Революция и ее герой в романе Леонида Леонова

Заключение

Роман «Вор» проникнут волнением создателя за судьбы революции. Угроза показывалась ему со стороны нэпманов (Заварихин), кулацких частей села (Леонтий Векшин), городского мещанства (Чикилев), разложившихся опустившихся слоев. Тема обличения мещанства заняла в романе основное пространство. Тот или другой смысл создатель «Вора» придавал данной теме, ясно из его выражении конца 20-х лет: «Считаю мещанство самой злой… непреодоленной покуда опасностью… Отживший горожанин ничего в соотнесении с своим пореволюционным потомством. Сегоднящая отрасль его, выкаленная пламенем революции, коварна, предприимчива и мстительна».
Главной протагонист романа – Митька Векшин. Он, сообразно идеи автора, выражал собой «стихийные явления» в революции. В последнем прошлом соучастник гражданской войны, ...

Оглавление

Введение 3
Глава 1. 5
История создания романа «Вор» Л.Леонова 5
1.1 Творческий путь Леонида Леонова 5
1.2. Роман «Вор» в контексте творчества Леонова 8
1.3 Критика романа «Вор» 10
Глава 2 12
Система персонажей романа «Вор» Леонида Леонова 12
2.1 Композиция романа 12
2.2 Образ главного героя и революции 16
Заключение 22
Список использованных источников 24

Введение
Леонид Максимович Леонов прожил долгую жизнь. Он был современником и очевидцем основных событий ХХ века. На его глазах происходило появление Советской державы, выпало на долю Леонова узреть и скандальный конец страны. О Леонове, создателе “Барсуков”, “Дороги на океан”, “Русского леса”, писались заметки и книги, защищались диссертации, однако с пришествием новейших времен книги Леонова обретают свежий контекст, который, еще будет предметом исследования литературоведов в будущем.
В наследии Леонова роман “Вор” выступает самым значимым, в этом раннем романе проистекало создание воззрений автора на парадокс человека, на эпоху, на судьбу державы. В фокусе внимания сочинителя оказывается переходное время в истории России — Первая мировая война, революция, нэп. Бывают произведения, кото рые “не давать свободу” автору, принуждают опять и опять реверсироваться к уже сочиненном. Роман “Вор” был создан впервые в 1925—1926 годах, над второй редакцией Леонов трудился в 1957—1959 годах, однако в издании романа “Вор” 1991 года автор прибавляет еще две даты — 1982 год и 1990 год. Так, над романом “Вор” Леонид Леонов работал в течении практически всей творческой деятельности, практически — в течение огромной доли ХХ столетия. Через десятилетия после первой публикации “Вора” Леонид Леонов вернулся к роману, вносил правку. В конце 1950-х лет происходит “второе рождение” романа “Вор”, Леонов привносит в текстовку книги все, что оставалось “за кадром”, все, что тридцать лет назад живописать было гибельно. Роман, будто губка, всасывал в себя новейшие авторские открытия, накапливающийся актуальный опыт. Сюжетно ограничиваясь порой нэпа, роман “Вор” впитывал в собственную писательскую плоть мысли и ощущения идущего века. “Влезать в произведение такой давности не проще, чем повторно войти в один и тот же ручей. Тем не менее, можно пройти по его обмелевшему руслу, слушая звук гальки под ногами и без опасения заглядывая в омуты, откуда ушла вода”, — писал Леонов в предисловии, датированном 1959-м годом.
Цель данной курсовой работы: изучение революции и образа ее героя на основе материалов романа Леонида Леонова «Вор».
Задачами курсовой работы являются:
- изучение и интерпретация романа «Вор»;
- определение места революции в жизни главного героя романа «Вор»;
- обзор отечественной и зарубежной критики романа;
Объектом исследования является текст романа Леонида Леонова «Вор».
Предметом моего исследования в курсовой работе являются анализ образа главного героя романа «Вор», Дмитрия Векшина.
Методологической основой исследования в курсовой работе явились интервью с автором романа, рецензии и статьи известных леоноведов и литературоведов.

Серебрянский именовал роман “Вор” политически ложным и завлял, что в нем “отыскали родной отклик троцкистские влияния и утверждения о перерождении партии, о “страшном пути”, в который якобы заступила революция. Главные мысли “Вора” говорят об отходе автора на позиции, очевидно враждебные пролетариату и его партии, на позиции бесспорного отречения от ленинской трактовки нэпа”2 . Роман уверял читателя в неосуществимости быстро и легко миновать путь к “светлому будущему”. М. Горький, очень высоко оценивавший творчество Леонида Леонова, писал: “…“Вор” — неординарно срубленный роман, где общество дано хотя и в освещении Достоевского, однако удивительно живо и в связях крайне сложных. В России книга эта никак не осмыслена и мало оценена”3 . Подчеркнем, что “Вор” создавался в ситуации жестокой писательской борьбы, когда были провозглашены рапповские идеи социологизации литературы, когда традиционная беллетристика сбрасывалась с “корабля современности”, и в том числе и Максим Горький иногда объявлялся писателем, далеким пролетарской литературе, а в таковой кругу творение Леонова, работавшего в философско-эстетическом русле советского реализма, смотрелось как абсолютная архаика и возбуждало у почти всех недоброжелательное чувство.Высоко оценила роман и зарубежная критика. «Нет ничего в романе Леонова, что препятствовало бы его назвать просто русской книгой», – писал о «Воре» Г. Адамович.И эта критика как нельзя лучше охарактеризовывает размах образной задачи, которую смог постановить юный писатель в своем главном крупном общефилософском труде.Подлинно «Вор» – «русская книга», в которой чрез 50 лет после Достоевского, но уже на реалии советского общества спроецирован важный вопрос о высоконравственной оценке собственных действий определенным человеком за пределами связи с идеологической или идейной догмы. В данный момент, когда, казалось бы в русской литературе советского времени заполнены все белые пятна и известна трагическая тайна появления в свет почти всех творений писателей, составивших гордость нашей литературы, потрясает дерзость и прозорливость юного Л. Леонова, сумевшего противопоставить «массовому сознанию» рассудок «личности», будь то Векшин, Пчхов или Фирсов, любой по-своему настаивавший преимущество человека в свою оценку происходящего вокруг них.Глава 2Система персонажей романа «Вор» Леонида Леонова2.1 Композиция романаРоман обращен к начальному времени «сотворения мира» из пламени революции, первоисходно-библейскому эпизоду появление на свет нового человека, каким по плану создателей и вдохновителей революции обязан стать русский человек. Наверное разъясняет выбор актуального материала беллетристом: общественное дно, презентованое в романе воровским обществом Благуши, в большей мере, нежели иная сфера, могло дать осязание конкретных итогов общественного эксперимента по переплавке-перевоспитанию человека. Явленный в собственной наготе здешний человек имел возможность представить ход обрастания культурным «орнаментумом» новоиспеченной цивилизации в более видимой и приятной фигуре: «Голый исчезает из обихода, – разъясняет предпосылки собственного творческого интереса к Благуше беллетрист Фирсов, – вот и приходится в поисках его спускаться на самое дно» . Похоже, что и лично Леонов поддался общей стихии экспериментирования, объявшей Россию в ХХ веке, постоянно перестраивая образную систему собственного романа и из десятилетия в десятилетие подвергая перепроверке итоги образной переплавки судьбы собственных героев, прежде всего главного из их. Феноменологический нюанс взаимосвязи «голого человека» – цивилизованно-многознаменательного «орнаментума» – «гумуса» общечеловеческой летописи, явно вырисовавшийся в интриге «Вор», предстанет как базовое основание всего следующего творчества Леонова. Сама композиционная конструкция романа призвана отразить авторскую модель существования, дать вневербальное впечатление чудовищно непростого мира человеческой жизни, пребывающей в неостановимом бурлении и не поддающейся ни однозначному формулированию ее значения, ни тем более приданию ей незыблемых рамок общественного плана, ибо «любое поколение мнит себя полным хозяином жизни, тогда как оно не более чем часть в длинной логической цепи» (121). Так разъясняет картину мира беллетрист Фирсов Митьке Векшину.В данном нюансе сохраняет собственную значимость тема игры, восходящая к абстрактным сущностям жизни и изначально входящая в понятие писателя о сложностях взаимоотношения человека с миром. Четкие силуэты этого мотива появляются в изображении жизненного поведения Емельяна Пчхова: «Весь мир был для Пчхова театром искреннего и слитного действа, и он один зачарованный зритель, глядел из своей мастерской как из ложи на происходившее перед ним зрелище жизни… на нескончаемое повторение одной и той же темы, сплетение обманутых любвей, неутоление вожделений, молодостей на взлете и в падениях…» (93). Однако писатель не созерцатель в театре жизни, а функциональный соучастник ее, по большому счету – игрок. И «игра его была огромна», потому что играет он не житейскими масками, а ведет ее в той сфере, где значимы абстрактные, сущностные значения. Создавая правдивый роман, представляя настоящую действительность в формах самой жизни, Леонов тем не менее обеспокоен прежде всего тем, чтобы проникнуть в сокрытые глубины жизни, невидимые зашоренным взором горизонты, за видимостью понять аутентичность. Основным средством сотворения такой объемной картины мира, измеряемого в масштабах бытийственных категорий, появилась в романе «Вор» обобщение вступительного фактора. Конкретно здесь в месте многообразия «вставных конструкций» ведет писатель собственную огромную игру с формально утвердившимся и взыскательно управляемым мнением на возникшую после революции действительность, здесь появляется то особенное место духовного напряжения, где обретают изображение авторские «загадки, забавы, ловушки».По многообразию форм вступительного фактора, глубине их образной актуализации и богатству многофункционального назначения роман «Вор» предстает как один из примечательных творений ХХ столетия. «В каждом , – отмечает Т.М. Вахитова, – из романов Леонова имеется определенный отрывок, никак не соединенный с сюжетом, однако предопределенный одним словом – выступление Вихрова о русском лесе, отзыв на повесть Фирсова, речь Вадима о России. Данные отрывки считаются типичными идеологическими центрами романов. Слово у Леонова имеет возможность быть прямым и пафосным (Вихров, Вадим, Никанор), может быть неудобным, ошибочным, относящимся к рассказчику анекдотов (Манюкин, Дюрсо), рассказчику притч (Пчхов, Калина Глухов, о. Матвей), рассказчику фамильных преданий (Таиска, инспектор Гаврилов)…» . Невозможно не видеть, что к группы «присущих рассказчику» изыскатель причисляет те формы романного нарратива, которые в принципе предстают как поэтическая фигура вступительного слова, сочиняют оглавление «вставных частей». Видимый упор в принципиальной литературоведческой дилемме был сделан в взаимосвязи с «Воспоминаниями о Леониде Леонове» Галины Платошкиной, где отыскали место моменты интервьюирования сочинителя и в взаимосвязи с этим его авторефлексии, относящиеся  к роли «вставных отрывков» в образном творении 2 . Дальше беллетрист даже пожаловался на небрежность исследователей к данной стороне его произведений и лично именовал некоторые из них «вставных частей»: «Легенду о Калафате, – делится он своими наблюдениями, – трактовали ошибочно, как и многое другое в романе «Вор». Не забываете, в притче про Адама и Еву имеется отменная мысль… Вот и белый слон в «Дороге на Океан»: его подавили, поставили молнию: стал он послушным, хорошим, однако уже не тот, какой был. Это развитие мечты души. Я не раз формулировал идею: ум узнает лишь то, что ведает душа». Однако из большого обилия форм вступительного слова в собственных трудах Леонов назвал только то, что вместилось в литературоведческий оборот, крупная часть «вставных отрывков», «вставных систем».Независимо друг от друга возникавшие наблюдения – в аспекте опознания и изучения одного из основных способов образного письма Леонова – равномерно обретали центростремительную сущность, автономные паззлы складывались в единой картине, содействовали углублению представлений о характере его поэтики и эстетики. От эпизодического «толкового» интереса к единичным «вставным фрагментам», как легенда о Калафате или повествование-вымысел «Про руку в окне», с истинной бесспорностью раскрывался путь к целому изучению вступительного слова как семиотически важного условия образного мира Леонова. В контексте художественных исканий не только российской, однако и мировой литературы роман «Вор» обнаруживает собой образчик семантико-поэтической отдачи выбранного создателем пути двойного рассказа как метода потенцировать энергию читательского восприятия, увеличить интригу чтения. Одну и ту же реальность воссоздают автор-повествователь и его коллега по перу, выдуманный герой, сочинитель Фирсов. Федор Федорович Фирсов. На одни и те же события, лица, людские отношения читателю предложены различные виды видения. Однако два различных видения одной реальности это не просто внешний прием, распахивающий нарративные горизонты романа, а метод выразить особенный характер авторской онтологии, философии мира и человека. Беспристрастно целый литераторский контент Фирсова предстает будто «вставная конструкция» огромного размера, будто вступительный текст, будто «книга в книге», текст в тексте, умышленно отсоединенный от главного повествования кавычками, однако в фокусе двоящегося взгляда на мир утрачивает четкость оценки и революция, лишаясь ореола своей непогрешимости.2.2 Образ главного героя и революцииДоказательному восприятию революции, идеологии ее оправдания противоборствует рассудок ее преступной сути, неестественно присвоенного ею полномочия лишать человека личности и индивидуальности. Мошенническую, «воровскую» сущность революции автор детальнейшим образом разрезает чрез реальные действия Митьки Векшина, которого она заманила соблазном самоволия и вседозволенности, перспективой самоутверждения за счет силы; по подозрению его фронтового приятеля Арташеза, скорее всего он и руку пленному офицеру отсек, ревниво узрев «угрозу в его зрачках»2 (51), почувствовав ту самую «колдовскую блестинку» в глазах, которая дает неодолимое ни при каком строе людское неравенство. Не случайно ведь автор обходил молчанием вопрос, не закодирована ли в заглавии романа «Вор» аббревиатуру Великой Октябрьской Революции – ВОР. Конкретно в вступителении повествовательного текста Фирсова обретает пространство принципиальный для всей художественной логики романа момент беспощадной расправы с молодым поручиком, поддерживающий догадку о том, что для таких, как Митя Векшин, основным мотивом участия в революции был акт общественного возмездия, отплата обиды за неосуществимость достижения того, что раскрывает дорогу «вперед и вверх». Особенная склонность героя к экстремальному максимализму в развязывании жестких участков жизни подчеркнута остротой реакции верного ординарца: «…Едва пленник поднес к козырьку нерешительную руку, коротко свистнул воздух, и Векшин отнял ее у офицерика… – так что она упала, как ветка, к его ногам. Несмотря на боевую доблесть, Санька Бабкин, оказавшийся бесхарактерней собственного хозяина, едва слышно охнул при экзекуции, приседая на росистую травку» (50). Вырисовавшийся в вступительном фрагменте романа «Барсуки» мотив «про руку в окне», храня собственную эмоционально-смысловую идентичность, модифицируется в интриге «Вор» в мотив «отрубленной руки», с особенной мощью акцентируя на этом месте идею о порочности участия в революции как олицетворении намерений общественного возмездия и удовлетворении ощущений исторического реванша, введения в полномочия новых хозяев жизни, как скоро «тебе все разрешено, как огню при сотворении мира» (51).По завершении гражданской войны, с сомнением вглядываясь в расцветающие соблазнами лавочные окна, Митя Векшин еще готов тешить себя иллюзиями условно возможности путем кавалерийского налета и ценой давления рассечь устройство новых противоречий жизни, разрешить проблему общественной правды: «С насмешливым презрением укротителя глядел он в оживленность нечистой стихии, льстясь тайной мыслью – “захотел – и стало, повелю – и уйдут!”» (53). До этих времен, пока в неостановимом ходе революции надо было крушить, разрушать и убивать («человек этот водил полк в самые опасные переделки и рубился – как будто не один, а десять Векшиных рубились», 49), Митька был, что называется, на коне, лицом видным и значимым, когда же наступил момент «перестройки всех механизмов общественной жизни внутри, в переделке ее оснований, – пробует разъяснять Фирсов, – как раз к этой невозградимой, кропотливой деловитости и не был способен тогдашний Митькин ум…» (120). И даром пытается Фирсов объяснить герою собственной будущей книги значение «притчи» о вечных ценностях внутренних исканий человечества, о тщете всех попыток уладить мир, обходя смысл «блестинки в глазах», «средством разумного упрощенья, этак заявить, через нивелировку структурных отличий между пяткой и капризной материей умственной… избавления от наиболее опасного из всех разделительных зол, от интеллектуального неравенства» (129). Знаменателен размен репликами сочинителя и его героя: – Будто, сообразил хотя крупицу, жулик?... – Сообразил, только болтовня единичные, – сознался Векшин. – Загнул ты мне притчу, сочинитель» (130).В этом смысле главное в романе «Вор» - этоне инцидент Векшина с новым миром, а онтологическое возражение нового мира с бытием и его законами. Переворот предстает как причина тотального выдумывания универсальных конфигураций бытия, обольщения неправильной мыслью всеобщего равенства, пренебрегшего феноменом «колдовской блестинки» в глазах, а «не та ли ничтожная штучка, искорка, почти как точка, так что и ярлычка инвентарного присургучить некуда, и есть наиважнейшая ценность бытия, потому что выплавлена из всего, сколько его у нас имелось позади, опыта человеческой истории» (128). Цивилизованная возможность строителей новейшей жизни служит предупреждением от воплощения поспешных планов преображения мира: «Вот за такое плачевное ваше пренебрежение к этому и накажу я жестоко вы… разумеется, в пределах ничтожной повествушки моей», – грозит Фирсов Векшину (126).