Психиатрические больницы в Санкт-Петербурге. 19 век.

СПБГИК. Предмет "История Санкт-Петербурга", зачет. Уникальность по etxt - 57%. ...

Оглавление - 2.
Введение – 3.
Глава 1. 19 век. Законодательные акты, регулирующие жизнь душевнобольных – 4.
Глава 2. Психиатрические больницы в Санкт-Петербурге 19 века и их устройство – 15.
Заключение – 20.
Список использованной литературы – 21.

Здоровье вообще, и психическое здоровье в особенности, является важнейшей ценностью человеческой жизни. Кроме того, психическое расстройство может изменять отношение человека к действительности, самому себе и обществу, а также отношение общества к человеку. Адекватное законодательное регулирование психиатрической помощи является одной из составляющих соблюдения прав и свобод такой категории населения, как душевнобольные. Недостаточная проработка вопросов статуса душевнобольных и оказания им помощи может быть одной из причин использования возможностей должностных лиц в немедицинских целях, нанесения ущерба здоровью, человеческому достоинству и правам граждан, а также международному престижу государства. Уровень цивилизованности любого общества определяется по его отношению к наименее защище нным общественным группам. Невозможно говорить о правовом государстве, к которому Россия стремится, при отсутствии должного обеспечения прав наименее защищенных членов общества.

[]При доследовании настоящего дела произведено было формальное освидетельствование подсудимого в умственных его способностях, причем свидетельствовавшие в присутствии Московской медицинской конторы заключили, что умственные способности Бурденкова находятся в здравом состоянии. Ранее за подсудимым припадков и т. п. не замечалось. О жене, правда, говорилось, что покойная любила иногда шутить с посторонними мужчинами и ходить чаще других на их деревенские игры... Понятые в числе 12 человек полагали, что Бурденков нарочно показал, что совершил преступление в беспамятстве, чтобы несколько умалить свою вину. [] Медицинский совет в своем заключении отозвался, что совершенное Бурденковым убийство могло быть следствием временного расстройства умственных способностей, которое могло произойти от прилива крови к голове, усиленного предшествующими условиями: жарким временем, пареньем в печи и частично неполным освобождением мозга из-под влияния сна в минуту пробуждения. Дело, находясь впоследствии в рассмотрении общего собрания Московских департаментов Правящего Сената, за происшедшим разногласием представлено было к г. Министру юстиции. В данном предложении г. Министр юстиции изъяснил: «Произведенным по настоящему делу исследованием не обнаружено побудительной причины убийства крестьянки Бурденковой. При таких обстоятельствах возможен вопрос: должно ли быть вменено в вину подсудимого означенное преступление. По силе ст.ст. 101, 102, 103 и 105 Уложения, преступление не вменяется в вину в следующих случаях:Когда преступление учинено безумным от рождения или сумасшедшим, или же в точно доказанном припадке умоисступления.Когда оно учинено потерявшими умственные способности и рассудок от старости и дряхлости и лунатиками, которые в припадках своего нервного расстройства действуют без надлежащего разумения.3) Когда оно учинено от случайной ошибки или вследствие обмана, по неведению обстоятельств, от коих деяние обратилось в противозаконное».Заключение Медицинского совета не подходило под указанные варианты. “Внезапность умысла не исключает ответственности за оное, и вообще между людьми, не привыкшими к обузданию страстей и первых побуждений, деяние преступное нередко соединяется с первым побуждением усыпленной ненависти или возникающей злобы. Кто учинит убийство, хотя и без обдуманного заранее намерения и умысла, в запальчивости или раздражении, но однако же и не случайно, а зная, что он посягает на жизнь другого, тот приговаривается к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в крепостях на время от 10 до 12 лет, а буде он по закону не изъят от наказаний телесных, и к наказанию плетьми чрез палачей от 60 до 70 ударов с наложением клейм; если же злодеяние это совершено над лицом, с которым виновный имел родственные, брачные или особые по службе, положенью или полученной от оного благодеянием связи, то наказание его возвышается одною степенью”. Учитывая чистосердечное признание Бурденкова, Министр юстиции полагал крестьянина Бурденкова лишить всех прав состояния, наказать публично чрез палача плетьми 70 ударами и сослать в каторжную работу в рудниках на 12 лет с наложением клейм. [] Однако это решение не собрало узаконенного числа голосов сенаторов. Вследствие сего дело это поступило на рассмотрение Государственным Советом. Государственный Совет пришел к мнению, что поскольку Бурденков согласился, что рубил жену с намерением ее убить, помнил последовательность своих действий и число ударов, убийство совершено подсудимым в полном сознании. В крайнем случае, к беспамятству можно отнести то, что он не знал, как к нему попал топор.По этим основаниям Государственный Совет положил утвердить по настоящему делу заключение Министра юстиции и сенаторов, с ним согласившихся. Означенное мнение Государственного Совета удостоено Высочайшего утверждения 21 июля 1854 года. [] Комментарии юристов были следующими. Временное помрачение умственных способностей часто приводится преступниками в свое оправдание, и давать веру подобным бездоказательным объяснениям - значило бы уничтожить ответственность за большую часть преступных деяний, совершенных без заранее обдуманного намерения и умысла. Вот почему наши законы не вменяют в вину такие только преступления и проступки, которые совершены больным в точно доказанном припадке умоисступления или совершенного беспамятства. В настоящем случае, например, очень важно было бы знать обыкновенное место нахождения топора, которым совершено преступление; но это обстоятельство осталось вовсе не обследованным. В развитие данной статьи в Журнале дается исследование Л.Андреева “Сонное опьянение как причина невменяемости”. [] Рассматривается дело крестьянина Иванова, дворника. В два часа ночи он проснулся от стука, в окне ему привиделось мелькание огня от окон квартиры, где проживали две старушки, и он решил, что к ним зашли мошенники. Он закричал “караул”, выскочил с топором во двор и разрубил бегущего к нему человека (как оказалось впоследствии, каменщика П., бегущего к нему на помощь вследствие его крика, причем П. был в дружеских отношениях с Ивановым). []Автор статьи считает, что убийство совершено Ивановым в бессознательном состоянии или при отсутствии свободной воли. Приводится определение Фогеля, немецкого юриста: “Сонливость (просонки) - среднее состояние между сном и бдением, бывает соединена с расстройством чувств и нарушением самопознания, хотя и кратковременным, а следовательно, с несвободным состоянием воли. Следовательно, за отсутствием в виновнике зла самосознания и свободы, он не может подлежать ответственности за него, - в состоянии сонного опьянения человек не имеет ясного и отчетливого понятия ни о чем, происходящем вокруг него: мрак и смешение мыслей, царствовавшие в голове его во время сна, еще не совсем рассеялись - и если в такую минуту он совершит какое-нибудь зло, то оно не должно быть ему вменено в вину” []Здесь только надо точно знать, находился ли человек в состоянии сонного опьянения. Часто это вызывает сомнения и недоверчивость - “внезапное пробуждение есть происшествие довольно обыкновенное”. [] Потемнение рассудка следует обосновывать, основываясь на фактах. Французы же, на взгляд русских юристов, - очень жесткие: “а ведь юстиция не должна вторгаться в обсуждение неуловимых состояний души человека и тем более не должна она присваивать себе право показывать таких людей, о которых есть ясные указания, что они совершили преступление бессознательно”. [] По убеждению авторов, на основании мнений юристов и законоположений русского права, вышеописанное дело должно быть решено следующим образом. Необходимо признать, что нет никаких оснований считать, что Иванов убил П. с умыслом или даже с сознанием того, что он делал. Подтверждаются его показания, что он совершил сей поступок под влиянием обманчивых впечатлений тревожного сновидения. Иванова следует предать, для успокоения совести, церковному покаянию. Гуманный подход российской юстиции к проблемам людей с умственными расстройствами, интерес к проблемам человеческой личности, проявленный в статьях Журнала Министерства Юстиции, выходящих в период до отмены крепостного права, вызывает большое уважение и даже некоторое удивление, нарушая наш привычный взгляд на это время. Основы отечественного уголовного законодательства о душевнобольных фактически были заложены Судебными Уставами 1864 года. [] Однако рационального законодательства о душевнобольных в уголовном процессе в России так и не было введено, и реальное положение сводилось к тому, что большинство дел с участием душевнобольных оканчивалось на стадии предварительного следствия и не попадало на рассмотрение суда. Другой особенностью подобной практики явилось следование множеству прецедентов, которые строго фиксировались. Все уголовное законодательство о душевнобольных было представлено отдельными статьями в Уставе уголовного судопроизводства, Уложении о наказаниях, а также в сборниках "Решений Общего собрания и Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената”. [] Л.О. Пережогин в современных статьях обращает внимание на то, что, как правило, все законодательные акты издавались уже с подробными комментариями, зачастую, однако, различавшимися у разных авторов. Толкование статей допускало возможность должностных лиц действовать по своему усмотрению, например, следователь при освидетельствовании обвиняемого или подследственного имел возможность не знакомить врача с материалами дела, ссылаясь на тайну следствия. Л.О. Пережогин утверждает, что “в период с 1864 по 1917 г. в России действовала довольно несовершенная и очень запутанная система законодательства о душевнобольных. Единого законодательного акта, оговаривавшего эти вопросы не существовало. Статьи уголовного законодательства допускали порой произвольное толкование. В случае невменяемости осуществлялась принудительная госпитализация или передача на поруки родственникам в зависимости от состояния больного и характера противоправного деяния. Выписка из стационара также осуществлялась после освидетельствования решением суда. Несмотря на необходимость нового законодательства в рассматриваемой области, и наличие нескольких проектов подобных законов, ни один из них не был принят”. []Важный этап в истории развития психиатрии в России - первый съезд русских психиатров, который был открыт в Москве, 5 января 1887 г., в большой аудитории Политехнического музея. [] Председателем съезда был единогласно избран Мержеевский, произнесший блестящую речь «Об условиях, благоприятствующих развитию душевных заболеваний в России и о мерах, направленных к их уменьшению». Об устройстве психиатрических больниц говорили Баженов, Викторов, Грейденберг, Лион. Правовые условия душевнобольных, русское законодательство и его недостатки получили всестороннее освещение в докладах Боткина, Буцке, Константиновского. Вопрос о воспитании отсталых детей был доложен на съезде инициатором этого дела Маляревским. О колониях и патронаже говорили Баженов и Рубиновнч, о пьянстве и его лечении в специальных заведениях — Минор. На фоне всех этих содержательных докладов особенно выделялись два: по вопросу о призрении душевнобольных на дому и на тему предоставления больным свободы в разумных пределах и недопустимости физических наказаний. Эти два доклада принадлежали Корсакову. [] Впоследствии на страницах своего учебника Корсаков резюмировал и отчасти дополнил то, что он говорил на съезде. В 1893 году впервые была проведена перепись душевнобольных в Московской губернии по инициативе и под руководством Петра Петровича Кащенко. Выяснилось, что среди больных мужчин — 60%, а женщин — 40%, а в общей сложности всех душевнобольных оказалось 21,1 на тысячу. Перепись душевнобольных в Петроградской губернии в 1896 г. дала несколько иные цифры общего числа душевнобольных, а именно: 2,4 на тысячу, т.е. 24 на 10000 человек населения. Более совершенной оказалась методика, примененная в тот же приблизительно период (1893 —1894) в Орловском земстве, где доктор Якоби в точности следовал швейцарским способам регистрации. Разница заключалась в том, что первые русские переписи отмечали главным образом социально-опасных душевнобольных, а Якоби этого вопроса совершенно не касался и учитывал всех без исключения больных, и потому, естественно, захватил гораздо большее число случаев и получил более точные цифры: общее число душевнобольных в населении — 3 на тысячу, из них — 52% женщин и 48% — мужчин. []Глава 2. Психиатрические больницы в Санкт-Петербурге 19 века и их устройство.Больница «Всех скорбящих» была открыта в 1832 году, в 11 верстах от Петербурга по дороге в Петергоф, и рассчитана на 120 человек обоего пола. [] Туда перевели больных из отделения при Обуховской больнице, а отделение закрыли. Петергофская дорога была в 18 веке застроена загородными домами, окруженными большими парками. На 11-й версте стоял великолепный двухэтажный особняк в стиле барокко, возведенный во второй половине 1750-х знаменитым архитектором Б. Растрелли для К.Е. Сиверса и через 30 лет перестроенный в классицистическом духе, вероятно, И Е. Старовым для князя Г.А. Потемкина. Когда было решено отделить Дом умалишенных от Обуховской больницы, ее попечитель известный филантроп Джон Веннинг предложил приобрести у князя П.П. Щербатова особняк и усадьбу, ибо из-за местоположения «сие здание признается известнейшими медиками весьма удобным для помянутого заведения». Врачи заботились о том, чтобы обеспечить «индивидуальный образ жизни пациентов в соответствии с психическим состоянием». После утверждения покупки за 190 тысяч рублей Императрицей Марией Феодоровной архитектор Д. Квадри начал в 1828 году, по плану лейб-медика И.Ф. Рюля, приспосабливать здание для новой цели и возводить дополнительные постройки. Квадри вскоре сменил П.С. Плавов, по проекту которого в парадном зале, украшенном росписью, была создана двусветная с хорами церковь, освященная 4 декабря 1832 года, через три месяца после открытия этой первой в России отдельной психиатрической лечебницы. [, ] Иконы для храма написал Я.В. Васильев. Старинная люстра в интерьере осталась от прежнего убранства. Над главным входом возвышалась колоколенка с пятью колоколами. В ноябре 1852 года в церкви отпевали умершего в Доме умалишенных художника П.А. Федотова. В августе 1896, по случаю столетия со дня рождения Николая I, на фасаде нового больничного корпуса появилась надпись: «В память милосердия Императора Николая I, основателя Больницы Всех Скорбящих». В 1853 в больнице была выстроена каменная часовня для отпевания, в 1890-х ее перестроил К.Г. Прейс. С 1848 года, почти сорок лет настоятелем был протоиерей Иоанн Александрович Каченовский, последним – отец Александр Арсеньевич Сергиевский. [] Главное здание после пристройки двух больничных корпусов приобрело в плане форму буквы «П». Внешний вид зданий после этой перестройки больше не менялся, дальнейшие перестройки в середине ХIХ в.