Движение декабристов и его значение

Заключение

С момента восстания на Сенатской площади Петербурга прошло почти двести лет. За эти годы слишком многое поменялось в России, и не один раз. Произошло несколько революций, бесчисленное количество попыток реформ. Как ни странно, но большинство из них носили характер преобразований сверху», т.е. шли тем же путем, что и декабристы. Их последователи не брезговали ни грязными методами, ни пролитием большого количества крови совершенно невинных людей. «Идеи зреют быстрее, если кровь мучеников питают их» - любили говаривать они. Обидно только, что мучениками они сделали те, за чье счастье они боролись. На их фоне декабристы остались наивными романтиками-идеалистами. «Проиграв схватку с Зимним дворцом, дворянские революционеры, безусловно, выиграли нравственное сражение с самодержавием. ...

Оглавление

Введение 3
Глава 1. Дети Просвещения и 1812 года 5
Глава 2. Выступление и его последствия 9
Заключение 15
Список литературы 16

Введение

История человечества знает немало революций и реформ. В каждой стране они проходили по-своему. У каждой – своя специфика и особенности. Но у всех есть одно общее: они проходят либо «сверху», либо «снизу». То есть – либо по воле власти и правящего класса, либо по инициативе народных масс. Как показывает история, второй вариант – радикальнее и кровавее. Первый – часто грешит половинчатостью и незавершенностью. Но крови бывает значительно меньше.
Ни одна реформа не проходит без серьезных причин. В стране должна сложиться определенная ситуация. которая сделает эти преобразования необходимыми. Прекрасно, когда первой это понимает власть, когда это «доходит» до народа, обычно мягко проводить реформы уже поздно.
Но иногда в процесс взаимоотношения власти и народа вмешиваются те, от ког о этого меньше всего ожидаешь. Так это случилось на исходе 1825 года в России, где мятеж (скорее всего, этот термин больше подходит под это событие. Ведь «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе») подняли представители самого образованного и материально обеспеченного класса страны – дворянства. Причем, не просто дворянство, а его элита – офицерский корпус.
На площадь перед Медным всадником вышла горстка (по сравнению с остальными) людей, которыми двигала одна, но пламенная страсть – искоренение пороков русской жизни: крепостного права и необузданного самодержавия, которые тянули страну назад, мешали ей нормально развиваться. Этих людей потом станут называть декабристами. Выходя на площадь, они знали, что шансов на успех было мало. Как говорил один из них, И.Д.Якушкин: «В этом деле мы решительно были застрельщиками, или как говорят французы, пропалыми ребятами»[7].
Они проиграли, но «из искры возгорелось пламя». Спустя тридцать лет их последователь, А.И.Герцен скажет: «…Люди 14 декабря, фаланга героев, вскормленная как Ромул и Рем, молоком дикого зверя… Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия»[5].
Восстание декабристов стало одним из важнейших исторических событий XIX века что обуславливает актуальность исследования.
Цель данной работы – рассмотреть движение декабристов и его значение в истории России.
Задачи работы:
1. Охарактеризовать участников движения.
2. Проследить ход восстания.
3. Проанализировать последствия событий декабря 1825 года.

«Конституция» предусматривала введение конституционной монархии, создание федерации из 13 держав и 2 областей. Верховная власть у Народного вече и императора. Вводилось равенство всех перед законом, но избирательные права получали те, кто имел собственности не менее, чем на 500 рублей.
Пестель предлагал введение республиканского строя, вся власть у Державной Думы и Народного вече. Все жители страны – граждане.
Различным были подходы к выполнению программы. Если «северяне», более умеренные предполагали идти путем договора с императором, и только в крайнем случае – переворот, то «южане» - восстание и истребление царствующей фамилии.
Что их объединяло? Полное нежелание привлечь к своему делу более широкие слои населения, того, ради которого они и затевали это дело. Они предполагали «революцию сверху», что вполне укладывалось в русскую историческую традицию. Все реформы и преобразования в нашей стране проводились именно «сверху».
Важен такой момент. Революция «сверху» более соответствовала тогдашней России, поскольку в стране не было гражданского общества, и революция «снизу» быстро превратилась бы в то, о чем говорил будущий декабрист Тургенев: «крестьяне не искушены в делах политических, здесь нет никакой традиции в духе западной вольности, и поэтому царю будет легко справиться с заговорщиками, «напустив на них массу»; мужики же будут рады побить бар, не разобравшись, что те, в конце концов, желают им добра»[8].
Итак, будущие декабристы выбирают путь венного переворота. В успехе они уверены, о чем говорят слова С.Бестужева-Рюмина: «Наша революция будет подобна революции испанской; она не будет стоить не одной капли крови, ибо производится одной армиею без участия народа»[6]. Свобода будет завоевана и победители, благородные дворяне, поднесут ее народу.
Этот тезис был принят не без труда – опасались появления новых Бонапартов, диктатуры. Военные, совершавшие перевороты всегда имели склонность к этому. «Сотоварищи по тайному союзу опасались нового деспотизма, даже подозревали самого Пестеля, и он в сердцах говорил, что после победы запрется в монастырь; «да, чтоб вас оттуда вынесли на руках с торжеством» - пошутил один из друзей»[8].
Большинство декабристов впоследствии утверждало, что в случае успеха своего дела они планировали отойти от дела. Вообще же, знакомясь с их документами и историей восстания, поражаешься их недальновидности и какой-то беспечности: «Рылеев всегда говорил: «предвижу, не будет успеха, но потрясение необходимо. Тактика революции заключается в одном слове: «дерзай»[5].
Свое выступление заговорщики планировали на весну 1826 года. «Наша конституция утвердит навсегда свободу и благоденствие народа…Ненавистный тиран падет под нашими ударами; мы поднимем знамя свободы и пойдем на Москву, провозглашая конституцию»[6]. Так, еще осеню 1825 года говорил пламенный заговорщик С.Бестужев-Рюмин.
Но судьбе было угодно опередить их планы. Александр Первый, который полностью был в курсе дела заговорщиков, скончался 14 ноября 1825 года в Таганроге, предоставив своим преемникам решать, что делать с этими пламенными революционерами, которые готовы были принести в жертву свои жизни (а заодно и царской семьи), ради освобождения от векового гнета русского народа.
Глава 2. Выступление и его последствия
Месяц с 14 ноября по 14 декабря 1825 года принято называть междуцарствием. Официальный наследник трона – Константин заперся в варшавском Бельведере, и только на исходе месяца прислал в столицу отказ от трона. Все это время столицу лихорадило, как водится, свет разделился. Далеко не все были в восторге от кандидатуры Николая Павловича, который мог занять трон вместо старшего брата. Этой сумятицей и решили воспользоваться члены Северного общества. Времени на согласование с Южным уже не оставалось. К тому же, на юге было арестовано несколько членов тайного общества. Это ускорило развязку. «День государственного переворота был назначен на 14 декабря – день «переприсяги» Николаю Павловичу. Было решено помешать присяге в полках и под предлогом требования воцарения Константина вывести солдат к Сенату. Далее предполагалось убеждением или силой оружия принудить членов Сената и Государственного Совета обнародовать «Манифест к русскому народу» с провозглашением свержения царского правительства, отмены крепостного права, дарования политических свобод и избрания временного правительства»[2]. План восстания был разработан С.П.Трубецким, он же должен был стать диктатором в случае успеха. Восставшие делились на три отряда: первый захватывает Зимний дворец, изолируя семью императора и его самого. Второй – Петропавловскую крепость, третий – блокирует Сенат, мешая сенаторам принести присягу новому царю.
План начал «трещать по швам» еще до реализации. «Якубович и Булатов отказались идти на Зимний Дворец и Петропавловскую крепость, опасаясь кровопролития. В это же время. Каховский отказался стрелять в Николая Первого»[4].
Тем не менее, несколько полков удалось заговорщикам вывести на Сенатскую площадь. Московский, гренадерский полки, а также Гвардейский экипаж встали в каре вокруг Медного всадника. Многие увидели в этом символ. «Позже Герцен остроумно заметит, что картечь била не только в революционеров, но и в бронзового Петра, вокруг которого они стояли: царь, умерший в 1725 году, дал толчок русскому просвещению, не заботясь о «последствиях». Ровно через 100 лет, в 1825 –м, просвещение потребовало свободы»[6].
Николай Первый вместе с братом Михаил практически весь этот день провел на улице. Как он потом скажет ему, вспоминая его: «Самое удивительное, что нас тогда не убили!». С восставшими пытались разговаривать начальники, в том числе и генерал-губернатор столицы генерал М.А.Милорадович. Это закончилось печально: боевой генерал был смертельно ранен Каховским и Оболенским (один стрелял в спину, второй нанес ранение штыком). Восставшие полки были окружены верными присяге войсками. Со стороны строящегося Исаакиевского собора за событиями наблюдали сотни зевак. «Напряжение росло. В рядах восставших слышался гул. Солдаты стреляли, но поверх голов. Раздавались крики: «Ура! Конституция!» Это, правда, отнюдь не являлось свидетельством политической грамотности выведенных декабристами на Сенатскую площадь частей. По всей видимости, солдаты, стоявшие за присягу Константину, полагали, что Конституцией зовут его жену, ведь он женат на полячке, а у них такие странные имена…»[1].
В течение нескольких часов император не предпринимал решительных действий. Заговорщики также не пытались прорваться с окруженной площади. Диктатор Трубецкой так и не появился на площади. Вызвался быть посредником Михаил Павлович. За это его едва не убил В.Кюхельбекер. Жизнь брата царя спасли матросы, переговоры не удались. Когда стало смеркаться, настало время действовать. Он медлит до последнего, дабы не омрачат первый день своего правления пролитой кровью своих подданных. Когда все призывы сдаться остаются без ответа, наступает время пушек. «Первый залп ударил в верхнюю часть сенатского здания. На площади раздался неистовый крик – не верили, что «свои» все же откроют огонь! – и началась ответная стрельба из ружей. Второй и третий залпы угодили в центр позиций восставших. Обезумевшие люди бросились в разные стороны. Раздалось еще несколько залпов… Убитых и раненых среди восставших насчитывались сотни. Были жертвы и с противоположной стороны. Ни один из двадцати с лишним членов Северного общества декабристов, вышедших на Сенатскую площадь, не был убит или ранен»[1]. «Рассказывали, что «Нева, набережная, улицы были покрыты трупами», которые полиция ночью бросала в прорубь «со многими ранеными»[5].
«В промежутках выстрелов можно было слышать, как кипящая кровь струилась по мостовой, растопляя снег»,— скажет позднее Н. Бестужев.
Его воспоминания о восстании имеют особую ценность для изучения истории декабристов. Дело в том, что из 27 членов тайных обществ, оставивших мемуары, только пятеро находились на Сенатской площади 14 декабря. Да и писались почти все мемуары в 50-х гг., нередко уже после амнистии. И только Николай Бестужев создавал свои записки в 30-х гг. в Петровском заводе; здесь его товарищи обсуждали написанное, внося исправления и дополнения.
В этот же день начались аресты заговорщиков. Всех свозили в Зимний Дворец, а оттуда – в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. По делу о восстании было привлечено 121 человек. Был создан Следственный комитет, активную роль играл и император, который лично допросил большинство заговорщиков.
Первые допросы арестованных велись в Зимнем дворце, в роли следователей выступали Николай I и генерал-адъютант Левашов. Следствие шло днем и ночью. Дворец в те дни напоминал полицейский участок, а царские покои — камеры предварительного заключения. Арестованных размещали под усиленной охраной в отдельных комнатах первого этажа. Допрошенных Николай I с сопроводительными записками отправил в Петропавловскую крепость. Эта «крепость напротив дворца царя,— по словам декабриста А. Муравьева,— гнусный памятник самодержавию, стоит как зловещий символ того, что они не могут существовать один без другого».
В Петропавловскую крепость были брошены активные участники восстания. О своем заточении так вспоминал М. А. Бестужев: «Меня привели в Алексеевский равелин. Двери 14-го № распахнулись, чтоб принять свою жертву. Мне показалось роковым совпадением 14-го № моего гроба с 14-м числом декабря... Меня раздели до нитки и облекли в казенную форму затворников. При мерцающем свете тусклого ночника тюремщики суетились около меня, как тени подземного царства смерти: ни малейшего шороха от их шагов, ни звука голоса, они говорили взорами и непонятным для меня языком едва приметных знаков. Казалось, это был похоронный обряд погребения, когда покойника наряжают, чтоб уложить в гроб. И точно, они скоро меня уложили на кровать и покрыли одеялом, потому что скованные мои руки и ноги отказывались мне служить.
Дверь, как крышка гроба, тихо затворилась, и двойной поворот ключа скрипом своим напомнил мне о гвоздях, заколачиваемых в последнее домовище усопшего...»
Шесть мучительных месяцев провели в казематах Петропавловской крепости арестанты, пока шло следствие. С 17 декабря 1825 г. по 17 июня 1826 г. состоялось 147 заседаний Следственного комитета. Обычно они проходили в доме обер-коменданта, куда в любое время суток доставлялись декабристы на допросы и очные ставки. Необычайно тяжела была тогда их жизнь. Положение ухудшилось тем, что в ноябре 1824 г. после сильного наводнения в камерах была страшная сырость. Когда топили печи, вода текла со стен ручьями. Ужасные условия неузнаваемо изменили внешность многих декабристов. Когда 12 июля 1826 г. их собрали в доме обер-коменданта для ознакомления с приговором суда, они с трудом узнавали друг друга. Несмотря на суровость приговора, все сохраняли спокойствие. Велика была радость встречи после полугодовой разлуки.
Приговор восставшим был суровым: пятерых повесили, остальным каторга и вечная ссылка или высылка на Кавказ. Справедливости ради надо сказать, что именно Николай Первый значительно смягчил этот приговор.
Через полгода после восстания все было кончено. Пятеро – повешены на кронверке Петропавловской крепости, несколько десятков – отправлены в Сибирскую каторгу, остальные в крепости и на Кавказ. С этого времени «о деле 14 декабря» предпочитали не говорить вслух. Но расправа с декабристами вызвала (впрочем, как всегда) симпатии к ним в обществе. Немало этому способствовало и то, что в Сибирь было разрешено отправиться женам одиннадцати сосланных декабристов. Многие не стремились осуждать их, как например, Н.М.Карамзин: «Заблуждения и преступления этих молодых людей – суть заблуждения и преступления нашего века»[6].
Само революционное движение на время сошло на нет, приняв форму салонных разговоров, но это было только отсрочкой. Когда-то школьники наизусть знали фразу Ленина: «Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа. Но дело их не пропало. Декабристы разбудили Герцена, Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, углубили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями «Народной воли». Именно с декабристов ведет отсчет революционное движение в России.
Но и власть сделал свои выводы из случившегося 14 декабря. «Николай всегда говорил, что признает только две формы правления: или неограниченную монархию или республику. А самодержцем на тот момент был именно он, и, естественно, все его усилия были направлены на то, чтобы, по словам философа К.Н.Леонтьева, «задержать на время… всеобщее разложение, имя которому – революция»[2].
Николай не мог не понимать причины выступления, но предпочел идти путем «преобразований сверху». О чем и сообщил в Манифесте 13 июля 1826 года, выпущенном по случаю завершения дела декабристов: «Не дерзкими мечтами, которые всегда оказывают разрушительное действие, а сверху постепенно усовершенствуются отечественные учреждения, устраняются недостатки и злоупотребления. Согласно этому мы всегда будем благосклонно принимать любое умеренное стремление к улучшению, любую мысль об укреплении силы закона, о расширении истинного образования и усердия, если оно будет донесено до нас открытым для всех законным путем. Поскольку ми не имеем и не можем иметь никакого другого желания, чем видеть наше отечество на высшей ступени счастья и славы, которую избрало для него провидение»[2].