Марк Щеглов и его роль в литературном процессе

В работе представлен анализ критики Марка Щеглова.
Защищена 24 января 2015 г. Оценка "отлично" ...

1. Творческая биография М. Щеглова ………………………………………3
2. Тематика критических работ и позиция М. Щеглова……………………6
3. Методика критического творчества М. Щеглова………………………...9
4. Авторский стиль М. Щеглова……………………………………………15
5. Творческая специфика М. Щеглова (выводы) …………………………19
6. Библиография……………………………………………………………..21

Творчество Марка Щеглова оставило заметный след в истории русской литературной критики. Современники автора и современные исследователи указывают на необычайную новизну исследовательских подходов, разработанных М. Щегловым.
Многие исследователи, изучающие критику Щеглова замечают ее необычность и уникальность. В первую очередь они обращают внимание на очень ограниченный период времени, отпущенный Щеглову для научно-критической работы и разработки собственного метода: «в двухлетнем возрасте он заболел костным туберкулёзом. Из-за этого много лет ему пришлось учиться в основном заочно» . Этот сугубо биографический факт имел значительные последствия для времени, отпущенного Щеглову на критическую работу.

Щеглова позволяет сразу определить его работы как область профессионально критики. Как нам известно, Щеглов учился на филологическом факультете МГУ, там же он планировал продолжать обучение в аспирантуре. Именно это и обусловило, на наш взгляд многие особенности критики М. Щеглова. Для определения методики обратимся к анализу метаязыка работ М. Щеглова. Метаязык Щеглова, конечно, не перенасыщен специальной филологической терминологией, он ориентирован на специфическую аудиторию читателей «Нового мира», журнала, почитаемого в среде советской интеллигенции, которая не всегда имела филологическое образование. Интерес к литературе в интеллигентской среде был всегда своего рода модной тенденцией, с которой нельзя было не считаться. Однако получать специальное образование и заниматься литературоведением профессионально решались далеко не все читатели «Нового мира». Именно поэтому метаязык авторов журнала должен был быть ориентирован на доступность для понимания освещаемых проблем у широкого читателя. Щеглов очень аккуратен в литературоведческом терминологическом аппарате. Он использует преимущественно «понятные» термины вроде «сатиры», «комического», «типа литературного героя» и т.д. Такая терминология обычно не вызывает затруднений при чтении даже филологически неподготовленным читателем текстов Щеглова. Заметим, что Щеглов старается еще и объяснить каждый вводимый им термин. С одной стороны, это свидетельствует о том, что автор целиком и полностью ориентирован на читателя текста и старается быть понятым в полном объеме с другой стороны, здесь заметны попытки обращения еще и к теории литературы. Может, не так пафосно, серьезно и терминологично, как это было принято у теоретиков литературы, а скорее - невзначай, вскользь Щеглов касается вопросов сатиры, ее генезиса, понимания различными исследователями. Порой он вступает в открытую полемику с предшествующими исследователями и непререкаемыми авторитетами.Важным для описания критического метода Щеглова становится замечание о привлечении богатого исторического материала. Он приводит все возможные исторические контексты анализируемых произведений. Сюда относятся как внешние события, связанные с биографией писателя, так и отголоски тех исторических событий, на которые обращен текст или которые текст привлекает в качестве «сопутствующего», дополнительного материала. Этот аспект особенно тесно связан с актуальностью работ Щеглова и авторским пояснением специфики этой актуальности. Щеглов обращается к тому материалу, который был отброшен литературоведами формальной школы в начале XX века – к истории литературы. Именно ей и объясняется актуальность практически всех его работ. Сам предмет критического исследования часто оказывается «неактуальным». На первых станицах статьи «Повесть Толстого «Смерть Ивана Ильича» Щеглов как бы оправдывает свое обращение к классической литературе, пытается убедить читателя в том, что выбранный для анализа объект действительно достоин того. Пояснение дается в форме историко-литературного комментария. Щеглов обращается к впечатлениям признанных в России классиков зарубежного искусства, к их характеристикам творчества Толстого и их восприятию именно этого текста. Исторические комментарии Щеглова действительно интересны, он предлагает не только сведение дневниковых записей, официальные высказывания или цитирования писем, но также старается передать посредством пересказа то состояние, в котором вероятнее всего находился пишущий. Он не пренебрегает «желтыми заметками», слухами и сплетнями, которые способны как оживить статью, так и оживить давно абытый толстовский текст: «Великий почитатель Толстого Ромен Роллан вспоминал, как повесть Толстого проникла в глухую французскую провинцию, где ее с жаром обсуждали обыватели, до этого вообще не бравшие книги в руки. «Никогда еще подобный голос не раздавался в Европе»,— заявлял Ромен Роллан. Для самого Роллана знакомство с повестью было толчком к огромной нравственно-очистительной работе, наполнившей его молодость».Для Щеглова важно каждое высказывание по поводу исследуемого им текста. Здесь он готов обращаться к дневникам писателя и его окружения, к литературно-критическим заметкам его предшественников, и даже к замечаниям политических деятелей, которые могут быть представлены прямо или косвенно (напр., замечания Ленина по поводу прозы Толстого Щеглов цитирует вполне открыто, а на работу Плеханова дает лишь намек, который, несомненно, должен был быть понят современным ему читателем). В некоторых фрагментах статьи заметно следование примитивной, наивной читательской логике, напр.: «Из меркнущего сознания героя повести ведется внимательный репортаж обо всех панических извивах мысли, спасающейся от ужаса предсмертного осознания бессмыслицы и обмана, каким была вся его жизнь. Толстой не оставляет умирающего до последних секунд; и после того, как остаются только два ощущения — тьмы и света, — мы все время слышим и видим смерть, мы почти умираем вместе с Иваном Ильичом». Местоимение «мы» (обычно – «мы» научного изложения) комментирует наше первое прочтение и состояние во время чтения. Оно не указывает ни на что и ничего «литературоведческого» не открывает, а просто напоминает впечатление от текста. В других случаях Щеглов делает меткие наблюдения в области поэтики и стилистики, однако же, напрямую старается не обращаться к формальному методу исследования текста, который в годы работы Щеглова был отвергнут по политическим соображениям. Поэтому отказ от серьезных наблюдений над формой и структурой текста у Щеглова вызван скорее всего именно исторической ситуацией (у автора и так было не слишком много времени, чтобы печататься, а времени быть «непечатным автором» у Щеглова не было вовсе). Как бы случайные наброски по стилистике Толстого в статье тут же получают обратный ход: «Конечно, не ради чисто художественной задачи повел Толстой свой суровый рассказ о простой и ужасной жизни прокурора Головина».Отдельно обратим внимание на «короткие» работы Щеглова. В них заметно, что критик как бы стеснен малым объемом для предполагаемого текста и широтой темы, в которой надо раскрыть гений Толстого или Достоевского. Здесь уже Щеглов не скупится на образность языка, меткие сравнения и метафоры, пытаясь собрать воедино всю читательскую рецепцию по поводу авторов, ср. напр.:Это Лев Толстой, «великий писатель русской земли», человек, воплотивший в себе народный гений, всемирно известный художник и религиозный реформатор — искатель смысла человеческого существования.Произведения Л. Толстого — это целая библиотека.Творчество его по своему размаху воспринимается, по словам М. Горького, как итог всего пережитого русским обществом за весь XIX век.«Война и мир». Поразительно гармонично — поистине на уровне Гомера — в этом романе, являющемся, по мнению многих, лучшим романом XIX века, соединен эпический сказ об одном из исторических потрясений России — Отечественной войне 1812 года против «великой армии» Наполеона — с повествованием о частных судьбах нескольких русских людей, изображенных с почти волшебной пластичностью и поэзией их внутренней жизни, как всегда у Толстого, тревожной и значительной.Достоевский — певец «униженных и оскорбленных». Все страдания, потери, все муки ничтожности, бедности, нравственно-оскорбительного положения в обществе людей безвестных и бессильных, но наделенных «душой», отразились в его произведениях. Это настоящий плач по каждодневно погубленной человечности, плач и заступничество перед всеми будущими временами.Эти тексты представляют собой беглый обзор творчества действительно великих авторов. Они призваны указывать и показывать читателю ту литературу, которую следует изучать. Это своего рода советская журнально-газетная реклама классической литературы, художественная журналистика на литературные темы. Практически все статьи состоят из емких и образных, а главное – оценочных определений, связанных с выбранными персонами и их творчеством.Однако и здесь Щеглов не избегает историзма и истории литературы. Критику важно освещение эпохи, в которой формировалось авторское мировоззрение, стиль, метод, особенности проблематики и т.д. Перед нами привычные воспевания классической литературы, очень каноничные по своей форме и содержанию. Очевидно, что данные статьи были написаны «на заказ», для освещения памятных дат и юбилеев, поэтому, несмотря на живость метафор, малые статьи Щеглова скорее напоминают панегирики- некрологи. В них отсутствует анализ текстов, а сама историчность сведена к общим местам.Авторский стиль М. ЩегловаРассмотрим стилистические особенности критики М. Щеглова. Как уже отмечалось ранее, стилистика работ М. Щеглова во многом определялась спецификой научных журналов, в которых автор публиковался. Наиболее частотными являлись публикации в «Новом мире», журнале, ориентированном не только на филологическую публику, но и в целом на интеллигенцию, интересующуюся литературой. Такая адресная заданность определяет особенности терминологического аппарата, используемого авторами. Именно поэтому в критике М. Щеглова отсутствуют неудобоваримые сложные термины, незнакомые массовому потребителю критических анализов и обзоров.Другой особенностью авторского стиля является наличие некоторой стилистической подражательности объектам исследования. С первых страниц авторских работ о Толстом становится понятным, что идейно-стилистические особенности творчества Толстого находят свое отражение в критике Щеглова. В частности, это касается дидактики и декларативности суждений критика, напр.: «Советским писателям и литературоведам, работающим над теоретическим обоснованием и практическим развитием сатиры в советской литературе, следует глубоко вчитываться в бессмертные страницы Толстого, расширяющие наше общее представление о сатире. Не правы те, кто не дает Толстому звания сатирика, радея о некоей формальной и узко обоснованной «специфике» сатиры. В погоне за «спецификой» не нужно искусственно суживать себе кругозор каким-то «неопровержимым» теоретико-литературным догматом». Декларативный тон критики – привычное явление, если это не касается академической критики. Поэтому такая стилистическая заданность фрагмента работы Щеглова довольно неожиданна. Вполне очевидно, что такой критический выпад спровоцирован определенной усталостью от стереотипов советского литературоведения. Стоит заметить, что такие эмоциональные декларативные суждения свойственны далеко не всем работам автора. В большинстве случаев он довольно скуп на эмоции, оценки и дидактику.