Механизм развития античной цивилизации

Механизм развития античной цивилизации ...

Изменение экономической основы всколыхнуло все общество Ближневосточной цивилизации, которое было вынуждено подвергнуться в той или иной степени перестройке с целью приспособления общественных форм к потребностям новых производственных отношений. При этом, если изменения в традиционных центрах концентрации цивилизационного поля были сравнительно невелики, периферия оказалась в ином положении. Сравнительная слабость популяционного поля на периферии привела во многих местах к его полному уничтожению во время перестройки, что выражалось в ликвидации городских и дворцовых центров, выступавших в роли социо-культурных ячеек цивилизационного поля. Одновременно пришла в движение буферная между цивилизацией и первобытным миром зона, что выразилось в передвижениях арамеев, народов моря, дорийцев, италиков, пеласгов, тирренов и др. Причиной этих передвижения стала интенсификация социо-культурного воздействия цивилизации на свою этническую периферию, имевшая объективной целью дальнейшее расширение цивилизационного поля. Таким образом, в Восточном Средиземноморье возник исторический феномен, именуемый современными историками темными веками или временным возвратом к первобытности.
Однако все сходятся на том, что исчезновение минойских и микенских дворцов не могло полностью стереть социальную память народа. Возможно, ориентация населения на протогородские или протополисные центры гомеровской эпохи была следствием сохранившейся ориентации социальных связей бронзового века на дворцовые центры. Демографический рост, подстегнутый дорийским переселением и хозяйственным освоением железа, только усилил эту ориентацию, заложив таким образом основу для формирования цивилизационных ячеек нового типа. Их небольшие размеры и характер организации во многом были обусловлены господствующим ланшафтом географической среды, представленным сравнительно небольшими равнинными или плоскогорными территориями, разделенными горными хребтами, морскими просторами либо сочетанием того и другого.
С переходом к железному веку на первый план в качестве ячеек организации социального поля выдвинулись вместо дворцов микенской эпохи общинные организации. Повышенная плотность населения и малоземелье делали борьбу за землю главным организующим началом общественного развития. Территориальная близость противников друг к другу и ориентированность на одинаковые ландшафтные зоны не способствовали складыванию иерархии соподчиненных общин. Вместо этого возникали более простые формы организации общин: полное покорение одних общин другими (Лаконика), объединение в союз равных вокруг единого центра (Беотия), синойкизм – слияние в единый коллектив (Аттика). Новая организация приводила либо к консервации первобытного принципа противопоставления своих чужим (Лаконика), либо к переносу его на более масштабное объединение представителей разных племен. Таким образом, складывавшиеся в VIII-VI вв. до н.э. государственные образования на населенной эллинами территории формировались в тесной зависимости от условий природно-географической среды и сохраняли стойкую связь с первобытной категорией общинности. Не случайно поэтому характерным признаком античной цивилизации, определявшим соционормативные принципы и ориентацию общественной культуры, была автономная городская гражданская община (полис).

Античная цивилизация может быть определена как дочерняя по отношению к цивилизациям Передней Азии и как вторичная по отношению к Микенской цивилизации. Она возникла на периферии ближневосточного культурного комплекса в зоне влияния сирийско-месопотамской и египетской цивилизаций. Поэтому ее рождение можно рассматривать как следствие социальной мутации, происшедшей в Восточном Средиземноморье при особом стечении целого комплекса обстоятельств.
К их числу в первую очередь следует отнести чрезвычайную близость двух материнских цивилизаций – Древнеегипетской и Месопотамской – зоны влияния которых неизбежно должны были пересечься. Их многовековое параллельное развитие оказывало перекрестное воздействие на соседние народы. В результате образовалась зона мощного социо-культурного напряжения, вклю чавшая в себя Ближний Восток, Анатолию и Восточное Средиземноморье (Эгеида, Балканы, Крит). Египет и Месопотамия постепенно обрастали культурной периферией, развивавшейся под их непосредственным влиянием и зачастую контролем: Ливия, Куш, Ханаан, Финикия, Анатолия, Урарту, Мидия, Персида. Сближение зон влияния двух цивилизаций привело к возможности их объединения, которая с переходом к железному веку стала реальной. Попытки создания "мировых" держав Ассирией, Урарту, Вавилонией, Мидией были способом придать этому процессу определенную форму. Его смогла завершить Персидская держава Ахеменидов. Она стала политической формой единой Ближневосточной цивилизации. Ее логическим центром стала Вавилония, поэтому Египет навсегда сохранил обособленное положение, которое он периодически пытался оформить политически, и особую культуру.

Это различие собственно и обеспечивало тот необходимый элемент борьбы противоположностей, который позволял развиваться единству однородного социального поля. Конфликты между полисами разной модели, олицетворявшими (в какой-то степени, абсолютизировавшими) две противоположные стороны – общинность и классовость – полисной государственности, уходят корнями в самое начало их складывания и замирают лишь в результате подчинения полисного мира Македонией. Можно сказать, что эти конфликты были имманентно присущи полисной системе, имея основой автономию полисов. Но при более строгом взгляде очевидно, что целенаправленный характер эта конфликтность приобретает с конца VI в. до н.э., когда завершается складывание полисной государственности и исходное социально-экономическое различие полисов приобретает очерченные политические формы.В этой связи становится обоснованным иной взгляд на проблему кризиса полисного строя в IV в. до н.э. Внутриполисные конфликты и изменения в архаических формах общежития выступали формой адаптации полиса ко все более уплотняющемуся социальному полю цивилизации, то есть к новым историческим условиям. Чем активнее участвовал полис в общеэллинской экономической и политической жизни, тем заметнее происходила его модификация. Лишь периферийные полисы отсталых областей сохраняли верность традиционным архаическим устоям жизни. Кризис полиса был кризисом его внутреннего роста и совершенствования.Кризис полисного строя.Одновременно с кризисом полиса в литературе обращается внимание на параллельно развивавшийся кризис полисной системы в целом. Ее упадок оценивается сквозь призму неспособности полисного мира своими силами создать политическое объединение нового типа и подчинение Эллады Македонией. Действительно, борьба за гегемонию в Греции имела объективной целью объединение как можно большего числа полисов. Эта цель была осознана самими греками и пропагандировалась, в частности, Исократом и Ксенофонтом. В роли объединителей Эллады эти мыслители видели преимущественно лидеров периферийных государств – Агесилая, Гиерона, Александра Ферского, Филиппа. Это было не случайно. Как отмечалось, периферия цивилизации более способна к мутации, то есть созданию нового, нежели центр с повышенной плотностью популяционных признаков. В случае с эллинской цивилизацией однородность ее социального поля не позволяла выдвинуться лидеру из собственно полисной среды. В то же время эта однородность создавала гораздо более плотную зону культурного влияния на периферии, чем у других цивилизаций, где социальное поле равномерно истончается от центра к периферии. Поэтому возвышение Македонии не следует рассматривать в отрыве от эволюции полисного мира, как процесс исключительно македонского саморазвития. Она была той частью буферной зоны между цивилизацией и первобытным миром, которая порождает варварский племенной строй, со временем становящийся основой собственной государственности. Множество исторических примеров (политика Архелая, жизнь Эврипида в Пелле, Филиппа в Фивах, воспитание Александра Аристотелем) указывают на тесную связь Македонии с Грецией, стимулировавшую правящую династию поощрять традицию о этно-языковом родстве греков и македонян.Автономия полисов длительное время мешала выработке политического инструмента для решения двух основных проблем развития цивилизации – проблемы расширения за пределы естественно сложившихся рубежей и проблемы унификации популяционного поля. Конфликты и войны между полисами были естественной формой выработки такого инструмента, которым стал возникший под эгидой Македонии Панэллинский союз. Установленный Филиппом Македонским социальный мир и порядок в Греции должен был стать предпосылкой для нового этапа унификации полисных порядков. Другая задача – задача расширения, была обозначена в подготовленном Филиппом походе против персов. Однако, несмотря на блестящие политические и военные успехи Филиппа и его сына, возвышение Македонии оказалось неудачной попыткой решения заявленных проблем.Завоевательная активность Македонии оказалась односторонне запрограммированной слишком затянувшейся борьбой эллинов с Ближневосточной цивилизацией за самостоятельность. Вызов Азии оказался настолько силен, что ответ македонян вышел далеко за рамки интересов античной цивилизации. Потребность политического объединения всего эллинского мира, видимо, подспудно осознавалась, что отразилось в традиции о планах западного похода Александра (а также неудачном походе Зопириона в Причерноморье и позднее Александра Молосского и Пирра в Южную Италию и Сицилию). Восточный поход также первоначально был задуман только с целью завоевания (Малой) Азии для освобождения находившихся там греческих городов. Одновременно решалась проблема экономических связей в регионе Восточного Средиземноморья, в котором пересекались зоны интересов связанных с Македонией греков и связанных с Персией финикийцев. Поэтому совет Пармениона принять предложения Дария, поступившие после битвы при Иссе, отражал реально осознанные задачи восточного похода. Египет, экономически и культурно тяготевший более в восточно-средиземноморскому миру, нежели к ближневосточно-месопотамскому, практически без боя оказался в руках македонян. Однако поход Александра преодолел пределы чисто функционального разрешения проблемы популяционного расширения. В орбиту греко-македонскогой экспансии попали территории, культурно чуждые античной цивилизации, развитие которых определялось иными соционормативными принципами. Держава Александра Македонского, несмотря на величие его исторической авантюры, была заведомо нежизнеспособна.Озабоченный стремлением избавиться от опеки сделавшего его царем клана Пармениона Александр оказался неспособен решить свою главную личную проблему – сравняться в политической гениальности со своим отцом. Осознание своей ущербности даже перед тенью убитого Филиппа толкало Александра на экстравагантные, яркие, но совершенно бесперспективные поступки. В какой-то степени его личность выразила отвечавшие духовным исканиям времени потребности крайнего индивидуализма, почему и оказалась в центре внимания писателей и историков, обретя, так сказать, "историографическую ценность".Не решив проблем античной цивилизации, поход Александра имел немалое значение для Ближневосточной цивилизации. Политическая форма Персидского государства оказалась неадекватна ей вовсе не из-за слабости и аморфности последнего. Военно-административная система Персидской державы отнюдь не была примитивной и неразвитой. Созданная Ахеменидами государственная организация в течение многих веков регенерировалась последующими режимами, выйдя в рамках Исламской цивилизации за пределы древнего мира. Но в тот исторический момент Персидское государство объединяло по крайней мере два культурных комплекса, которые в течение нескольких веков постепенно расходились между собой. Выше отмечалось, что изначально персы включили в одно политическое целое две материнские цивилизации – месопотамскую и египетскую. Военный разгром персов освободил центральное ядро Ближневосточной цивилизации от слишком сильно мутировавшей западной периферии. В рамках новых политических систем (Парфянского, Ново-персидского царств и др.) социокультурные нормы цивилизации приобрели большую однородность и устойчивость.Египет всегда оставался чужеродным телом в составе персидского государства, ослабляя и расшатывая его единство. Не без его влияния в непосредственном соседстве с персидской державой выросла и оформилась античная цивилизация. Ее воздействие на протяжении V-IV вв. до н.э. сформировало своего рода пограничную с месопотамским влиянием культурную зону, включавшую Малую Азию, Сирию, в известной степени Финикию и Египет. Именно эта культурная зона стала территорией, на которой развились наиболее типичные эллинистические государства. Таким образом, несмотря на то, что Александр Македонский оказался неспособен осознать стоящей перед ним исторической задачи, сама история решила проблему отделения этих территорий от ближневосточного мира другим способом, затратив на это чуть больше времени.Античная цивилизация в римской оболочке.Политическое орудие для решения проблем античной цивилизации со временем нашел западноэллинский мир, более свободный от всепоглощающей ориентированности на противостояние ближневосточному влиянию. Жизнь Великой Греции, безусловно, была отягощена своими проблемами. Поэтому первоначально поиски решения общецивилизационных задач выглядели как стремление решить собственные западносредиземноморские проблемы. Греки Западного Средиземноморья упорно боролись за расширение сферы своего влияния с Карфагеном и Этрурией. Неустойчивое равновесие сил требовало постоянного напряжения от каждой из сторон. В своей борьбе западные греки активно пользовались поддержкой восточных сородичей, приглашая полководцев и наемников из Пелопонесса или Эпира. Но одновременно эллинская цивилизация оказывала оплодотворяющее культурное воздействие и на окрестную варварскую периферию Италии."Приручение" варварского Рима происходило постепенно. Достоверность раннеримской истории не случайно вызывает сомнения у исследователей. Вполне вероятно, что до V или даже IV в. до н.э. римское общество развивалось отнюдь не по полисному пути. Возможно, строй гражданской общины, утвердившийся в Риме в ходе завоевания Италии в IV-III вв. до н.э., был воспринят им под влиянием контактов с италийскими греками. Структура гражданского коллектива оказалась подходящей формой, позволившей погасить этно-социальные конфликты, слишком долго подрывавшие военную силу первоначально аморфного римского вождества. Комплекс мер, оформивших важный рубеж в становлении римского гражданского коллектива, связан в античной традиции с именем знаменитого цензора 312 г. до н.э. Аппия Клавдия Цека, прославившегося также укреплением связей с греческой Кампанией (Аппиева дорога) и непримиримостью по отношению к Пирру. В IV-III вв. до н.э. римляне ориентировались на кампанских и южно-италийских греков, тогда как балканских рассматривали как чужаков с чуждыми интересами. Ориентация на греческую поддержку позволила Риму выдержать натиск этрусков и галлов. За это они в свою очередь поддержали кампанских греков в борьбе с самнитами. Завязавшиеся таким образом отношения способствовали распространению греческого влияния в Риме. Завершение оформления римской гражданской общины, вероятно, происходило уже в контакте с южноиталийскими эллинами. Таким образом Рим оказался включен в орбиту античной цивилизации. Несмотря на патриотический акцент римской традиционной версии событий, конфликт Рима с Пирром в определенном смысле можно рассматривать как борьбу за право играть роль военно-политического орудия греческой цивилизации.После подчинения Римом Этрурии нарушился естественный баланс сил в Западном Средиземноморье, определявшийся сферами влияния карфагенян, этрусков и греков. Начался новый виток конфликтов между Карфагеном и Великой Грецией за восстановление нарушенного равновесия. Каждая из сторон стремилась заручиться поддержкой Рима, который еще не был способен распространять собственное торговое и культурное влияние, но обладал военной силой. Договор с Карфагеном 279 г. до н.э. стимулировал войну с Пирром. Но, победив, римляне разобрались в стратегическом положении сторон и переориентировались на греческий мир. По сути дела в первой пунической войне Рим воевал не за свои интересы, а за интересы греческих городов юга Италии и Сицилии. Но, став на этот путь, римляне уже не могли с него сойти: западносредиземноморский мир разделился на зоны влияния двух миров – греческого и карфагенского. Однако греки вовремя обзавелись прочным тылом в виде Римско-Италийской конфедерации. Поэтому Баркиды попытались создать для Карфагена точно такую же ударную силу из варваров в Испании. Сражаясь с римскими войсками в Италии Ганнибал, однако, стремился контролировать вовсе не Рим, а греческие города Сицилии, Южной Италии и Кампании. Как известно, решающая схватка закончилась победой Рима.После Ганнибаловой войны Рим смог претендовать на роль политического лидера всего Средиземноморья. Но представляя только себя или союзные италийские общины, Рим до середины II в. до н.э. не имел устойчивых интересов в претензиях такого рода. Однако по-иному положение выглядит, если рассматривать его в контексте развития цивилизации греческих полисов. Включившись в восточносредиземноморскую политику на стороне греков, Рим тем самым заявил претензию на роль популяционного центра в мире античных гражданских общин. Провозглашение "свободы Греции" Титом Фламинином означало нечто большее, чем рассчитанный ход в политической игре (хотя могло и не до конца осознаваться самими авторами). Однако в качестве центра цивилизации претензии Рима подпитывались лишь его военно-политическими успехами. Спешное создание римской исторической традиции руками Фабия Пиктора и других анналистов под контролем сената должно было идеологически обосновать не меньшую древность римского социума и его культуры, чем у греков Балкан и Малой Азии. Вполне вероятно, что раннеримская история, основные этапы которой подозрительно напоминают этапы истории Афин, создавалась по образцу истории "культурной столицы" эллинского мира.Изображение архаического Рима "типичным полисом" среди общин Лация было обоснованием претенций на роль второго, если не первого, из двух центров античной цивилизации. В отличие от Македонии, юный царь которой безрассудно кинулся к берегам Инда, внеиталийские завоевания Рима объединили в единую социополитическую систему (империю) прежде всего весь античный мир. Подавление экономического потенциала Карфагена, Коринфа, Родоса и других торговых центров в пределах античного мира (Александрию и Тир не трогали) в середине II в. до н.э. переориентировало инструмент поддержания популяционного поля с мореплавания и торговли на политические и идеологические институты.Античная цивилизация стала развиваться как популяция со смещенным или, может быть, точнее сказать, с двумя центрами – италийским и балкано-малоазийским. Первый обладал политическим и военным господством, постепенно вырабатывая формы соционормативного контроля за общественной жизнью цивилизации. Второй имел большую плотность и традиции исходных античных (полисных) соционормативных принципов и более развитую культуру цивилизационного таксономического уровня. Италия была военно-политическим, а Греция – социокультурным центром античной цивилизации.Римскую державу можно представить как популяцию античных городских гражданских общин римско-эллинского типа с разной плотностью социальных и культурных признаков. Принявшая форму империи цивилизация отличалась от первоначальной эллинской тем, что включала в себя множество народов с иными социокультурными традициями. Для организации этих культурно чуждых народов была выработана форма провинций. Выравнивание социального поля выражалось в романизации провинций, представлявшей собой распространение там античных городских гражданских общин в форме муниципиев и колоний римских и латинских граждан. Вместе с ними из римского центра распространялась античная социальная культура и римские формы организации общественной жизни. К III веку процесс романизации достиг такого качественного рубежа, когда стало возможно уравнять в качестве римских граждан всех жителей Империи.Таким образом, основным содержанием римской истории как истории цивилизации, выступает распространение римских гражданских общественных норм на все более широкие круги римских подданных. В отличие от полисного гражданства греков, тесно связанного с этнической однородностью организованной в полисы среды, римское гражданство выступало в роли социально-правовой формы, которая с равным успехом могла распространяться как в италийской, так и во внеиталийской среде. Именно римское понятие гражданства (civilis – гражданский) породило представление о цивилизации как о культурном городском обществе, противостоявшем варварству, связанному с племенной, сельской жизнью. Столь общее значение гражданства, основанного на таком противопоставлении, было невозможно в греческом обществе, которому в качестве варваров противостояли прежде всего жители ближневосточных городов. Римское гражданство, расставшееся с этнической определенностью своей сущности, приобрело статус устойчивого таксономического показателя (детерминатива) принадлежности к цивилизации вообще. Даже когда Византия обособилась в самостоятельную цивилизацию, сохранилось прежнее обозначение ее жителей – ромеи (римляне).С течением времени римляне все шире раздавали права своего гражданства представителям других этносов. С помощью гражданства социальное поле империи все более приобретало антично-римский характер, и Рим выдвигался на роль не только военно-политического, но и социокультурного лидера, отбирая это значение у Греции. При этом его влияние особенно прочно распространялось на Западе, как бы естественно приживаясь в среде, где Рим выступал исходным носителем принципов античной цивилизации. Тогда как на Востоке, который уже усвоил античную соционорматику в полисно-эллинистической форме, римское влияние вызывало достаточно выраженное неприятие, граничащее с отторжением. Имея ту же исходную структуру, но более глубокие культурные корни (в том числе и этнические), греческий античный строй обладал в определенном смысле иммунитетом к правам римского гражданства.Стремление Рима узурпировать чуждую изначально для него функцию, объективно должно было вызвать оппозицию и борьбу между обоими центрами цивилизации. Лишенный политической власти и теснимый с середины II в. до н.э. в области товарно-денежных отношений, восточный популяционный центр должен был вступить на путь выработки оппозиционного идеологического учения. Это был единственный способ иметь орудие в борьбе с политическим господством римлян. После периода поисков и проб на роль оппозиционной идеологии было принято христианство. Реформированное Павлом, оно оказалось, с одной стороны, ближе к жизни, чем традиционные философские учения, а с другой, более абстрактным, нежели традиционные религии, то есть более способным выразить античную рационализованную цивилизационную норматику. Христианство стало своего рода конкурентом правам римского гражданства в части объединения и подчинения населения империи своим соционормативным принципам. При этом следует учитывать, что, формируясь как оппозиционное идеологии античного гражданского общества учение, христианство основывалось на тех же социокультурных ценностях, придавая им лишь иную форму. Поэтому христианство было закономерным порождением античной цивилизации и не могло возникнуть вне ее социального контекста.Этапы развития античной цивилизации в рамках Римской державыВ римской истории можно выделить два важных рубежа, связанных с эволюцией римского гражданства и античного гражданского коллектива.Первая переломная эпоха связана с событиями I в. до н.э., содержание которых определялось борьбой италиков за римские гражданские права. Союзническая война не решила эту проблему, а лишь сделала ее из внешней по отношению к коллективу римских граждан его внутренней проблемой. Все основные события эпохи кризиса республиканского строя – от диктатуры Суллы и восстания Спартака до "заговора" Катилины и диктатуры Цезаря – определялись этой проблемой. Возникновение принципата было лишь политической формой, сумевшей обеспечить наиболее полное разрешение этой социальной проблемы.Результатом наделения италиков правами римского гражданства стало уплотнение античного социального поля в Италии. Муниципальный закон Цезаря был призван унифицировать гражданское устройство италийских городских общин. Как следствие, этот процесс получил резонанс в западных провинциях. Это вызвало, казалось бы, немотивированные завоевания Цезаря в Галлии. Чуть позднее процесс муниципализации стал развиваться в Южной Галлии и особенно в Испании. Западный центр цивилизации усиливал свой социальный потенциал перед лицом ведущего в социокультурном отношении восточного.