"Тема вампира в мировой и русской литературе"

На широком историко-литературном и культурологическим материале рассматривается специфика образа вампира в готических сюжетах; конкретные примеры - в русской литературы ХХ века, преимущественно – в фантастике или произведениях, близких к этому виду литературы. ...

Содержание

Введение……………………….…………………………………………..........3

Глава 1
Тема вампира в мировой и русской литературе

1.1 Фольклорно-мифологические истоки образа…….….............................8
1.2 Тема вампира в зарубежной литературе ХIХ века…………………....19
1.3 Тема вампира в русской литературе ХIХ-ХХ веков…..……...……….34


Глава 2
Миф о вампире в творчестве Пелевина

2.1 Герой и пространство в рассказе
«Проблема верволка в средней полосе»…………………………………..…63
2.2 «Священная книга оборотня»:
Концепция превращения…..…………………………………………………71
2.3. Тема вампиризма в контексте космогонического мифа
в романе В.Пелевина «Empire V»…...………………………………………..73

Заключение……………………………………………………………………...86

Библиографический список…………………………………………………..87

Введение
Тема вампиризма – одна из самых значительных литературных мифологем, оказавшейся весьма значительной в ХХ веке и ставшей едва ли центральной в фантастическом кинематографе и массовой культуре.
«Вампирические истории» – неотъемлемая часть так называемого готического сюжета – плодотворного явления словесности, возникшего в конкретных историко-культурных условиях, но перешагнувшего свои исторические рамки. По словам современных исследователей, и сегодня «литературная готика обнаруживается в весьма широком спектре художественных структур»[2.21:15]. Готические произведения развивались и обогащались как новеллами, так и романами. Жанровая неоднородность литературной готики позволяет говорить о ее пластичности, отзывчивости на многие культурные запросы, современные тем или иным эпохам. И викторианский, и неоромантический роман, и модернистская (да и постмодернистская) новеллистика в Европе и в России неизбежно вовлекали в свою художественную орбиту готические темы.
Дата защиты: июнь 2014,СамГУ, оценка "отлично"

Тема вампира в «Мастере и Маргарите» заявлена эпизодически и вполне вписывается в общую концепцию карнавализованной готики, которую исследователи связывают с «антиавторитарным вектором»[2.21:148] готического сюжета в литературе ХХ века: инфернальные черты вдруг приобретают коммунальная квартира, бюрократическое учреждение и т.д.
В классическом виде своем виде вампиры, так сказать, «русские», напоминающие, скорее, не об Дракуле, а о гоголевской нечисти, об упырях А.К.Толстого, появляются в эпизоде превращения бухгалтера Варенухи, который, сохранив человеческие черты, после укуса-поцелуя Геллы явно зачислен в низшие помощники Воланда. Но – не на совсем, а на время – до окончания главного сюжета Мастера и до своего раскаяния. «Вампирическое» состояние Варенухи – состояние пограничное: геройсловно «застрял» между бытовым, профанным и сакральным, метафизическим. «Обратное» превращение заканчивается вполне благополучно.
«Западноевропейские» вампиры упоминаются вскользь, на балу у Сатаны, в компании других «брокенских гуляк», и воспринимаются читателем через призму сюжета литературного Средневековья и гетевского «Фауста».
Явно вампирическими чертами обладает сама Гелла. Имя помощницы Сатаны Булгаков почерпнул из статьи «Чародейство» Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, где отмечалось, что на Лесбосе этим именем называли безвременно погибших девушек, после смерти ставших вампирами.
Образ Геллы - зеленоглазая, рыжеволосая девица, предпочитающая не обременять себя излишком одежды и облачающаяся лишь в кружевной передничек, свободно перемещается по воздуху, тем самым обретая сходство с ведьмой. Характерные черты поведения вампиров - щелканье зубами и причмокивание Булгаков, возможно, позаимствовал из повести А.К. Толстого «Упырь». Там девушка-вампир поцелуем обращает в вампира своего возлюбленного - отсюда, очевидно, роковой для Варенухи поцелуй Геллы.
Когда Гелла вместе с обращенным ей в вампира администратором Театра Варьете Варенухой пытается вечером после сеанса черной магии напасть на финдиректора Римского, на ее теле явственно проступают следы трупного разложения: «Рука ее стала удлиняться, как резиновая, и покрылась трупной зеленью. Наконец, зеленые пальцы мертвой обхватили головку шпингалета, повернули ее, и рама стала открываться…Рама широко распахнулась, но вместо ночной свежести и аромата лип в комнату ворвался запах погреба. Покойница вступила на подоконник. Римский отчетливо видел пятно тления на ее груди.И в это время неожиданный крик петуха долетел из сада, из того низкого здания за тиром, где содержались птицы … Горластый, дрессированный петух трубил, возвещая, что к Москве с востока катится рассвет… Крик петуха повторился, девица щелкнула зубами, и рыжие ее волосы стали дыбом. С третьим криком петуха она повернулась и вылетела вон. И вслед за нею … выплыл медленно в окно через письменный стол Варенуха».
То, что крик петуха заставляет удалиться Геллу и ее подручного Варенуху, полностью соответствует широко распространенной в христианской традиции многих народов ассоциации петуха с солнцем – он своим пением возвещает приход рассвета с востока и тогда вся нечисть, в том числе и ожившие мертвецы-вампиры, удаляются на запад, под покровительство дьявола.
Гелла является членом свиты Воланда, женщиной-вампиром: «Служанку мою Геллу рекомендую. Расторопна, понятлива и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать». Подчеркивается чисто служебная функция Геллы.
Возможно, именно поэтому Гелла – единственная из свиты Воланда, кто отсутствует в сцене последнего полета. Не исключено, что Булгаков сознательно убрал ее как самого младшего члена свиты, исполнявшего только вспомогательные функции и в Театре Варьете, и в Нехорошей квартире, и на Великом балу у Сатаны. Вампиры – это традиционно низший разряд нечистой силы. К тому же «Гелле не в кого было превращаться в последнем полете, она ведь, обратившись в вампира (ожившего мертвеца), сохранила свой первоначальный облик. Когда ночь «разоблачала все обманы», Гелла могла только снова стать мертвой девушкой. Возможно также, что отсутствие Геллы означает ее немедленное исчезновение (за ненадобностью) после окончательной миссии Воланда и его спутников в Москве.
Тема вампира в литературе ХХ века: общая характеристика
В ХIХ веке вампирология не получила особенного развития, но постдракулический бум конца века сформировал интерес к вампиру не только как к литературному герою, а как к феномену, который нуждается в изучении.
Среди работ начала ХХ века выделяется значительные по объему труды Монтегю Саммерса (Montague Summers «Вампир и его родичи» и «Вампир в Европе» опубликовано в двух книгах в 1928-29, переиздано одной книгой в 1995). У Саммерса вампир - любой злонамеренный кровососущий дух, вследствие чего его работа включает очерк «вампиров китайских, малайских и ассирийских». Саммерс исследует не столько фольклорную традицию и способы народной борьбы с вампиром, сколько эволюцию образа в литературе прошлого века, приводя множество полезных примеров.
В то же время были написаны и иные работы, именно Самммерс стал основой для работ большинства современных авторов, разрабатывающих вампирскую тему в нескольких направлениях.
В собственно литературной истории о вампирах сыграла свою роль и чешская антология «Империя вампиров», а также почти столько же знаменитый, как и «Дракула» Стокера, крайне популярный в Европе 20-х годов роман Ханса Хайнца Эверса «Вампир», где логика образа связывается со знаками зодиака.
Начиная с 60-х годов, в Европе и США начинают расти как грибы разнообразные общества, поначалу более похожие на фэн-клуб - Лос-Анджелеское «Общество графа Дракулы» (Дональд Рид, 1962), «Клуб поклонников графа Дракулы» (Джин Янгсон, 1965), или "Общество изучения вампира» (Шон Манчестер, 1970).
Заметной датой в вампирологии стал 1972 год, в котором произошло сразу три заметных события. Раймонд Т.Макнелли и Раду Флореску выпустили книгу «В поисках Дракулы» - первый большой труд, посвященный историческому Владу Тепешу, который практически сразу был дополнен «Мечтой Дракулы» Леонарда Вольфа. Эти книги не могли не привлечь внимание к теме вампира.
Другой книгой были «Истинные вампиры в истории» Дональда Глата - первая попытка собрать все записи обо всех исторических фигурах-вампирах. Наконец, Стивен Каплан основал «Центр исследования вампира», посвященный не изучению литературного героя, а выявлению людей с физиологическими отклонениями.
После этой даты сообщество вампирологов переключается на более серьезный анализ проблемы. В 1977 Мартин В. Риккардо основывает «Общество изучения вампиров», член которого Дж. Гордон Мелтон, выпустил сперва «Хронологию Вампиров», а затем или «Справочник по вампирам (The Vampire Book)», считающуюся наряду с «Энциклопедией вампиров (The Vampire Encyclopedia)» Мэтью Бансона наилучшей научно-популярной работой[4.5].
Многие работы часто используют методику психоанализа. Атаки подсознательно связывались с половым насилием, а страх перед вампирами и одновременно их притяжение выводили из физических ощущений. Поскольку вампиры часто нападают на спящих в постели людей, первыми жертвами вампиры часто выбирают своих возлюбленных, а действия типа покусывания, поцелуя и сосания тесно связаны с сексуальными переживаниями, простора для таких трактовок много, ибо если идти строго по Фрейду, вампир воплощает Эрос и Танатос в чистом виде[4.21].
Хорошим представителем данной школы является Лоуренс А. Рикельс, преподаватель Калифорнийского университета, чья книга «Лекции по вампирам» была построена на основе спецкурса, который он читал на кафедре в течение нескольких лет. Курс охватывал большой объем информации - от древних антивампирских похоронных обрядов до использования вампирской эстетики современными деятелями массовой культуры - типа Мэрилина Мэнсона и во многом был построен на анализе подсознательных значений тех или иных образов и влияния философии Маркса, Фрейда и Ницше[4.11].
В середине 1970-х годов вампирская тема пережила своеобразный ренессанс, заключающийся в попытке переосмыслить образ вампира и уйти от комиксового образа «любовничка с зубами».
Во многом это произошло благодаря книгам Энн Райс, первая книга которой, «Интервью с вампиром» вышла в 1976 и была экранизирована в 1994, хотя в этот период были написаны и другие, не менее известные на Западе произведения – «Гостиница Трансильвания» Квинна Ярбро (1978), «Дракула (запись Дракулы)» Фреда Саберхагена, где Влад Тепеш показан более как герой, нежели как злодей, или «Салимов Удел» Стивена Кинга. Тем не менее решающий вклад внесла, конечно, Райс, автор достаточного количества романов как о вампирах, так и на другие «готические» темы. Ее главный герой, Лестат Лайонкур, является анти-героем, непохожим на более раннего вампира.
Как рассказывала она в одном из интервью, свой роман она писала в тяжелой депрессии, вложив туда очень много личных переживаний. Например, девочка-вампир – в действительности ее рано умерший ребенок, Лестат – то, кем она бы хотела быть, а Луи – тот кто она есть. Именно потому в дальнейших хрониках, вышедших со значительным интервалом («Вампир Лестат» выходит в свет только в 1985) получилось много непоследовательного – например, превращение Лестата, который вначале был примером прекрасного зла, в чистого и хорошего, кормящегося только злыми.
Нас интересует скорее то, что нового в образе вампира появилось после «Интервью». Главным было именно то, что Райс дала вампирам историю, уходящую по времени за Влада Тепеша и представила вампира не как монстра-одиночку. Именно у нее появилась идея вампирского сообщества, давно существующего параллельно людям и имеющего достаточное количество правил функционирования, за нарушение которых вампира может даже ждать смерть на солнце.
Райс – это и попытка написать альтернативную мифологию, а также посмотреть на мир взглядом иного существа. Дракула назван «бредом сумасшедшего ирландца», а большинство «патентованных» народных средств в действительности бессильны. Что же до психологии, то Лестат и К° все же достаточно очеловечены – показана именно психология существа уже не являющегося человеком, а равно хорошо подмечены некоторые проблемы долгоживущего существа вообще.
Вторым моментом было усложнение процесса творения вампира второго порядка и введения принципа обмена кровью, когда именно выпитая жертвой кровь вампира инициировала превращение. Вампирская сексуальность стала более андрогинна и приобрела даже некоторые гомоэротические черты (в фильме это правда, выражено сильнее чем в книге). Конечно, у Райс вампир впервые укусил представителя своего пола не впервые, но до того вампиры все время кусали исключительно девушек, что подсознательно вкладывало, сексуальную начинку. Райс же отделила процесс кровопития от сексуального возбуждения, оставив дружбу или иные чувства, но подчеркнув асексуальность вампиров.
«Хроники» повлияли на большинство позднейших интерпретаций вампира. Творчество Энн Райс стимулировало не только новую волну книг и фильмов на вампирскую тему, но и появление такого вида неформалов, как готы, которых иногда сравнивают с романтиками типа Байрона и Шелли в современной интерпретации этого архетипа. Можно сказать, что отчасти готы в том виде, в котором существуют сейчас, возникли благодаря вампирской эстетике. Среди готов культовую популярность приобрели многие вампирские фильмы и романы.
Очевиден вывод: в конце века образ вампира подвергся новому преобразованию. Множество фильмов, романов и игр представляет вампира как «панка», одетого в черную кожу – такие вампиры существуют в мире сумерек вне предписанного социального порядка и несут угрозу не только отдельным людям, но и обществу. Подобный образ «вампира на байке» появился после фильмов с Кристофером Ли и встречается и в «Потерянных мальчишках», и в «От заката до рассвета», и в «Блэйде», где, невзирая на наличие более цивильных вампиров, Дикон Фрост относится к этой группе. Впрочем, по отношению к герою ван Дина он несколько вторичен.
Нельзя не отметить и такую интересную тенденцию, как попытки связать в один сюжет вампиров «из разных сказок». Помимо фильма Полански, интересной попыткой создать литературно-теоретический альманах на эту тему была «Mammoth book of Vampires» 1991 года, в которой почти каждый отличившийся на ниве вампирологии автор написал рассказ или короткую повесть. Еще более удачным вариантом была книга Кима Ньюмана «Анно Дракула», где «в одном флаконе» действуют не только Дракула и Ратвен, но и доктор Джекиль, доктор Моро, инспектор Лестрейд и совсем молодой Лестат.
О магическом реализме Славко Яневского
Говоря о развитии темы вампира в ХХ веке, нельзя пройти мимо творчества Славко Яневского (1920-2000)– македонского писателя, классика самой молодой и самой древней литературы Европы. Для литературной эволюции Славко Яневского характерно «перетекание» социалистического реализма в «магический реализм» и сюрреализм. Особенности образности, стилистики, сюжетной организации в целом книг Яневского позволяют говорить о том, что в македонской литературе наиболее явно обнажилась та тенденция соцреализма, которая в русской советской литературе была более сглажена и довольно быстро нивелировалась – архаический потенциал декадентства и авангарда, ставшими почвой для эстетического оформления социального заказа.
Поражение, неудача революции – вот что породило литературу «магического реализма» и в Латинской Америке, и на Балканах, и в России» [] От революции до архаики – один шаг, поэтому признанный автор, чье творческое развитие совпало со становлением македонской литературы и официальным признанием македонского языка как самостоятельного, бывший партизан, комиссар роты, вышедший из самой жестокой войны ХХ века, будущий член македонской Академии наук и искусств, насыщает свои книги страшными архаическими образами, фантастическими и натуралистическим одновременно.
Наиболее известен романный цикл Яневского о вымышленном селе Кукулино. Кукулинская сага писалась на протяжении тридцати лет и включает восемь романов. В России известна часть цикла – трилогия «Миракли»[1.12].
Открывая эту книгу, читатель попадает в необычный образный мир – странную поэтическую вселенную, населенную самыми разнообразными, причудливыми и непривычными персонажами, восходящими к мифологии балканских народов и давним христианским поверьям.
Книга необычна даже на фоне того, что называют магическим или фантастическим реализмом. В ней соединяется набор местных преданий и образы, рожденные прихотливой фантазией то ли самого автора, то ли его персонажей. Монологи упыря-мертвеца, помнящего прошлое и будущее, перемежаются диковинными видениями монахов. Иные из символов принадлежат к числу тех, которые называются архетипическими: таковы предания об исполинской руке, внезапно поднимающейся из земли, или об исполинском оке. Подобные образы есть в самых разных древних и новых мифологических традициях (у русскоязычного читателя, конечно, сразу же возникнет ассоциация с малороссийским Гоголем, его «Вием» и кровавой «Страшной местью»). Собственно, образ вампира здесь центральный, им буквально «прорастает» весь сюжет, и подчеркнуто архаичный.
Наиболее выразительная особенность этого мира – то, что и образы народной демонологии, и видения монахов, томимых подавленными страстями, погружены в кошмарные и тягостные восприятия разрастающегося человеческого тела, становящегося чуть ли не главным субъектом мифов, собранных в книге. Тело это чаще всего уродливо, страдает каким-то дефектом, недостачей или избытком (то глаз не хватает, то мясо обглодано крысами), но, и даже когда оно вдруг покажется прекрасным, это кратковременное наваждение: за телом женщины просвечивает наславший ее злой дух или человечек, а то и эмбрион, в ней таящийся. Это колыхание плоти охватывает не только человека, но и зверей (сколько страшного и чудовищного в книге только о крысах), и растения. Природа кишит духами и призраками, любое животное и человек может вдруг оказаться их временным пристанищем.
Весьма занимательны отношения автора и главных героев его трилогии со временем. Сознающие себя мертвецы помнят то, что с ними было много веков назад. В обрывках перед нами мелькает история Македонии и сопредельных стран (в том числе и Руси) на протяжении веков. Легенды и связанные с ними персонажи окутывают селение Кукулино, превращая его в таинственное обиталище вечности. Старцы, собирающиеся на совет, кажутся чуть ли не ровесниками мироздания. Оттого не только время, но и пространство повествования начинают выглядеть по-иному.
Автор в духе всей новейшей европейской прозы рядом с описываемым миром строит другой, воображаемый, который для иных его героев становится едва ли не гораздо более реальным. Это двоякое существование персонажей одновременно в небольшом селе, крепости и монастыре неподалеку от него и в фантастических образах можно считать любопытным сюжетных экспериментом.
«Книга удивительно органична. Упыри и злые духи растут в ней, как деревья и травы», - отмечает в предисловии к русскоязычному изданию «Миркалей» Вяч.Вс.Иванов. «Подлинное ощущение природы, напоившее книгу поэзией, оправдывает и самые будоражащие душу описания омерзительных выходок нечисти. Литература XX века в большой мере обращена к изображению мелких бесов или настоящего черта. Это объединяет Запад и Восток, Сологуба и Булгакова, Томаса Манна и Акутагаву. В этот ряд произведений, воспроизводящих «пузыри земли» (слова из «Макбета», поставленные Блоком эпиграфом к его стихам на эту тему), встала и эта книга с ее колдовской и дивной поэзией»[2.17:6].
«Вампирическая тема» (как тема памяти и забвения, христианской истории и язычества, как воплощенный соблазн бессмертия) в творчестве Славко Яневского раскрывается в контексте переосмысления революционной идеологии, которая родственно близка к мистике и оккультизму. Фольклорно-языческие образы балканской архаики у Яневского высвечивают ту грань неомифологизма ХХ века, которая обращена к непреодолимости хаоса, взаимоперетекания хаоса социального в хаос докосмический.
Мы посчитали возможным в нашей работе кратко охарактеризовать переводной текст Яневского, во-первых, потому что «тема вампира», как и «тема Средневековья» в целом в творчестве югославского писателя оказывается в одном контексте восприятия и русской классической литературы и созвучна многим поискам мировой словесности ХХ века (Гоголь, Булгаков, Платонов). Кроме того, те писатели-фантасты, которые принадлежат к так называемому «южному», «украинскому» направлению в современной фантастической литературе (М.и С.Дьяченко, Г.Л.Олди), во многом наследуют стилистику и концепцию образа «славянского барокко» - не столько конкретного литературного направления, а, скорее, некоей творческой ауры. Тем не менее, корни образности этих писателей восходят, в том числе, и к карпатской легенде Гоголя, и к средневековым балканским страшилкам Яневского.
Тема вампира в современной российской фантастической прозе
Обратимся к текстам двух современных российско-украинских писателей – Дмитрия Громова и Олега Ладыженского, пишущих под псевдонимом Генри-Лайон Олди. Творчество Г.Л.Олди представляет, на наш взгляд, серьезный литературоведческий интерес и демонстрирует оригинальный сплав откровенно массовых, беллетристических сюжетных ходов и – вполне самостоятельных фантастических тем, стилистики, образности, вобравшей в себя немало эстетических решений классической литературы, в особенности, Н.Гоголя и отсылающих к так называемому «украинскому барокко». Тема вампира представлена несколькими сюжетами: повесть «Путь проклятых» (2005) – сюжет «философского боевика», содержащий вариации некроромантических мотивов и буддийских ассоциаций вполне в пелевинском духе; «Сказки дедушки-вампира» (1993 г) и «Снулль вампира Реджинальда» (2007).
Кратко охарактеризуем два последних произведения.
«Сказки дедушки-вампира» явно содержат игровую реализацию тем массовой литературы, и сюжет о вампире оказывается универсальной «колодкой», на которую можно «натянуть» любые современные сказки, напоминающие антиутопические фантазии Станислава Лема и социальную фантастику бр.Стругацких, только в макаронической стилистике: