Трагедия семьи Анны Карениной

Читатели романа сразу разделились на две “партии” – “защитников” и “судей” Анны. Сторонники женской эмансипации ни минуты не сомневались в правоте Анны и были не довольны трагическим концом романа. “Толстой очень жестоко поступил с Анной, заставив ее умереть под вагоном, не могла же она всю жизнь сидеть с этой кислятиной Алексеем Александровичем”, - говорили некоторые девушки-курсистки.
Ретивые поборники “свободы чувства” считали уход Анны от мужа и сына делом столь простым и легким, что прямо-таки недоумевали: почему мучается Анна, что ее гнетет? Читатели близки к лагерю революционеров-народников. Упрекали Анна не за то, что она ушла от ненавистного мужа, разрушив “паутину лжи и обмана” (в этом она безусловно права), а за то, что она целиком поглощена борьбой за личное счастье в то время ...

1. Введение 2
2. Образ Анны Карениной 9
3. Проблемы брака и семьи в романе Анна Каренина 13
4. Несчастье семьи Анны Карениной 19
Список использованной литературы 48

Роман «Анна Каренина» создавался в период 1873-1877 годов. С течением времени замысел претерпевал большие изменения. Менялся план романа, расширялись и усложнялись его сюжет и композиции, менялись герои и самые имена их. Анна Каренина, какой ее знают миллионы читателей, мало похожа на ее предшественницу из первоначальных редакций. От редакции к редакции Толстой духовно обогащал свою героиню и нравственно возвышал ее, делал ее все более привлекательной. Образы же ее мужа и Вронского (в первых вариантах он носил другую фамилию) изменялись в обратном направлении, т. е. духовный и нравственный уровень их снижался.
Но при всех изменениях, внесенных Толстым в образ Анны Карениной, и в окончательном тексте Анна Каренина остается, по терминологии Толстого, одновременно и «потерявшей себя», и «неви новатой» женщиной. Она отступила от своих священных обязанностей матери и жены, но у нее другого выхода не было. Поведение своей героини Толстой оправдывает, но в то же время трагическая судьба ее оказывается неизбежной.
“Анна Каренина” - одна из самых дорогих, любимых книг читателей всего мира. Мы попытаемся проследить за судьбой романа – середины 70-х годов, когда роман начал печататься на страницах журнала “Русский вестник”, и до наших дней, рассказать о том, чем притягивает он все новые и новые поколения читателей, как в разных исторических условиях менялись его восприятие и оценка.
“Анна Каренина” принадлежит к тем редким созданиям мировой литературы, которые с наслаждением читают все – люди, стоящие на разных уровнях культуры и образования.
Роман как бы подтверждает мысль Толстого о том, что в подлинно великих творениях искусства “прелесть картины, звуков, образов заражает всякого человека, на какой бы он ни находился степени развития”.
“Анна Каренина” читается легко потому, что автор “вводит в действие сразу”, с первых строк “схватывает и не отпускает” читателя, покоряя абсолютной художественной достоверностью, физической ощутимостью и драматизмом повествования, заставляя напряженно следить за тем, как разрешиться драма Облонских, как сложиться отношения между Анной и Вронским, Левиным и Кити…
Читать “Анну Каренину” – высокая художественная радость, потому что мы как того и хотел Толстой, “сливаемся чувствами с героями”, “начинаем жить жизнью описываемых лиц”, волноваться и страдать вместе с ними.
С особой силой захватывает читателей драматическая история любви и гибели Анны Карениной, раскрытая, по справедливому замечанию Ф. М. Достоевского, “страшною глубиною и силою, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения”.
Роман читает и наслаждается чтением все.
В то же время мера понимания великой книги у разных читателей очень разные.
Читатели романа дышит воздухом эпохи, входит не только на балы и в светские салоны, но и в кабинеты министров, занятые “важными” государственными делами, встречает людей разных классов и слоев общества (в романе 50 персонажей – и каждый со своим лицом, своим неповторимым характером), слышит их споры по самым злободневным вопросам: о путях развития России, женской эмансипации, народном образовании…
Между тем роман Толстого – это художественный итог многолетних размышлений писателя над жизнью своего буржуазно-дворянского общества. Он был создан в тот знаменательный период (с 1873 по 1877 г.), когда писатель уже приходил к выводу о бессмысленности и аморальности жизни “верхних десяти тысяч”, уже стоял на пороге разрыва со своим классом.
В ходе создания романа писатель все шире и беспощаднее рисовал панораму ложной “искусственной” жизни “богатых и ученых”, столичных и поместных дворян, важных государственных сановников, занятых пустым “бумажным” делом, столичных военных, купцов, адвокатов, буржуазных ученых.
Не случайно в процессе создания Толстой резко “снизил” образы важного государственного деятеля Каренина и флигель-адъютанта Вронского, показав бессмысленность их занятий, ложность моральных принципов.
С другой стороны от варианта к варианту в романе ярче утверждался идеал “трудовой, чистой и общей прелестной жизни” народа.
Не случайно в персонажах “Анны Каренина” – в переживаниях Анны – жены, матери, страстно любящей женщины, в думах и в чувствах Левина у колыбели новорожденного сына и у ложа умирающего брата, в характерах других героев – люди разных стран мира узнают себя.
И в этой радости узнавания – одна из главных привлекательных сторон чтения Толстого.
Герои “Анны Каренины” для каждого из нас – живые, знакомые люди. В тоже время созданные Толстым характеры настолько сложные, многогранны и изменчивы, что их оценка вызывает постоянные споры, противоречивые суждения. Нередко привлеченные одними словами и поступками героев, читателя и критики не замечают других и упрощают толстовские образы.
Вряд ли стоит доказывать, что до конца понять и объяснить сложный образ Анны и других героев романа можно лишь вдумчиво анализируя все их поступки, мысли и чувства…
В “Анне Карениной” Толстой уже “…с великой наглядностью разоблачал внутреннюю ложь всех тех учреждений, при помощи которых держится современное общество, церковь, суд, милитаризм, “законный” брак, буржуазную науку” и в тоже время силой и свежестью, присуще гениальным художникам, ставил вопросы, которые всегда будут волновать человечество: о любви, ее месте в жизни, семье подлинной и мнимой, вине и нравственной ответственности, тонких и сложных отношениях между людьми о значении крестьянского труда и трудовой морали, связи человека с народом и природой как необходимым условиям полноценной гармоничной жизни; вел читателя к раздумьями над самыми трудными вечными проблемами бытия: в чем смысл и цель человеческой жизни перед лицом смерти?
Это лишь малая часть мысли и чувств, которые возникают и постоянно будут возникать у читателей великой книги.
Роман “Анна Каренина” начал печататься в журнале “Русский вестник” с января 1875 года и сразу вызвал в обществе и русской критике бурю споров, противоположных мнений и отзывов от благоговейного восхищения до разочарования, недовольства и даже возмущения…
“Всякая глава “Анны Каренины” подымала все общество на дыбы, и не было конца толкам, восторгам и пересудам, как будто дело шло о вопросе, каждому лично близком”, - писала двоюродная тетка Льва Толстого фрейлина Александра Андреевна Толстая.
“Роман ваш занимает всех и читается невообразимо. Успех действительно невероятный, сумасшедший. Так читали Пушкина и Гоголя, набрасываясь на каждую их страницу и пренебрегая все, что писано другими”, - сообщал Толстому его друг и редактор Н. Н. Страхов после выхода из печати 6-ой части “Анны Каренины”.
Книжки “Русского вестника” с очередными главами “Анны Каренины” добывались в библиотеках чуть ли не с боям.
Даже известным писателям и критикам достать книжки, журналы было не просто.
“От воскресения до сегодня наслаждался чтением “Анны Карениной”, - пишет Толстому друг его молодости, прославленный герой севастопольской кампании С. С. Урусов.
“А “Анна Каренина” – блаженство. Я плачу – я обыкновенно никогда не плачу, но тут не могу выдержать!” - эти слова принадлежат известному переводчику и издателю Н. В. Гербелю.
Об огромном успехе романа среди широких кругов читателей рассказывают не только друзья и почитатели Толстого, но и те литераторы демократического лагеря, которые не приняли и резко критиковала роман.
“Анна Каренина” имела большой успех в публике. Ее все читали и зачитывались ею – писал непримиримый враг нового романа критик-демократ М. А. Антонович.
“Русское общество прочитало со страстной жадностью, что называется взасос роман “Анна Каренину”, - подытоживал свои впечатления историк и общественный деятель А. С. Пругавин.
Важнейшая отличительная черта подлинного искусства, любил повторять Лев Толстой, его способность “заражать чувствами” других людей, заставлять их “смеяться и плакать, любить жизнь. Если бы “Анна Каренина” не обладала этой магической силой, если бы автор не умел потрясти души рядовых читателей, заставить сопереживать его героя, не было бы и пути романа в грядущие столетия, не было бы и вечно живого интереса к нему читателей и критиков всех стран мира. Вот почему так дороги эти первые наивные отзывы.
Постепенно отзывы становятся подробнее. В них больше раздумий, наблюдений.
С самого начала глубиной и тонкостью отличились оценки романа поэтом и другом писателя А.А. Фетом. Уже в марте 1876 года более чем за год до завершения “Анны Карениной” он писал автору: “А небось чуют они все, что этот роман есть строгий неподкупный суд всему нашему строю жизни. От мужика и до говядины-принца!”
Фет А.А. верно почувствовал новаторство Толстого-реалиста. “Но какая художническая дерзость – в описаниях родов, - заметил он автору в апреле 1877 года, – ведь этого никто от сотворения мира не делал и не сделает.
Уже в годы печатанья “Анны Каренины” на страницах журнала. Русские ученые разных специальностей отметили научную ценность многих наблюдений писатель. “Психолог Троицкий говорил, что по вашему роману проверяют психологические законы. Даже передовые педагоги находят, что в изображении Сережи заключаются важные указания для теории воспитании и обучении”, - сообщал автору Н. Н. Страхов.
Роман еще не был опубликован полностью, когда герои его шагнули из книги в жизнь. Современники то и дело вспоминали Анну и Кити, Стиву и Левина, как своих давних знакомых, обращались к героям Толстого, чтобы ярче обрисовать реальных людей, объяснить и передать собственные переживания.
Для многих читателей Анна Аркадьевна Каренина стала воплощением женской прелести и обаяния. Неудивительно, что, желая подчеркнуть привлекательность той или иной женщины, ее сравнивали с героиней Толстого.
Многие дамы, не смущаясь судьбой героиней, страстно желали на нее походить.
Успех “Анны Карениной” в широких кругах читателей был огромным. Но в тоже время многие прогрессивные писатели, критики и читатели были разочарованны первыми частями романа.
Первые главы романа привели в восхищение А. А. Фета, Н. Н. Страхова, Н. С. Лескова – и разочаровали И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, В. В. Стасова, вызвали осуждение М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Взгляд на “Анну Каренину” как на роман пустой и бессодержательный разделяло часть молодых, прогрессивно настроенных читателей. Когда в марте 1876 года в газете “Новое время” ее редактор А. С. Суворин опубликовал положительную рецензию на роман, он получил сердитое письмо от гимназистов-восьмиклассников, возмущенных снисходительностью либерального журналиста к “пустому бессодержательному” роману Толстого.
Взрыв негодование вызвал новый роман у литератора и цензора николаевских времен А. В. Никитенко. По его мнению, главный порок “Анны Каренины” - “преимущественного изображения отрицательных сторон жизни”. В письме к П. А. Вяземскому старый цензор обвинял Толстого в том, в чем реакционная критика всегда обвиняла великих русских писателей: в огульном очернительстве, отсутствии идеалов, “смакования грязного и прошлого”.
Читатели и критики атаковали автора вопросами, просили подтвердить верность своего, чаще всего крайне узкого, ограниченного понимания романа.

Каренин, Лидия Ивановна и другие страшны не сами по себе, хотя они уже приготовили «комки грязи», чтобы бросить ими в Анну. Страшна была та сила инерции, которая не позволяла им остановиться, «сознать себя». Но в то же время они осуждали Анну с полным сознанием своего права на осуждение. Это право давали им прочные традиции «своего круга». «Гадко смотреть на все это», — говорит Анна.
Социально-исторический взгляд Толстого на трагедию Анны был проницательным и острым. Он видел, что его героиня не выдержит борьбы со своей средой, со всей лавиной обрушившихся на нее бедствий. Вот почему он хотел сделать ее «жалкой, но не виноватой».
Исключительным в судьбе Анны было не только нарушение закона «во имя борьбы за подлинно человеческое существование», но и сознание своей вины перед близкими ейлюдьми, перед самой собой, перед жизнью. Благодаря этому сознанию Анна становится героиней толстовского художественного мира с его высоким идеалом нравственного самосознания. 
Заканчивая «Войну и мир», книгу, полную исторического движения, борьбы и драматического напряжения, Толстой привел однажды старую французскую пословицу: «Les peuples heureux n'ont pas d'histoire» («Счастливые народы не имеют истории»)1. Теперь семейная история, — «то, что произошло после женитьбы»2, — под пером Толстого наполнялась борьбой, движением и драматической напряженностью.
Что касается счастья, то оно, как особое, исключительное состояние, «не имеет истории». А брак, семья, жизнь — это не только счастье, но и «мудренейшее дело на свете» или «труднейшее и важнейшее дело жизни» (т. 20, с. 51), у которого есть и своя история.
Уже приготовляя рукопись романа к печати, Толстой вписал „эпиграф к первой части: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Далее следовало начало первой главы: «Все спуталось и смешалось в доме Облонских». Затем он решительной чертой слил эпиграф о текстом и слегка изменил следующую фразу. Так возникли два кратчайших введения в роман — философское: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», — и событийное: «Все смешалось в доме Облонских».
«Анна Каренина» отделена от «Войны и мира» всего несколькими годами. Но если, по словам Н. К. Гудзия, «Война и мир» — это «апофеоз здоровой, полнозвучной жизни, ее земных радостей и земных чаяний», то в «Анне Карениной» «господствует настроение напряженной тревоги и глубокого внутреннего смятения»1.
Кажется, что в романе, в противовес идиллическому представлению о «семейном счастье», Толстой задался целью исследовать феноменологию семейного несчастья. В одном из черновых вариантов он писал: «Мы любим себе представлять несчастие чем-то сосредоточенным, фактом совершившимся, тогда как несчастие никогда не бывает событие, а несчастие есть жизнь, длинная жизнь несчастная, то есть такая жизнь, в которой осталась обстановка счастья, а счастье, смысл жизни — потеряны» (т. 20, с. 370).
Тень разлада скользит по всей книге Толстого. Она особенно заметна именно в узком, домашнем кругу и принимает различные формы в доме Каренина, в семействе Облонского, в имении Левина, но остается «тенью», которая разъединяет близких людей. «Мысль семейная» приобретала особенную остроту, становилась тревожным фактором времени.
Один из ранних набросков романа назывался «Два брака». Название впоследствии Толстой переменил, но тема двух браков осталась в романе. Это прежде всего семейные истории Анны Карениной и Левина. Кажется, что они построены по контрасту, что Левин как тип счастливого человека противопоставлен несчастному Каренину. Но это не совсем так. Семья Каренина разрушается, несмотря на все его усилия сохранить «обстановку счастья» в своем доме. Каренин был решительным сторонником «нерасторжимости брака». «В вопросе, поднятом в обществе о разводе, — говорится в одном из черновиков романа, — Алексей Александрович и официально и частно был против» (т. 20, с. 267). Но Каренин, «и официально и частно», терпит поражение. Толстой как будто сочувствует Каренину и считает его взгляд на семью верным, но, не погрешив против истины, рисует его беспомощным перед новыми веяниями времени и живой жизни. Ему не удается сохранить даже и видимость «обстановки счастья» в своем доме.
Левин тоже принадлежит к тем, кто считает брак нерасторжимым. Для него «обязанности к земле, к семье» составляют нечто целое. Но и он чувствует какую-то смутную тревогу, сознавая, что налаженный ход жизни нарушен.
В семейной истории Левина главная роль принадлежит Кити. Кити не то что понимает Левина, а прямо угадывает его мысли. Они были как бы предназначены друг для друга. Казалось бы, лучших условий для счастья при молодости и любви нельзя себе представить. Но у Кити есть одна черта, которая предвещает несчастье Левина. Она слишком себялюбива и свое себялюбие переносит на весь домашний уклад в Покровском. Чувства Левина, его внутренняя жизнь представляются ей принадлежащими лишь его совести, до которой ей нет дела. Она по-своему воспринимает и хранит форму счастья, не замечая того, что внутренней содержание, «смысл жизни» постепенно ускользает от нее. И так было до поры до времени. Отношения с женой стали усложняться по мере того, как Левина захватывала и увлекала идея опрощения, отказа от собственности и разрыва с дворянством и усадебным укладом, по мере того, как он вступает на путь, который он называл «жизнью по совести».
Если Каренин неудачлив в роли главы семьи, то Левину выпадает роль неудачника в «науке хозяйства». И как в семейном укладе он искал «опрощения», так в делах, касающихся хозяйства, приходит к мысли об «отречении»: «Это было отречение от своей старой жизни, от своих бесполезных знаний...» Залог и истоки возрождения семейного начала писатель искал в жизни патриархального крестьянства. Так, «мысль народная» в «Анне Карениной» вырастает из зерна «мысли семейной».
Мечта Левина об опрощении сливается с идеалом «трудовой и прелестной жизни». «Левин часто любовался на эту жизнь, — пишет Толстой, — часто испытывал чувство зависти к людям, живущим этою жизнью...»
Во время сенокоса его поразило отношение крестьянина Ивана Парменова к жене, которая «вскидывала навилину высоко на воз», а тот «поспешно, видимо, стараясь избавить ее от всякой минуты лишнего труда, подхватывал, широко раскрывая руки, подаваемую охапку и расправлял ее на возу». «В выражениях обоих лиц была видна сильная, молодая, недавно проснувшаяся любовь».
Любовь была счастливым открытием Левина, так же как печальным откровением Каренина было сознание того, что любви больше нет. Счастья нет и в новой, «незаконной семье» Вронского. Нет любви и в семействе Облонских. «Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских», — пишет Толстой.
В этом мире, утратившем «смысл любви», тревоги Левина были особенно значительными. Ему иногда кажется, что «от него зависит переменить ту столь тягостную праздную, искусственную и личную жизнь, которою он жил, на эту трудовую, чистую и общую прелестную жизнь», которую он впервые понял, глядя на Ивана Парменова во время сенокоса. Левин был уверен, что перемена эта зависит от него самого. Но жизнь распорядилась по-своему.
Внутренней основой развития сюжета в романе «Анна Каренина» является постепенное освобождение человека от сословных предрассудков, от путаницы понятий и «мучительной неправды» законов разъединения и вражды. Если жизненные искания Анны окончились катастрофой, то Левин через сомнение и отчаяние прокладывает свою определенную дорогу к народу, к добру и правде.
Он думает не об экономической или политической революции, а о революции духовной, которая, по его мнению, должна примирить интересы и создать «согласие и связь» между людьми вместо «вражды и несогласия».
«Надо только упорно идти к своей цели, и я добьюсь своего, - думал Левин, - и работать и трудиться есть из-за чего. Это дело не мое личное, а тут вопрос об общем благе. Все хозяйство, главное - положение всего народа, совершенно должно измениться. Вместо бедности - общее богатство, довольство; вместо вражды - согласие и связь интересов. Одним словом, революция, бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, потом губернии, России, всего мира. Потому что мысль справедливая не может не быть плодотворна».
«Теперь он, точно против воли, все глубже и глубже врезывался в землю, как плуг, так что уж не мог выбраться, не отворотив борозды», — пишет Толстой о Левине.
Трудно себе представить более глубокое и рельефное определение главной идеи романа, чем сопоставление исканий правды с извечным распахиванием почвы. Эта метафора — ядро социального, нравственного и художественного смысла «Анны Карениной». И, по контрасту, какой яркой и «мгновенной» была последняя метафора Анны, последнее ее «воплощение», осветившее всю ее быструю и несчастную жизнь: «И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла». 
Характеры и события в романе Толстого не укладываются в простые и однозначные определения. В разных обстоятельствах каждый из них раскрывается с новой и неожиданной стороны.
Каренин - это тип «высшего сановника». Человек медлительный, осторожный и методичный, он обо всем успел составить ясные и недвусмысленные суждения. В его действиях есть механическая, «заведенная» последовательность, граничащая с равнодушием и жестокостью. Но из этого не следует еще, что в Каренине нет человеческих чувств. Он готов простить Анну и прощает ее, когда она была при смерти, он протягивает руку примирения Вронскому, берет на себя заботу о дочери Анны.
И в характере Каренина есть своя психологическая динамика, столь характерная для героев Толстого. Не все сцены с Карениным даны в сатирическом освещении.
Вронский больше видит и чувствует, чем слышит и говорит. Так, во время свидания с Анной в саду казенной дачи Вреде он вдруг заметил, что «глаза ее со странною злобой смотрели на него из-под вуаля». Вронский любит «вести свои дела в порядке». Он хочет «учесться и уяснить свое положение, для того чтобы не запутаться» именно в то время, когда жизнь его совершенно запутывается.
Толстой строго выдерживал логику характеров, определяя возможные варианты разрешения конфликтов. А возможности неожиданных и резких поворотов сюжета возникали на каждом шагу.
У Левина есть свои искушения. Он готов был круто изменить жизнь. И тут перед ним возникали различные возможности, хотя у него не было еще готового ответа. «Иметь жену? Иметь работу необходимость работы? Оставить Покровское? Купить землю? Приписаться в общество? Жениться на крестьянке? Как же я сделаю это? — опять спрашивал он себя и не находил ответа».
Герои Толстого всегда идут неизведанными путями, но смысл толстовского психологического анализа заключается в выборе единственных решений из множества свободных вариантов. Единственно возможный путь оказывается и наиболее характерным. «Характер — это то, в чем обнаруживается направление воли», — говорил Аристотель1.
Так, Левин находит ответы на вопросы и «закон добра» в своей душе. Роман завершается картиной мощной весенней грозы, когда Левин вдруг увидел звездное небо над своей головой. При каждой вспышке молнии яркие звезды исчезали, а потом, «как будто брошенные какой-то меткой рукой, опять появлялись на тех же мостах». И Левин почувствовал, что «разрешение его сомнений... уже готово в его душе».
Дарья Александровна Облонская решила покинуть дом своего мужа. Такое решение вполне соответствовало ее настроению, но не характеру. В конце концов она предпочла худой мир доброй ссоре. Она не только осталась дома, но и простила Стиву. Долли называет его «отвратительным, жалким и милым мужем».
Но иногда ей кажется, что все могло быть иначе. «Я тогда должна была бросить мужа, — храбро рассуждает Долли, — и начать жизнь сначала. Я бы могла любить и быть любима по-настоящему. А теперь разве лучше?» Толстой любуется искренностью Долли, не преуменьшая тяжести ее подвига. Роман Анны — «бросить мужа... любить и быть любимой по-настоящему» — не для Долли.
Ее искушает мысль о разрыве — Анне является надежда на примирение. «Та не я. Теперь я настоящая, я вся», — говорит она в бреду. Но примирение Анны с Карениным так же невозможно, как невозможен разрыв Долли со Стивой.
Кити Щербацкая уверяла себя, что она любит Вронского, и даже занемогла, когда он оставил ее. Между тем Долли была всегда уверена, что сердце Кити принадлежит Левину, для которого история его отношения к Щербацкой и вся история женитьбы была «мудренейшим делом», где он сам своим умом ничего решить не мог. И Долли оказалась пророчицей их счастья.
Герои Толстого вовлечены в сложные отношения, где личные цели и страсти, «заслоняя фонарь» (а «фонарем» Толстой называл совесть человека), уводят их все дальше и дальше от настоящих целей жизни, пока они, наконец, не «опомнятся», как это сделал Левин.
Толстой изображал жизнь во всей сложности ее отношений. В его романе нет «злодеев», как нет «Добротворовых» — этим нарицательным именем он называл вымышленные односторонние характеры, отвергнутые русским романом. Его герои несвободны в своих делах и мнениях, потому что результаты их усилий осложнены противоборствующими стремлениями и не совпадают с первоначальными целями.
Так, он рисует Анну страдающей и искренней душой. Вот почему нельзя согласиться с теми критиками, которые называли писателя «прокурором» несчастной женщины, или, наоборот, — ее «адвокатом». В одном из писем он говорил, что Анна «оказалась дурного характера», что он «возится с ней» и что она «надоела ему». Он даже называет ее своей «воспитанницей». И заканчивает суждение о ней так: «Не говорите мне про нее дурного, или если хотите, то с ménagement (осторожностью), она все-таки усыновлена» (т. 62, с. 257). 
Толстой не любил метафор как украшений стиля, но внутреннее строение его романа метафорично по своей природе. В каждой части «Анны Карениной» есть свои «ключевые слова», которые повторяются много раз и указывают на закономерные переходы в лабиринте сложной композиции романа.
В первой части все обстоятельства складываются под знаком «путаницы». Левин получает отказ Кити. Вронский покидает Москву. Анна не может понять, «вперед едет вагон или назад». На перроне «метель и ветер рванулись ей навстречу». Из этой метели, которая «рвалась и свистела между колесами вагонов, по столбам из-за угла станции», выходит Вронский. И Левину так же, как его брату Николаю, хочется «уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей». Но уйти некуда.
Во второй части события разворачиваются стремительно и неотвратимо. Левин замкнулся в своем имении в одиночество. Кити скитается по курортным городкам Германии. Один только Вронский торжествует, когда сбылась его «обворожительная мечта счастия», и не замечает, что Анна говорит: «Все кончено». На скачках в Красном селе Вронский неожиданно для себя терпит «постыдное, непростительное» поражение.
Это была уже не «путаница», а нечто другое, о чем начал догадываться Каренин. «Он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, спокойно прошедший над пропастью по мосту и вдруг увидавший, что этот мост разобран и что там пучина. Пучина эта была — сама жизнь, мост — та искусственная жизнь, которую прожил Алексей Александрович».
Положение героев в третьей части характеризуется как «неопределенное». Анна остается в доме Каренина. Вронский служит в полку, Левин живет в Покровском. Они вынуждены принять решения, которые не совпадали с их желаниями. И жизнь оказалась опутанной «паутиной лжи». «Я знаю его! — говорит Анна о Каренине. — Я знаю, что он, как рыба в воде, плавает и наслаждается во лжи. Но нет, я не доставлю ему этого наслаждения, я разорву эту его паутину лжи, в которой он меня хочет опутать; пусть будет, что будет. Все лучше лжи и обмана!»
Избираемая Толстым метафора — «путаница», «пучина», «паутина лжи» — освещает и всех вместе его героев, и каждого из них в отдельности особенно резким светом. Так, в первой части романа луч направлен на Левина, во второй — на Анну, в третьей — на Каренина. Но закономерная связь переходов от одного состояния к другому нигде не нарушается.
В четвертой части романа между людьми, уже разделенными глухой враждой, устанавливаются отношения, разрушающие «паутину лжи», когда вдруг герои узнают друг в друге оскорбленных «ближних своих». Здесь рассказывается об отношениях Анны и Каренина, Каренина и Вронского, Левина и Кити, которые наконец встретились в Москве.
«Да, вы только себя помните, — сказал Каренин, — но страдания человека, который был вашим мужем, вам не интересны. Вам все равно, что вся жизнь его рушилась, что он пеле... педе... пелестрадал». Эти слова смутили Анну. «Нет, это мне показалось, — подумала она, вспоминая выражение его лица, когда он запутался на слове пелестрадал...»
Герои Толстого испытывают на себе воздействие двух враждебных сил: нравственного закона добра, сострадания и прощения и властной силы — «закона общественного мнения». Воздействие второй силы постоянно, а первая возникает лишь как прозрение, когда вдруг Анна пожалела Каренина и Вронский увидел его в новом свете — «не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным».
Ведущая тема пятой части романа — «избрание пути». Анна уехала с Вронским в Италию. Левин женился на Кити и увез ее в Покровское. Совершился «полный разрыв» с прежней жизнью. Левин на исповеди слышит слова священника: «Вы вступаете в пору жизни, когда надо избрать путь и держаться его». Здесь же появляется художник Михайлов со своей картиной «Христос перед судом Пилата», которая была художественным, пластическим выражением самой проблемы выбора между «силой зла» и «законом добра». И сама тема «избрания пути», столь важная для пятой части и для всего романа, получает новое освещение и обоснование в тех сценах, где Анна и Вронский изображены как бы на фоне картины Михайлова.
У Каренина уже не было выбора, но и он избрал если не свой путь, то свою участь.
Он «не мог ничего сам решить, не знал сам, чего он хотел теперь, и, отдавшись в руки тех, которые с таким удовольствием занимались его делами, на все отвечал согласием».
«Два брака» — сюжет шестой части романа. Толстой рассказывает о жизни Левина в Покровском и жизни Вронского в Воздвиженском, а также о разрушении дома Облонского в Ергушове. Так нарисованы сцены жизни «в законе» и «вне закона», картины «правильной» и «неправильной» семьи...
В седьмой части герои вступают в последнюю стадию духовного кризиса. Здесь совершаются события, по сравнению с которыми все другие должны были казаться ничтожными: рождение сына у Левина и смерть Анны Карениной, эти, по словам Фета, «два видимых и вечно таинственных окна: рождение и смерть»1.
И наконец, восьмая часть романа — это поиски «положительной программы», которая должна была осветить переход от личного к общему, к «народной правде».
Сюжетным центром этой части становится «закон добра». Левин приходит к твердому сознанию, что «достижение общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку». 
Толстой называл «Анну Каренину» «романом широким, свободным». В основе этого определения — пушкинский термин «свободный роман». В «Анне Карениной» нет лирических, философских или публицистических отступлений. Между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная связь, которая проявляется в жанре, в сюжете и в композиции. Толстой, по словам М. Б. Храпченко, «продолжал пушкинские традиции обновления формы романа, расширения его художественных возможностей»2.