Образ века в творчестве О.Э. Мандельштама

Защита работы происходила в 2014 году, в СГПИ. Защита прошла на "отлично", являлась одной из лучших работ. ...

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В ПОЭЗИИ МАНДЕЛЬШТАМА О.Э.
1.1. Отражение современности в первом прозаическом произведении О.Э. Мандельштама «Шум времени»
1.2. Египет в поэзии О.Э. Мандельштама как символ новой государственности
1.3.Советская действительность в публицистической прозе О.Э. Мандельштама «Четвертая проза», «Путешествие в Армению»
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1
Глава 2. РОССИЯ XX В.В. В ПОЭЗИИ И ПРОЗЕ МАНДЕЛЬШТАМА О.Э.
2.1. Образ века в стихотворении О.Э. Мандельштама «Век»
2.2. Специфика изображения современной реальности в стихотворениях «Сумерки свободы», «Старый Крым», «Мы живем, под собою не чуя страны»
2.3. Идейно-художественное своеобразие произведения «Notre Dame», «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», «За гремучую доблесть грядущих веков...»
2.4.Методические рекомендации по изучению творчества О.Э. Мандельштама в школе
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
ПРИЛОЖЕНИЕ

..........
Критическое наследие О. Мандельштама - одна из интереснейших страниц русской поэтической критики первой четверти XX века. Важное значение имела его установка на рассмотрение вопросов поэзии в рамках культурологической концепции. Он обращается к анализу образов искусства - прошлого и современного, - чтобы с их помощью осязаемо представить философские основы искусства, внутреннее содержание творчества и принципы поэтики. Искусство проясняет для него исконный смысл цели и места поэта в обществе. Наследие его ценно помимо всего прочего тем, что является своеобразным выражением эстетического самосознания собственного творчества поэта. Поэт гуманистических убеждений, неутомимый исследователь слова, Мандельштам, хотя и проделал сложный путь за два десятилетия, но вместе с тем и сохрани л определенные представления, мешавшие ему увидеть классовые и социальные факторы, определявшие развитие культуры. Его творчество изучается в школе в 10 и 11 классе. Всем выше сказанным и обуславливается актуальность темы.
...............

Не найдя справедливости в государственных учреждениях, Мандельштам обращается со своей проблемой к читателю, к широкой аудитории, как к суду присяжных, требует продолжения процесса и права на голос. Тон «Четвертой прозы» - торопливый, захлебывающийся, яростный. Мандельштам не боится резких высказываний, грубых слов, наоборот, он переходит на язык почти что разговорный, как делал в своих рассказах М. Зощенко для достижения наибольшего результата.Конфликт с Горнфельдом отнюдь не составляет всего содержания «Четвертой прозы». Личная тема перерастает в тему несовместимости поэта с «литературой», которая слишком быстро адаптировалась и превратилась в служанку властвующей партии. «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе, и в особенности в России, несовместимос почетным званием иудея, которым я горжусь... Писательство - это раса с противным запахом кожи и самыми грязными способами приготовления пищи. Это раса, кочующая и ночующая на своей блевотине, изгнанная из городов, преследуемая в деревнях, но везде и всюду близкая к власти, которая ей отводит место в желтых кварталах, как проституткам. Ибо литература везде и всюду выполняет одно назначение: помогает начальникам держать в повиновении солдат и помогает судьям чинить расправу над обреченными».«Хвалебные оды» современных ему литераторов Мандельштам не принимает. Литература - это прежде всего свобода, свобода художника, свобода его мысли, свобода творчества, дающая начало гениальному. Эпоха может стать темой творчества, но эпоха не должна «диктовать» писателю и поэту его произведений: «Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух. Писателям, которые пишут заведомо разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове... Этим писателям я бы запретил вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей? - ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать - в то время как отцы их запроданы рябому черту на три поколения вперед». Настоящий писатель никогда не пишет «по приказу», он создает свое индивидуально-творческое по желанию сердца и души, а не в угоду власти. Именно поэтому «символом веры, поэтическим каноном настоящего писателя - смертельного врага литературы» Мандельштам провозглашает одну есенинскую строку: «Не расстреливал несчастных по темницам». Именно поэтому он называет Горнфельда «убийцей русских поэтов», который выполнил «социальный заказ чуждого ему режима». Именно поэтому Мандельштам срывает с себя «литературную шубу» и топчет ее ногами. Он отрекся от псевдолитературы, не смог выдержать ее мерзкое подобострастие и лесть.«Четвертая проза» - самоотверженно смелое произведение. Здесь слишком много «запретных» для того времени высказываний, касающихся понятий класса, идеологии, политической обстановки в стране. Надежда Яковлевна пишет, что это была одна из самых «опасных» рукописей: «За «Четвертую прозу» Осипа Мандельштама бы по головке не погладили... Ее мы никогда не держали дома, а в нескольких местах - и я переписывала ее от руки столько раз, что запомнила наизусть». Основной список хранился у Л. Назаревской, дочери М. Горького. Круг читателей или слушателей «Четвертой прозы» был, по понятным причинам, весьма узок. В Воронеже было уничтожено начало «Четвертой прозы», где говорилось о казарменном социализме.В «Четвертой прозе» Мандельштам не зацикливается на «литературной дуэли» с Горнфельдом и его «сподвижниками». За личной темой стоит другая «больная» тема - громадная тема того, что происходит в стране. Мандельштам описывает комсомольское движение конца 1920-х годов по инспекции и контролю над предприятиями: небольшие группы молодежи, ставившие себе целью борьбу с бесхозяйственностью, бюрократизмом и «пережитками капитализма». Поэт хорошо знал подробности этого мероприятия, так как одним из организационных центров движения в Москве была редакция газеты «Московский комсомолец»: «Мы стреляем друг у друга папиросы и правим свою китайщину, зашифровывая в животно-трусливые формулы великое, могучее, запретное понятие класса... Как мальчишки топят всенародно котенка на Москве-реке, так наши веселые ребята играючи нажимают, на большой переменке масло жмут. Эй, навались, жми, да так, чтоб не видно было того самого, кого жмут, - таково священное правило самосуда.«Приказчик на Ордынке работницу обвесил – убей его!Кассирша обсчиталась на пятак – убей ее!Директор сдуру подмахнул чепуху – убей его!Мужик припрятал в амбаре рожь – убей его!».Он упоминает здесь и «невесомые интегральные ходы» - хлопоты в деле спасения жизней пятерых банковских служащих, дает краткие портреты людей, помогавших ему в этом: профессора Веньямина Кагана, переводчика Исая Бенедиктовича Мандельштама. Имя Бухарина - покровителя Мандельштама, скорее всего из предосторожности, не упоминается, но при этом Мандельштам с большой нежностью вспоминает его добрую и жалостливую секретаршу, «грызущую орешек с каждым посетителем».Особая по счету, «четвертая», проза Мандельштама стала публичным откликом поэта на поднявшуюся вокруг него сумятицу и гневным обличением позорного поведения всей «новоявленной» советской литературы. Кроме того, она соединила в себе все указанные нами публицитические элементы.«Четвертая проза» написана в одном стилевом русле и лишь в седьмой главе своего произведения Мандельштам немного отклоняется от выбранного тона и темы. В стиле, напоминающем среднеазиатские народные песни, поэт рассказывает о несостоявшейся поездке в Армению, о своей давней мечте уехать на юг, далеко от Москвы и ее душной атмосферы литературных распрей: «Я китаец - никто меня не понимает. Халды-балды! Поедем в Алма-Ату, где ходят люди с изюмными глазами, где ходит перс с глазами, как яичница, где ходит сарт с бараньими глазами...«Халды-балды! Поедем в Азербайджан».У меня было письмо к наркому Мравьяну. Я понес его к секретарям в армянский особняк на самой чистой посольской улице Москвы. Я чуть не поехал в Эривань, с командировкой от древнего Наркомпроса, читать круглоголовым и застенчивым юношам в бедном монастыре-университете страшный курс-семинарий».Осип Мандельштам всю жизнь стремился на юг, на берега Черного моря, в Средиземноморье. Сначала он узнал Крым, потом в двадцатых годах побывал на Кавказе и уже в тридцатом, с мая по ноябрь, прожил с Надеждой Яковлевной в Армении и Тбилиси, где к нему после долгого молчания вернулись стихи: «Средиземноморский бассейн, Крым, Кавказ были для Мандельштама историческим миром, книгой, «по которой учились первые люди». Исторический мир Мандельштама ограничивался народами, исповедующими христианство, и Армению он понимал, как форпост «на окраине мира» ...».Первая поездка Мандельштама в Армению была задумана еще в 1929 году, когда Н.И. Бухарин попросил председателя Совнаркома Армянской СССР С.М. Тер - Габриэляна дать Мандельштаму какую-нибудь работу по истории искусства или литературы. Положительный ответ на просьбу Бухарина пришел спустя одиннадцать дней от наркома просвещения Армянской СССР А.А.Мравьяна, который предложил поэту прочитать в университете лекции по истории русской литературы и русскому языку. Однако состояться этой «вожделенной» поездке тогда было не суждено: она расстроилась после внезапной смерти наркома в ноябре 1929 года. Поэтому свое знаменитое «путешествие» в Армению Мандельштам совершил только в следующем году. Армения оказала на Мандельштама очень благотворное влияние: он смог отвлечься от московских проблем и погрузиться в изучение культуры страны, давно притягивавшей его древностью своего христианства и языка. Общение Мандельштама со страной в результате вылилось в стихотворный цикл «Армения» и интереснейшую прозу. Стихи, в основном, были написаны по свежим следам - в октябре-ноябре 1930 года в Тбилиси. Над прозой Мандельштам работал в 31-32 годах, о чем свидетельствуют его записные книжки и заметки. Само же «Путешествие в Армению» впервые было напечатано в мае 33-го года в «Звезде» и затем дважды издавалось в Армении.«Путешествие» можно назвать путевым очерком или путевыми заметками, но такое определение жанра не будет однозначным и стопроцентным. Дело в том, что перед нами не только зарисовки и пейзажные этюды об Армении, но и размышления по темам, абсолютно не связанным с нашей страной. Именно поэтому читателю-консерватору, понимающему только классическое композиционное построение сюжетной прозы, может не понравиться этот творческий «опус» Мандельштама. Но человек, знакомый с «Египетской маркой» и другими произведениями поэта, легко объединит в одно целое различные бессвязные куски. Сам Мандельштам никогда не стремился к единению фрагментов своей прозы, наоборот, он намеренно подчеркивал их членимость. В «Путешествии» восемь глав, но конкретно армянской тематике посвящены только четыре из них. Остальные описывают пребывание Мандельштама в Сухуми и в Москве, а также содержат его рассуждения о французских художниках и натуралисте Ламарке. Причину таких, казалось бы несуразных, вставок Мандельштам объясняет в письме к М.С.Шагинян, где говорит о том, что в «Путешествии» он продолжил их разговоры о материализме и диалектике. В том же письме Мандельштам определяет жанр «Путешествия» как «полуповесть» и называет ее героем биолога Б.С.Кузина. Почему его? Потому что с ним Мандельштам познакомился в Армении, и случилось так, что их ереванские беседы в маленьком кафе стали залогом будущей большой дружбы. Осип Мандельштам заинтересовался новым - биологическим - подходом Кузина к философским темам бытия, жизни, действительности. А на лоне «живой южной природы» он, отвлеченный от московских забот и хлопот, смог глубже почувствовать смысл этих понятий. Отсюда сложные научные размышления о физиологии и происхождении видов, которые автор развивает на страницах «Путешествия». Они отнюдь не являются отклонением от основного курса темы, просто поэт по ходу захотел поделиться с Кузиным своими, пусть запоздалыми, но зато новыми размышлениями на тему прошедших ереванских разговоров. Такая своеобразная беседа с другом вне пространства и времени еще раз доказывает тот факт, что Мандельштам никогда не «придумывал» своих произведений, а писал о том, что занимало на тот момент его мысли и чувства.Проблема в том, советские критики этого не поняли. После выхода в «Звезде» предполагалось издание «Путешествия» отдельной книгой в Издательстве писателей в Ленинграде. Но печатанье книги было приостановлено из-за появления негативных откликов на журнальную публикацию. В них Мандельштама упрекали в том, что он не описал действительной цветущей и строящейся Армении, не показал становление ее как молодой социалистической страны.Однако, критики и рецензенты глубоко ошибались. «Страна субботняя» - Армения тонкими и точными штрихами выведена Мандельштамом в «Путешествии» - с большой любовью и тоской. Приезд сюда нисколько не разочаровал поэта, наоборот, он проникся особенностью ее обычаев и традиций, восхитился простатою ее дружественного и общительного народа: «Нет ничего более поучительного и радостного, чем погружение себя в общество людей совершенно иной расы, которую уважаешь, которой сочувствуешь, которой вчуже гордишься. Жизненное наполнение армян, их грубая ласковость, их благородная трудовая кость, их неизъяснимое отвращение ко всякой метафизике и прекрасная фамильярность с миром реальных вещей - все это говорило мне: ты бодрствуешь, не бойся своего времени, не лукавь». Поэта абсолютно не интересовало, как строится и укрепляется социализм в Армении, он хотел в реальности увидеть библейскую страну, «пощупать глазами» ее дома из «апельсинового камня», высокие горы со снежными шапками, «близорукое» древнее небо, узнать поближе людей, «которые гремят ключами языка даже тогда, когда не отпирают никаких сокровищ»: «Это было живое любопытство к маленькой стране, форпосту христианства на Востоке, устоявшей в течение веков против натиска магометанства. Быть может, в эпоху кризиса христианского сознания у нас Армения привлекла Осипа Мандельштама этой своей стойкостью». Возможно даже, что именно этой стойкости и мужеству хотел поучиться у армян поэт, чтобы потом выдержать и перенести все удары будущего.Армянская тема в «Путешествии» - ведущая. Она начинается с описания озера Севан и кончается картинами склона Арагаца, то есть можно сказать, что, несмотря на существенные отступления, автор все же не вышел из тематических рамок своего произведения. Мандельштам вводит читателя в материал сразу, без какого-либо введения и экспозиции. Г. Кубатьян, автор статьи «Солнечные часы поэзии», отмечает некую незавершенность «Путешествия в Армению», так как «слова здесь кончаются прежде мыслей». Причина такой сюжетной неоконченности, скорее всего, в том, что Мандельштам уехал из Армении в надежде вскоре вновь вернуться туда. Армения, по словам Надежды Яковлевны, полностью вытеснила Крым, и в стихах следующего московского периода он продолжал постоянно писать о своей тяге в Армению.«Встреча с Арменией - среди лучшего, среди самого светлого, что случилось в трагедии жизни Осипа Мандельштама. В свою очередь, стихи и проза, рожденные этой встречей - в пору зрелости духа и мастерства несравненного, истинно замечательного поэта, - среди лучшего, а вернее, во главе лучшего, что сказалось об Армении, в связи с Арменией в незамороженных, человечно-горячих, вольноречивых страницах русской литературы».Итак, пожалуй это все, что стоит сказать о «Путешествии в Армению» в рамках нашей работы. Мы все же определим его как художественно-публицистический очерк, ибо Мандельштам здесь со всей душевной искренностью открыл читателю прекрасную Армению, не географическую и историческую, а свою, мандельштамовскую, но так сильно похожую на реальную Армению; поэтому эти «странные путевые заметки» остаются актуальными до сих пор.ВЫВОД ПО ГЛАВЕ 11. Таким образом, говоря об общей композиции «Шума времени», нужно заметить то, что Мандельштам формулирует для себя такое описание как «нарастания шума времени», а на самом деле является скорее «поиском музыки в нарастающем шуме времени». И революция у Мандельштама представляется скорее не в виде шума, сколько наоборот, в виде гармонии. Шумом видится все то рутинное, что окружает революцию.2. О. Мандельштам в «Египетской марке», в полной мере выражает мироощущения человека его эпохи. Фрагментарность текста, символизирующая распад привычного времени и мира, сама по себе не способна передать те внутренние связи, которые всё ещё скрепляют сознание человека – идеи культуры, семьи, прошлого, отраженного в настоящем. Такую возможность даёт художнику орнаментальная проза, в которой разные грани явления сосуществуют вместе, сплетаясь друг с другом в пучки мотивов и поддерживая целостность художественного мира.3. Мандельштам, со всей душевной искренностью, открыл читателю прекрасную Армению, не географическую и историческую, а свою, мандельштамовскую, но так сильно похожую на реальную Армению; поэтому эти «странные путевые заметки» остаются актуальными до сих пор.ГЛАВА 2. РОССИЯ XX В.В. В ПОЭЗИИ И ПРОЗЕ О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА 2.1. Образ века в стихотворении О.Э. Мандельштама «Век»Век мой, зверь мой... О. Мандельштам Осип Мандельштам по праву занимает особое место в литературе XX века - среди таких великих имен, как Маяковский, Есенин, Ахматова, Цветаева, Пастернак. Поэт всегда был честен и открыт перед собой и своим временем, и хотя на его долю выпало немало испытаний, стремился к свободному и откровенному выражению своих мыслей, без страха и сомнения шел навстречу нелегкой судьбе. И поэтому даже в тяжелейшие для себя и страны годы он не мог не очутиться на самом высоком гребне исторического прозрения и самопостижения. Чуткое сердце и раскрепощенный ум давали ему возможность заглядывать в будущее и трезво оценивать настоящее. Образ жестокого и кровавого времени, взрастившего в то же время целую плеяду замечательных поэтов и писателей и явившегося «колыбелью новой жизни», предстает перед нами в стихотворении О. Мандельштама «Век», написанного в 1923 году. Кровь - строительница хлещет Горлом из земных вещей, Захребетник лишь трепещет На пороге новых дней. Мандельштам принял революцию в надежде, что она принесет народу истинную свободу и, следовательно, - счастье. Революция принесла боль, кровь, голод, разруху потому что началась не с построения нового, а с разрушения старого. Но в тяжелое для страны время Мандельштам не покидает родину в поиске более спокойной жизни, а готов разделить с ней и горе, и радость. «Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки, И своею кровью склеит Двух столетий позвонки?» Век представляется поэту зверем, потому что для этого времени были характерны надчеловечность, стихийность, неуправляемость событий, сумевшие сломать хребет налаженного бытия, но неспособные самостоятельно взрастить новое существо. Мандельштам видит глубокие корни разыгравшейся трагедии и готов чувствительным инструментом своего искусства помочь взбаламученному и разъяренному веку вновь обрести гармонию и лад, чтобы укрепить изуродованный и окровавленный хребет времени «флейтой-позвоночником»: «Чтобы вырвать век из плена, Чтобы новый мир начать, Узловатых дней колена Нужно флейтою связать». Но для построения нового нужно время, а его катастрофически не хватает, так же как не хватает для залечивания ран целой страны усилий одного поэта: «льется, льется безразличье на смертельный твой ушиб». И все же, несмотря на тяжелые события, свидетелем которых стал и Мандельштам, жизнь продолжается, идет своим чередом. Человек - лишь песчинка в океане мироздания, и она способна не только на разрушения, но и на созидание - в это нужно верить и к этому стремиться. А иначе жизнь пройдет мимо, оставив людей в одиночестве со своими бедами, проблемами и болью. «И еще набухнут почки,Брызнет зелени побег,Но разбит твой позвоночник,Мой прекрасный жалкий век!И с бессмысленной улыбкойВспять глядишь, жесток и слаб,Словно зверь, когда-то гибкий,На следы своих же лап».Мой век… Это сочетание слов вызывает различные ассоциации, но, в большинстве своем, это что-то обязательно хорошее. Но, познакомившись со стихотворением Мандельштама «Век», осознаешь, что у каждого человека свое представление о жизни. В этом стихотворении Мандельштам осмысливает время, свою эпоху. Век Мандельштама представлен в виде страшного зверя, у которого все позвонки взаимосвязаны, но малейшее изменение может повлиять на исторический ход событий. «Волна» - это революция, которая в корне может поменять политические и социальные устои общества и государства. А удар приходится в самое уязвимое и больное место, в «темя», то есть революция готова разрушить старый уклад жизни. Но, по мысли Мандельштама: «Чтобы вырвать век из плена, Чтобы новый мир начать…»Нужно использовать творческий потенциал, то есть жизнь связана с творчеством, которое может управлять временем.Но в третьей строфе автор утверждает, что «век волну колышет человеческой тоской». Получается, что время «диктует» мировоззрение человеку. В четвертой строфе появляется какая-то надежда, так как «еще набухнут почки», но опять противоречие - век получает «смертельный ушиб». И все надежды, желания растворяются во времени, в таком беспощадном времени, диктующем человеку его жизнь.Итак, жизнь - это то, что дано человеку. Пусть даже если жизнь для кого-то - это разочарование, боль, страдание, то ничего нет приятнее того, чтобы это прочувствовать и пережить. Но, прочитав стихотворение Мандельштама «Век», становится непонятно назначение человека, не хочется верить, что век, а не человек, диктует мнение.2.2. Специфика изображения современной реальности в стихотворениях «Сумерки свободы», «Старый Крым», «Мы живем, под собою не чуя страны»Читатель может подумать, что Мандельштам во все времена писал только о любви либо о древности. Это не так. А.Ахматова пишет: «Революцию Мандельштам встретил вполне сложившимся и уже, хотя и в узком кругу, известным поэтом. Мандельштам одним из первых стал писать стихи на гражданские темы.