Мои впечатления об открытии городской галереи братьев Третьяковых

Как в нашей литературе сороковых годов ярко уже вспыхнул свет реализма и трезвой и глубокой мысли, так и в живописи он не мог, по крайней мере, не тлеть и в пору ее первых несмелых шагов по самостоятельному пути
Подчеркну роль П.А. Федотова, сопоставить его важно с Гогартом и отметить, что Федотова нельзя назвать карикатуристом, он истинный нравоописатель.
Нахожу великим, и до сих пор, может быть, недостаточно оцененном талант В.Г. Перова. А В.Е. Маковский тончайший наблюдатель жизни мелкого русского люда. И.М. Прянишникова могу назвать Островским русской живописи, В.М. Максимова – поэтом крестьянства в русском живописном жанре, а Г.Г. Мясоедова – интеллигентным носителем идей, изучающим действие идеи на души иного склада, чем его собственная.
Высоко хочу оценить роль И.Е. Репина, который явился как будто для того, чтобы соединить в себе идейные стремления Мясоедова и Ярошенко, глубокую психологию Перова и Крамского, наблюдательность Маковского, проникновенную бытовую созерцательность Максимова на почве могучего живописного таланта.
Картины В.И. Сурикова дышат историческим проникновением в минувшую жизнь нашего народа, удивительным результатом историко-психологического направления в живописи.
Отдельно хочу остановиться на русском пейзаже, собранном в созданном музее.
Русский пейзаж в городской галерее П. и С. Третьяковых это особое настроение. Это не просто интимное созерцание жизни.
Мы, русские зрители картин, так любим искать в картине настроение, наша родина.. быть может, более способна отозваться на разнообразную гамму личных настроений русского человека, которого общественная жизнь, более бедная, чем общественная жизнь западного европейца, часто оставляет в одиночестве.
Здесь особо стоит выделить работы Л.Л. Каменева, Ф.А. Васильева и А.К. Саврасова. Это истинные мастера настроения в русском пейзаже.
Пейзажи В.Д. Поленова, Е.Е. Волкова, А.А. Киселева нужно ценить за мощный объективизм.
Из наших пейзажистов немногие умеют так передать дух нашего русского пейзажа, который способен замечать прекрасное в обыденном; его душа радуется при соприкосновении с ней.
Многочисленные посетители беспрестанно поручали передать нашим художникам, как высоко ценят они русскую выставку и как им нравятся картины. Многие уверяли, что находят их лучшими на всей выставке.
Часто меня спрашивали, отчего г. Верещагин ничего не прислал. Такой же успех имели картины гг. Репина, Семирадского, Седова, Савицкого и проч.
И тем не менее приходится отметить, что создание городской (художественной галереи не было отмечено ведущими «толстыми» журналами: ни «Вестником Европы» (что, возможно, ему и простительно, как изданию петербургскому: журнал откликнулся во «Внутреннем обозрении» майского номера за 1895 г. на создание музея Александра III), ни московской «Русской мыслью», где в разделе «Современное искусство» этих лет говорилось только о проблемах и новостях театральной жизни, хотя в мае за 1893 г. все же было рассказано о передвижной выставке, при этом особое внимание было уделено жанровым картинам Н.А. Касаткина и А.Е. Архипова, но без какого-либо упоминания о Третьяковской галерее. Осознания факта создания открытой галереи Третьяковых как явления национальной культуры нет.
Тем не менее, открытие галереи - пополнение национального достояния. Название «Городская» неверно, слабо и безветно; оно не выражает ни истории, ни сущности дела.
Эту галерею, по всей справедливости, надо было бы назвать: «Третьяковская национальная галерея.
Уникальность самого собирания картин одним человеком в течение 35 лет, это несравнимая щедрость дара.
То, что в Европе собирали на протяжении сотен лет преимущественно короли, то в России оказалось под силу П.М. Третьякову.
Именно его собрание картин отечественных художников стало главной составляющей галереи, именно оно придает ей значение национального достояния.
Третьяков является современником того несравненного художественного движения в России, которое создало великую самостоятельную русскую школу.
Она положила начало всему будущему русскому художественному творчеству.
Третьяков, словно назначенный самой судьбой быть современником и сопутником этого великого движения нашей истории, понял все его значение и сделался неоценимым товарищем, помощником и другом.
А во многом поощрителем и побудителем русского художника, глубоко симпатизирующим накопителем и охранителем на веки веков его великолепных созданий.
Павел Михайлович стоит у истоков отечественного искусствознания, внеся серьезный научный вклад в наше знание о русских художниках и о времени написания ими тех или иных произведений. Это делает Третьякова по натуре ученым.
Глубокое, «научное отношение» Третьякова к искусству подтверждается всей его многогранной, долголетней деятельностью на этом поприще.
Собиратель пользовался особым доверием художников и получил право осматривать их новые работы еще в мастерских либо на выставках накануне вернисажа.
Известно, что никакого специального художественного образования Павел Михайлович не имел.
Тем не менее, он раньше других распознавал талантливых художников и, как правило, приобретал наиболее значительные работы каждого мастера.
В этом состоит его огромное открытие и вклад в историю русской живописи.
Ревностно и тщательно, пересмотрел он почти все европейские музеи, переезжая из одной большой столицы в другую, из одного маленького итальянского, голландского и немецкого городка в другой.
И он сделался настоящим, глубоким и тонким знатоком живописи.
И все-таки он не терял главную цель из виду, он не переставал заботиться всего более о русской школе.
От этого его картинная галерея так мало похожа на другие русские наши галереи.
Она не есть случайное собрание картин, она есть результат знания, соображений, строгого взвешивания и, всего более, глубокой любви к делу.
И ещё одно важное обстоятельство важно отметить, что уже в атмосфере существовала объективная необходимость создания в столице нового художественного музея.
Он должен был заполнить нишу, образовавшуюся между частным, вкусовым и неизбежно пристрастным собирательством.
14