Национальные экономические модели развития

Содержание
Введение
1. Национальные модели экономического развития как предмет теоретического анализа
1.1. Модель национальной экономики: понятие и содержание
1.2. Сравнение модели национальной экономики с другими экономическими воззрениями
2. Анализ существующих моделей экономического развития
2.1. Виды и развитие национальных экономических моделей
2.2. Смена модели мирового экономического развития
Заключение
Список литературы

Одержавшая верх доктрина безраздельного господства США питала иллюзию окончательно утвердившейся однополярности и «конца истории». Однако на деле распаду и пересборке подверглись все системы старого двухполярного мира. Игнорирование этого процесса и стремление США выстроить новую экономику по модели однополярности лишь внесли еще большую нестабильность в воспроизводственные механизмы мировой экономики, привели к глубокому кризису недоверия между странами, от которых зависит выход на путь устойчивого развития. [9, 112]
На протяжении последнего десятилетия ХХ века отношения между тремя секторами экономики и новый баланс сил в системе воспроизводства мировой экономики определялись в рамках концепции «открытых рынков». Согласно этой модели каждому инвестору обеспечивался доступ к активам в любой стране мира и в любой сфере хозяйственной деятельности, результатом же являлась общая максимизация «стоимости» в мировой экономике. Факторы национальной идентичности, «собственности нации» на стратегию своего развития и эффективного государственного участия в определении направления развития экономики были нивелированы, объявлены пережитком прошлого, а «экономический национализм» оказался приравнен к худшим проявлениям авторитаризма.
У этой модели до середины 1990-х годов имелись основания, обусловленные так называемыми переходными процессами в десятках стран мира, включая Россию. В их числе:
распад государственных образований и блоков, временно снявший с повестки дня приоритет задач обеспечения национальной безопасности;
массированная приватизация капитальных активов государственного сектора в странах бывшего социалистического лагеря;
кризис национальной идентичности, приведший к кризису самосознания наций и временной утрате способности к разработке стратегии развития;
переопределение границ экономического и оборонного суверенитета, особенно в связи с последствиями распада «советского блока» в Восточной и Центральной Европе, на Кавказе и в Средней Азии;
создание новых рыночных экономик, институционально сопоставимых с экономиками развитых рыночных систем;
концентрация усилий на антикризисных и стабилизационных мерах в экономике, маргинализация идеологии и практики стратегии устойчивого экономического развития;
формирование новых трансграничных рынков для финансового капитала и транзакционных услуг в обеспечении контрактных отношений;
переход «в тень», в том числе через развитие оффшорных схем, гигантской собственности и формирование новой основы для коррупции и нелегальных доходов в большинстве стран мира;
либерализация доступа к технологиям и важнейшим производственным ресурсам;
капитализация США на идеологии своего абсолютного лидерства в монополярном мире.
Появление у развивающихся рынков активной политики по защите национальных интересов в ответ на финансовую глобализацию вызвало как развал идейных построений в духе «Вашингтонского консенсуса», так и кризис реальных публичных институтов, предназначавшихся к выполнению соответствующей роли. Мировую экономическую модель в середине первого десятилетия XXI века характеризует не формирование новых рынков (emerging markets) при разрушении институтов государственного суверенитета, а формирование новых мировых держав (emerging powers) – новых центров суверенитета. С точки зрения пересборки экономической модели, речь идет о рекомбинации транзакционного, производственного и ресурсного секторов и их объединении в устойчивые межгосударственные союзы, связанные общностью стратегических задач и обеспеченные специально созданными бизнес-альянсами. Таким образом, отличительная черта наступившего этапа – кардинальная смена модели мирового порядка, в рамках которой создаются новые механизмы балансирования чистых сбережений и долгов, чтобы было возможно осуществлять долгосрочные инвестиции.
Доминирование проблем транзакционной экономки среди факторов глобального дисбаланса выглядит не случайным. Здесь следует учитывать следующие факторы.
Основной институт международных экономических отношений за последние 40 лет – это долларовая зона и соответственно экономическая и военная политика США.
Дисбаланс транзакционной экономики сложился за счет фактической дезинтеграции экономической системы трансатлантического союза, в ходе которого Европа создала собственную валютную зону, а Япония дрейфует в сторону единой азиатской валюты вместе с Китаем.
Проблемы финансовой сферы в долларовой зоне многократно усилились с расширением площадок фондового рынка и вовлечением в оборот активов слабо институционализированных новых рыночных экономик.
Взлет ресурсных экономик в 2000-х стал следствием двух процессов: активизации спроса на сырье со стороны мощных экономических центров роста в Китае и Индии, а также «бегства» капиталов в 2001 году с развалившегося фондового рынка США и от нарастающего системного кризиса, связанного с двойным дефицитом в США. Не последнюю роль конкретно для России сыграла перспектива расширения экспорта углеводородов, и прежде всего природного газа, в Европу. «Перегретость» Китая (и Индии) в отношении экспорта в Соединенные Штаты, представляющие собой потенциально кризисный рынок, может негативно сказаться на инвестиционных перспективах сырьевых экономик, если спад спроса в США не будет компенсирован его ростом в других регионах.
Рост производящих экономик впечатляет не менее чем бум в сырьевых странах и предкризисные явления в транзакционных экономиках. При этом общей средне и долгосрочной тенденцией является опережающий рост как внутренних рынков в Китае и Индии, так и спроса на продукцию глубокой переработки в сырьевых экономиках. В перспективе это способно ослабить шок от замедления экономического роста в США. [3, 177]
Стратегия перестройки в духе «открытых рынков» предполагала эмансипацию денежных ресурсов от капитальных активов реального сектора, воспроизводимых в «национальном хозяйстве». Замещение национальных денежных систем иностранными (в основном долларизация новых экономик) не просто поддерживало экономику с распавшейся денежной системой, но и преследовало осознанную цель – резкое ускорение вовлечения реальных капитальных активов, запертых в национальных границах, в игру «открытых рынков». Осуществлялось это следующими мерами:
отделением правил движения финансовых активов от движения товарной массы, номинированной во внутренней валюте;
выделением финансовых активов в самостоятельную подсистему национальной экономики с замещением «товарного обеспечения» на текущие доходы в одной из мировых валют и (или) кредита для «поддержки» Центробанка как эмитента;
девальвацией местной валюты в отношении к мировым валютам с последующим использованием иностранной валюты для внутренних расчетов и переуступкой права на эмиссию одному из центральных банков, выпускающих в обращение мировую валюту.
Предполагаемой задачей финансовой глобализации было «сорвать с товарного якоря» денежные активы, работающие внутри системы «национальных хозяйств», заместив их мировой валютой, являвшейся более сильной и адекватной режиму открытой экономики. Практический смысл такого проекта состоял в том, что, будучи привязаны к реальным активам (реальному сектору) конкретной страны, национальные финансовые активы очень медленно вовлекаются в мировой финансовый оборот, если он основывается на товарных потоках (реально созданной стоимости – стоимостного потока), а не на динамику капитальных стоимостей, недвижимости и природных запасов. Тем самым ставилось задачей вовлечь в мировой финансовый оборот капитальные ценности, в особенности стратегические запасы ресурсов (запаса, потенциала для создания стоимости), – а это в свою очередь означало резкое увеличение емкости мировой финансовой системы. Содержание такой задачи определялось двояко: во-первых, как попытка использовать конкурентные транзакционные преимущества страны – эмитента мировой валюты (США) для получения контроля за рынком капитальных активов; а во-вторых, новый рынок ценных бумаг поглощал (связывал) инфляционный долларовый навес, который с известной периодичностью генерировали США начиная с середины 1970-х годов. В рамках этой доктрины перед финансовой экспансией также ставилась триединая задача:
увеличить объем и скорость обращения финансовой ликвидности в странах «центра» (англосаксонской финансовой системы) и в странах «периферии» для поглощения большой массы капитальных активов реального сектора;
обесценить местные валюты в странах-заемщиках, что должно было привести к замещению их иностранными валютами и выведению реальных активов местных компаний на рынок ценных бумаг (как результат – рост спроса на финансовую ликвидность);
использовать механизмы залога через рынок капитальных активов и вывод регулирования этого рынка в наднациональное правовое поле*. Исходя из логики этой модели, критериями завершенности проекта глобализации являются:
блокирование внутренней эмиссионной деятельности национального Центрального банка (внедрение практики currency board) и полного замещения национальных валют;
превращение капитальных активов реального сектора в свободно торгуемый финансовый актив (через систему фондового рынка);
проникновение мировых валют (доллара США) в область обращения капитальных активов, формирующих долговременные конкурентные преимущества стран-производителей (традиционно это считалось прерогативой «национального государства»);
вовлечение национальной экономики в систему международного правового регулирования на принципах прямого действия как в вопросах текущих операций, так и движения обязательств по долговременным капитальным вложениям (капитальным инвестициям).
В результате «перемены хода» в 1990-е годы, когда хозяйственные обязательства стали появляться не от торговли готовыми товарами и услугами, а от торговли ожиданиями при существенно недооцененных капитальных активах, сложилась необычная ситуация. Были произведены инвестиции в приобретение большой массы капитальных активов, оправданность которых должна доказываться лишь постфактум – через развертывание конечного спроса и инвестиции в производственные программы. [7, 191]
По сравнению с традиционной схемой интеграции, при которой развитие и углубление торговли товарами и услугами предшествовало более глубоким формам проникновения через приобретение капитальных активов, в 1990-е годы капитальные активы по бросовым ценам через массовую приватизацию вовлекались в мировой финансовый оборот как товары, а не как «производственные мощности», связанные с динамикой выпуска и торговли. Фактически спрос на капитальные активы сформировался вне связи с существующими цепочками создания стоимости или, во всяком случае, до окончательного решения об их интеграции. Новые собственники, выкупая огромные объемы капитальных активов, не имели ни планов развития производства, ни представлений о состоянии рынков сбыта, на которых им предстояло развивать бизнес.
Задолго до того, как становилось ясно, правильно или ошибочно был сделан расчет о реальных затратах и их результатах, происходило многократное оформление договоренностей по разделу собственности и доходов от ее использования. Причем требования оформлялись между большим числом агентов рынка, а «ожидания», касающиеся огромного числа инвестиционных проектов, непосредственно увязывались между собой.
Развернутый ответ на вопрос, почему легитимация результатов передела капитальных активов мирового рынка через финансовую глобализацию оказалась столь трудным делом, еще предстоит найти. Однако сегодня не вызывает сомнений центральный пункт такого объяснения: приватизация собственности и допуск массированных прямых инвестиций в стратегические активы не снимают ни вопросов национальной безопасности, ни главного принципа демократической власти, состоящего в том, что экономические вопросы суверенного общества решает выборная власть, подотчетная гражданам страны.
Другими словами, универсализация рынков в части капитальных активов (как финансовых, так и реальных) вошла в противоречие с принципами демократического управления в современном обществе – подотчетностью и выборностью властей. Заниматься стратегическими проектами, затрагивающими жизнь миллионов людей, невозможно, если не получить от них соответствующую санкцию. События последних пятнадцати лет лишь подтвердили, что источники долгосрочных сбережений и инвестиций остаются предметом ответственности выборных государственных органов власти, а не «универсальных инвесторов» без определенного места жительства.
Сегодня можно сказать, что пауза в ожидании того, когда заработает единая глобальная экономическая машина, опасно затянулась. Финансовые капиталы, пройдя в 1990-е годы сито национальных рынков капиталов, в значительной части осели на балансах мировых финансовых компаний, находящихся в юрисдикции США. Однако эти средства оказались не столь ликвидны, как было принято думать. По мере приближения момента, когда у основных игроков сформируются общие планы развития на перспективу, финансовые активы, находящиеся в США, оказываются вовлеченными в политику ограничений инвестиционного процесса с их участием.
Это уже привело к:
обострению проблемы политических рисков для стратегических инвестиций во всем мире из-за невозможности получить санкцию на доступ к стратегическим ресурсам как в собственно ресурсном, так и в производящем секторах;
росту финансовых рисков, связанных с неспособностью унифицировать требования к трансграничному движению капиталов, обеспечить соответствующий надзор за их движением и защиту инвестиций;
резкому росту золотовалютных резервов центральных банков и фактическому жесткому регулированию «рыночных колебаний» на валютных рынках;
накоплению компаниями за период с 2003-го по 2005 год большой массы наличных денег (по оценкам независимых экспертов не менее 1 триллиона долларов США), готовых быть инвестированными в сделки по слиянию и поглощению и в иные проекты, связанные со стратегическими инвестициями;
усилению геополитических противоречий между ведущими валютными зонами, которые еще недавно рассматривались как гармоничная система, находящаяся под решающим влиянием «долларовой экономики». [11, 125]
Заключение
Экономика – это сфера жизнедеятельности общества, связанная с производством, распределением и потреблением материальных благ. Основной функцией экономики является удовлетворение материальных потребностей как отдельных членов общества, так и общества в целом. Именно экономика обеспечивает жизнеспособность общества, создает материальные условия для развития человека и социума в целом.
В организации экономической жизни еще много недоработок. И экономическая политика, и сама хозяйственная практика страны РФ еще нуждаются в огромной регулирующей роли государства, способной привести воспроизводство в соответствие с теми стандартами, на которые оно рассчитывает, пытаясь отойти от сырьевой основы развития и полнее использовать преимущества наукоемких отраслей и информационных технологий.
МНЭ распространяется на всю экономику в целом, а не ограничивается рассмотрением лишь одного элемента экономики. Эта модель является системой с присущими для неё целями, принципами и механизмами их реализации. Она не основывается на выдумках и фантазиях, а исходит из существующей реальности и ставит целью реализовать модель, соответствующую этой реальности.
В модели национальной экономики главное – это человек, которому необходимо дать счастье, сделать его богатым и которому необходимо служить. Сегодня экономисты, рассматривая проблемы постоянного экономического роста, справедливого распределения доходов и достижения полной занятости, полагают, что эти цели недостижимы. Модель национальной экономики демонстрирует, каким образом это достижимо.
Список литературы
Иванченко А.А. Экономические преступления и коррупция // Аспирант и соискатель. – 2011. – № 7.
Липов О.А. Экономические категории «латентной деятельности» в скрытой экономике // Российское предпринимательство. – 2010. – № 12 Вып. 1 (173).
Олейник А. Н. Институциональная экономика: учебное пособие. – М.: Инфра-М, 2010.
Палаш С.В. Институциональные изменения и экономический рост // Российское предпринимательство. – 2011. – № 2.
Полищук Л. Нецелевое использование институтов: причины и следствия // Вопросы экономики. – 2008. – № 8.
Полтерович В.М. Элементы теории реформ. – М.: ЗАО «Издательство «Экономика», 2012.
Попов В. Стечение обстоятельств или историческая закономерность? // Вопросы экономики. – 2012 – № 7.
Радыгин А., Энтов Р. В поисках институциональных характеристик экономического роста (новые подходы на рубеже ХХ – ХХI вв.) // Вопросы экономики. − 2011. – № 8.
Рывкина Р. Российское общество как теневая социально-экономическая система // Мировая экономики и международные отношения. – 2009. – № 4.
Сидорович А. О взаимосвязи экономической теории и стратегии государства // Экономист. – 2012. – № 11.
Федорищев В.А. Предпринимательство и экономический рост в условиях глобализации // Креативная экономика. – 2013. – № 1 (73).
Шараев Ю. В. Теория экономического роста : учебное пособие для вузов / Ю. В. Шараев; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: ГУ ВШЭ, 2006.
2