Мораль и наука. Феномен паранауки в современном мире

Целью контрольной работы является изучение особенностей морали и науки, феномена паранауки в современном мире.
Поставленная цель предопределила решение следующих задач:
1. Рассмотреть этику как науку о морали.
2. Определить особенности морального выбора и моральной ответственности.
3. Выделить особенности науки и паранаучных форм духовной культу-ры.
...

Введение 3
1. Этика как наука о морали 5
2. Моральный выбор и моральная ответственность 12
3. Наука и паранаучные формы духовной культуры 15
Заключение 19
Список литературы 20

Острые споры по поводу - может ли наука быть объектом моральной оценки и если да, то какие именно ее стороны подлежат такой оценке, происходили на протяжении всей истории развития науки. Особеннос¬тью же нашего времени является то, что наряду с этими спорами ускоренными тем-пами идет создание и совер¬шенствование специальных структур и механизмов, задачей которых является этическое регулирование научной деятельности. И такому регулированию подвер¬гаются не только те или иные приложения результатов научного познания, но и сами исследования, т. е. дея¬тельность, направленная на получение новых знаний.

Что касается характера санкций, налагаемых за отступление от норм, то иногда говорят, что правовые санкции основываются на силе принуждения, а мо­ральные - на силе осуждения (имеется в виду именно моральное осуждение, а не, скажем, осуждение по приговору суда). И действительно, только государство является тем институтом, который правомочен исполь­зовать средства принуждения - как через применяе­мые им законы, так и через уполномоченных на то лиц. Что касается моральных санкций, то существенным является их публичный характер - тот, против кого они направлены, в большей или меньшей мере теряет до­верие своих коллег.
Подчас одно из различий между моралью и пра­вом усматривают в том, что правовые нормы более строги и жестки, тогда как моральные требования можно нарушать относительно безнаказанно. С этим, однако, нельзя согласиться, ибо основное различие между моралью и правом - не в степени мягкости или жесткости санкций, а в принципиально разном меха­низме их действия.
В самом деле, сила моральных требований бывает чрезвычайно велика, а отклонение от них может осуждаться не только жестко, но и весьма жестоко. Если, например, суровое моральное осуждение исходит от особенно близких и дорогих для человека людей, оно может переживаться крайне болезненно. И напротив, подчас нарушение закона и даже вызванные им сан­кции могут переживаться легче, когда сам нарушитель оправдывает его для себя какими-либо высшими мо­ральными соображениями. Это, между прочим, гово­рит и о том, что мораль и право не всегда только допол­няют друг друга - порой бывают ситуации, когда их требования друг другу противоречат.
Оставаясь в пределах этика науки, мы, естествен­но, ограничиваемся рассмотрением моральных санк­ций. Однако следует иметь в виду, что некоторые из отступлений от норм науки, такие, как плагиат - при­своение себе результатов исследований, проведенных другими (т.е. в определенном смысле - чужой соб­ственности), - могут караться и юридическими санк­циями.
В обыденном словоупотреблении под санкциями принято понимать такие решения и действия, которые влекут за собой те или иные ущемления прав, ограни­чения возможностей, т. е. имеют негативный характер. До сих пор и у нас речь шла именно о таких санкциях. Это, однако, не совсем точно - в более широком смыс­ле санкции могут быть и позитивными, как, например, моральное поощрение в форме, скажем, особого ува­жения ученого со стороны коллег.
Вообще говоря, в науке главной позитивной санк­цией является признание со стороны коллег - как современников, так и особенно ученых последующих поколений. Это признание может выражаться в раз­ных формах - от цитирования в научной статье до увенчания престижной научной премией, например, Нобелевской, - и даже до увековечения имени учено­го в названии закона или теории: законы механики Ньютона, периодическая система элементов Менделе­ева, теория относительности Эйнштейна и т.п.
Напротив, того, кто допускает отклонения от при­нятых в науке норм (фальсификация результатов экс­перимента, приписывание себе чужих достижений, плагиат) ожидают негативные санкции вплоть до са­мых жестких - игнорирования всеми коллегами того, что делает данный ученый. Ведь если в научной лите­ратуре нет упоминаний - цитат или ссылок на его работы, то это значит, что для науки его попросту не существует.
Здесь, впрочем, необходимы некоторые уточнения и пояснения. Очень часто бывает так, что полученный ученым результат не цитируется его коллегами не из-за тех нарушений, о которых мы только что говорили, а из-за того, что он представляется им тривиальным, не несущим ничего нового. При более пристальном рассмотрении, однако, обнаруживается, что и в этом случае имеет место нарушение нормы, а именно, нор­мы, предписывающей ученому создание не просто знания, & нового знания. В соответствии с этой нормой простое воспроизведение того, что уже было сделано другими, не считается научным результатом.
Бывает и иное. Подчас коллеги-современники того или иного ученого бывают не в состоянии по достоин­ству оценить результат его исследований как раз из-за его чрезвычайной новизны, оригинальности, из-за того, что он резко расходится с устоявшимися в науке воз­зрениями. Таким образом, этот результат на долгое время оседает в архивах науки.
Один из наиболее известных примеров здесь - творчество биолога Г. Менделя. В 1866 г. он опублико­вал свои «Опыты над растительными гибридами», в которых были впервые сформулированы законы на­следственности. Однако в научный оборот эти законы вошли лишь спустя три с половиной десятилетия, пос­ле того, как их переоткрыли К. Корренс, Э. Чермак и X. де Фриз.
О чем же свидетельствует этот и другие подобные ему примеры? О том, что существующие в науке меха­низмы нормативного контроля не всегда срабатывают со стопроцентной эффективностью. С одной стороны, коллеги-современники подчас не обладают достаточ­ной компетенцией или воображением для того, чтобы правильно оценить новый революционный результат. С другой стороны, признание, пусть временное, иногда получают не имеющие должного обоснования и не заслуживающие того идеи. Но таков, увы, удел всех нормативных систем, которыми пользуются люди, включая и системы моральных норм.
Механизм действия моральных норм, впрочем, не исчерпывается санкциями, налагаемыми извне. Этот внешний контроль является, по сути дела, продолжени­ем того контроля, который исходит изнутри личности. Психологи и социологи в этом случае говорят о том, что моральные нормы бывают интернализованы (т. е. как бы вмонтированы, впаяны внутрь) личностью, становясь ее убеждениями и ценностями, в том числе самыми глубо­кими, во многом определяющими ее характер. Действо­вать вразрез с ними для человека бывает чрезвычайно сложно, а зачастую и вовсе невозможно. Этот внутрен­ний контроль, самооценку собственного намерения или . поступка с точки зрения его соответствия нормам мора­ли принято называть совестью.
Таким образом, нормы морали представляют со­бой как бы среду, в которой происходит общение и взаимодействие между людьми. Благодаря им это об­щение и взаимодействие оказывается упорядоченным, организованным. Наличие разделяемых людьми норм, подобно наличию общего языка, обеспечивает, вообще говоря, взаимопонимание, позволяет заранее знать, чего ожидать от другого, т. е. от партнера по общению или взаимодействию, в той или иной ситуации. Без них нам было бы чрезвычайно сложно иметь дело с себе подобными. Следует, однако, иметь в виду, что далеко не все наши действия и поступки подлежат моральной или правовой оценке, но лишь те, которые так или иначе затрагивают интересы другого (или других).
2. Моральный выбор и моральная ответственность
Еще одно принципиальное ограничение области того, что подлежит моральной оценке, связано со сле­дующим обстоятельством: этику интересуют только такие ситуации, когда у человека есть реальный и сво­бодный выбор - действовать ему тем, иным или третьим образом либо вообще не действовать. (В таких слу­чаях иногда говорят и о произвольных действиях или поступках.) Поэтому поступок, совершенный человеком по принуждению, когда меня, скажем, вопреки моей воле заставляют делать что-то, чего сам я сделать не захотел бы, - такой поступок не может считаться доб­рым или злым, моральным или аморальным - у него просто нет этического измерения. Ответственность за поступок будет тогда ложиться на того, кто принудил меня к нему.
Выбор, очевидно, предполагает наличие альтерна­тив, каждая из которых имеет собственный мораль­ный смысл. (В том случае, когда приходится выбирать из двух альтернатив, говорят еще о дилемме выбора.) Если, например, я выбираю, измерять ли мне некото­рое расстояние в сантиметрах или в дюймах, то здесь не возникает вопроса о моральной оценке альтерна­тив - задача является чисто технической. Нередко, впрочем, как мы уже отмечали, и за технической сто­роной дела кроется ситуация морального выбора. До­пустим, некто сообщает результаты проведенных им измерений аудитории, в которой есть как люди, при­выкшие к метрической системе мер, так и те, для кого привычна дюймовая система. В этой ситуации его выбор одной из систем может быть воспринят другой стороной как пренебрежение ее интересами.
Выбор будет реальным, если каждая из альтерна­тив находится в пределах моих возможностей. Я не могу выбрать, скажем, прыгать мне в высоту на 2,5 метра или нет. Далее, мой выбор будет свободным тог­да, когда нет внешнего воздействия, заставляющего меня принять одну из альтернатив. Или если, напри­мер, я введен кем-то в заблуждение относительно по­следствий моего поступка, то выбор также нельзя счи­тать свободным, даже если нет прямого принуждения. В этом случае принято говорить, что мной (или, точнее, моим выбором) манипулируют.
Наконец, выбор не будет действительно свободным и тогда, когда я не располагаю достаточной информа­цией об имеющихся альтернативах, даже если я знаю о самом их наличии.
Реальный, свободный, осознанный и информиро­ванный выбор, который делает человек, принимая одну из альтернатив, неразрывно связан с его ответствен­ностью за совершаемый поступок. Именно те ситуа­ции, когда у человека есть выбор и, следовательно, когда он принимает на себя ответственность за собственные действия (причем, напомним, так или иначе затрагива­ющие других людей) и их последствия, и являются объектом первостепенной важности для этики. Иногда эту мысль выражают иначе, говоря, что этику интере­сует автономный человек и автономный поступок.
Еще одно ограничение круга тех ситуаций, кото­рыми занимается этика как наука, связано с тем, что во многих случаях выбор, даже если он и имеется, с моральной точки зрения бывает очевидным. К приме­ру, если одна из имеющихся альтернатив предпола­гает однозначно неприемлемый, предосудительный поступок, скажем, нарушение долга или вообще пре­ступление, то здесь все обстоит тривиально, так что проблема, которая была бы интересна для этического обсуждения, попросту отсутствует. Очень часто, од­нако, жизнь ставит нас в такие положения, когда каждая альтернатива наряду с благом несет и опре­деленные негативные элементы, так что любой выбор может быть подвергнут моральному осуждению.
Рассмотрим такой пример. Выдающийся отечествен­ный генетик Н.В. Тимофеев - Ресовский в 1925 г. был командирован для исследовательской работы в Герма­нию, где условия для экспериментальных исследований были неизмеримо лучше, чем в Советской России. Впос­ледствии, в середине 30-х годов, советские власти по­требовали от него вернуться назад. Он, однако, знал о том, что в Советском Союзе в это время происходили массовые репрессии, и у него было немало оснований полагать, что и он в случае возвращения немедленно. окажется за решеткой. И хотя в Германии в это время усиливалось господство национал-социалистического режима, тем не менее там он мог продолжать занимать­ся своими научными исследованиями.
Тимофеев-Ресовский проработал в Германии до 1945 г., и за это время он внес огромный вклад в развитие генетики. Он вернулся в СССР, будучи всемир­но известным ученым, но в 1946 г. был осужден за измену Родине и провел несколько лет в тюрьмах и лагерях; долгое время он не только не мог заниматься исследованиями, но даже выжить ему удалось лишь благодаря чисто случайному счастливому стечению обстоятельств. Как видим, при получении распоряже­ния вернуться в СССР ему пришлось совершать акт морального выбора; при этом каждая из альтернатив была сопряжена с тяжелейшими моральными издерж­ками. И хотя в 1992 г. он был посмертно реабилитиро­ван, до сих пор этот его поступок у разных людей получает полярно противоположные оценки.
В наши дни в чем-то сходный, хотя и далеко не столь драматический, выбор делают многие российские уче­ные, альтернативой для которых является либо работа в России, либо - в какой-либо из западных стран. По поводу каждой из альтернатив нетрудно предложить множество обосновывающих ее аргументов, как, впро­чем, и достаточно весомых контраргументов.
Вообще говоря, в подобных неоднозначных с мо­ральной точки зрения ситуациях можно рассуждать по-разному. Одна из мыслимых позиций - считать, что коль скоро безупречной линии поведения нет, то будет допустимым любой выбор, пусть даже он делается на основании жребия. Такой способ рассуждения, одна­ко, по сути дела представляет собой уход от острой моральной проблемы и, между прочим, он отнюдь не снимает возможности морального осуждения и мораль­ных санкций за реально сделанный выбор.
Другая возможная позиция - попытаться найти дополнительные аргументы, обосновывающие тот или иной выбор. Поиск таких аргументов и контраргумен­тов, укрепляющих одну из альтернатив и ослабляющих другую, и переводит нас непосредственно в область этики.
Таким образом, интересы этики обнаруживаются там, где не только есть ситуация морального выбора, но и возникает проблема рационального обоснования этого выбора. Отметим при этом, что, вопреки распро­страненному и, тем не менее, ошибочному мнению, этика, этический анализ доводов и контрдоводов в пользу той или иной позиции вовсе не имеет целью освободить от ответственности того, кто принимает решение и делает выбор. Смысл такого анализа совер­шенно другой - он позволяет делать выбор более сво­бодно и осознанно, но именно поэтому и более ответ­ственно.
Из сказанного вытекает и еще один вывод. Не следует, как это порой делают, смешивать этику, эти­ческий анализ с совершенно другим способом рассуж­дения, который принято называть морализаторством. Суть его - в стремлении не столько разобраться в ситуации, взвесить все «за» и «против», что свойствен­но этическому анализу, сколько сразу - и нередко в безапелляционной манере - высказать моральную оценку тех или иных решений и поступков. Ярчайшие образцы такого морального резонерства представили Н.Е. Салтыков-Щедрин в образе Иудушки Головлева и Ф.М. Достоевский в образе Фомы Фомича Опискина. В отличие от резонера специалист по этике, прежде всего, попытается понять и объяснить ситуацию в мно­гообразии ее нередко весьма запутанных и противо­речивых моральных аспектов, и только после этого - если таковое вообще случится - вынесет оценку.
3. Наука и паранаучные формы духовной культуры
Наука - компонент духовной культуры, поэтому процессы, которые происходят во всей системе культуры, в той или иной форме отражаются и на науке. Так, всплеск в конце XX в. очередной исторической волны ремифологизации духовной культуры, обусловивший ограничение рациональной составляющей культуры в пользу иррациональных ее моментов, сказался и на современной науке. Это проявилось, в частности, в существовании в системе духовной культуры тенденции к образованию синкретических ментальных структур, в которых причудливо сочетаются элементы, принадлежащие, казалось бы, к совершенно различным, разделенным громадной исторической дистанцией и потому в принципе несовместимым, чуждым друг другу формам сознания - науке и мифологии.
В пластах обыденного, массового и околонаучного сознания большое место занимают паракультурные образования, некие духовные кентавры, а которых соседствуют и, более того, в чем-то дополняют друг друга научное и мифопоэтическое, логико-доказательное и мифологическое, рационально-теоретическое и иррационально-мистическое, предметно - практическое и суеверно-магическое. Эта тенденция приобретает черты масштабного культурного феномена, и есть несомненные основания утверждать, что в системе духовной культуры рельефно очерчиваются границы целостного корпуса квазинаучной мифологии как особого способа духовного освоения мира.
«Классическая» квазинаучная мифологическая триада (невероятные появления лохнесского чудовища, поиски «снежного человека» и таинственные происшествия в Бермудском треугольнике) многократно расширилась и впитала в себя новые мифологемы - поиски НЛО, полтергейст, левитация, идеи реинкарнации («жизни после жизни», точнее говоря, после смерти) и др. Особенно многочисленны мифологемы в том, что касается истоков и судеб человеческой цивилизации, организации и населенности Вселенной, взаимодействий человеческой цивилизации с «над(вне)человеческими разумами» во Вселенной и др. И все это соседствует с бурным расцветом старых, традиционных форм оккультизма - магии, астрологии, спиритизма и др.
Всплеск интереса к мистицизму, расцвет квазинаучного миротворчества, паракультурных форм сознания - не исключительно отечественное явление, а скорее явление мирового, общецивилизационного уровня. Бегство от материализма к мистике стало модой и для отечественного, и для зарубежного безбрежного скептицизма.
Новые формообразования человеческого духа, демонстрирующие его неисчерпаемые творческие возможности, в любом их содержании можно было бы только приветствовать, если бы не одно обстоятельство. «Первопроходцы» квазинаучного мифотворчества пытаются выдать свою деятельность за особую, высшую форму познания, которая в ближайшее время будто бы заменит собой науку как систему экспериментального и теоретического исследовательского поиска; они все чаще подчеркивают, что такая наука «отжила свой век». Это определенный вызов науке, который она принимает с достоинством и ответственностью. Хотя, к сожалению, не всегда достаточно активно реагирует на квазинаучные мифологии.
Научно-рациональный анализ квазинаучного мифотворчества показывает, что его возникновение обусловлено определенными социокультурными причинами. Укажем две из них.
Во-первых, любая культура множественна и целостна одновременно. В любой культуре, в том числе современной, существуют разные качественно своеобразные уровни, слои, пласты. Разумеется, исторические типы культуры различаются содержанием, структурой и др. Но в любую эпоху все индивиды, вовлеченные в систему воспроизводства и развития культурных ценностей, в своем сознании содержат компоненты всех имеющихся в данной культуре уровней, слоев и пластов. В полной мере это относится и к фольклору, народным верованиям, мифопоэтическим образам, предрассудкам и т.п. Пласты мифопоэтического сознания не чужды и образованным слоям общества, в частности ученым, прошедшим обучение, тренинг в системе научно-рационального, познавательного освоения мира. Такие вненаучные факторы накладывают свой отпечаток на толкование отдельными учеными некоторых проблем современной науки.