ДИНАМИКА КОНСЕРВАТИВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ В ПОЛИТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ РОССИЯН

В данной работе освещены особенности политических установок россиян и их динамика в течение последнего десятилетия, а также соотнесены ценностные ориентации «простых» граждан с политическим курсом правящей элиты. Это необходимо, так как уровень адекватности данного соотношения является одним из показателей эффективности политической системы. ...

Глава 1. Концептуальные подходы к изучению консерватизма и политического сознания ..…………………………………………....................

§ 1. Методологические подходы к изучению политического сознания ..

§ 2. Развитие идеологии консерватизма ………………………….............

Глава 2. Исследование консервативных ценностей в политическом сознании россиян …………………………………………………………..

§ 1. Консерватизм и традиционализм в сознании россиян ……………...

§ 2. Консервативные ценности в современной российской политике ….

Заключение …………………………………………………………………

В последнее время в российской политике и политической науке все чаще об-суждается консервативная идеология в качестве одного из столпов, на которых базируется политический процесс в России на всем протяжении истории. Одни в этом смысле уповают на исторические особенности и российский менталитет, другие – на практическую применимость данных идей в нашем государстве...
...
Структура работы включает введение, основную часть, состоящую из двух глав, и заключение. В первой главе рассмотрено понятие сознания, его виды, а также основные подходы к изучению, далее приведены основные направления разви-тия идеологии консерватизма, как в мировой, так и отечественной политической мысли. Вторая глава посвящена непосредственно истокам и особенностям кон-сервативного политического сознания россиян. В это м смысле необходимо упо-мянуть статьи касательно концепции «Русской Власти» Ю. С. Пивоварова, рабо-ты Дилигенский Г.Г., статьи Гуторова В.А. и Поповой О.В., а также Репникова А.В. Более того, были использованы программные заявления ныне действую-щих политиков и политических партий. Эмпирической базой для анализа послу-жили результаты проведенных в период 1999 – 2009 исследований политической культуры, ценностных установок и электоральной статистики такими авторами, как М. К. Горшков и В. В. Петухов, В.Э. Бойков, Е. И. Башкирова, Е.Б. Шесто-пал, и также были использованы данные опросов ВЦИОМ. В заключении фор-мулируются основные выводы данной работы.

Глава 2. Исследование консервативных ценностей в политическом сознании россиян
§ 1 Консерватизм и традиционализм в сознании россиян
В течение нескольких столетий наиболее полным выражением сути российской политической системы выступало самодержавие. Формально оно уступило место государству “диктатуры пролетариата”, возникшему из перипетий гражданской войны 1918 — 1922 гг. Принято считать, что в этой точке произошел разрыв политической преемственности. Пастухов В.Б. называет возникшую политическую систему “тоталитарной” опухолью, которая наряду с фашизмом заклеймена как политическая патология. Советская эпоха, - по его словам, — это форма, в которой Россия пережила свое “новейшее время”. Это наша национальная версия “государства всеобщего благосостояния”. Мы пережили по-коммунистически то, что Запад пережил либерально. Советская система выполняла те же политические функции, что и западная демократия, — она обслуживала интересы постиндустриального общества. Только в России это постиндустриальное общество было другим. Оно возникло в лоне православной культуры, и в его основе лежал государственный капитализм. 17
Господствующим направлением в российской политической мысли на протяжении всей ее истории был консерватизм, который настойчиво утверждал сильную централизованную власть, не ограниченную ни законом, ни парламентом. Обоснования такого режима менялись от поколения поколению, но основной аргумент был четко сформулирован в 1810-1811 годах Николаем Карамзиным: «Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее, она гибла и должна погибнуть».
Возникает вопрос, в чем причина постоянства этой идеологии. Когда при Петре Великом и его наследниках Россия прекратила жить в изоляции от Запада и начала вестернизацию, она в большой мере восприняла европейскую культуру. Русское искусство после 1700 года, литература и наука – все создавалось по западным моделям. Промышленность России подражала западным образцам, то же делали и вооруженные силы. Но почему не политика? Ответ на этот вопрос отчасти следует искать в обстоятельствах возникновения Русского государства, отчасти – в культуре России, унаследованной от Византии, которая стала и источником ее религии, а также в монголо-татарском ханстве, чьи властители правили Россией в течение двух с половиной веков.18
По мнению Межуева В.М., народ и общество в России — взаимоисключающие понятия.19 И правда, например, в XIX в. под обществом понималось либо "высшее общество", либо "тайное общество". Народ в массе своей, преимущественно крестьянской, из общества исключался. Он жил не общественной, а общинной жизнью, которая в масштабе страны скреплялась государством, возвышающейся над всеми верховной властью. В таких условиях режим, не опиравшийся на народ, которым он управлял, жил в постоянном ощущении опасности и страхе перед разрушением. Этот страх заставлял российских мыслителей, как и население в целом, поддерживать самодержавие как единственного гаранта внешней безопасности и внутренней стабильности. Это был замкнутый круг: русские люди поддерживали автократию, потому что чувствовали себя бессильными, и они чувствовали себя бессильными, потому что автократия не давала им никакой возможности ощутить свою силу.20
Российское самодержавие предполагало такую форму единения нации, которая базировалась бы на вере в Бога и во Власть. Самодержец в России — это не тиран или деспот, силой навязавший свою власть обществу, а первое лицо государства, поставленное Богом над всеми ради их "общей пользы" или "общего блага". В Петровскую эпоху царь становится как бы служителем народа, однако идея царского служения не отменяла идею божественного происхождения царской власти, а дополняла ее. Отношения между ними строятся не на формально-договорной, а на "семейной основе" и регулируются не законом, а «любовью».21 Итак, симбиоз "любви" и "служения" составляет своеобразие русского самодержавия, отличающее его и от традиционной "восточной деспотии", и от европейских монархий.
Таким образом, можно говорить о феномене Русской Власти или Русской Системы – понятии, предложенном Ю.С.Пивоваровым и А.И.Фурсовым. Речь идет о самодержавии (в разных формах: от великокняжеской до президентской), о стремлении к максимальной централизации, сосредоточению власти и контролю над ресурсами, нетерпимости к существованию какой-либо оппозиции, привычке делать ставку на принуждение и насилие.22 Ее элементами являются Власть; Популяция, то есть население, субъектность которого при нормальном функционировании Власти отрицается по определению; Лишний Человек, который может быть как индивидуальным (часть дворян и интеллигенция в XIX—начале ХХ веков), так и коллективным (казачество в XVII веке). Лишний Человек — это те индивиды или группы, которые не «перемолоты» Властью и поэтому не стали ни ее органом, ни частью Популяции. Или же это люди, «выломившиеся» из Популяции и Власти, нередко в результате ее же, Власти, деятельности, целенаправленной или побочной. Таким образом, Русская Система — это такой способ взаимодействия ее основных элементов, при котором Русская Власть — единственный социально значимый субъект.
В Русской Системе все реализуется через Власть, даже протест против нее (о чем, помимо прочего, свидетельствует феномен самозванства). Система функционирует так, что Власть препятствует полному или даже сколько-нибудь существенному оформлению различных групп, прежде всего привластных. Но это означает, что Русская Власть и Система в целом блокируют то, что на Западе стало классовым оформлением общества и социальных отношений. Ни одна из привластных групп, не говоря уже о группах угнетенных, о низах, не превратилась в класс. Ближе всего к этому состоянию, по крайней мере, внешне, подошло дворянство, но и оно не стало классом — Власть не допустила. 23 Таким образом, Россия в полном объеме управляется персонифицированной Властью. Однако реальные административные задачи требуют наличия "посредствующих властей", "средних проток, через которые действует власть государства". "Посредствующие власти" имеют свою компетенцию и определенные полномочия, т.е. здесь действует принцип разделения властей. Самодержавная же Власть правит вне системы разделения властей; она не просто не вписана туда, но существует в иных измерениях, в иных координатах. Она - субстанция и субстанциальна, "посредствующие власти" - функции и функциональны.24
В этом смысле можно говорить о сильной власти как о некой политической традиции России. Духовная сторона жизни любого общества находит воплощение не только в людях, составляющих его в каждый данный момент, но и в наследии прошлого — традиции, воспроизводимой в историческим сознании и способствующей установлению идентичности общества, его культурного отличия от «других». Все то, что доходит до нас из прошлого, что передается во взаимосвязанном историческом процессе, составляет наследие общества. Однако сумма событий за время существования человечества — не традиция, а скорее генеалогия общества. И сумма воздействий прошлых состояний также не есть традиция, она — лишь современное состояние общества, поскольку традиция не тождественна историческому наследию. Именно отношение современников к объектам или идеям прошлого позволяет ту или иную часть исторического наследия включать в содержание категории «традиция». Поэтому традиция не есть нечто спонтанное и органичное, она всегда — результат выбора. Как пишет Дж. Гусфилд: «Традиция — это не что-то такое, где-то там ожидающее, возлежащее на чьих-то плечах. Она скорее избирается, творится, моделируется в соответствии с нынешними потребностями и стремлениями данной исторической ситуации». Традиции — это не столько воспоминания о прошлом данной общности, сколько процесс реконструирования или реинтерпретации прошлого, «воображаемое прошлое».25 Традицию можно рассматривать как те элементы прошлого, которые по тем или иным причинам актуализируются индивидом или обществом неосознанно (в виде обычаев, способов поведения, представлений) или осознанно (в виде идей). 26
В то же время человек, в силу случайности своего рождения попавший в определенную социальную среду, усваивает традицию как некоторую природную данность, без видимых усилий. Традиция для него является хранилищем всего разнообразия накопленных знаний, жизненного опыта, обычаев группы, которые можно сохранить во времени и передать следующим поколениям. Из этого возникает представление о естественной принадлежности носителя традиции к общности «мы». Поскольку традиция складывается помимо нашего разумения, она принуждает нас к чему-то помимо нашей воли. Уже в этом смысле она есть насилие. Но на этой ее принудительной силе держится любой общественный порядок. Порядок как некая субординация ролей, полномочий, функций, то есть институтов, нерефлексивная приверженность которым и составляет суть народного традиционализма. 27
Таким образом, традиционализм — это уже характеристика специфических форм сознания и поведения людей. По определению К.Мангейма, традиционализм означает тенденцию к сохранению старых образцов вегетативных способов жизни, признаваемых всеобщими и универсальными, это тенденция держаться за прошлое и избегать новаций. Этот «инстинктивный» традиционализм может трактоваться как начальная реакция на сознательные реформаторские тенденции. Понятие «традиционалист» описывает нечто, что в большей или меньшей степени является формальной психологической характерной чертой каждого отдельного сознания. Тогда как «консервативное» действие всегда зависит от конкретных обстоятельств. Консервативное поведение (по крайней мере, в политической сфере) предполагает проявление чего-то большего, чем автоматические реакции определенного рода: это означает, что индивидуум сознательно или бессознательно руководствуется способом мышления и действия, который имеет свою историю.28
Сама актуализация традиции, формулы традиционализма — «Так жили отцы и деды, а потому мы живем так же» — происходит именно в ответ на актуализацию вопроса об отношении к изменениям, которые индивид или социальная группа принять не хотят и потому вынуждены искать обоснование своей позиции. Следовательно, традиционализм возможен только как более или менее сознательный ответ, реакция на изменения, источник которых находится вне социальной группы. Это уже огромный шаг от жизни в рамках традиции к ее осознанию, превращению традиции в объект поклонения. Это уже рефлексия, однако она может быть и очень примитивной, типа «все, что старо, то хорошо». Содержание традиционалистской «народной идеологии» противоречиво, амбивалентно, поэтому ее политическая направленность может меняться.
Как правило, традиционализм защищает незыблемость существующего традиционного порядка, образа жизни как самоочевидного и неразрывного целого. Отметим, что фактически имеет место множество разных прошлых, однако носитель традиционалистского сознания стремится свести их к одному наиболее привлекательному для него «образцовому» прошлому. Таким образом, традиция может пониматься как один из механизмов органичного изменения общества, она может быть определена как механизм самосохранения, воспроизводства и регенерации этнической культуры как системы.29
В критические периоды общественных преобразований всегда так или иначе встает вопрос о поиске неких приемлемых образцов жизнеустройства — исторических или современных, реальных или идеальных — для заимствования, подражания или следования. Как правило, такие образцы без особого труда вскоре находят, их порой оказывается даже в избытке. Но когда люди начинают действительно пытаться перестраивать свою жизнь по чужому, пусть и весьма привлекательному для них, шаблону, неизбежно возникают проблемы определенного, сугубо специфического свойства. Это — проблемы восприятия нового и его адаптации, совместимости "старой" и "новой" ценностных шкал и духовной платы за ожидаемый успех планируемых перемен.
На протяжении всей истории, развитие России имело «рваный» вид - короткие волны реформ и длительных периодов контрреформ, чаще всего имевших радикальный характер. Нужно сказать, что российская самодержавная система правления включает в себя два несовместимых элемента: 1) восточную самодержавную систему правления и 2) западную высокую культуру. Это указанное противоречие как раз и приводит к закономерному колебательному двухфазному процессу внутри самодержавной системы: желание-необходимость догнать Запад инициирует модернизаторско-западническую фазу самодержавия, когда сама самодержавная власть стремится позиционировать Россию как европейскую страну. Все попытки радикального реформирования в России, сопровождавшиеся радикальным символическим разрывом с прошлым и всегда «натыкающиеся» на упорное сопротивление «снизу», имели практически неизбежным следствием то, что символика, форма зачастую подменяла содержание, саму суть и тогда старая сущность, неразрывно связанная с национальной традицией, незаметно возвращалась, пусть и в превращенном виде.30 В фазе “сверху” инициируются реформы и активизируется “либерально-демократическая” часть российской интеллигенции (в относительно чистом виде – это, например, эпохи Екатерины II, Александра II, а также Горбачева). На этом пути страна, как правило, добивается некоторых успехов. Но вместе с тем изменения ведут к ухудшению положения базовых для самодержавной системы слоев. При этом логика реформ неизбежно проблематизирует сам принцип самодержавия (вплоть до попытки заговора, восстания или демократической революции). В результате самодержец при поддержке основной части населения переходит к свертыванию реформ или к контрреформам, провозглашая, что Россия – это не Европа.31
И.В. Мостовая и А.П. Скорик определяют три основных подхода к традиционной для России проблеме вестернизации, которые артикулируются в виде соответствующих гипотез:
1) Россия сбилась — помимо своей воли сошла — с изначально предначертанного ей цивилизационного пути, и ей необходимо вернуться к успешно апробированной другими странами (а частично и ею самой) модели западного стандарта социального устройства, т.е. возродить, с учетом современных реальностей, институты частной собственности, демократии и социального либерализма;
2) Россия была и остается страной азиатского типа; ее социальные структуры по самой сути своей базируются не на экономических, а преимущественно на властных отношениях; соответственно, перераспределяющая роль государства являет собой доминирующий механизм общественной эволюции, и никакое рациональное реформирование практически неосуществимо;
3) Россия в геополитическом смысле находится на перекрестьи западной и восточной цивилизаций; в ней изначально смешиваются по сути своей прямо противоположные социокультурные основы, и имманентная напряженность российского социального пространства, его равно неодолимое тяготение к несовместимым центрам притяжения не позволяют обществу последовательно и до конца реализовать какую-либо модель уже назревшего переустройства.32
Далее, И.В. Мостовая и А.П. Скорик в своей работе выделяют четыре слоя менталитета россиян. Первый слой предполагаемой структуры менталитета составляет так называемая партикулярная культура, которая формируется преимущественно на уровне массового бессознательного, проявляющего себя при движении из сферы частной жизни в социокультурное психе локального человеческого сообщества и обратно. Это привычные бытовые отношения, ритуалы, социальные нормы, ценности, оценки — словом, отчасти нерефлексируемый обыденный мир социальных взаимодействий — с его устоявшимися традициями, особой (только для внутреннего пользования) социальной символикой, особым языком, который практически интуитивно понимается "своими". Именно здесь, в этом слое, коренятся основы социокультурных архетипов данного локального сообщества. И именно на этом социальном микроуровне идет непрерывное формирование очень медленно воспроизводящейся частной культуры и культурной восприимчивости.
Второй слой — духовная самость — предопределен средним уровнем социокультурных сопряжений: он характеризует собственно культуру конкретной социальной общности, специфику этой культуры и ее адаптивные способности. Здесь отчетливо проявляется особая разметка социального пространства, устанавливаются негласно принятые или посредством действующей формы правовой фиксации оговоренные правила "игры", формулируется, устно или письменно, "кодекс чести". Иначе говоря, наличествуют свидетельства символической принадлежности человека к данной общности.
Третий слой структуры менталитета — социальный отклик — отражает социумный, или макросоциальный, уровень. Он формируется естественной и целенаправленной реакцией людей на отчужденные, деперсонифицированные, сугубо символические и функциональные социальные образования — политику, власть, государство. ("Вот приедет барин — барин нас рассудит", — примерно такая доминанта отношения к надличностным институтам до сих пор весьма характерна для российской ментальности.) В этом плане Россия — с точки зрения социокультурных характеристик — до сих пор остается полуархаичным обществом. Мы вполне сознательно носим отчества, мы успешно решаем формальные вопросы предпочтительно путем установления неформальных связей и использования давления таких связей (личные услуги, "баня, водка", свояченичество и т.д.). Привычно и легко оперируем обобщающим "мы", поскольку реальный индивидуализм как элемент культуры социальной коммуникации пока еще не развит и т.д.
И, наконец, четвертый — метасоциальный — слой менталитета характеризует этнокультурную ориентацию вовне, одновременно обращенную внутрь себя. Речь идет о всеобъемлющей национальной идее, а также связанных с ее флуктуациями состояниях сознания. "Москва — третий Рим"; "СССР — оплот мира"; "Россия — единая и неделимая" — этот исторически удлиняющийся символический ряд тоже описывает определенное состояние людей, несет в себе характеристику их образов и когнитивных сеток рефлексируемого социального пространства. Реальные отношения и общественные структуры вполне могут разрушиться, материальные основы — прийти в негодность, но последействие национальной идеи еще долго обусловливает социальные ориентации, направления и формы активности людей в политике, творчестве и обыденной жизни.33
Можно вспомнить о не так давно появившимся, но уже успевшим стать навязчивым, поиске так называемой «национальной идеи» России. Национальная идея – это в своем роде набор ценностно-мотивационных представлений в общественном сознании, который подкрепляется и проявляется в государственных актах и атрибутике, произведениях литературы, деятельности СМИ, образовании, воспитании и прочих формах пропаганды. В идеале, эта самая национальная идея основана на историческом прошлом государства, в то же время она должна отражать смысл жизни (хотя бы политической) каждого отдельного гражданина, а также быть современной и злободневной. Национальная идея — как правило, вопрос собственной идентичности человеческой личности. Для каждой общности людей, представляющей себя народом, содержание национальной идеи однозначно, даже если отсутствует ее явная артикуляция — это патриотизм в прямом значении этого слова, то есть осознание своей принадлежности к своему роду, ответственности перед предками, уважение предков, семьи, осознание понятия «народ» как продолжение понятия «семья». Государственная идея — это всегда политика. Однако зачастую понятия национальной идеи и государственной смешивают, и в итоге страдает и политика и личностная идентичность народа.
Так, в современном российском обществе встает острый вопрос о построении национальной идеологии и вообще о ее необходимости, а также являют себя проблемы социально-политической идентичности граждан, их отношения с государством и их включенность в политический процесс.