Типология образов в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»

Отличная работа, написана понятно, ясно, на каждой странице ссылки. ...

Введение…………………………………………………………………………..3
Глава I. Теоретические и исторические аспекты типологии образов
Н. В. Гоголя……………………………………………………………………...10
1.1. Механизмы типизации художественных образов…………………..10
1.2. Особенности типизации в произведениях Н. В. Гоголя……………19
Глава II. Классификация и характеристика типологических образов
в поэме Н. В. Гоголя «Мёртвые души»………………………………………30
2.1. Образы помещиков…………………………………….......................30
2.2. Образы чиновников…………………………………………………..46
2.3. Образы «простых людей»……………………………………………54
Глава III. Система уроков по поэме Н. В. Гоголя «Мёртвые души»…….62
Заключение………………………………………………………………………74
Список использованной литературы………………………………………...76
Приложения……………………………………………………………………...82

Среди замечательных людей, составляющих славу и гордость русской культуры, выдающееся место принадлежит Николаю Васильевичу Гоголю (1809 - 1852 гг.). Вдохновенный мастер поэтического слова, он создал гениальные произведения, покоряющие читателей глубиной и правдивостью своих образов, громадной силой творческого обобщения явлений жизни, блистательным художественным мастерством......

.......
В настоящее время стиль Н. В. Гоголя как объект исследований продолжает вызывать серьезный научный интерес. Творчеству Н. В. Гоголя посвящены многочисленные литературоведческие исследования, накоплен значительный методический опыт, разнообразный по трактовкам и способам проникновения в «ткань» гоголевских произведений. Объясняется это, прежде всего, неисчерпаемостью и богатством внутреннего содержания художественных произведений, неповторимым художественным почерком Гоголя, его глубоким психологическим проникновением в реалии российской жизни. Чтение и изучение Гоголя сегодня весьма актуально, поскольку человеческие типы, описанные им, составляют «ядро» социально-психологического портрета российского общества и поныне. «Гоголь сегодня более чем актуален», - указывает профессор А. С. Янушкевич. - Мы сейчас живем в особой стране, полной абсурда, и, наверное, никто в русской литературе не писал об этой стороне нашей жизни так, как Гоголь».
Тема представленной работы: «Типология образов в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»».
Объект исследования - поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души».
Предмет исследования - типологические образы поэмы.
Цель данного исследования - изучить теоретические, исторические и содержательные аспекты типологии образов Н. В. Гоголя в поэме «Мертвые души».
Достижение заявленной цели требует решения следующих задач:
1. Охарактеризовать механизмы типизации художественных образов.
2. Осветить особенности типизации в произведениях Н. В. Гоголя.
3. Исследовать типологическую и индивидуальную сущность образов поэмы (образы помещиков, чиновников и «простых людей»).
4. Раскрыть их функциональную роль и значение в произведении, выявить авторское отношение к данным образам.
Методология работы основана на сочетании историко-литературного, культурно-типологического и сравнительно-типологического методов, а также филологическом анализе и интерпретации художественного текста.
Приведем терминологический ряд, который будет использоваться в работе.
.........
(полное введение 6 страниц

Сарказм Гоголя распространяется не только на Манилова, но и на Маниловку с её обитателями. Так, например, весьма подробно у Гоголя описывается усадьба Манилова, которая представляет собой неумело выстроенный ампирный ансамбль. В нём как в зеркале отражается характер хозяина: «Дом господский стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дёрном». Принцип обманутых ожиданий проявляется и в интерьерах маниловского дома. Хозяин старается во всём выказать свой вкус, щегольнуть утончённостью обстановки. Но он не в состоянии примирить вожделенную красоту с практическими соображениями. В результате страдает и то, и другое. «В гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шёлковой материей, которая, верно, стоила весьма недёшево; но на два кресла её недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею».
С другой стороны, Манилов вовсе не является знатоком изящной стороны жизни. Больше того – помещика отличает удивительная «всеядность». Вполне ампирное «смешение древних обычаев мифологических с обычаями жителя подмосковной деревни» (А. С. Пушкин) в доме Манилова переходит всякие разумные границы: «Ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из тёмной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале, хотя этого не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги». Комната самого Манилова «была, точно, не без приятности». По ампирной традиции, она оформлена в пастельных тонах. Однако, как и всё в усадьбе, она тоже имеет второе, малопривлекательное лицо: её «стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой». Голубоватый цвет, характерный для построек ампирного времени, приобретает безличный форменный оттенок. Мечтательность Манилова и его преувеличенное стремление к прекрасному на поверку оказываются окрашенными в безрадостный военный цвет.
И уже совершенно абсурден заключительный «внутренний монолог» Манилова. Он мечтает о том, что «они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы государь, узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами...». Забавно уже то, как Манилов понимает дружбу. Понятно, что такое представление об одной из основных ценностей ампирной эстетики делает невозможным серьёзное отношение к ней. Однако здесь звучит ещё один важный мотив – Манилов надеется на то, что государь произведёт приятелей в генералы, «узнавши о такой их дружбе». В рамках ампирной системы ценностей безусловное следование нравственным нормам считалось достойным награды.
Преданность в дружбе, как и патриотизм, – идеалы, заимствованные новым временем у античных героев. Увлечение античностью, как мы уже видели, – одна из самых характерных черт русского ампира. Чета Маниловых не избежала общей участи преклонения перед всем греческим и римским. Гротескнее всего это преклонение выразилось в именах детей – Фемистоклюс и Алкид, которые поразили даже готового ко всему Чичикова. Как и бытовые «антики», не рифмующиеся с засаленной и грязной деревенской утварью, греческие имена детей звучат смехотворно в повседневной жизни Маниловки. Имеет значение и план чадолюбивого отца сделать своего старшего сына дипломатом.
Как видим, образ Манилова насыщен историческими аллюзиями. Насыщая маниловскую главу своей поэмы убийственными выпадами против недавно ушедшей в тень эпохи, Гоголь даёт читателю возможность взглянуть на ампир глазами практического человека 40-х годов XIX века. «Красота античного идеала, привлекательность эстетизированного быта, надёжность нравственных ценностей – всё это отразилось как в кривом зеркале в характере и образе жизни Манилова», – пишет А. Д. Сергеева-Клятис.32
Следующий типологический образ – Собакевич. Фамилия Собакевича, на первый взгляд, не связана с его внешним обликом: Собакевич похож на «средней величины медведя»; цвет лица у него «калёный, горячий, какой бывает на медном пятаке». Михаил Семёнович, имя Собакевича, также указывает на фольклорного медведя. Однако ассоциативно фамилия точно соответствует характеру и облику: у Собакевича «бульдожья» хватка и лицо. Но главное, что к людям он относится, как цепной пес. Плюшкина он характеризует следующим образом: «Собака … мошенник, всех людей переморил голодом». Чичикову он не советует «дороги знать к этой  собаке! … Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к нему». Губернатор у Собакевича – «первый разбойник в мире», «за копейку зарежет!» Председатель казенной палаты – масон, к тому же «такой дурак, какого свет не производил». Весь город – христопродавцы, «мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет …. Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья». Чиновники, по мнению Собакевича, «даром бременят землю, а стряпчий Золотуха – «первейший хапуга в мире».
Себя он тоже включает в этот жестокий мир хапуг, дураков и подлецов, правда, к себе он относится с беззлобным добродушием,  точно к любимой собаке,  временами пачкающей ковер: «да уж нрав такой собачий: не могу не доставить удовольствие ближнему» (слова Собакевича, иронически обыгранные Гоголем, после согласия продать «мёртвые души» по два с полтиной за штуку). В ответ на  вопрос председателя палаты, зачем он продает таких ценных крестьян, «Собакевич отвечал, махнувши рукой:  – А! Так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! – Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: – Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума».
Любопытно, что исключение из общего правила (все – мошенники и мерзавцы, а жизнь собачья) составляет только жена Собакевича – Феодулия Ивановна. Её образ построен Гоголем как контрастная комическая пара к образу мужа: она высокая, худая, с узким, длинным, как огурец, лицом. Собакевич именует ее «душенькой» и «моей душой». Речь о душе, между прочим,  заходит в контексте еды, душа и еда для Собакевича ассоциативно тождественны. Обращаясь к жене, Собакевич говорит: «Щи, моя душа, сегодня очень хороши!» Его душа проявляется лишь тогда, когда разгорается аппетит («Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как  душа требует»). О душе Собакевич вспоминает ещё, торгуясь с Чичиковым, сводя ее неуловимую, зыбкую сущность к сугубо вещественной оболочке, к пище: «…у вас душа человеческая  все равно что пареная репа». Гоголь вообще  высказывает ироническое сомнение в наличии у Собакевича души. Где она, эта его душа? Не погребена ли она под тяжестью плоти «как у бессмертного Кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось, на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности…»?
Собакевич – «человек-кулак». Метафора Гоголя выражает общечеловеческую страсть стяжательства, причём оно особого рода  у Собакевича: грубое, тяжелое, плотское.  Это подчёркивают тяжелые и прочные сооружения деревни Собакевича, рассчитанные на двести-триста лет (крестьянские избы, сработанные из корабельного дуба, но без всяких резных узоров, его собственный крепкий и асимметричный дом, «как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов». Даже «мертвые души» у Собакевича не дрянь-души, а «ядрёный орех, все на отбор». За душу Собакевич «заламывает» сразу по «сту рублей», не брезгует также и мошенничеством по принципу: раз все мошенники, то чем он хуже других. Вот почему он подсовывает в список мертвых душ бабу – Елизавету Воробья с «ером» на конце, чтобы Чичиков не сразу заметил жульничество. 
Характерные черты типичных для русской действительности XIX века образов Манилова и Собакевича наиболее наглядно предстают в оппозиции.
По миросозерцанию Манилов идеалист (обобщенность, абстрактность мышления), Собакевич – материалист, практик. Манилов – западник, тяготеет к просвещённому европейскому образу жизни. Жена Манилова изучала французский в пансионе, она играет на фортепиано, а дети Маниловых получают домашнее образование. Собакевич – русофил. Он противопоставляет два образа жизни: западный (немецко-французский – Собакевич объединяет две нации в одну – враждебную) и свой собственный, истинно русский, состоящий, по его мнению, в богатырском здоровье, причем водораздел между нациями  проходит исключительно по линии еды. Собакевич доказывает преимущество русской нации, а значит, и свой патриотизм наличием особого «русского желудка», грандиозные возможности которого просто неисчерпаемы, и в сравнении с ним французы и немцы с их диетой – просто дрянь. Губернатор, который, как видно, по словам Собакевича, тоже преклоняется перед европейским просвещением (в устах Собакевича слово «просвещение» – очередное ругательство), ест вместо зайца кота, потому что его «каналья повар» «выучился у француза»:  купит на рынке кота, «обдерёт его да и подает на стол вместо зайца».  На кухне Собакевича, по его словам, наоборот, то, что у губернатора бросают в суп, стряпуха Акулька отправляет в «помойную лохань»: «Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот».
Манилов: любовь к деликатным деталям. Манилов и его жена обожают сюрпризы и готовят друг другу маленькие подарки, например, «бисерный чехольчик на зубочистку» или вязаный кошелек. Собакевич: любовь к целому. Истинно русская цельная натура, согласно Собакевичу, проявляется  в еде: «У меня когда свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся!».
  Чрезвычайно разнится их отношение к людям. Манилов: для него все городские чиновники, сплошь препочтеннейшие и прелюбезнейшие люди. Плохих людей не существует вовсе, у людей нет недостатков, а только одни чрезвычайные достоинства: «О! Павел Иванович, позвольте мне быть откровенным: я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!..». Собакевич ругает всех подряд; хороших людей для него на свете нет.
Следующий персона «Мёртвых душ» – Коробочка. Фамилия Коробочки метафорически выражает сущность ее натуры: скудоумной, подозрительной, бережливой и боязливой. Коробочка – вещественная метафора скопидомства.  Общечеловеческая страсть, изображенная Гоголем в образе Коробочки, – «дубинноголовость».
Сама Коробочка рисуется Гоголем хозяйкой птичьего царства: в ее хозяйстве «индейкам и курам не было числа»; фруктовые деревья накрыты сетями «для защиты от сорок и воробьев, из которых последние целыми косвенными  тучами переносились с одного места на другое». По мнению Е. А. Смирновой, птицы, согласно фольклорной традиции, символизируют глупость, бессмысленную хлопотливость, и эти птичьи свойства переносятся на Коробочку.33
Коробочка, точно матрешка, состоит из  «коробочек»: пестрядевых мешочков, комода, шкатулки.  В комоде, кроме белья, ночных кофточек, нитяных моточков, распоротого салопа, между бельишком распиханы деньги в пестрядевых мешочках: «В один … целковики, в другой полтиннички, в третий – четвертачки…».
Вещи в её доме, с одной стороны, отражают наивные представления Коробочки о пышной красоте, с другой – её скопидомство и круг домашних развлечений: гадание на картах, штопанье, вышивка и стряпня. «Комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с каким-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате…».
Коробочка заботится о своих крестьянах: крестьянские избы в ее деревне в порядке, кругом крытые сараи, нигде нет покосившихся ворот. Еда, которой Коробочка кормит Чичикова, тоже пространственна и тоже в духе Коробочки. Яства на ее столе небольшие, закрученные, завернутые, самозамкнутые: пресный пирог с яйцом, «грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками».
Арбуз-тарантас Коробочки – еще один аналог ее образа и вариант «коробочки»: тарантас, «скорее похожий на толстощекий выпуклый арбуз, поставленный на колеса …. Арбуз был наполнен ситцевыми подушками в виде кисетов, валиков и просто подушек, напичкан мешками с хлебами, калачами, кокурками, скородумками и кренделями из заварного теста».
Коробочка боится продешевить при продаже «мёртвых душ», опасается, как бы Чичиков не обманул ее, хочет выждать, чтобы «как-нибудь не понести убытку», может быть, «мёртвые души» «в хозяйстве как-нибудь под случай понадобятся». Коробочка поначалу полагает, будто Чичиков намерен выкапывать мертвых из земли. Она собирается подсунуть ему вместо «мёртвых душ» пеньку и мед, цены на которые она знает, в отношении же  мёртвых душ Коробочка заявляет: «лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы да применюсь к ценам». Она отправляется на нем в город узнавать цены на «мёртвые души». Шкатулка Чичикова с ящичками, перегородками, закоулками, потаенным ящиком для денег, по точному наблюдению исследователей, тождественна образу Коробочки. Символически Коробочка раскрылась, предав огласке тайну Чичикова. Таким образом, волшебный ларец Чичикова, шкатулка с «двойным дном» благодаря Коробочке выдаёт свой секрет.
Тип «дубинноголового» упрямца, закоснелого и омертвевшего в своей ограниченности, можно отыскать и в петербургском салоне, и в высоких государственных кабинетах: «иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка. Как зарубил что себе в голову, то уж ничем его не пересилишь….» Аристократическая дама, «зевающая за недочитанной книгой», готовая в светской гостиной «высказать вытверженные мысли … о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм», в сущности, по Гоголю, подобна Коробочке.  
Следующий персонаж из галереи помещиков – Ноздрёв. Фамилия Ноздрёва – метонимия носа: происходит абсурдное двойное отделение ноздрей от носа, а носа – от тела. С «носовой тематикой» фамилии связан ряд пословиц и поговорок, смысл которых Гоголь развёртывает в образе Ноздрёва по мере движения сюжета. Эти пословицы и поговорки соотносятся с характером Ноздрева: «совать нос не в свое дело», «любопытной Варваре нос оторвали», «остаться с носом», «держать нос по ветру». С носом (ноздрями) согласуются бакенбарды. Портрет Ноздрёва также построен на метонимическом приеме: бакенбарды отделяются от лица: «возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой. Но здоровые и полные щеки его так хорошо были сотворены и вмещали в себе столько растительной силы, что бакенбарды скоро вырастали вновь, еще даже лучше прежних».
Главная страсть Ноздрева – «нагадить ближнему»: Ноздрёв «распускал небылицу», расстраивал свадьбу, торговую сделку, но по-прежнему почитал себя приятелем того, кому нагадил. Эта страсть Ноздрёва не зависит ни от чина, ни от веса в обществе. Она общечеловечна. По Гоголю, так же, как Ноздрев, гадит человек «с благородной наружностью, со звездой на груди …. И нагадит так, как простой коллежский регистратор».
Вещи вокруг помещика Ноздрёва тождественны его хвастливой и азартной натуре. Пространство в поместье Ноздрёва – воплощенный хаос и беспорядок, но вместе с тем оно чрезмерно, преувеличенно, отражает гиперболические претензии Ноздрёва и его страсть к преувеличениям.
В доме Ноздрёва все заляпано краской: мужики белят стены. Ноздрёв показывает Чичикову и своему зятю Мижуеву конюшню, где стойла в основном пустые; пруд, где раньше, по словам Ноздрёва, «водилась рыба такой величины, что два человека с трудом вытаскивали штуку»; псарню с густопсовыми и чистопсовыми, «наводившими изумление крепостью черных мясов» и где он среди собак, как отец среди семейства; поле, где Ноздрёв будто бы ловил зайца-русака за задние ноги.
Кабинет Ноздрева отражает воинственный дух хозяина: вместо книг по стенам висят сабли, ружья, турецкие кинжалы, «на одном из которых по ошибке было вырезано: «Мастер Савелий Сибиряков» (алогизм Гоголя подчеркивает абсурдность вранья Ноздрева).
Энергичный, деятельный дух Ноздрёва лишен внутреннего содержания, абсурден и бессмыслен. Ноздрёв меняет все, что угодно, на что угодно: ружья, собак, лошадей, шарманку – не ради выгоды, а ради самого процесса. Четыре дня, не выходя из дома, Ноздрёв подбирает крапленую колоду, «на которую можно было бы понадеяться, как на вернейшего друга». Ноздрёв – шулер, он подпаивает Чичикова мадерой и рябиновкой с сильным запахом сивухи, чтобы обыграть его в карты. Когда Чичиков, справедливо опасаясь Ноздрёва и зная, что тот передергивает, отказывается играть в карты, Ноздрёв предлагает  партию в шашки, на что Чичиков соглашается. Однако и здесь Ноздрёв ухитряется словчить: обшлагом рукава халата он продвигает  несколько шашек в дамки.
Ноздрёв – натура хвастливая и азартная. В нём так и бушует воинственный дух, толкающий к бесплодной и беспорядочной деятельности и к грандиозным преувеличениям, то есть попросту к бессмысленному вранью. Шарманка Ноздрева играет воинственную  песню «Мальбруг в поход поехал». Дудка в шарманке Ноздрева совершенно точно повторяет сущность бессмысленно-задорного нрава хозяина: «Уже Ноздрев давно перестал вертеть, но в шарманке одна дудка очень бойкая, никак не хотевшая угомониться и долго ещё потом свистела она одна». Даже блохи в доме Ноздрева, всю ночь кусавшие Чичикова, как и Ноздрёв, «пребойкие насекомые».
Ноздрёв представляет тип «разбитного малого», кутилы «неугомонной юркости и бойкости характера». Он «охоч до женщин», завсегдатай провинциальных театров и поклонник актрис. Ноздрёв импульсивен и гневлив. В пьяном виде Ноздрёв сечет розгами помещика Максимова, собирается с помощью дюжих слуг побить Чичикова. Ноздрёв способен одновременно хвалить и ругать, без всяких переходов и пауз. С Чичиковым он не стесняется в выражениях, так сказать на правах искреннего «друга»: «Голову ставлю, что врешь!» «…ведь ты большой мошенник …. Ежели бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве».  Собакевича он называет «просто жидомором».
Если Манилов заботится о «деликатных» деталях, Собакевич – о целом, то Ноздрёв пренебрегает тем и другим. Еда Ноздрёва выражает его бесшабашный и хаотичный дух: «кое-что и пригорело, кое-что и вовсе не сварилось. Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку … перец, капусту, пичкал молоко, ветчину, горох – словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выйдет». Зазывая к себе гостей, Ноздрёв везет Чичикова и Мижуева в свой дом, где происходит ремонт: мужики белят стены, все вокруг заляпано краской. Ноздрев, как и Собакевич, ругатель, но, как Манилов, он лезет к людям  целоваться от восторга и по вдохновению. Ноздрёв, одним словом, осуществляет  мнимую  гармонию между антиподами: Маниловым и Собакевичем.
Наиболее известный персонаж из поэмы Гоголя – Плюшкин. Фамилия Плюшкин – парадоксальная метафора, в которой заложена самоотрицание: плюшка – символ довольства, радостного пиршества, веселого избытка. Между тем в тексте  угрюмое, дряхлое, бесчувственное, безрадостное существование Плюшкина превращает образ плюшки в образ заплесневелого сухаря, оставшегося от кулича, привезённого дочерью Плюшкина.
Известно, что Гоголь начал писать главу о Плюшкине в подмосковном доме историка М. П. Погодина, славившегося своей скупостью; дом Погодина был окружен садом, послужившим прообразом сада Плюшкина. По воспоминаниям А. А. Фета,   «в кабинете Погодина … невообразимый хаос. Тут всевозможные старинные книги лежали грудами на полу …, не говоря о сотнях рукописей с начатыми работами, места которых, равно как и ассигнаций, запрятанных по разным книгам, знал только Погодин».34