Жив ли Молчалин?

Такие типы, как Молчалин, приобретают у Салтыкова – Щедрина дополнительную художественную значимость, усложняются, становится отчетливей, рельефней их внутренний, психологический облик как представителей своей социальной группы. Обнаруживается полисемантичность образов. Писатель за знакомыми чертами героев обнаруживает скрытые, потенциальные «готовности» этих типов и предлагает осмыслить их, используя собственные художественно-сатирические возможности изображения. В результате усложнения исходного заимствованного литературного типажа возникает образ-явление, символ времени, один из концептов новой реальности. Стремясь за внешней оболочкой жизни увидеть её сущностные константы, писатель постепенно модифицирует зеркальное отражение реальности в мир символов.
...

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
§ 1. Образ Молчалина
§ 2. Молчалин современности в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина
Заключение
Список использованных источников

Обществу равно необходимы как молчалины , так и чацкие . Каждый целесообразно необходим. У Грибоедова образы прописаны преувеличенно для обостренного восприятия. Чтобы проще было оценить, и сделать какие-то выводы. А уж каждый выбирает, что ему ближе. Но во все времена любили Молчалиных. Молчалины всегда будут вести "правильно". Прикажут им, что Чацкий герой, значит сделают героем. Этих молчалиных всегда гораздо больше, чем чацких . Чацкий, фигура, конечно, противоречивая, зато Молчалин - однозначная. Наверное, современным фамусовым и скалозубам Чацкий стал неудобен. Ведь сделать что-то новое нельзя без вскрытия пороков старого. Критики, аналитики делают огромную полезную работу для общества ,а Молчалины приспосабливаются,лизоблюдствуют и тем самым тормозят прогресс. Молча линых мы видим каждый день. Фамусовы у нас в министрах и депутатах. Скалозубы встречались раньше, в СССР. Молчалина Чацкий не любит по той причине, что тот главным правилом для работы в гос . аппарате почитает исполнительность, а не реальный результат. Кредо Молчалина таково : При наших должностях "Не должно сметь своё суждение иметь". Это правило удобно и выгодно для продвижения по службе, но оно же - принципиальное расхождение между немногими Чацкими и массой Молчалиных. Возможно - сословное расхождение дворян и чиновников не дворян. Первые считают себя патриотами, вторые - просто исполнителями. О вторых (уже в высоких чинах) и первых написал Лермонтов: "А вы, надменные потомки, известных подлостью прославленных отцов, пятою рабскою поправшие обломки игрою счастия обиженных родов".

Эта рука наслаждается шелковой шерсткой шпица и дарит собачке свою обдуманную ласку. Она вообще умеет и любит прикасаться, оглаживать, ощупывать — ощущая, познавать, оценивать и приручать. Соблазнительные описания подарков, заблаговременно собранных для Лизы, вдохновенно-убедительны, зримо представимы именно потому, что чувство, с которым они предлагаются, испытано самим Молчалиным как ощущение. Бессловесность, о которой едко высказывается Чацкий, не сугубо индивидуальная черта, не свойство психики одного человека, не каприз, а социальный заказ власти, уже сформировавшей тип социального поведения, нужный этой власти, этому обществу, и уже приспособившийся к ним. Грибоедовым проницательно намечена не только собственно сценическая (довольно сложная) рольМолчалина, но и его перспективная социальная роль. Классическая русская литература всесторонне исследовала молчалинский тип в различных исторических условиях. Тенденция к исторической перспективе типа Молчалина намечается уже в отзыве о нем Гоголя: «Молчалин <...> замечательный тип. Метко схвачено это лицо, безмолвное, покамест тихомолком пробирающееся в люди, но в котором, по словам Чацкого, готовится будущий Загорецкий <...> лгун, плут, но в то же время мастер угодить всякому сколько-нибудь значительному лицу <...> готовый, в случае надобности, сделаться патриотом и ратоборцем нравственности...». В судьбе гоголевского Чичикова эти потенциальные качества молчалинского типа получили художественное воплощение. Исходные заветы у Чичикова те же самые: «Смотри же, Павлуша <...> больше всего угождай учителям и начальникам. Коли будешь угождать начальнику, то, хоть в науке не успеешь и таланту бог не дал, все пойдешь в ход и всех опередишь...» И первый, самый трудный свой порог в жизни Чичиков преодолевает почти помолчалински, рассыпав любезности «в угодность дочери такого человека, который кормит и поит, а иногда и чином подарит». Однако не на путях чиновничьего благополучия настоящее призвание Чичикова: у него новый бог, и бог этот — копейка. И потому молчалинство — лишь его молодость, русская жизнь вырабатывала в Чичикове новый тип. Так, в романе Тургенева «Рудин» духовным наследником Молчалина является приживала Пандалевский: Он «воспитывался где-то в Белоруссии, на счет благодетельной и богатой вдовы. Другая вдова определила его на службу. Вообще дамы средних лет охотно покровительствовали Константину Диомидычу. Он и теперь жил у богатой помещицы, Дарьи Михайловны Ласунской, в качестве приемыша или нахлебника. Он был весьма ласков, услужлив и втайне сластолюбив, обладал приятным голосом, порядочно играл на фортепьяно и имел привычку, когда говорил с кем-нибудь, так и впиваться в него глазами...» Поразительную личину носит новейший Молчалин 1870-х годов в комедии-памфлете Островского «На всякого мудреца довольно простоты», в которой необычайно сильна грибоедовская традиция. От лица «века нынешнего» в комедии выступают Городулин, Голутвин, Глумов. По грибоедовскому паспорту Городулин не кто иной, как Репетилов («Шумим, братец, шумим!»), а Голутвин — Загорецкий («При нем остерегись: переносить горазд»). Глумов же, в глубине души считая себя Чацким, добровольно занимает место Молчалина. Часто Глумов прямо говорит словами Молчалина. Однако это всего лишь его уловка, в мыслях своих он сохраняет иное мнение о себе, всегда готов заклеймить того же Молчалина, предстать пылким Чацким. Глумов нередко толковался (особенно на сцене) как «падший Чацкий». Такое толкование на первый взгляд поддерживается текстом пьесы. Кем-то вроде Чацкого представляется он вначале («Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву...»), чуть ли не гневным Чацким он и сходит со сцены. Это его любимая поза. Но именно поза — не более того. Логика его характера такова, что, будучи «гением» в своем роде — «гением» приспособленчества, — он не мог претендовать на ведущую историческую роль. Сам Глумов этого не осознает. В «Бешеных деньгах» он по-прежнему тщится «сыграть комедию» с окружающими. Однако по сравнению с тем, каким мы видели его в предыдущей пьесе, Глумов потускнел во всех отношениях. Он уже не мечтает о важной государственной должности, не ведет дневника (только записную книжку, в которую заносит разные полезные сведения), эпиграммы его довольно грязного свойства, а конец его — в роли «интимного секретаря» у «одной пожилой дамы» — это то, над чем он когда-то глумился, «обольщая» Мамаеву. Достоевский писал: «Особый цинизм — особое дьявольство Молчалина в его умении безукоризненно притвориться святым. Он именно антихрист». «Москва всем этим господам надоела. Одного Молчалина нет: он распорядился иначе и остался дома, он один только и остался дома. Он посвятил себя отечеству, так сказать, родине <...>. Теперь до него и рукой не достанешь; Фамусова он и в переднюю теперь к себе не пустит: “деревенские, дескать, соседи, в городе с ними не кланяются”. Он при делах, и нашел себе дело. “Он знает Русь, и Русь его знает”. Да, уж его-то крепко знают и долго не забудут. Он даже и не молчит теперь, напротив, только он и говорит. Ему и книги в руки...» Об этом говорится в «Дневнике писателя» за 1876 год: «Недавно как-то мне случилось говорить с одним из наших писателей (большим художником) о комизме в жизни, о трудности определить явление, назвать его настоящим словом. Я именно заметил ему перед этим, что я, чуть не сорок лет знающий «Горе от ума», только в этом году понял как следует один из самых ярких типов этой комедии, Молчалина, и понял, именно когда он же, т. е. этот самый писатель, с которым я говорил, разъяснил мне Молчалина, вдруг выведя его в одном из своих сатирических очерков (об Молчалине я еще когда-нибудь поговорю, тема знатная)...» Здесь имеется в виду глубочайшее исследование социальной психологии Молчалиных, которое предпринял Салтыков-Щедрин. Тип этот всесторонне раскрыт в специальном щедринском цикле «Господа Молчалины». Путь Молчалина к жизненному успеху невозможен без приспособления к «нужному субъекту», который и «введет его в область умеренности и аккуратности». Нахождение этого «субъекта» составляет важную жизненную задачу, а приспособление его к своим нуждам — сложный, длительный, всегда на грани срыва процесс. Молчалин обретает покровительство «субъекта», пройдя путь унижений и получая удары. Больше того, только при условии, что Молчалин «поступается своим образом и подобием Божиим», только принимая предупредительные меры, он может стать «счастливым», то есть похожим «на Молчалина, с честью выдержавшего свой длинный мартиролог и с помощью его завоевавшего себе: в настоящем — тепло и сытость, в будущем — безответственность перед судом истории». По щедринской классификации Молчалины представляют собой самый низший сорт «пестрых людей», то есть людей, добровольно искоренивших в себе всякое личностное начало в угоду «сильным мира сего»: «Грибоедов воспроизвел этот тип в своем бессмертном Молчалине. Это человек, в пеленках познавший натиск судьбы и потому готовый отдать себя в рабство кому угодно и куда угодно, готовый поклониться истинному богу и пустому идолу, не имея ни способности, ни навыка проникать в сущность вещей. Одно качество, которое до известной степени смягчает его суетивую готовность, — это отсутствие злонамеренности. Все в деятельности этих людей запечатлено неразумением и твердой решимостью удержать за собой тот нищенский кусок, который им выбросила судьба. Это недоразумение, эта прирожденная неосознанная приниженность спасает их от проклятий... Этим людям никогда не приходит в голову, что дети их могут ужаснуться той обстановки и тех разговоров, среди которых они выросли. Вообще никакого представления о той грызущей семейной боли, которая сторожит их впереди, они не имеют. Идут без ясно определеной цели до тех пор, пока боль сама не подкрадется и не заставит изойти кровью сердца их... В сущности, это прирожденные жертвы общественного темперамента. Общество искони воспитало в себе особую среду и заранее обрекло ее <...> в качестве рабов, они несут только иго апостазии, не пользуясь ее осязаемыми благами. В награду за эту отрицательную заслугу суд истории пройдет о них молчанием». В Борисе Друбецком из романа Толстого «Война и мир» Д. Писарев угадал «великосветского Молчалина», который «легко и быстро доберется до таких известных степеней, до которых никогда не доползет простой Молчалин, простодушно подличающий и трепещущий перед начальником и смиренно наживающий себе раннюю сутуловатость за канцелярскими бумагами. Действительно, в ранних вариантах романа Друбецкой был впрямую сближен с Молчалиным. Ср.: «У Бориса всё, от постели, сапог, до кошелька, чистоты ногтей и звенящего, несломанного замка с секретом шкатулки отзывалось умеренностью и порядочностью». Грех Молчалина вовсе не в "умеренности и аккуратности". Эти вещи ни в какие времена не были грехом. Главный его грех в беспредельном конформизме. Хотя с чисто с обывательских позиций никакого греха тут нет. Сейчас бы Молчалина назвали приспособленцем и это тоже не наказуемо. Мы все в разных степенях приспосабливаемся. Вопрос только в том, какую мы за это готовы выложить плату.  Молчалин сам не глуп, но смолчит на любую глупость патрона. § 2. Молчалин современности в творчестве М.Е. Салтыкова-ЩедринаТворчество М. Е. Салтыкова-Щедрина, проникнутое духом освободительных и социалистических идей, демократизма и непримиримой борьбы с самодержавно-крепостническим строем, имело огромное значение для русского общества. Оно способствовало воспитанию в нем политического сознания и протеста, обогатило русскую литературу произведениями высокой художественной и публицистической ценности.