Пространство и время в традиционной культуре

Введение 3
Глава 1. Общее понятие хронотопа в современной науке 6
1.1. Понятие традиционной культуры 6
1.2. Культурная и языковая картины мира 21
1.2. Хронотоп в культуре 26
Глава 2. Хронотоп в русских свадебных песнях 41
2.1. Пространство свадебных обрядовых песен 41
2.2. Время в обрядовых свадебных песнях 50
Заключение 59
Список литературы 61

Символическая связь с миром мертвых через окно при условии нейтрализации действия других значимых локусов (стола, красного угла) реализуется в причитах девичника, где окно становится выходом для красоты:Уж ты сметлива, брюзга, догадлива, Отвори, брюзга окошечко.Ты отодвинь-ко, брюзга, столичкаИ заверни-ткоскатереточку, Уж запусти-тко мою волюшку!Уж моя бажона волюшка Ходит не дверями, не воротами,Ходит косивчатым окошечком!В доме как модели вселенной противопоставлены друг другу печь (передний угол) и красный угол:Не молитесь-ка Богу нашему,- Наш Бог вас не помилует!Помолитесь-ка чудному кресту, Чудному кресту - печному столбу!Большим углом могли называть и угол, в котором располагалисьиконы, и угол, в котором располагалась печь. Печь или очаг находились в переднем левом углу, который мог быть отгорожен занавеской от остального пространства дома и назывался бабий кут. Как считает В.П. Кузнецова, нахождение невесты в печном углу соответствует периоду изоляции и уподобляется смерти, необходимым условиям при обрядах перехода. Печной «женский» угол посвященн нижнему миру предков, а печь представляется животворящей утробой дома, связанной с таинством рождения, что подтверждается образностью свадебных песен и причитаний:Печь-мать гогочет, Карваго хочет;Припечки смеются,Шишечки пекутся. В приведенном примере продуцирующая символика реализуется спомощью реликтового мотива ритуального «рождающего», по В.Я. Проппу, смеха. В свадебной поэзии продуцирующие функции печи реализуются путем сближения символических образов печи и матери невесты. В причитаниях, где упоминается печь, можно найти развернутое описание образной связи печи с предками невесты по женской линии, праматерями.Если в красном углу невеста получает информацию о предстоящем будущем, то у печи она вопрошает о событиях прошлого. В этих сюжетах хранителями значимой родовой информации становятся предки невесты именно по женской линии - умершие «бабушки» и «большухи», обитающие в печи родного дома, однако они подчиняются воле хозяйки дома - матери невесты. Не случайно, что именно брат провоцирует брак (отец и мать при этом оказываются лишь косвенно причастными к браку дочери), изживая из родного дома сестру - наследницу родовой информации.В свадебной поэзии не так уж много песенных сюжетов, в которых упоминается или присутствует печь. Самым распространенным мотивом является упоминание печи и бабьего кута как закрепленного за невестой локуса, в котором она находится под защитой и покровительством печи и домашнего огня. Чаще всего в фольклорных сюжетах жених, появляясь в пространстве дома невесты, ищет ее именно за занавеской, а сама невеста совершает требуемые ритуальные действия и произносит необходимые словесные формулы в символическом пространстве дома относительно печи. Материалы свадебной поэзии подтверждают мысль А. К. Байбурина о наличии представлений о связи печи и доли, которые могут быть выявлены на материале ритуального поведения невесты. Красный угол - это дальний правый угол, в котором находилисьиконы, изображения предков, он связан с «верхним» миром предков и богов. А. Кучумова на материале фольклорных экспедиций СПбГУ 1998 - 2001 гг., проводившихся на территории Вологодской области, делает выводы, что красный угол - локатив, изначально связанный с темой коммуникации, причем не только с верхним миром богов (божница), но и с миром умерших предков (фотографии, зеркало) и окружающим «внешним» миром (телефон, телевизор). При этом красный угол можно рассматривать как реплику, намеренно создаваемый (то есть художественный) текст, направленный на посетителя и изначально задуманный в расчете на внешнее восприятие.Именно эта тема коммуникации и становится основной в текстах свадебной поэзии, где присутствует упоминание о красном угле. Таковых, даже в сравнении с песнями, где присутствует образ печи, немного. Прежде всего, следует отметить, что перемещение девушки-невесты в пространстве дома после сговора становится ритуально значимым, поэтому мотив ее появления в красном углу, так же как и в печном углу, актуализирует идею коммуникации с иным миром. Но следует отметить, что если пребываниев печном углу представляется изначальной прерогативой невесты, то ее появлениев красном углу становится особо значимым только после изменения статуса (была девка, стала - «сговоренка»):...Чтобы знали люди, ведали,На икону золоцовую!Что я девушка простватанная,Там светло светит топилище,Моя воля обневолена,Там слезно Богу молитися!Нунь головка обзабочена!...Я глядела, красна девушка,... Отвернуться красной девушкеЯ на стенку лицовую,Во почетный во большой угол,Будто вороны солеталися,Там на стенку лицовую,А там два свата съезжалися...Как мы видим, в этом сюжете в ходе установившейся коммуникации с «иным» миром невеста получает некую значимую информацию, оказывающую влияние на ее будущее и настоящее.Исследователями и собирателями многократно отмечалось, что во время сговора и других значимых этапов свадебного обряда сватов и жениха сажаливкрасный угол. Эта обрядовая сторона нашла отражение и в поэтических текстах:Во почетном во большом углу Это чистые разбойнички, Настоящие подорожнички. Грабежом девку ограбили, Каксилом да волю отняли!Мотив посещения умершими родителями дома сироты-невесты тоже связан с углом без его характеристики, то есть мы не знаем, в каком именно углу мог появиться умерший отец. Но, по-видимому, это и не было важно, так как специфическая семантика угла как особого пространства в доме, где стороны света соединялись в одну значимую точку, являлась достаточной для коммуникации с «иным» миром:Дай посмотрю, горька сиротиночка, Я по темным по угольникам: Не стоит ли родитель-батюшка Во котором темном уголышке...Особое место в символическом пространстве дома невесты занимаетстол, упоминание которого в свадебных песнях и причитаниях преимущественно связано с мотивом традиционной трапезы, становящейся знаком будущего изменения статуса девушки. В ритуалах использовались такие свойства стола, как его неподвижность и неотделимость от жилища. В символическом плане стол осмыслялся как вариант церковного престола.Следует отметить, что за столом всегда присутствуют свидетели совершающегося брака - родители, гости и, в конечном итоге, все члены рода, живые и умершие, связь с которыми поддерживается через символическую трапезу.Интересны свадебные песни, в которых жених получает от матери, или от членов рода наставления в необходимом ритуальном поведении в «чужом» пространстве невесты:Ты зайдешь в нову горницу, Доходи до белых столов, Спознавайбогосужену. Знать, твоя богосужена, Она вся сидит в золоте, В дорогом чистом серебре...По мнению В. Я. Проппа, мотив узнавания будущего партнера побраку имеет древнейшее происхождение и связан в данном случае с тем, что невеста представляется в «текстах жениха» владычицей царства мертвых и как покойница не имеет отличительных признаков живого человека, поэтому и может быть узнана по обладанию золотом - атрибутом подземного мира мертвых.Следует отметить, что за столом жених и невеста вместе или по отдельности появляются в присутствии членов своего рода или гостей - членов своего социума. В свадебных песнях и причитаниях стол становится сакральным центром установления нового родства, а также узаконивания этого родства при свидетелях. Тема свидетельства так или иначе возникает практически во всех свадебных песнях и причитаниях, где действие в пространстве дома приурочено к столу.Если в свадебных песнях и причитаниях печной угол - сакральный центр предков рода, обладающих информацией о значимом прошлом, красный угол - коммуникативный центр верхнего мира, обладающего информацией о будущем, то стол - это коммуникативный центр членов рода, совершающих ритуальные действия в непосредственном настоящем, даже в случае, когда к символической трапезе приглашаются умершие родители невесты.Как отмечает А. К. Байбурин, появление скатерти на столе становится знаком обрядовой ситуации. В свадебной поэзии стол может быть накрыт скатертью, мехами, шелками, но это не является общим местом в описании традиционного стола и имеет факультативный характер. Особенно интересно представлена функция ритуального покрытия стола в текстах с разрушенной традиционной свадебной образностью, когда необходимость присутствия сакрального предмета еще осознается исполнителем, а характер этого предмета, его атрибуты утеряны. В этом случае место сакрального предмета занимает какой-либо «необыкновенный» предмет, выделяющийся особенной красотой:Во горенке во новой, Во новой, во новой Стоял столик кедровой. Кедровой,кедровой.Он покрытый был фатой. Вот фатой, вот фатой, На нем чайник золотой.Золотой,золотой, Полон чаю налитой, налитой...Пространство в свадебных песнях и причитаниях мыслится как совокупность концентрических кругов и стремится к центру, точке, имеющей максимально сакральное значение. Эта тенденция часто реализуется в приеме ступенчатого сужения образов. Стол как сакральный коммуникативный центр членов социума в функции жертвенника также может стать местом для максимально сакрализованного предмета. А. К. Байбурин отмечает, что в повседневном крестьянском быту это был хлеб, но в свадебной поэзии мы практически не встречаемся с отражением подобного рода ритуального этикета, что, вероятно, связано с обрядовой «вывороченностью» реального мира.Если за столом жених и/или невеста присутствуют в окружении родителей, сватов, гостей, то на середине избы - ритуально маркированном месте - они максимально изолированы от всех членов социума. Байбурин отмечает, что середина избы - ее топографический центр, имеющий определенную семантическую нагрузку, что активно используется в обрядовой практике, но не раскрывает этой семантики. В текстах мы встречаемся с несколькими сюжетными ситуациями, в которых фигурирует середина избы.В большинстве случаев середину дома занимает невеста, что свидетельствует о ее новом статусе. Причем это место она может занять по своей воле или по воле отца, принуждающего ее к браку, что является довольно распространенным мотивом на этапе сватовства и в свадебной поэзии в целом:.. .Выводил ее батюшкоОсередь новой горницы.Осередьновой горницы, Середи светлой светлицы. Отдавал ее батюшко, Отдавал ее батюшко, Сватовьям на руки...Итак, в свадебной поэзии символическое пространство дома дискретно и обусловлено наполняющими его сакральными центрами. В качестве таких сакральных центров могут быть названы противопоставленные как верх / низ друг другу печной и красный углы, обладающие общей коммуникативной функцией с «другим» миром. 2.2. Время в обрядовых свадебных песняхИсследуя свадебные песни, в первую очередь, необходимо обратиться к модели «свадебного года». Под этим термином мы будем понимать систему существующих упоминаний времен года в текстах свадебной поэзии. Зима, весна, осень, лето как временные категории весьма абстрактны - это не определенный день недели, не конкретный день вообще.Абстрактность категорий не позволяет соотносить их с календарно-обрядовой системой праздников, а способствует реализации своих символических функций, потенциальных возможностей, заложенных в семантике времени. Мы попробуем проследить, какие обрядовые ситуации в песнях и причитаниях могут быть приурочены к тому или иному времени года, выявить особенности функционирования и семантики этих времен года.Эта тема остается фактически вне сферы научного изучения, однако мы имеем возможность опираться на работы по исследованию славянского календаря и календарного сознания А. Н. Афанасьева, Н. И. Толстого, С.М. Толстой, Т. А. Бернштам, Т. А. Агапкиной, А.Ф. Некрыловой и статьи в этнолингвистических словарях «Славянская мифология» и «Славянские древности». Однако следует отметить, что упомянутые исследования ориентированы на анализ народных обыденных представлений, а не на изучение фольклорной поэтики.Оппозиционность временной структуры календаря отражается в системе свадебного времени. Противопоставленные друг другу лето - зима, весна - осень оказываются задействованными в свадебных оппозициях свой - чужой, дом - антидом, девичество - замужество, живой - мертвый и пр.Причем девичество изображается в песне как время «активного солнца», образ которого отсутствует во второй, «зимней», части текста. В песне можно отметить две четко противопоставленные части, что соответствует существующему в науке положению о полярности календарного сознания. Н. И. Толстой в работе «Времени магический круг» отмечал: «В нашем распоряжении имеется множество этнографических данных о том, что славяне в древности, а в сельских, деревенских краях почти до наших дней, делили год не на четыре, а только на два больших годовых отрезка - лето и зиму...и периоды эти назывались по солнцу - летнему и зимнему. Летнее солнце восходит на «летнем востоке» (летния исток), а зимнее - на «зимнем востоке» (зимния исток)».Сватовство и приближающееся замужество в песнях и причитаниях может символизировать изображение надвигающаейся зимы. Например, традиционно возникает образ «винной ягодки», «винной веточки», которую побили крещенские (зимние) морозы:Свет моя винная ягыт(ы)ка, Ой, свет винаграднаяветачка, Ой, зимни, ой, зимни морозы спобили тебя. Ой, зимни, ой, зимни морозы спобили тебя, А люты, ох, крещенскисповызнобили. А люты, ох, крещенскисповызнобили...Образ зимы в свадебных песнях и причитаниях может раскрываться непосредственно или через так называемых «агентов» - образы мороза, метели, снега и т.д., которые, с одной стороны, входят в образную систему изучаемого явления, а с другой - маркируют приближение участников свадебного обряда к чужому пространству. Образ зимы в свадебной лирике осмысляется не только как сезон года, но и как постоянный признак «чужого» пространства. Л. Н. Виноградова в статье «Мифология календарного времени в фольклоре и верованиях славян» указывает на существовании в мифологии славян представлений о том, что в периоды солнцеворотов, когда раскрываются небеса, духи загробного мира вторгаются в мир людей. Особой интенсивностью разгула нечистой силы отличаются дни зимнего и летнего солнцестояния в связи с осмыслением этих временных циклов как пограничного периода, разделяющего старый и новый год. В свадебных песнях и причитаниях ситуации расставания, просватанья ввариантах сюжета могут быть отнесены и к зиме, и к осени, что, несомненно, свидетельствует об общности семантики этих времен года. Осень в своей семантике тесно связана с идеей переходного времени, которое подразумевает открытость и взаимопроникновение не только календарных, но и пространственных границ. Если летние и зимние святки целиком связываются с представлением о «плохом» времени в связи с идеей перехода и открытостью границ между мирами реальным и сверхъестественным, то вполне логично, что в оппозиции весна / осень функции плохого времени будут переданы осени, несмотря на то, что с приходом осени все хтонические существа прекращают свою активность и уже не представляют угрозы человеку. И для календарного сознания, и для свадебного обряда идея переходного «плохого» времени оказывается ключевой.«Плохое» время предсвадебного периода требует адекватных мифопоэтических образов для выражения всей полноты значений. Поэтому фактически все упоминаемые в песнях и причитаниях образы времен года, кроме лета, образ которого однозначно соотносится только с девичьей жизнью невесты в родительском доме, обладают семантикой «плохого» времени, связаны с идеей перехода и, функционируя в поэтическом тексте, требуют при себе построения сакрального пространства на основе медиативных свойств:...В нашей горнице светлехонько, Ни ветру, ни погодушки, Ни часта дождя осеннего, Нет ни вихоря снега белого. Вдруг подули ветры буйные, Растворилися окошечки, На двор въехали разлучнички...Вот снежочки глубокия, дожди осенние,Вот дожжочкиосенния, ночки последние... В этих примерах мы видим, что в сакральное пространство дома невестычерез окна (основные функции окна, как мы уже выяснили, сводятся к коммуникации с внешним миром и, в частности, с миром мертвых), двери, ворота вторгаются представители чужого рода. Это вторжение сопровождается возмущением и разрушением пространства невесты.Открытие пространственных границ происходит не только в сюжетах с обрядовыми ситуациями сватовства, но и при обращении невесты к умершим родителям. Зима и ее природные явления сопровождают пересечение пространства невестой или родителями в вербальной формуле призыва, которая также содержит в себе в ряде случаев образы ветра и снега:Поднимись-ка, мать-погодушка, да, Ты раздуй-ка снежки белые, Размети с гор желты пески, Ды размети-ка с гор желты пески. Расколися, сыра мать-земля...В этой группе свадебных песен и причитаний зима предстает как объективная необходимость, наступающее время умирания, прибежище от которого находится в доме жениха. Если временной цикл жизни и вегетации от весны до осени - устойчивая формула в свадебной поэзии, то естественно, что наступление зимы может символизировать объективную необходимость перехода в иной социокультурный статус. Кроме того, такие песни по характеру отражения картины мира могут принадлежать «партии жениха» вне зависимости от того, кто их непосредственные исполнители.Жизнь невесты в родном доме до замужество однозначно ассоциируется с весной или летом. Постоянный эпитет «батюшка - солнышко» в контексте нашего исследования можно толковать и как редуцированный вариант символического параллелизма. Кроме того, В.П.Кузнецова считает, что «солнце» иногда в причитаниях служит метафорической заменой этого термина родства. Например, в причитании №87 сборника «Русская свадьба» представлено параллельное раскрытие символических образов отца и солнца, каждый из которых связан с пространством дома невесты. «Батюшка» как солнце соотнесен с домом невесты и временем вечного лета и фактически является управителем времени года:Подойди-ко, схожо солнце угревное, Мой родитель да надежа да батюшко. Я паду тебе челом да и поклоняюсь.Тебе спасибо, солнце красное, Мой родитель батюшко, Не жалел ты золотой казны-денежки, Обряжал ты дочь свою косатую ласточку. Понесу я гнев - кручинку великую: Меня сдумал ты отдать, прочь отсеятиЛето теплое - всегда однозначно положительный хрононим и принадлежит именно дому невесты, никогда не характеризует дом жениха, традиционно связанный со временем осени и зимы. Например, в песне сборника «Народные песни Воронежского края» можно наблюдать прямо противоположную уже расмотренной сюжетную ситуацию. В тексте присутствует символический параллелизм зима и морозы / отец и мать жениха:Ой ты, гора ль моя, горушка,Да глубокие снега.Ой ты, гора ль моя земляная,Ой да Михаил Григорьевич,Ты скажи мне всю правду:Да скажи всю правду:Какова ли зима будет,Какова же твоя матушка,Да какая зима будет,Каков же твой батюшка,Да какие же, ох, морозы,Ой, да какова же твоя матушка?Ой, да лютые же морозы,О невесте родители вспомнят только тогда, когда придет лето. Причина весьма прозаичная: лето - это время полевых работ, работ на земле. Иногда уже известный мотив может видоизменяться. В качестве времени, когда вспомнят невесту, может быть названа и зима в зависимости от тяжести работы, приуроченной к этому времени:Но вспомянешь меня, родима мамынька, Не в час меня, не во времечко: Пройдет лето красное, Наступит зима холодная, Призастынут реки быстрые Ледочком синеньким; Ты пойдешь, родима мамынька, Следует отметить, что маркерами наступления нового временного цикла являются певчие птицы, которых не слышно невесте в новом доме жениха. Логично, если дом жениха - это мир мертвых, то земля там неплодородна, так как все запасы земных богатств и так находятся там и нет необходимости что-то растить, а летом певчие и остальные птицы прилетают в пространство дома невесты, поэтому в мире мертвых их и не слышно. В этом мире мертвых временная система обратна системе живого мира. Осенью солнце переходит в мир мертвых, где и наступает лето, а весной ситуация меняется на противоположную.Причем выражение «весна раскроется» стоит в тесной связи с представлением о «закрытой» - «открытой» земле. По данным словаря «Славянские древности», осенью земля «закрывается», с чем связан запрет на любые земляные работы в течение зимнего периода (даже на кладоискательство), а весной земля опять открывается, и запрет на эти работы снимается. Можно предположить, что оппозиция дом невесты / антидом жениха как плодородная / неплодородная земля находит продолжение в оппозиции зима / лето или осень / весна.Однако в свадебных песнях и причитаниях весна - это не только время дома невесты и ее половозрасной группы, но и начало нового календарного года. Именно к весне может быть приурочено сватовство или последняя ночь перед свадьбой. Весна может быть в песнях названа и в качестве основной причины совершения брака:-Да ты, ласточка, ласточка, Да сизокрылая, касатая, Да зачем ты рано, ой, вылетывала, Да из своего теплого гнездышка? -Да не сама-то я вылетывала, Да не своей волей-охотою: Да наступила весна красная, Да полились дожди сильные, Да подмочило тепло гнездышко...И весна, и осень в качестве времени предсвадебной ночи получают эпитет «последние». Это свидетельствует об обрядовой прагматике и выделяет из многообразия своей семантики значение конечности, исчерпанности, ритуальной смерти, что так или иначе связано с представлением о «девичьем веке».Сам по себе год практически никогда не используется в качестве временной меры, в свадебной поэзии всегда упоминается временной отрезок в несколько лет. Понятие года сопряжено с фольклорной традицией троичного, семеричного или десятеричного счета, с помощью которых создается ощущение завершенного временного цикла. Обратимся к распространенному сюжету о «дарах невесты»:Да не год я вас пряла,Да не год я вас пряла, Не два собирала, Да не два собирала, А я семь годов пряла, Да я семь годов пряла, А на восьмой ткала, Да на восьмой ткала, На девятой белила, На девятой белила, На десятой кроила, На десятой кроила, Сундук накладала...В качестве времени изготовления приданого могут быть названы три или семь лет. С одной стороны, это соответствует прагматике обряда - приданое действительно начинали готовить почти с рождения дочери - впрочем, именно эта ситуация и не отражена в свадебной поэзии. Но для передачи протяженности времени используются приемы традиционной фольклорной поэтики - троичный и семеричный счет.Невеста, оказавшись в мире мертвых, приобретает все черты этого мира, подобное мы видели и в том случае, когда описываются качества, необходимые для жизни молодой в семье жениха, в данном случае невеста становится такой же мертвой, как и другие члены рода жениха.Таким образом, для календарного сознания и для свадебной лирики идея переходного «плохого» времени оказывается ключевой. «Плохое» время предсвадебного периода требует адекватных мифопоэтических образов для выражения всей полноты значений. Поэтому фактически все образы времен года в песнях и причитаниях, кроме символического образа лета, однозначно соотносимого только с девичьей жизнью невесты в родительском доме, обладают семантикой «плохого» времени, связаны с идеей перехода и, функционируя в свадебных песнях и причитаниях, требуют при себе построения сакрального пространства на основе медиативных свойств. ЗаключениеХронотоп - явление, сформированное для передачи категорий времени и пространства в современной культуре. Явление это достаточно полно позволяет передать ментальные представления народа. Вполне естественно, что и пространство и время находят свое отражение в символах и архетипах. В данной работе мы обратились к устному народному творчеству, взяв за основу представление о том, что язык отражает ментальность народа. Для того, чтобы сделать вывод о специфике хронотопа в традиционной русской культуре необходимо проанализировать свадебные песни. В свадебной поэзии символическое пространство дома дискретно и обусловлено наполняющими его сакральными центрами. В качестве таких сакральных центров могут быть названы противопоставленные как верх / низ друг другу печной и красный углы, обладающие общей коммуникативной функцией с «другим» миром. Идея коммуникации с членами социума связана с символическим образом стола, который становится центром механизмов установления новых систем родства и брачных отношений через совместную трапезу. В свадебных песнях и причитаниях со столом связана идея свидетельства, которая обуславливает присутствие в символическом пространстве дома не только ныне живущих, но и умерших предков и членов социума. В исследуемых текстах топографическим центром дома становится середина избы - позиция макимальной изоляции участника обряда, занятие которой в песнях и причитаниях свидетельствует о следовании ритуальному этикету и совершении обрядовых действий. Таким образом, символическое пространство дома, как оно отражается в свадебных песнях и причитаниях, - это система его сакральных и ритуальных центров, передвижение по которым и становится одной из составляющих свадебного обряда.Оппозиционность временной структуры календаря отражается и в системе свадебного времени. Противопоставленные друг другу лето - зима, весна - осень оказываются задействованными в оппозиции свой - чужой, дом - антидом, девичество - замужество, живой - мертвый. Образ зимы в свадебной лирике может раскрываться в тексте непосредственно или через так называемых «агентов» - образы морозы, метели, снега и т.д., которые, с одной стороны, входят в образную систему песен и причитаний, а с другой стороны, маркируют приближение участников свадебного обряда к чужому пространству. В песнях партии жениха и партии невесты временные структуры представлены в зеркальном отражении. В своем пространстве всегда лето, в чужом пространстве всегда зима, но при пересечении пространственных барьеров неизменно возникают пространственно-временные барьеры, объединенные свойствами фантомности и имматериальности.Весна - это не только время дома невесты и ее половозрастной группы, но и начало нового календарного года. В приуроченности свадьбы к весне может отражаться магия первого дня. Семантика начала годового цикла соответствует и тем редким случаям, когда названы месяцы года - январь и март. Это явление не характерно для обрядовой поэзии, проникнутой скорее календарным сознанием.Список литературыАверинцев С.С. К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской // Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. М., 1972.Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001. БайбуринА.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. - Д., 1983БайбуринА.К. Ритуал в традиционной культуре. — СПб., 1993БайбуринА.К. Фольклористика и этнография сегодня // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. С. Докладов. Том III. - М., 2006. - С.23-29.БайбуринА.К., Левингтон Г.А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе // Русский народный свадебный обряд. - Л., 1978. - С. 89-105.Беньямин В. О понятии истории // Новое литературное обозрение. 2000. № 6 (47).Булгаков С.Н. Догматическое обоснование культуры // Булгаков С.Н. Сочинения в 2-х т. Т. 2. М., 1993. Бычков В.В. Малая история византийской эстетики. Киев, 1991.Дилигенский Г.Г. «Конец истории» или смена цивилизаций? // Вопросы философии. 1991. № 3. Ерасов Б.С. Цивилизации: универсалии и самобытность. М., 2003.Иванов В.В. Нечет и чет (Асимметрия мозга и динамика знаковых систем) // Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 1. М.: «Языки русской культуры», 1999.Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М.: «Наука», 1965. Иванов В.И. Две стихии в современном символизме // Иванов В.И. Родное и вселенское. М., 1994.Корнилов М.Н. Постмодернизм и культурные ценности японского народа. М., 1995.Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994.Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. Лосев А.Ф. Мифология греков и римлян. М., 1958. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. О семиотическом механизме культуры // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.Малявин В.В. В поисках традиции // Восток-Запад. М., 1988.Малявин В.В. Конфуций, конфуцианская традиция и современная конфуцианская мысль: проблемы преемственности // Китайская традиционная культура и проблемы модернизации. Ч. II. М., 1995.Мамардашвили М., Пятигорский А. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М., 1997.Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь разума. М., 2000. Народные песни Белгородской области / Сост. Н. М. Элиаш - Воронеж, 1970.Народные песни Воронежского края. Антология. - Воронеж, 1993.Народные песни Орловского края / Под ред. Р. А. Масленниковой. — Орел, 1989.Народные песни Орловской области /Зап. Л.С.Афанасьева. Вып.5. - Орел, 1983.Народные песни, собранные и записанные в Псковской губернии И. К. Копаневичем.-Псков, 1907.Народныепесни / Записаны О. А. Славяниной. - Брянск., 1973.Пятигорский А.М. Некоторые общие замечания относительно рассмотрения текста как разновидности сигнала // Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996.Семенцов В.С. Проблема трансляции традиционной культуры на примере судьбы Бхагавадгиты // Восток – Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М., 1988.Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.Спиркин А.Г. Человек, культура, традиция // Традиция в истории культуры. М., 1978.Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001. Топоров В.Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд) // Очерки истории естественнонаучных знаний в древности. М., 1982.Топоров В.Н. Два дневника (Андрей Тургенев и ИсикаваТакубоку) // Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука, 1989.Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средневековой культуры (на материале «Хожения за три моря» Афанасия Никитина) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1994.Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1997.Фейблман Д. Типы культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретации культуры. СПб., 1997.Флоренский П.А. Из богословского наследия // Богословские труды. Вып. 17. М., 1977.Хабермас Ю. Модерн – незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4.Эстетика Ренессанса. Т. 1. М., 1983.Юнг К.-Г. К пониманию психологии архетипа младенца // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.