Дохристианские верования восточных славян

Курсовая работа посвящена проблеме изучения дохристианских верований славян в догосударственный период, а также во время и после образования Древнерусского государства, до и после принятия христианской религии. Защищена на "отлично" в 2012 году на кафедре историографии и источниковедения БашГУ. ...

Оглавление
Введение
Глава I. Верования восточных славян в догосударственный период
§1. Условия формирования религии у восточных славян 8
§2. Мифология восточных славян 9
Глава II. Религия Киевской Руси в период формирования государственности
§1. Попытки формирования единого пантеона 15
§2. Принятие христианства. Двоеверие 18
Глава III. Пережитки архаических верований в последующей истории восточных славян 26
Заключение
Список использованных источников и литературы

Введение
Многообразные языческие верования и традиции славян являются фундаментом, на котором возникла русская народная культура. Пережив века, они сохранились в глубинных слоях фольклора, повлияли на развитие народного менталитета. Интерес к данному вопросу не ослабевал у многих поколений историков, этнографов, фольклористов, археологов. Особую актуальность вопрос о славянском язычестве приобрел в последнее, переломное в судьбе России время. Научная актуальность и значимость исследуемой темы неоспорима: обращение к дохристианским языческим верованиям позволяет нам попытаться вскрыть глубинные пласты культуры современных восточнославянских народов, некоторые особенности их менталитета, также и выявить мировоззренческие основы представлений древних славян, являющиеся одной из составляющих духовной культуры восточнославянских этносов. Постоянное исследовательское внимание к восточнославянскому язычеству присуще палеославистике, в первую очередь отечественной, практически с момента ее зарождения. Ныне данной проблематикой занимаются представители различных отраслей гуманитарного знания: историки, лингвисты, археологи, этнолингвисты, этнографы, искусствоведы и др. И это закономерно. «Славянское язычество существенно и интересно для науки не только само по себе как форма и система культурных ценностей древних славян (праславян), - писал Н.И. Толстой в связи с рассмотрением вопроса о роли язычества в славянской культурной традиции, - но и как важный компонент культуры последующих эпох, как генетическая основа славянской народной культуры и фольклора» .

Следует подчеркнуть, что в отличие от Перуна, Стрибога, Дажьбога и Мокоши, божеств исконно славянского (общеславянского) происхождения, во Владимиров пантеон оказались включены боги явно восточного (иранского, хорезмийского) ареала, т.е. была отражена диалектика славянского и восточного компонентов древнейшего восточнославянского божества, которые не только сосуществовали и взаимодействовали в архаическом сознании и мифологии восточных славян, но и составляли важный момент восточной и южной политики киевских князей в 970-980 гг.Владимиров пантеон стал одной из первых ступеней государственного и церковного строительства на Руси, над которой затем сооружались новые и новые конструкции политического, религиозного, правового, идеологического характера.Сформулируем важные выводы по данному вопросу.Во-первых, из «мифологического хаоса» восточных славян со множеством второстепенных и третьестепенных богов, олицетворявших различные явления природы, быта и обычные представления (домовые, водяные, лешие и др.) и нередко дублировавших друг друга, были отобраны первостепенные мифологические фигуры, главенствовавшие в мире и определявшие господствующую картину мира в сознании современников (другое дело, насколько полно отображали восточнославянскую мифологию и общественную психологию выбранные боги: произошло новое структурирование мифологической картины мира; сменились смысловые акценты, изменилась иерархия богов.Во-вторых, языческая реформа была первым опытом насильственного вмешательства в веру и сознание народа со стороны власти: одни божества оказались возвышены над другими, другие – изъяты из культа. Важен сам факт: мифология, в целом неизменная, укорененная в многовековой традиции, неотъемлемая часть менталитета народностей, впервые становится объектом произвольных манипуляций на один компонент накладывался запрет (Волос), другие, напротив, разрастались до необозримых масштабов мирового могущества и величия (Перун).В-третьих, запретные мифологические образы действиями властей загонялись в подсознание народа, т.е. запретные фигуры укоренялись в национальной культуре. Множество образов представителей низшей мифологии (домовые, лешие, кикимора) сохранились в фольклоре, народных поверьях, быту, а разрешенные и официально «вмененные в обязанность» мифологические фигуры из области высшей мифологии утрачивали ореол тайны и непостижимой силы. Например, Перун постепенно отошел на 2-е и 3-е места народно-религиозных представлений: Илья Пророк явно не представлял в христианском пантеоне фигуру первого класса.Наконец, в-четвертых, создание ограниченного пантеона богов способствовало подготовке общественного сознания к постепенному переходу к единобожию. Весь пантеон был организован вокруг центральной фигуры верховного божества – грозного и воинственного Перуна – олицетворявшего князя-воителя, одерживающего победу над конкурентами в борьбе за единоличную власть (идея централизованной власти будущего монарха-самодержца).  Таким образом, можно утверждать, что языческая реформа Владимира сыграла огромную роль: создание пантеона подготавливало сознание общества к принятию христианства. §2. Принятие христианства. ДвоевериеТо, что первые христиане появились в Киевской Руси задолго до 988 г., ни у кого не вызывает сомнения. Крещение княгини Ольги, традиционно (хотя и весьма условно) датирующееся 955 г., стало первым шагом к превращению христианства восточного толка в государственную религию. Шаг этот выглядит вполне закономерным и в определенном смысле неизбежным. Меры, принятые Ольгой после трагической гибели Игоря (установление фиксированных уроков и погостов, наряду с монополизацией права применения силы в случае их нарушения) стали важным этапом в формировании Древнерусского государства в собственном смысле этого слова. Тем самым в Киевской Руси устанавливается социально-экономическая и политическая система, которая на протяжении 30 лет (до 977 г.) не нарушается никакими внутриполитическими потрясениями. В истории формирования средневековых государств такая ситуация означает сложение внутренних условий для официального (государственного) признания монотеистической религии.Действительно, не прошло и пяти десятков лет, как Русь приняла христианство. Не будем останавливаться здесь подробно на причинах, заставивших Владимира Святославича избрать в качестве государственного вероисповедания именно христианство восточного толка (впрочем, формально тогда еще не отделившегося от христианства западного). Обычно в связи с этим упоминаются политические, экономические, культурные основания (возможности киевским и прочим князьям контактировать с государствами Центральной и Западной Европы «на равных», т.е. заключать взаимовыгодные политические, экономические и матримониальные договоры, оставаясь при этом в значительной степени независимыми от духовных правителей; близость восточнославянским традициям, как обусловленным «генетически» - славянским и, шире, индоевропейским происхождением, так и успевшим сложиться за столетия культурного взаимодействия с ближайшими соседями, и т.п.) В данном случае для нас принципиально важны последствия этого выбора, предопределившего практически всю дальнейшую историю нашей страны.Первым самым очевидным из них было приобщение населения Восточной Европы к сокровищам средиземноморской цивилизации, их освоение. Речь, конечно же, идет о книгах.Скорее всего, это знакомство началось с богослужебных книг, которые должны были получить широкое распространение уже в начальные годы официального существования христианской конфессии на Руси. Без них богослужение было невозможно. И если первыми епископами на Руси были греки (а не исключено, и болгары), то низшие чины в церковной иерархии (в том числе диаконы и чтецы), несомненно, формировались из новообращенных местных жителей. Следовательно, одной из первоочередных задач, стоявших перед киевскими митрополитами в конце Х - начале XI в., была подготовка грамотных местных «кадров», без чего не имело смысла говорить о какой бы то ни было христианизации Руси.Дело отца было продолжено Ярославом Владимировичем.Появляется еще одна тема, чрезвычайно важная для нас: переводческая культура Древней Руси. Первые книги попадали на Русь, скорее всего из Болгарии. Однако чужие переводы вряд ли могли полностью удовлетворить все возраставшие потребности новой христианской страны. По примерным подсчетам, только непосредственно для церковных нужд Руси в XI-XII вв. требовалось не менее 90 000 богослужебных книг почти трех десятков наименований. Надо думать, это в первую очередь и заставило Ярослава организовать собственный переводческий центр (и возможно не один). Необходимые «технические» условия для такой работы могли сложиться уже в первые десятилетия после крещения.Подобные знания вполне объяснимы, если учесть, что практически все древнерусские князья были женаты на иноземках. Те же приезжали в чужую страну не в одиночестве, а со своим двором, христианки - еще и с духовником, сопровождавшем польскую королевну, жену Святополка Владимировича. Вряд ли можно сомневаться, что вместе с иностранными принцессами «приезжали» книги на европейских языках, прежде всего на латыни.Круг грамотных людей включал не только всех священников и монахов (а это уже около 2% всего взрослого населения), но, видимо, также значительную часть горожан и горожанок. Основанием для такого вывода послужило открытие берестяных грамот - сначала в Новгороде, а затем и в нескольких других городах Древней Руси. Крестьянское же население, по всей вероятности, в основной своей массе было неграмотным.Насколько успешно жители Древней Руси осваивали пласт христианской культуры, показывают оригинальные учительные и агиографические произведения, появившиеся в XI-XII вв. (трактат «Об опресноках» киевского митрополита Леонтия, «Слово о Законе и Благодати» будущего митрополита Илариона, «Поучение к братии» Луки Жидяты, «Память и похвала князю Владимиру» Иакова Мниха, сочинения Феодосия Печерского, жития Бориса и Глеба, Антония и Феодосия Печерских, Киево-Печерский патерик и многие другие).Однако запросы и возможности древнерусского читателя не ограничивались собственно духовной литературой. Предполагается, что у древнерусского читателя был выбор, и возможно, довольно широкий.Принятие христианства и приобщение Древней Руси к западноевропейской книжной культуре не могло не породить проблемы взаимодействия языческой традиции и новых культурных приобретений. Принято считать, что это взаимодействие проявилось в специфической форме двоеверия, якобы принципиально отличавшего древнерусскую (а затем и собственно русскую) культуру от культур прочих народов. Попытаемся разобраться, так ли это. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что сам термин «двоеверие» практически не определен. Разные авторы используют его в самых различных значениях. Обычно под ним имеется в виду «оязычивание» христианства. Под влиянием мощных языческих пережитков христианство на Руси якобы получило специфическую окраску, резко отличающую его от всех прочих течений христианства. На интуитивном уровне восприятия такая точка зрения представляется вполне оправданной. Действительно, русское христианство отличалось от близких ему по происхождению конфессий. Однако с не меньшим успехом то же самое можно сказать и обо всех прочих течениях христианства. Вопрос в том, явилось ли именно восточнославянское язычество единственным (или основным) определяющим фактором в формировании самобытности русского христианства? Поскольку сам термин «язычество» (фактически - нехристианство) не вполне определен, такой подход допускает произвольное расширение явлений «двоеверия». Другим моментом, затрудняющим изучение процессов взаимодействия различных традиций в рамках древнерусской культуры, является попытка жестко связать «народную» культуру элиты - с христианством, а также стремление противопоставить их друг другу. Под влиянием ленинского учения «о двух культурах в каждой национальной культуре», в советской историографии подобной поляризации был придан политический характер. Между тем, даже вполне официально настроенные историки считали, что княжеско-дружинная культура средневековой Руси включала в себя и народную культуру: во-первых, творцами всей материальной стороны феодального быта были мастера из народа, а, во-вторых, народная струя проявлялась в сказках, былинах, народных празднествах, входивших неотъемлемой частью в культуру дворцов и усадеб.Также прежде отмечалось, что христианство довольно рано пустило глубокие корни в лоне культуры «низов». Одним из следствий подобного подхода стала усиленная разработка языческой тематики в изучении истории культуры Древней Руси: ясно, что если большинство жителей Древнерусского государства по своим убеждениям не были христианами, то они не могли быть никем иным как язычниками. При этом они, однако, продолжали «числиться» христианами. Следовательно, они были двоеверными: христианами - «по форме» и язычниками - по существу. Поскольку письменные источники давали для обоснования подобной точки зрения слишком мало материала (к тому же по большей части чрезвычайно смутного и отрывочного), пришлось искать следы двоеверия в этнографических, фольклорных и археологических источниках.Как правило, основания для изучения «двоеверия» дают аналогии, обнаруживаемые в ранних - явно дохристианских материалах и в текстах (в широком смысле этого слова), относящихся к христианскому времени. К сожалению, подобные сопоставления далеко не всегда могут рассматриваться в качестве надежного фундамента теоретических реконструкций. Причин тому несколько.Первая из них - слишком «молодой» возраст источников, из которых черпается необходимая историку информация. Вторая причина, в какой-то степени производная из первой - отсутствие надежных критериев для вычленения в этих источниках собственно языческого субстрата.К сожалению, проверка с опорой на письменные свидетельства не всегда возможна, - средневековые источники редко склонны снабжать нас материалами, освещающими нюансы тогдашних воззрений на археологически отмечаемые детали погребального обряда.Привлечение более широкого круга источников, с которыми проводится сопоставление, в частности выход за рамки исключительно восточнославянского материала, позволяет сделать выводы: «Присутствие в погребениях XIV-XV вв. и позднее ритуальных сосудов находит вполне христианское объяснение в обряде последнего помазания елеем (рудиментарно здесь только само стремление поместить остающийся сосуд в могилу, а не оставить его на земле). Пепел и зола, осыпающие покойного в глазах верующих символизируют не стихию огня, но прах, в который возвращается бренная оболочка человека, некогда из него же сотворенная... Использование валунов в сочетании с дерновыми ступенями и холмиком и с деревянным крестом апеллировало не к дохристианскому кургану, но к системе образов из последних часов жизни Христа, прежде всего к Голгофе...»Необходимейшим этапом в работе с всевозможными свидетельствами средневекового «двоеверия» должна быть критика источника, на основе которого делаются выводы о сохранении или проникновении «языческих» представлений в христианский контекст.При отсутствии письменных данных, синхронных археологическим материалам, можно попытаться привлечь типологический или иконографический методы - для демонстрации хотя бы скрытых формальных корней традиции.Конечно, каждый обрядовый элемент требует специального исследования и развернутой характеристики, поэтому ограничимся здесь одним, но весьма показательным примером анализа орнамента и формы раннемосковских белокаменных надгробий. До сих пор исследователи высказывались исключительно в пользу отражения в их орнаментации чрезвычайно древней, дохристианской языческой символики... Ученые при этом опирались прежде всего на сходство резных орнаментов и композиций надгробий с приемами украшения деревянной утвари (прялок, вальков, посуды и пр.) в России XVII-XIX вв.Другими словами, непременным условием доказательства не только «похожести», но и семантического совпадения в каких-то элементах обряда является наличие непрерывного ряда источников, позволяющих непосредственно проследить эту преемственности. Все прочие аналогии могут послужить лишь основанием для догадки, нуждающейся в солидном обосновании.В средние века, «вторую пору великого мифического творчества», были созданы христианские мифы, в которых вследствие единства психического процесса могли самостоятельно воспроизвестись образы и приемы языческого суеверия. Христианские заговоры часто столь похожи на древние языческие заклятия не потому, что повторяют их в новой форме, а вследствие самостоятельного воспроизведения мифического процесса на христианской почве. Стремление приверженцев существования двоеверия любой христианский образ непременно подвести под языческий миф потеряет свою силу, если будут учтены жизненные процессы народного. Мифологи упускают из виду ту «пластическую силу», которая творит в сказке, песне, легенде, не столько развивая их внутреннее содержание (что собственно и принадлежит мифологической экзегезе), сколько их чисто формальную сторону. Очевидно, фольклорные явления нельзя сводить только к мифологии, многое в них может и должно быть объяснено.Глава III. Пережитки архаических верований в последующей истории восточных славянЯзычество - огромный пласт древней культуры, который из глубины веков сливается с современной жизнью. Архиепископ Макарий (Булгаков) автор многотомной «Истории Русской Церкви», признает, что «многие из христиан практически оставались язычниками: исполняли внешние обряды святой церкви, но сохраняли обычаи и суеверия своих отцов».Так что несправедливо утверждение о том, что настоящие религиозные представления появились у славян только с принятием христианства. И как бы смог обрусеть мощнейший культурный вклад Византии, если бы не имели древние славяне высокого уровня своей собственной культуры. Обрядовая сторона многих двунадесятых праздников, трепетное отношение к природе, вера в талисманы, обереги, приметы – все это и многое другое свидетельствует о поразительной живучести языческих культурных традиций даже сегодня, в начале третьего тысячелетия. По сути дела мы и сегодня – двоеверцы, и христиане, и язычники в одно и то же время. Действительно: все двунадесятые христианские праздники, отмечаемые на святой Руси, – христианские по сути, по обрядовой же стороне многие из них накрепко связаны с языческими традициями, например, такие как Крещение Господне, Сретение, Масленица, Благовещение, Троица, Покров и др.Показательно, что все эти праздники давно уже ассоциируются в народе с тем или иным временем года, явлением природы. Это трепетное отношение к природе исходит не иначе как не от язычества, от его поклонения природным явлениям. От язычества же – звериный стиль в архитектуре, растительный рельеф в оформлении культовых сооружений, шатровый стиль русской архитектуры более позднего времени. Стоит определенно признать следующее: мощные языческие корни славянской культуры – это не слабост, а показатель ее силы, самобытности, оригинальности. Таким образом, очевидно, что преемственность язычества и христианства – это одна из доминантных черт восточнославянской культуры. Рассматривая эту органическую связь, обратим внимание на следующее: отечественная культура являет собой органический сплав византийской культуры и языческой культуры наших далеких предков. Высота культуры языческой Руси оказалась столь значительна, что византийский вклад довольно скоро обрусел; время показало, что языческие культурные традиции и обычаи, языческое мироощущение не стали принадлежностью лишь дохристианской Руси. Лишь по причине равноценности культур могло произойти вышеописанное переплетение и взаимодополнение, которое монахи эпохи Древней Руси назвали «двоеверием».Однако мы знаем, что все случилось не быстро и не просто. Это была многолетняя борьба двух равноценных идеологии. Борьба эта сопровождалась и насилием, и гонениями на язычников. Достаточно вспомнить методы Владимира: уничтожение языческих капищ, насильственное крещение и т.п. Конечно, это было жестоко по отношению к народу, которому толком не объяснили, что от него хотят. Почему люди в одночасье должны были менять свой уклад жизни ради непонятного и неизведанного? Это сейчас, спустя тысячелетие мы понимаем, что принятие христианства было важнейшим событием в нашей истории, политический и культурный скачок в сторону Запада.К концу XI – началу XII века шедшая борьба между язычниками и христианами на Руси приостановилась. Это связано с тем, что города как сакральные центры были захвачены приверженцами Христа. Кроме того, волхвы были практически истреблены. Наконец, княжеская власть перестала оказывать Церкви военную поддержку т.к. все ресурсы были направлены на междоусобные распри.Лишившись «огня и меча» Церковь, обратилась к слову (проповеди). Именно к этому времени относятся первые Поучения против язычества – лаконичные произведения, разоблачавшие обычаи и пороки язычников. В этих текстах проступает незавершённость процесса Крещения Руси: разрушены святилища, изгнаны волхвы, крещена знать, но всё это – еще не есть Русь Христианская. Одним из самых красноречивых «Поучений» является т. наз. «Поучение к простой чади» новгородского игумена Моисея, датируемое 1170 – 1180 гг.. Из текста следует, что христианский Бог со святыми воспринимался как дополнение к языческому пантеону. В церквях, построенных на местах древних святилищ, язычники ставили в алтаре изображения своих богов. Скорее всего, священнослужители, дабы привлечь людей к церкви, не препятствовали этому. В поучении, как о наиболее варварском обычае, упоминается о клятвах на крови детей в присутствии матерей. Ритуал понятен: в эпоху гибели древней веры использовались самые действенные средства. Одним из пороков игумен Моисей считает чрезмерную веру людей в колдовство, заговоры, суеверия.