Критика психоанализа в работе "Капитализм и шизофрения"

Объектом критики Ж. Делеза и Ф. Гваттари в классическом психоанализе возникает понятие Эдипа, что было догмой и знаменем этого направления, поскольку олицетворяло родственное созвездие в одном человеке. Перед психоаналитиком возникает спешная задача – объединение целиком нормальных, положительных комплексов с теми, которые можно охарактеризовать как извращенные и отрицательные, отсюда такие образы Эдипа, что ими оперирует психоанализ: 1) Эдип отсерийный, с которым связаны влечения, аффекты, соблазны и прельщения как целиком нормальные (положительные), так и извращенные (отрицательные); 2) Эдип отгрупповой, необходимый для объединения тех линий родственности, которые существуют между предками и потомками; 3) Эдип отструктурный, «который не исчерпывается треугольником, но порождает всячески ...

СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
Глава 1. Теоретические основы психоанализа З. Фрейда 4
1.1. Основные положения теории личности и психоанализа З. Фрейда 4
1.2. Критика психоанализа З. Фрейда 7
Глава 2. Критика психоанализа в работе «Капитализм и шизофрения» 10
Заключение 22
Список использованной литературы 24

Довольно продолжительное время представители интеллектуальной массы Западной Европы и США интересовались учением З. Фрейда и его последователей, стараясь превратить психоанализ в панацею, способную помочь вылечить любую болезнь не только отдельного человека, а и общества в целом. Тем не менее, во второй половине ХХ в. отношения к психоанализу испытает кардинальных изменений благодаря деятельности французских мыслителей Ж. Делеза и Ф. Гваттари, которые в своей работе «Анти-Едип: Капитализм и шизофрения» объявили психоанализ (вместе с политической экономией) средствами духовного подавления человека и человечества. Материалистическая психиатрия (шизоанализ) – философский проект, разработанный Ж. Делёзом и Ф. Гваттари, который определяет теоретическую базу для исследования широкого спектра про блем, относящихся как к сфере философии сознания, так и философской антропологии, философии экологии, политологии, политэкономии, психоанализа, культурологии, этики

Впервые в литературе о психоанализе А. Гугнин высказывает чрезвычайно интересную мысль о значении самоанализа З. Фрейда для построения его теории. Сам З. Фрейд выстраивает генеалогическую схему психоанализа следующим образом: «Я начинал с наблюдений над самим собой, затем над другими и, в конце концов осмелился перенести мои наблюдения на все человечество в целом» [3, с. 152]. А. Гугнин полагает, что ценность психоанализа и сегодня еще покоится на беспримерной остроте и глубине самонаблюдения.Глава 2. Критика психоанализа в работе «Капитализм и шизофрения»Объектом критики Ж. Делеза и Ф. Гваттари в классическом психоанализе возникает понятие Эдипа, что было догмой и знаменем этого направления, поскольку олицетворяло родственное созвездие в одном человеке. Перед психоаналитиком возникает спешная задача – объединение целиком нормальных, положительных комплексов с теми, которые можно охарактеризовать как извращенные и отрицательные, отсюда такие образы Эдипа, что ими оперирует психоанализ: 1) Эдип отсерийный, с которым связаны влечения, аффекты, соблазны и прельщения как целиком нормальные (положительные), так и извращенные (отрицательные); 2) Эдип отгрупповой, необходимый для объединения тех линий родственности, которые существуют между предками и потомками; 3) Эдип отструктурный, «который не исчерпывается треугольником, но порождает всячески возможные триангуляции, осуществляя распределение желания, его объекта и закона в заданном пространстве» [1, c. 67]. Сущность критики заключается в том, чтобы установить, существует ли соответствие между Эдипом и производством желания, собственно машинами желания, учитывая то, что их нельзя редуцировать ни к структурам, ни к персоналиям на манер «отец-мать-я», которые конструируют реальность-в-себе, как указывают авторы шизоанализа, – «реальность «по ту сторону», или «по-под» символическим и, в той же мере, «под» мысленным», т.е. определить, существует ли корреляция между машинами желания и эдиповскими структурами. Психоанализ, который основывается на Эдиповом комплексе, всегда связан с прошлым, а «идти вперед, цепляясь за прошлое, все одно, что тянуть за собой кандалы каторжника» [1, c. 335]; шизоанализ, наоборот, нуждается в малости истинных взаимоотношений с внешним миром, «малость реальной реальности». Довольно уже, – призывают Ж. Делез и Ф. Гваттари, – эдипизировать социальное поле, наступает время шизофренизировать поле несознательного, разорвав тем самым сети эдипизации, что сковали общественно-историческое поле, высвободить производство желания как единую движущую силу развития. Несознательное в одинаковой степени является структурированным и личностным, так как оно – не мысленное и не символическое, но возникает как реальность-в-себе, «невозможная реальность» и ее производство. Ж. Делез и Ф. Гваттари неоднократно подчеркивают, что именно З. Фрейд первым установил, что «в глубинах несознательного гудят машины желания», и это открытие оказалось в двух аспектах: 1) установление наличия непосредственной конфронтации между производством желания и общественным производством, которое является идентичным по природе и отличным по режиму; 2) установление наличия репрессии, которая распространяется социальной машиной на машины желания, а в основе этой репрессии лежит отношение вытеснения. Возникает дикарский мир неудержимого желания, такой себе первичный хаос, а чтобы превратить его в классический упорядоченный космос З. Фрейд «создает» Эдипа и хаос гармонизируется в духе и наподобие греческой трагедии. «Большим открытием психоанализа было открытие производства желания, производства несознательного. Тем не менее, с приходом Эдипа это открытие довольно быстро растворяется в новом идеализме; на месте фабрики несознательного сведен античный театр, производство единиц несознательного преобразовано на театральный спектакль, а производительность несознательного – на сугубо выразительную способность (миф, трагедия, выдумка)» [1, c. 44]. Производство желания и общественное производство всегда существуют в состоянии конфронтации, хотя они идентичны по природе, но отличны по режиму. Вместе с тем, машина желания ощущает на себе репрессии со стороны социальной машины. Благодаря утверждению суверенного Эдипа картина изменяется: все цепочки несознательного, которые раньше имели вид свободных ассоциаций, оказываются двояко однозначными, линеарными, образованными от деспотического определительного. «Все производство желания сплющивается, подчиняется требованиям репрезентации, мракобесным играм представителя и репрезентованого в репрезентации» [1, c. 71]. Если раньше несознательное было продуктивным и имело способность к воспроизведению желания, то при доминировании Эдипа оно становится способным лишь к самовыражению (миф, трагедия, сновидение). Мир неудержимого дикарского производства желания упорядочивается, как в античной трагедии, а несознательное попадает под «домашний арест», поскольку оно оказывается полностью запертым в родственном треугольнике. Естественная вещь, психоанализ не в возможности полно игнорировать производство желания, которое по своей природе остается не-эдиповским, но осуществляется исключительно в эдиповской системе координат. Единственное место, где могут функционировать машины желания, – подальше от кабинета психоаналитика, за кулисами эдиповского театра. Эдип присваивает себе производство желания, а психоаналитик «превращается в вешалку для Эдиповой одежды, незаурядное действующее лицо антипроизводства в околице желания» [1, c. 72]. Продуктивное несознательное уступает место такому несознательному, какое способно самовыражаться лишь в мифах, сновидениях, трагедии, мечтании.Несознательноеневротизируется и целиком замыкается в пределах единого треугольника, из завода или мастерских превращается в театр, сцену, спектакль, где властвует классический порядок репрезентации. Машины желания при этом никуда не исчезают, но место их в классическомуэдиповом театре – за кулисами. Общественное отношение и метафизические отношения существуют «по ту» или «по иную сторону», т.е. как такие, что не могут непосредственно инвестироваться желаниями. Все потоки машин желания, которые есть всегда продуктивными и положительными, проектируются в одну и ту же мифическую точку деспотического определительного. Субъект всегда подчинен тираническому целостному объекту, возникает как частичный объект, который существует на теле без органов и вместе с поездом образовывает машину желания и вступает в отношение коннекции, дизъюнкции и конъюнкции с другими частичными объектами. Психоанализ описывает желание, которое истолковывается как производство, соответственно, желание при этом превращается в идеалистическое построение, которое определяет его, прежде всего как необходимость, потребность в реальном, утраченном объекте. Ведь, потребляя продукт производства желания, мы его приобретаем, тем самым теряя объект желания. Желание имеет внешнюю способность продуцировать объект (с помощью внешних причин и механизмов), а также – внутреннюю, которая заключается в том, что желание порождает свой объект в виде чего-то нереального (галлюцинации, фантазмы), а причину этого нереального усматривает в самом желании. Поэтому понятно, что реальность объекта как продукта желания – это сугубо психическая реальность. Все это дает Ж. Делезу и Ф. Гваттари основания утверждать, что в психоанализе описывается такое производство желания, которое продуцирует фантастические объекты. Именно поэтому и происходит замена фабрики, удивительного завода, природы и производства на никчемный интимный театр, главным режиссером которого назначается «хромой деспот Эдип», а психоаналитик становится постановщиком в этом театре, вместо того, чтобы быть инженером или механиком, заниматься отладкой производства, опекаться носителями производственных отношений и отношений антипроизводства. Ж. Делез и Ф. Гваттари указывают, что психоанализ порождает фундаментальную иллюзию, которая побуждает нас верить, что реальное производство желания подвластное суду вышестоящих инстанций, которые интегрируют его, подчиняясь трансцендентальным законам и принуждая служить производству высшего социального и культурного уровней. Авторы «Анти-Эдипа» апеллируют к И. Канту, который, стремясь различить законное и незаконное применение синтезов сознания, предложил имманентные критерии познания, таким образом, разоблачая трансцендентальное применение синтезов в том виде, в котором они возникли в метафизике. По аналогии, французские мыслители утверждают, что и шизоанализ должен осуществить революцию (подобную критической революции И. Канта) для изобличения метафизики психоанализа. Это должна быть материалистическая революция, направленная на опровержение эдиповской практики, так как лишь разоблачая незаконное применение синтезов несознательного (характерное для эдипизованого психоанализа), можно возобновить в правах трансцендентное несознательное, которое надо определить как имманентность критериев. Дизъюнктивный синтез регистрации приводит к результату, что и синтез коннективный, поскольку также допускает двойное использование: или имманентное, или трансцендентальное. Однако и в дизъюнктивном синтезе психоанализ опирается на трансцендентальное применение, которое вводит исключение и ограничение в дизъюнктивную сеть. Эдип порождает дифференциации, которые он упорядочивает, и недифференцированность, т. е. допускает желание к триангуляции, и запрещает удовлетворение желания в сроках триангуляции, т.к. принуждает желание избирать своим объектом родителей как дифференцированные персоналии и, под угрозой недифференцированности, запрещает «Я» удовлетворять свое желание при участии этих персоналий. Родственная триангуляция выражает именно те минимальные условия, за которые «Я» дифференцированно одновременно по координатам поколения, пола и общественного состояния. Эдип одновременно порождает как дифференциации, которые он упорядочивает, так и недифференцированность. Именно через нее к триангуляции попадается желание, и именно она запрещает удовлетворять желание в сроках триангуляции «Эдип – это лабиринт; выйти из него можно, лишь войдя туда (или принудив войти кого-то другого). Эдип как проблема или как решение – это два конца лигатуры, которая замедляет и останавливает любое производство желания. Это закручивание гаек, лишь бы с того времени производство было уже не в возможности выдавать что-нибудь, кроме шума. Несознательное сплющено, поставлено в ситуацию выбора, который не является его собственным выбором. Все выходы закупорены: упразднено любое возможное применение неограничительных делений» [1, c. 96]. Еще одним недостатком психоанализа Ж. Делез и Ф. Гваттари считают так называемый «двоякий (двойственный) связь» (doublebind), когда эксклюзивная дизъюнкция (альтернатива) определяется по определенному принципу, построенному на основании как минимум двух членов или двух подмножеств, и сам приходит к альтернативе. В таком понимании Эдип подается как серия, которая пробегает между невротической идентификацией и нормальной интериоризацией. Единый способ избежать doublebind – обращение к телу без органов. Тело без органов в своем идеальном измерении стерильное, бесплодное, непригодное к производству и потреблению. Над ним доминируют два влечения, хорошо знакомые нам еще с психоанализа З. Фрейда, – Танатос и Эрос. Влечение к смерти дает возможность телу без органов возвратиться в своеобразное состояние «нирваны», т.е. стать бесплодным, остановить двигатель, который приводит к производству, а желание жизни, наоборот, «надышит» те жизненные органы, которые «нацепились» на тело без органов. Следствие борьбы двух влечений в том, что машины желания всегда работают лишь в поврежденном состоянии, т.к. одновременно стремятся и к саморазрушению, и к самосохранению. Диалектика отношений машин желания и тела без органов имеет три этапа, которые определяются доминированием в их отношениях сначала антипатии (отталкивания), потом – тяготения, а в конце – примирения. Телу без органов чрезвычайно комфортно в его первичном состоянии, оно щеголяет своей гладенькой, непроницательнойповерхностью, ему совсем не нужны стоны и вскрики докучливых органов, оно, горемычное, страдает от машин желания, которые насилуют его. Следствие – возникновение параноидальной машины, способной лишь сопротивляться. Прейдя в себя, тело без органов не остается в долгу и коварно завладевает производством желания, но для этого ему надо из параноидальной машины, которая могла лишь с ужасом и отвращением отталкивать безобразные органы-машины, превратиться в чудесную машину, которая совершенно владеет искусством прельщения, а поскольку добродетель уже утрачена, органы уже нацеплены и снять их невозможно, то почему бы не позабавиться ими, утешаясь за поругание. Радуясь такой местью, тело без органов превращается в поверхность регистрации, которая постепенно овладевает не только продуктивными силами, а и собственно органами производства, превращаясь для них в квазипричину. Несмотря на это, тяготение и отталкивание находятся в состоянии постоянной конфронтации, их примирение возможно лишь с возникновением третьего типа механизма, который образовывает новое соединение тела без органов и машин желания – «машины целибата». Лишь эта машина способна осуществлять «настоящее потребление – удовлетворение, которое можно охарактеризовать как автоэротическое, точнее автоматическое, что освящает торжество нового союза, нового рождения, экстаз, будто эта машина высвобождает новые, неограниченные возможности» [1, c. 39]. Тяготение и отталкивание, присущие параноидальной и чудесной машинам, вызывают состояние нервного напряжения, благодаря которому тело без органов возбуждается, на нем появляются полосы интенсивности, потенциалы, пороги и шкалы, и, казалось бы, вот он – основа для Эдипа. И нет, авторы «Анти-Эдипа» объясняют суть этого жизненного движения двумя способами, и ни в одном из них и предположения нет о эдипе. «Способ первый (короткий путь): дизъюнктивные узлы на теле без органов образовывают концентрические круги вокруг машин желания; таким образом, субъект – остаточный продукт процесса производства машин желания, дополнительная деталь машины – курсирует кругами от одного до следующего. Центральное место, которое занимает машина, ему не присуще, оно всегда находится на периферии, неопределенное, эксцентричное, что вытекает из состояний, которые он огибает. Описываемые кривые свидетельствуют о том, что семейство здесь ни к чему. Второй способ, более сложный, можно подать следующим образом: благодаря параноидальной и чудесной машинам соотношения между тяготением и отталкиванием на теле без органов вызывают в безбрачной машине ряд положительных состояний;порождаемых каждым из таких состояний, субъект снова рождается в следующий, определяющий для него на тот момент, потребляет все те состояния, которые предопределяют его перерождение (т.е. состояние, которое переживает субъект, есть первичным относительно самого субъекта переживания)» [1, c. 41]. Следствием безбрачной машины есть субъект, который постоянно кочует поверхностью тела без органов, который не имеет ни фиксированной идентичности, ни персональности. Функция его состоит в порождении и потреблении деятельности, в обеспечении становления и реализации производства желания, его вечного возвращения. Перед нами неожиданно появляется вариация идеи вечного возврата, ведь «субъект проходит всю окрестность того круга, где «Я» предает центр, оставляет его. В центре же находится машина желания, безбрачная машина вечного возврата» [1, c. 42]. Благодаря соотношению интенсивностей субъект проникает к телу без органов, где он осуществляет определенные становления, падение и подъемы, миграции и передвижение.