Женщина - автор в журналистике: на примере творчества Л.Рейснер, Т.Тэсс, В.Ткаченко

Женщины в журналистике представляют это своеобразный феномен. Многие могут только позавидовать такому журналистскому таланту так правдоподобно и искренне писать как Лариса Рейснер и Татьяна Тэсс. Их мастерству работы с фактами, наблюдению и описанию реальности могут поучиться многие. Только вот как мне кажется, наблюдается печальная тенденция в современной журналистике. Вместо того, чтобы сохранять поистине первоначальный вариант репортажа и вариант очерка, наши журналисты занимаются нововведениями. Но дело не в этом. Если один мужчина, когда-нибудь скажет, что женщинам не место в журналистике, я найду достойный ответ и приведу в качестве примера замечательных писательниц. Многие исследователи подтверждают, что оптимальным является гармония рациональных и эмоциональных компонентов в творч ...

Оглавление

Введение
1.Первые авторы - женщины в журналистике
2.Мастерство репортажа Ларисы Рейснер
3. Мастерство очерка Татьяны Тэсс
4.Публицистика Веры Ткаченко
5. Сравнительный анализ публицистического творчества Л. Рейснер, Т. Тэсс, В.Ткаченко
Заключение
Список литературы

Когда-то профессия журналиста как и большинство других была сугубо мужским занятием, чего не скажешь сейчас. На факультетах журналистики сегодня преобладают женщины. Причины этого возможно связаны с неким романтизмом профессии, непредсказуемостью, возможностью общения. Можно, конечно, сказать, что женщин на Земле больше, что мужчин больше привлекает техническая сфера, женскому полу свойственна сентиментальность, писать о чувствах, переживать, таким образом, они больше гуманитарии. Чем привлекает их журфак? Для ответа на этот вопрос нужно оценить современные тенденции в обществе, определить положение женщин. Большее распространение в журналистике сегодня получили так называемые «женские» темы, к которым можно отнести социальную тематику, здоровый образ жизни, экология. Появление семьи подч ас затрудняет творческий рост женщин. Кроме того, психологи отмечают, что адаптация женщин, которым постоянно приходится доказывать свою профессиональную состоятельность, в редакционном коллективе проходит более сложно, чем у мужчин. Неужели им так легко находится в профессии журналист?

Ее перу принадлежали десятки материалов. Невозможно отделить Рейснер-писательницу от Рейснер-бойца Волжской флотилии, автора цикла очерков «Фронт» от участника боев под Царицыном. В годы Гражданской войны ее постоянной трибуной стала газета «Известия», помещавшая очерки писательницы под рубриками «Письма с фронта» и «Письма с Восточного фронта». Некоторые очерки о фронтовых событиях появились уже после окончания войны, в том числе самый лучший из них — «Казань», напечатанный в 1922 году в журнале «Пролетарская революция». В послевоенное время в «Известиях», в журналах «Прожектор» и «Красная нива» постоянно публикуются очерки из цикла «Уголь, железо и живые люди».
В 1924 году очерки Л. Рейснер вышли отдельной книгой. Публицистическое наследие Л. Рейснер отличается высоким художественным мастерством. В очерках «Маркин», «Казань», «Астрахань», «Астрахань - Баку», «Казань - Сарапул» запечатлены моряки Волжской флотилии с «их голодом и героизмом», Астрахань, согретая ранней весной 1919 году, среди совершенно голых и неподвижных холмов Каспийского побережья, Казань с уходящими из города, спасающимися от Колчака жителями».3
В 1915 году в Петербурге появляются большие тетради нового двухнедельника «Рудин». На обложке журнала чистый высоколобый профиль мечтателя и вольнодумца.
«Рудин» Лариса Рейснер издает при участи отца на очень скромные средства своей семьи. Он задуман как протест против шовинистических настроений, вызванных мировой войной.
Однако в одном из первых его номеров сформулирована более широкая программа деятельности: клеймить «бичом сатиры, карикатуры и памфлета все безобразие русской жизни, где бы оно не находилось».
Все хлопоты, связанные с журналом,- на плечах двадцатилетней издательницы. Не хватает средств, приходится изворачиваться, добывать кредиты. И все же в каждом номере — новые стихи Рейснер и две, а то и триее статьи, подписанные разными псевдонимами. Как и предвещает программа журнала,— это, главным образом, бичующие статьи. Бич сатиры клеймит либерального профессора, желающего соединить несоединимое, примирить все противоречия, сгладить все углы.
Отвращение Рейснер ко всякому идолопоклонству, в том числе и к благоговению перед атрибутами самовлюбленного академизма, теперь находит выход. Она высмеивает диссертации схоластов от науки: «Самая лучшая тема - это какая-нибудь общепризнанная истина»
Веселая ярость, ирония, нежность к друзьям — все это, слитое воедино, и придает особенный тон очеркам. Слышишь голос, интонации рассказчика, увлеченного и поглощенного тем, что довелось ему испытать. В былях «Фронта» воскресает героический восемнадцатый год.
Больше всего интересует Рейснер человек тех лет, появившийся из неведомых ей народных глубин, человек «повышенно пульсирующей жизни», с жаждой прямых действий, взлетом мыслей и чувств. Она пристально всматривается в него.
Среди беглых зарисовок и портретов, рассеянных по страницам «Фронта», есть и такой: «Из ссылки и тюрьмы он вынес тяжелую сдержанность долголетнего пленника, несколько болезненный страх перед слишком громкими словами, мыслями и характерами. В сильном и умном человеке, великолепном большевике и солдате революции, немного скучно желание обмануть себя и других - Изобразить свое крупное «я» самым сереньким, самым будничным человечьим пятном».
Рейснер весело и настойчиво спорит с этим торжеством «уравнения в сером цвете», нарочито будничным восприятием жизни, отрицающим ее красочность, многообразие и раздолье,- все то, что Рейснер любит и ценит в ней. Как бы продолжая спор, Рейснер рисует портрет одного из солдат и героев революции начдива Азина.
В Азине все преувеличено: не любовь, а страсть, не просто смелость, а не признающая препятствий удаль, не просто широта души, а какой-то весенний разлив и размах. «Неистовая радость» Азина - это радость обновления мира, черта самой революционной войны. В этом романтическом портрете, возможно, и не хватает глубины и точности, но в нем есть правда непосредственного первого отклика: так видели и воспринимали тогда.
Первые страницы «Афганистана» - поиски образа страны. Маленькие главки - каждая, как удар кисти. «Прошлое», «Башни Тимура», «Вершины», «Рабат», «Водолей» - так разворачивается панорама неведомого, пестрого мира.
Затем угол обзора расширяется. Книга знакомит с бытом, политикой, историей, современностью. Феодальная деспотия, жестокая и слепая, постепенно вырисовывается на фоне величавых гор и цветущих долин. Самые глухонемые массы, «какие мне когда-либо приходилось видеть»,- вот с чем сталкивается Рейснер на этот раз.
«Мы - долгие годы, предшествовавшие восемнадцатому году, и мы Великий, навеки незабываемый восемнадцатый год»,- писала Рейснер родным из Кабула. Это самосознание - самосознание героев «Фронта» -воплощено и в «Афганистане». Дух восемнадцатого года ощутим в стремительной воле автора расколдовать немоту Востока. «Афганистан» написан не для праздных любителей экзотики. В этой книге нет благодушного описательства. Она возвещает об идеях, новых и необычных для этой страны.
И ожидания не напрасны. Рейснер всегда умеет увидеть по-новому и везде остается сама собой. Склонность к иронии - еще одна из привлекательных сторон таланта Рейснер.
Вот она набрасывает характеристику наспех скроенной «философии», обучающей ни к чему не относиться всерьез, какую насаждают англичане в колониях. И тут же с веселой иронией пишет портрет господина Ноаля, с добродушным цинизмом разыгрывающего в афганских песках комедию дипломатического ритуала и протокольных приличий. «Господин Ноаль, не владея ни единым метром земли за пределами фамильной усыпальницы, тем не менее является крупным землевладельцем по убеждению и охотником по традиции.
Таким образом, старинный герб и лояльность придворного счастливо соединены с насмешливым добродушием, уживчивостью и гибкостью барина, который много должал, платил проценты на проценты и привык с удивительной грацией отражать наглые приставания ростовщика, портного и этуали.
Все это способствовало развитию дипломатических способностей, научило Ноаля ценить и уважать деньгу». Рейснер подсмеивается над Ноалем, и это не мешает ей проницательно и уже в другом тоне проанализировать методы политики, которой служит Ноаль, «политики мирного завоевания путем подкупа и развращения маленьких государей и прикармливающейся возле них безработной знати».
«Гамбург на баррикадах» (1923г.) выдержан в духе классического репортажа с места событий. Репортаж Рейснер не только содержит обильную информацию, но и заряжает чувством солидарности с баррикадными бойцами. Кроме того, он учит. Пылкое чувство, с каким он написан, сочетается с дельным анализом уроков восстания. Рейснер разбирает стратегию уличных боев и безукоризненно проведенного отступления. Патетический рассказ о героическом сопротивлении рабочих кварталов соседствует с аналитически строгим сопоставлением путча и революции. Эта книга Рейснер, как и все написанное ею, выполнена во всеоружии писательского мастерства.
В рассказе о боях в Шифбэке, центре Гамбургского восстания, почти нет многоцветных описаний, обычных для «Фронта» или «Афганистана». Стиль этих страниц говорит о стремлении автора документально точно обрисовать события. Но в итоге возникает скульптурно выразительный образ города, где восстание — неотвратимое проявление революционного темперамента, скрытого до поры в глубине.
В «Гамбурге На баррикадах» Рейснер хочет запечатлеть образ пролетарской армии, безыменных ее солдат. «Для рабочего в пределах буржуазного государства нет истории; список его героев ведут военно-полевой суд и фабричный педель из меньшевистского профсоюза. Побив оружием, буржуазия душит забвением ненавистную память о недавно пережитой опасности»4.
3. Мастерство очерка Татьяны Тэсс
Ни у кого в «Известиях» не было такой огромной почты, как у Татьяны Тэсс: письма читателей шли к ней сотнями. Это называли «феноменом Тэсс», спорили о корнях ее популярности. А суть заключалась в личности. С завидной частотой она печаталась в «Известиях» на протяжении полувека. И были времена, когда ее очерки представали оазисами живого слова среди официоза и сухих производственных статей. Она тогда сумела отстоять свое авторское «я», хотя это местоимение нещадно выпалывалось из газет, заменялось обезличенным «мы». В пору, когда считали, что добро должно быть с кулаками, и осуждали «абстрактный гуманизм», Тэсс со своей особенной теплотой и доверительной интонацией писала о милосердии, о совести, о сострадании, о любви, о чуткости и внимании к человеку. Избегая морализирования и пафоса, она рассказывала простые житейские истории, вникая в нравственные конфликты, восхищаясь сердечной щедростью обычных людей, и пропускала через себя чужую боль и волнение. Ей пытались подражать, но безуспешно: стержнем ее очерков была она сама.
Её текстам мы можем отнести следующие структурные особенности:
- Индивидуализация, противодействие массовизации и унификации личности. В центре одного из очерков Т. Тэсс два рабочих инструментального цеха, Петр Авдеев и Леонид Куропаткин. Своего героя автор видит «внутренним зрением», она стремятся показать читателю его сущность, а не просто внешность, которая может оказаться обманчивой. А это, в свою очередь, органично вписывается в идеи экзистенциализма. Т. Тэсс: «Не сразу поймешь, откуда берется это ощущение сходства: у них различны и возраст, и внешность, и характер. Их делает схожими выражение лица. Это выражение определяется, очевидно, внутренним состоянием человека во время работы».
- Освещение событий и явлений под знаком высших символических ценностей, символизация ключевых моментов жизни. Публикация имеет образный заголовок «Щедрость» – это одна из высших ценностей, внимание акцентируется на руках героя, которые предстают символами человеческого труда. Т. Тэсс: «А тут всего лишь человеческие руки… Но это живые, теплые человеческие руки, руки творца. Руки, которые машина никогда не сможет полностью заменить, ибо машине дана способность выполнить, но не дан дар творить. И чем совершенней машина, тем выше разум создавшего ее человека, тем искусней и прекрасней руки мастера». Противодействие хаосу и бессмысленности через демонстрацию конструктивной деятельности и поддержание веры в лучшие стороны человеческой натуры.
Герой показан в неразрывной связи с делом, которым они занимаются. Процессы труда Тэсс описывает так ярко, что читатель как бы сам становится их свидетелем и участником. «Видит» ювелирную работу слесарей-лекальщиков, изготавливающих металлические детали, которые «можно разглядеть только в лупу», и «силуэт города» в соответствии с разработанным макетом. И лишь когда герои рассказывают про свою работу, читатель видит их «истинное лицо». Т. Тэсс: «Люди немногословные Авдеев и Куропаткин не любят рассказывать о себе… Но вот беседа касается дела, которое им дорого. Обстановка сразу меняется… И чем подробней они говорят, тем яснее проступает то, чего оба они не касаются ни фразой, ни словом. Это высокая рабочая честность и какая-то удивительная целомудренная чистота в отношении к своему труду, своему ремеслу, своему заводу».