам плановой экономики и советского законодательства, но и к самому факту наличия правопреемства между Российской Федерацией и СССР. Третьей авторской мировоззренческой «презумпцией» станет требование предельной минимизации вмешательства государства в экономику, убеждение в эффективности и справедливости неограниченного капитализма как экономико-правовой системы. Многие, наверное, сочтут работу бесполезной и не отличающейся новизной: становление прав собственности часто рассматривается и в отечественной науке, и в научно-популярной литературе, и в публицистике, и в партийно-бульварных памфлетах. Как в таком случае обеспечить интерес читателя к труду и его исследовательский, а не компилятивный характер? Относительно адекватным, видимо, будет стремление уделить особое внимание историко-правовым, теоретико-правовым и историко-экономическим сторонам рассматриваемой проблемы, желание не замыкаться на повторении самых распространённых точек зрения.

Всё это было невозможно в геронтократическом и стремительно разоряющемся СССР. Разочаровавшись в чисто политических преобразованиях, мало повлиявших на экономику, номенклатура ощутила необходимость коренного переустройства отношений власти и собственности. Попутно проведя ряд жизненно важных преобразований (ликвидация красной Империи Зла, введение элементов рыночной экономики, какая-никакая приватизация), старая элита не была отстранена от власти и подвергнута люстрациям, как в Восточной Европе. Легитимные собственники и их наследники не получили ничего из отобранного большевиками после Октябрьского переворота и коллективизации, в то время как бюрократы и наиболее удачливые красные директора, старшие мастера типографий, инженеры организаций при Министерстве внешнеэкономических связей СССР, младшие научные сотрудники и так далее не только получили значительные активы по результатам разработанной Верховным Советом приватизации, но и создали крепкую связку власти и собственности на будущее.Таким образом, среди современных российских элит никогда не было предпринимателей и чистых чиновников: и те и другие осуществляют силовое перераспределение изначально нелегитимной собственности. «Бизнесмены» выполняют роль кошельков бюрократии. В обмен на это государственные служащие легализуют огромные доходы, свои и олигархов.В 1999 году стареющий и в рамках возможного для партработника КПСС стремящийся к честности Ельцин перестал устраивать элиты. Новым Президентом-легализатором решено было сделать чекиста Путина. С помощью эксплуатации низменных чувств населения посредством начала захватнической войны с Ичкерией (здесь, как и в кавказских войнах XIX века, патриотизм стал «последним прибежищем идиота»), назначенный преемник был избран.Все дальнейшие экспроприации в этой связи стоит рассматривать не как борьбу крупного бизнеса и исполнительной власти, а как подавление двуединой властью тех, кто не хочет играть по правилам (отсюда очевидно, что тот же Ходорковский, например, всерьёз намеревался создавать бизнес западного образца). То, что «капитализм для своих» получил государственнический, а не олигархический уклон, скорее всего – следствие личных качеств представителей чекистско-дзюдоистского крыла власти и сложившихся запросов доверчивого общественного сознания.Чего опасаться российским собственникам?Авторы второй статьи тоже начинают с признания невозможности долгосрочного инвестирования и расчёта в случаях, когда права собственности размыты и плохо гарантированы.Капелюшников и Демина полагают, что есть две основные причины слабой защиты собственности в России: «ударные» темпы приватизации в 1992–1993 и отсутствие чёткой временной точки невозврата, на отношения возникшие до наступления которой не распространялась бы возможность дальнейшего передела собственности в связи с теми или иными обязательствами. С другой стороны, учёные отмечают крайнюю стабилизацию собственности на многие крупные корпорации: государство часто почти открыто стремится сохранить их в собственности и даже управлении конкретных людей. Таким образом, две противоположные ситуации наносят двойной вред российской экономике.Авторы использовали оригинальную модель оценки степени защищённости прав собственности, эмпирическую основу которой составили данные мониторинга предприятий обрабатывающей промышленности (проведён нашим университетом и «Левада-центром»).По результатам мониторинга выяснилось, что с высоким риском нерыночного передела собственности сталкивается не менее трети предприятий; до девяти десятых назвали вероятность такого передела «ненулевой». С государственным рейдерством больше всего боятся столкнуться предприятия электро- и электронного машиностроения (высоким риск такого развития событий считает каждый четвёртый респондент), с частным – компании, занимающиеся пищевой и древообрабатывающей промышленностью, общим машиностроением.Размер компании прямо пропорционален вероятности её включения в госкорпорацию. По остальным факторам (захват другим частным предприятием, установление скрытого и полускрытого контроля со стороны властей) наблюдается обратная зависимость.Тип поселения, где расположено предприятие, и возраст компании не существенно отражаются на степени защищённости прав её собственника.Риск государственных захватов повышается с повышением доли государственного участия в предприятии. Все риски незначительно ослабляются, если в составе акционеров присутствуют иностранные граждане.Чем жёстче конкурентная среда, в которой действует корпорация, тем выше вероятность её экпроприации.Неэкспортёры по всем позициям находятся в худшем положении, чем экспортёры.Ухудшение экономического положения предприятия почти всегда влечёт за собой риски не только рыночных, но и насильственных перераспределений собственности на него.На основании вышеприведённых данных, Капелюшников и Демина пытались выявить влияние качества институтов на возможности передела собственности.Проведя сложные расчёты, учёные выяснили: сильнее всего риск нерыночного передела собственности увеличивается в случае снижения уровня физической и правовой безопасности, субъективно оцениваемой предпринимателем. Вторым по важности фактором является уровень коррупции, а третьим – участие предприятия в теневых сделках (сокрытие им части выручки). Высокое качество трёх вышеназванных институтов гарантирует предприятию почти полную свободу от возможности столкнуться с рейдерами в погонах или без них. Более характерные для нашей страны некачественные институты резко повышают риск насильственных захватов.Отсутствие гарантий собственности, естественно, плохо сказывается на принятии экономико-управленческих решений: малые ориентированные на внутренний рынок предприятия, расположенные на селе, почти не используют стратегический менеджмент, проявляют самую низкую инвестиционную и инновационную активность. Нестабильность прав частной собственности очевидно ведёт к отказу от ориентации на долгосрочную перспективу.В конце статьи авторы оговариваются, что в связи с тем, что эмпирическая основа исследования связана с промышленными предприятиями, а не со сферой услуг, полученные оценки, скорее всего, занижены. Институциональная среда, по-видимому, находится даже в худшем состоянии, а избранная государством политика повышения публичной инвестиционной и инновационной активности скорее всего приведёт к дальнейшему увеличению риска рейдерства.Нам хотелось бы сделать два критических замечания к тексту Капелюшникова и Деминой. Во-первых, вряд ли высокие темпы приватизации начала 1990-ых были её минусом. Скорее она наоборот проходила слишком медленно: это позволило бывшей советской номенклатуре, оставшейся у власти, перестроиться и занять правильную позицию для получения наиболее лакомых кусков экономики. Поэтапный характер введения законодательных актов о приватизации и последовавших затем точечных ренационализациях – одна из главных причин так точно подмеченной авторами исследуемой статьи потери «точки невозврата». Впрочем, таких проблем не возникло бы, имей российская собственность чёткую естественно-правовую базу, которая могла бы возникнуть при соблюдении двух условий: проведение реституции и смена элит с последующим отказом от практики назначения средних и крупных собственников.Второе замечание касается тезиса, который авторы упомянули в начале статьи, но с дальнейшим её содержанием не связали: стабильность прав собственности отнюдь не всегда является благом для экономики. В ряде случаев государство искусственно «страхует» отдельных лиц, предоставляя им особую защиту от конкуренции, а иногда и от самих конкурентов. Это типичный пример помощи силового отдела элит квазибуржуазному. Хотелось бы увидеть исследование, оценивающее влияние на экономику обоих (рейдерство и «сохранение в руках своих») паразитических факторов.Собственность без легитимности?Третью статью автор начинает с высказывания стремления провести научный анализ природы проблемы легитимности собственности в постсоветской России. Это позволит избежать традиционной политизированности и ангажированности обсуждения.Большое значение для исследования имеет разграничение понятий «легальность» и «легитимность».С точки зрения институциональной экономической теории, легальность связана с формальными механизмами признания связи индивида с вещью, а легитимность – с неформальными. Значит, простейшая классификация институциональных режимов собственности будет выглядеть так: «оптимум» (присутствуют и легальность и легитимность), «состояние безлегитимности» при наличии легальности, «состояние внелегальности» при наличии легитимности и «чистая криминальность» (нет ни того, ни другого). Очевидно, что для России в наибольшей степени характерен второй институциональный режим.