Концептуальное поле ЛЮБОВЬ и его представление в иноязычной аудитории

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. Концепт и концептуальное поле
1.1. Понятие концепта
1.2. Вопрос о структуре концепта
Выводы по главе 1
Глава 2. Представление концептуального поля «любовь» в иноязычных Аудиториях
2.1. Концептуальное поле «любовь» в русской культуре
2.2. Представление концептуального поля «любовь» в аудиториях западных культур (английская, французская)
2.2. Представление концептуального поля «любовь» в аудиториях восточных культур (корейская, китайская, японская)
Выводы по главе 2
Заключение
Список использованной литературы

«hot love», рус. «горячая любовь», ит. «amore ardente». При описании любви используется тот же набор лексических единиц, что и при описании огня: англ. «to carry a torch for», «an old flame», рус. «сгорать от любви», нем. «j-п lieb und teuer halten», «Feuer fangen». Внутренняя форма некоторых фразеологизмов совпадает, например, англ. «go through fire and water for smb» и рус. «идти в огонь и воду за кем- то». Можно отметить, что русский язык содержит больше выражений, в которых прослеживается аналогия между чувством и огнем: «пылкая любовь», «жар/пыл любви», «сгорать от любви», «любить горячо», «огонь любви».
Любовь осознается как всемогущая сила, и поэтому в английском языковом сознании (и в некоторых других языковых обществах) действия, направленные на объект любви, нередко носят гиперболизированный характер: англ. «to worship the ground smb treads (walks) on» («быть готовым целовать землю, по которой кто-либо ступает»), «to think the world of smb» («души не чаять»), «to think the end of smb» («любить, обожать кого-либо»), нем. «einen Narren an j-m gefressen haben», фр. «aimer qn comme ses petits boyaux», «aimer qn comme un fou».
С любовью y носителей западных культур ассоциируются
голуби – «as loving as a dove» (ср. рус. «воркующие голубки»);
стрела бога любви – «Cupid's dart» (ср. рус. «стрела Амура», нем. «Amors Pfeil», фр. «la Pèche de Cupidon»);
сердце – «one's heart's desire», «an affair of the heart» (ср. рус. «отдать сердце», фр. «une affaire de coeur», нем. «j-m sein Herz schenken»);
свет и огонь – «the light of one's life», «an old flame» (ср. рус. «жар/пыл любви», «огонь любви», фр. «la soleil de sa vie», нем. «Feuer fangen»);
глаз, глазное яблоко – «the apple of smb's eye» (ср. фр. «aimer qn comme ses yeux»).
Сопоставление фразеологических единиц разных языков, используемых для описания концепта любви, убеждает в том, что ценности, общие для всех народов, могут иметь различные способы выражения. Например, при описании различных видов любви: «puppy love» («ребяческая любовь»), рус. «детская любовь», «юношеское увлечение»; «cupboard love» («корыстная любовь»), рус. «любовь по расчету».
В сравниваемых языках любовь «очеловечивается» и опредмечивается. Закономерным для культурных социумов сравниваемых языков является гиперболизация в описании способностей человека любить как фундаментального чувства. Однако для английского языкового сознания это ассоциируется прежде всего с «сердцем», в других языках важным является связь «сердца» и «души». В английском, французском языках отсутствуют выражения, которые бы связывали воедино душу человека и любовь. Это объясняется тем, что «душа» считается истинно русским концептом, требующим осторожного обращения при переводе русских текстов на иностранные языки.
Сравнив полученные средства описания любви в английском, русском и некоторых западноевропейских языках, можно прийти к некоторым выводам.
Многие аспекты того, как мы актуализируем любовь, обусловлены нервной системой, и что концептуальные метафоры и метонимии, которые используются для понимания любви, не являются произвольными: наоборот, они мотивированы нашей физиологией, то есть содержание концептов соотносится с чувственным опытом. В итоге, можно выделить основные метафорические модели, вокруг которых строится описание. Основными метафорами являются: любовь – болезнь, любовь – безумие, любовь – огонь, любовь – война. Мы видим, каким образом описывается чувство любви: человек либо теряет разум, сходит с ума, либо испытывает жар любви, дрожит в лихорадке, а также сгорает от любви. Более того, любовь обязательно оказывает влияние на работу сердца и других органов и частей тела. Любовь в сравниваемых языках также ассоциируется с огнем, пламенем. Примечательно, что любовь способна привести к безумию и даже смерти. Любовь является эмоцией большой силы, которая оказывает заметное воздействие на восприятие, мышление и поведение индивида.
Таким образом, представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей западных культур, должно опираться на следующие положения:
в западных культурах любовь осознается практически так, как в русской, поэтому общее представление рассматриваемого концептуального поля не должно вызывать особых затруднений, учитывая то, что в языках присутствуют отдельные выражения, представляющие собой полные эквиваленты аналогичных выражений в русском концептуальном поде «любовь»;
отличительной особенностью русского концептуального поля «любовь» является включение в него концепта «душа», который является уникальным русским культурным концептом и требует специального освещения.
Сформулированные выводы показывают, что представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей западных культур, сопряжено с необходимостью коррекции отдельных представлений, происходящих из родной культуры. Объем западного концепта «любовь» практически совпадает с объемом соответствующего русского концепта, за исключением такого важного феномена русской жизни, как «душа».
2.2. Представление концептуального поля «любовь» в аудиториях восточных культур (корейская, китайская, японская)
Представления о любви в восточных культурах в существенной степени отличаются от представлений, сложившихся в России и европейских странах. В качестве примера отличий в понимании концепта «любовь» в восточных культурах мы рассмотрим корейскую и китайскую культуру. Японская культура, также упоминаемая в этом разделе, по существу, представляет собой некое специфическое развитие китайских представлений о любви.
Основой современного корейского общества до сих пор является патриархальная семья, которая исчезла в западном мире уже более века назад. Уже с эпохи неолита семья в корейской культуре понималась как совместное проживание трех-четырех поколений клана, причем родство устанавливалось по мужской линии. В связи со сложными географическими условиями (отсутствием дорог) в средние века корейцы часто заключали браки с кем-то из ближайших соседей. В результате, уже в этот период вопрос о совместном проживании и вступлении в брак по любви был вторичным. Образование нового союза очень часто происходило по договору между кланами.
Для развития Кореи характерен непродолжительный период матриархата, когда пришедший в дом невесты жених оставался в ее доме весь период сватовства, женитьбы и взросления детей. Только после достижения детьми совершеннолетия, муж и жена переходили в дом мужа. Женщина имела право выйти замуж вторично, ее фамилия могла быть дана детям, что означало, что женщина имеет равную, если не большую, с мужчиной роль в семье.
Однако с приходом неоконфуцианства в XII веке корейцы восприняли новое понимание семьи и любви из Китая.
Согласно идеям неоконфуцианства, господствующим в Корее, человеческая добродетель происходит из чувства любви. Это чувство должно формироваться, и возникает оно именно в ходе семейной жизни. Дети в хорошей семье учатся любви, испытывая любовь к своим родителям; чтобы получить любовь и привязанность от детей, родители должны сначала ее проявить. Другими словами, взаимная любовь и уважение рассматриваются как краеугольный камень семьи.
Согласно конфуцианству есть пять видов основных человеческих отношений: между родителями и детьми, между мужем и женой, между старшим и младшим братом, между правителем и подчиненным и между друзьями. Считается, что долг молодого человека – вести себя хорошо по отношению к родителям дома и к старшим вне дома. Лучшим из всех человеческих качеств в конфуцианстве считалось «хё» – термин, который на русский язык переводится как «сыновняя почтительность» или «почтительность к родителям».
«Сыновняя почтительность» осуществляется в двух системах координат: в семье и в государстве. Служение каждого должно начинаться со служения своим родителям. Служение родителям переходит в служение государю и завершается установлением своего места в жизни. Государь – это «отец и мать», а государство является большой семьей, поэтому служение государю – это то же, что и служение родителям. Для корейских крестьян трактовка некоторых высказываний несколько иная: так, «служение государю» употребляется как «хорошо работать на земле».
«Сыновняя почтительность» является универсальным регулятором отношений в обществе и определяется для каждого социального сословия:
Государь любит подданных подобно тому, как он любит родителей, и управляет народом на основе этой любви;
Простолюдины должны хорошо работать на земле, заботясь о своем теле и экономно тратя средства, должны обеспечивать своих родителей.
В то время как сыновья почтительность рассматривалась как наиболее устойчивое основание всей человеческой любви, отношения между мужчинами и женщинами считались началом всех человеческих взаимоотношений. Влечение одного к другому рассматривалось как естественная ступень жизни, как мужчины, так и женщины. То, что мужчина и женщина должны жить вместе, – важнейшее из всех человеческих взаимоотношений.
Муж и жена должны также любить друг друга, заботиться друг о друге, относясь к супругу так, как каждый хотел бы, чтобы к нему относился другой. Когда отношения находятся в равновесии, возникает Великая Гармония. Гармонические взаимоотношения между мужем и женой считались основой прочной семьи.
По законам династии Ли, в брак можно было вступать по достижении 14 лет для мужчин и 13 лет для женщин, а с разрешения властей можно было вступать в брак и раньше. Вероятно, такой ранний возраст вступления в брак не позволял говорить о полноценной осознанной любви между женихом и невестой.
Корейские законы позволяли мужчинам помимо главной жены иметь еще и наложниц, количество их не ограничивалось, но в реальности иметь наложницу было очень большой роскошью. Наложницы были у представителей верхушки общества, и при этом закон стоял на стороне интересов жены, наложница должна была ей подчиняться. Очевидно, что эта ситуация определялась некоторой амбивалентностью. С одной стороны, любовь между мужем и женой – основа взаимоотношений и гармонии семьи, поэтому появление кого-то «третьего» просто невозможно. С другой стороны, ситуация в семье в таком случае регулировалась искусственно: мужчина мог иметь наложницу, но жена все равно оставалась главной в доме. В русском понимании ситуации, речи о любви здесь уже не идет.
В качестве интересного примера современного понимания концепта «любовь» в Северной Корее можно привести пример с вступлением в должность и женитьбой Ким Чен Ына, лидера этой страны. Его свадьба никак не освещалась, более того, жена просто «появилась» в какой-то момент на хроникальных снимках, и западные журналисты даже некоторое время находились в замешательстве, пытаясь выяснить, кто эта женщина.
Статистические данные показывают, что в 2008 году только 25% южнокорейских женщин в возрасте 25-29 лет  и лишь 4% женщин в возрасте 30-34 лет  никогда не были замужем. Среди элиты Пхеньяна брак престижен, и 80% взрослых жителей города зарегистрировали свой брак. Чтобы считаться действительно взрослым, житель Кореи должен состоять в браке и иметь детей.
Политологи, рассматривая сложившуюся ситуацию, указывают, что женитьба и наличие ребенка обеспечит Ким Чен Ыну вес в обществе и признание, т.к. это будет доказывать его взрослость и состоятельность.
Принципиальным для понимания отношения к любви в таких странах, как Корея, Китай и Япония, является осознание трактовки любви в конфуцианстве.
В представлении конфуцианского Китая (и далее – Кореи и Японии) концепт «любовь» четко систематизируется по уровням. Собственно любовью может являться любовь к родителям (сыновняя почтительность), любовь к государю и стране (гиперболизированный вариант сыновней почтительности). Отношения же между мужчиной и женщиной долгое время как бы замалчивались и никак не назывались. Практически до конца XIX века если приверженцы конфуцианства говорят о любви между мужем и женой, то они имеют в виду некую демонстрацию почтения супругов друг к другу, а не эмоциональное чувство привязанности. Отношения между супругами, называемые европейцами «любовью», понимались во всем остальном лишь как утилитарные физические отношения. В китайской культуре им уделялось довольно много внимания. Так, В. Лебедев в статье «Китайская любовь» приводит множество примеров того, как китайцы стремились разнообразить свою сексуальную жизнь. Отметим, что в отличие от широко известной «Камасутры» никакого предуведомления о единении душ влюбленных здесь не было. Утилитарность такого рода отношений подчеркивает и то, что сам Конфуций в своих «Записках о церемониях» подробно определил частотность такого рода действий: «Вплоть до достижения им пятидесяти лет муж должен входить в Павильон Удовольствия своих жен раз в три дня, своих наложниц – раз в пять дней, а прочих девушек, живущих у него в доме, – по своему усмотрению».
Японские жены, как и китайские, относятся крайне снисходительно к сексуальным похождениям мужа вплоть до сегодняшнего времени. В современной Японии существует выражение «Вернуться домой на тройке», означающее, что пьяный глава семейства входит в дверь среди ночи, поддерживаемый под руки двумя девушками из бара. Жена обязана в таком случае пригласить спутниц в дом, угостить их чаем, осведомиться, рассчитался ли муж по всем счетам, и с благодарностью проводить их. Не забавы мужа на стороне, а проявление ревности жены – вот что в глазах японцев выглядит аморальным.
Представление о красоте в конфуцианских культурах также довольно ограничено. В китайской культуре женщина одевалась так, что видна была только голова с прической, поэтому красота тела в принципе отсутствует в рамках концепта «любовь»: напудренные и накрашенные лица красавиц походили на маски, лакированные прически также были неестественными. Единственный кусочек естественного тела – ступни ног – также подвергались коррекции: их бинтовали до полного искажения ступни так, что знатные девушки вообще не могли самостоятельно ходить. В. Лебедев приводит такое свидетельство: «В «Дневнике лорда Маккартни», где автор описывает свое пребывание в Пекине в конце XVIII века, он приводит рассказ прикомандированного к британскому посольству китайского мандарина: «Вполне возможно, что причиной появления обычая утягивать ступни была восточная ревность, которая всегда была богата на выдумки, помогавшие привязать женщин к их владетелям; конечно же, прекрасный способ удержать их дома состоит в том, чтобы сделать их передвижение неудобным и болезненным. Должен заметить, однако (не преминул уколоть иностранцев мандарин – В.Л.), что уродование какой-либо части человеческого тела представляется нам, китайцам, менее странным, чем такие иноземные обычаи, как удаление его кусков, например, при обрезании».
В целом, конфуцианство подвергает осуждению любое слишком сильное, страстное чувство, и это сближает его с буддизмом. Понимая цель человеческой жизни человека как погашение самой жизни, буддизм отрицает любое сильное душевное движение, не одобряет никаких привязанностей, т.к. это поддерживает в человеке желание жить. Следовательно, не может поощряться и такая любовь, которая живет в сердце человека, в его душе, заполняет его существование. В результате вступление в брак даже по любви долгое время не являлось чем-то достойным освящения, не считалось таинством. Именно поэтому в восточных странах так были распространены разные явления в виде гейш, совместных бань и т.д. В отличие от европейской культуры, к этой ситуации вообще неприменимо парадигма «любовь – не любовь». И в этом, на наш взгляд, состоит принципиальное различие рассматриваемого концепта в европейский и восточной культурах.
В русской лингвокультуре сексуальные отношения опосредованы и определены любовью (либо ее отсутствием), в восточных культурах эти феномены вообще никак не связаны, т.е. физическое общение отсутствует в рамках данного концептуального поля.
Вторым значимым отличием восточного концепта любви является отсутствие представления о красоте в рамках данного концепта. Прежде всего, до проникновения в Японию и Китай европейцев, носители этих культур просто не знали, что обнаженной плоти нужно стыдиться. Человек мог быть как полностью раздетым в бане, так и полностью одетым в обществе: это были некие максимы, т.к. в традиционной одежде фигуры практически не было видно. Следовательно, красота как причина возникновения любви и важная часть русского и европейского концепта «любовь» вовсе не осознавалась носителями восточных культур.
Вступление в брак в восточных культурах также является компонентом, исключающимся из состава концептуального поля «любовь»: до сих пор большая часть браков заключается по выбору родителей и предварительной договоренности, и практически никак не учитывает чувства молодоженов.
В целом, можно сказать, что центральной составляющей концептуального поля «любовь» в восточных культурах является понимание любви как почитания родственников и других людей, достойных почитания. Фактически из этого поля полностью выключены личные отношения между мужчиной и женщиной в любом проявлении: в виде платонических эмоциональных или физических отношений. Проявление такого рода привязанности на публике до сих пор считается не вполне приличным.
Таким образом, представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей восточных культур, должно опираться на следующие положения:
в восточных культурах любовь осознается почти исключительно как выражение почтительности к достойным этого людям: родственникам и особенно родителям, государю (сегодня – главе государства) и т.д. Представление о любви как о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной выражено слабо;
концептуальное поле «любовь» в восточных культурах исключает из себя такие центральные в соответствующем русском поле, как «семья» и «красота»;
появление семьи в восточных культурах часто никак не связано с любовью, т.е. брак заключается не по любви и не вопреки ей. Напротив, любовь должна появиться в браке опять же как чувство уважения и почтения друг к другу;
представление о красоте, в особенности о красоте тела, никак не связано с зарождением чувства любви. Следовательно, и физическая привлекательность не имеет отношения к зарождению любовного чувства, а отсюда невозможно и такое явление, как «любовь с первого взгляда»;
сексуальные отношения не просто располагаются вне рамок концептуального поля «любовь», они вообще нарочито исключаются в восточных культурах из этого поля, не имея с ним ничего общего.
Сформулированные выводы показывают, что представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей восточных культур, сопряжено с большим количеством трудностей мировоззренческого плана. Объем восточного концепта «любовь» представляет собой лишь небольшую часть объема соответствующего русского концепта, что делает необходимым, прежде всего, расширение представлений аудитории о самом концептуальном поле, а также формирование представлений о смысловых акцентах в данном поле.
Выводы по главе 2
Объем русского концептуального поля «любовь» не совпадает с соответствующим концептуальным полем ни в западных, ни в восточных культурах. Следовательно, при представлении данного концептуального поля в иноязычных аудиториях необходимо учитывать расхождения в соответствующих культурных представлениях.
Наше исследование показывает, что невозможно сформировать унифицированный подход к представлению рассмотренного концептуального поля для всех иностранцев, изучающих русский язык, т.к. национально-культурные различия здесь имеют серьезную этническую специфику.
Так, представление о «любви» в западной культуре довольно близко к соответствующему русскому представлению и требует только некоторых уточнений, в основном, за счет пояснения лакунарных лингвокультурологических феноменов (например, концепт «душа»). Близость культур в рассматриваемом аспекте подтверждается и наличием полных эквивалентов слов и выражений в концептуальном поле «любовь» в русском и западноевропейских языках.
Представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей восточных культур, сопряжено с большим количеством трудностей мировоззренческого плана. Объем восточного концепта «любовь» представляет собой лишь небольшую часть объема соответствующего русского концепта, что делает необходимым, прежде всего, расширение представлений аудитории о самом концептуальном поле, а также формирование представлений о смысловых акцентах в данном поле.
Заключение
В русской языковой картине мира концепт «любовь» является одним из базовых, т.е. определяющих другие концепты и формирование национальной языковой картины мира в целом. Поэтому правильное и точное осознание особенностей этого концепта при изучении русского языка как иностранного принципиально важно для успешного освоения русской культуры.
В русской культуре «любовь» осознается как живое существо, часто ассоциируется с птицей, растением (цветком или плодом). Для русского человека любовь – это ценность, важное явление в жизни, которые обладает огромной силой и влияет на все другие жизненные процессы (любовь соотносится со стихией, огнем, водой, воздухом). В русской культуре любовь – это, прежде всего, эмоциональные отношения между мужчиной и женщиной. Другие значение этого слова вторичны (любовь к родителям и родительская любовь, любовь к родине и т.п.). Любовь в русской культуре – это некое обязательное явление в жизни каждого человека. Ее присутствие или отсутствие знаково, важно и осознаваемо.
Анализ представлений носителей русской культуры о любви показывает, что она связана практически со всеми сферами жизни человека, из чего можно сделать вывод о ее огромном значении в русской культуре.
Представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей западных культур, должно опираться на тот факт, что в западных культурах любовь осознается практически так же, как в русской, поэтому общее представление рассматриваемого концептуального поля не должно вызывать особых затруднений, учитывая то, что в языках присутствуют отдельные выражения, представляющие собой полные эквиваленты аналогичных выражений в русском концептуальном поде «любовь». Отличительной особенностью русского концептуального поля «любовь» является включение в него концепта «душа», который является уникальным русским культурным концептом и требует специального освещения.
Представление русского концептуального поля «любовь» в иноязычной аудитории, состоящей из носителей восточных культур сопряжено с большим количеством трудностей мировоззренческого плана. Объем восточного концепта «любовь» представляет собой лишь небольшую часть объема соответствующего русского концепта, что делает необходимым, прежде всего, расширение представлений аудитории о самом концептуальном поле, а также формирование представлений о смысловых акцентах в данном поле.
Наши наблюдения над особенностями концептуального поля «любовь» в восточных культурах (корейской, китайской, японской) указывают на существенные расхождения с аналогичным концептуальным полем в русской культуре. В восточных культурах любовь осознается почти исключительно как выражение почтительности к достойным этого людям: родственникам и особенно родителям, государю (сегодня – главе государства) и т.д. Представление о любви как о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной выражено слабо. Концептуальное поле «любовь» в восточных культурах исключает из себя такие центральные в соответствующем русском поле, как «семья», «красота», «душа».
Несмотря на наличие определенных лингвокультурологических лакун, создающих трудности для иностранцев при изучении русского языка, освоение концептуального поля «любовь» является принципиально важным для формирования понимания русской культуры, приобщения к русской литературе и искусству.
Список использованной литературы
Арутюнова Н.Д. Истина: фон и коннотация // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. С. 6-34.
Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология / Под общ. ред. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. С. 267-279.
Бабушкин А.П. Коцепты разных типов в лексике и фразеологии и методика их выявления // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 52-57.
Вежбицкая А.В. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: Языки славянской культуры, 2001. 288 с.
Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: ИТДК «Гнозис», 2004. 192 с.
Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. техн. ун-та, 2002. 142 с.
Воркачев С.Г. Методологические основания лингвоконцептологии // Теоретическая и прикладная лингвистика. Межвузовский сб. науч. тр. Вып. 3: Аспекты метакоммуникативной деятельности. Воронеж, 2002. С. 76-83.
Воркачев С.Г. Постулаты лингвоконцептологии // Антология концептов. М.: ИТДК «Гнозис», 2007. С. 4-12.
Гофман О.В. К вопросу о методе концептуального анализа // Картина мира: модели, методы, концепты. Томск: ТГУ, 2001. С. 213-219.
Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 58-65.
Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград-Архангельск: Перемена, 1996. С 3-16.
Карасик В.И. Антология концептов. Волгоград: Парадигма, 2005. 352 с.
Козлова М.С. Концепция природы философского знания в трудах Витгенштейна // Природа философского знания. М.: ИНИОН, 1975. С. 218-263.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецких и русских лингвокультурах. Волгоград: Перемена, 2001. 494 с.
Лебедев В. Китайская любовь // Электронный ресурс. Режим доступа: http://abirus.ru/content/564/623/625/644/650/851.html
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. Т. 52. № 1. С. 3-9.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология. М.: Академия, 1997. С. 3-9.
Маслова В.А. Лингвокультурология. Минск: Тетра-Системс, 2004. 304 с.
Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. Воронеж: ВГУ, 2001. 182 с.
Мун К.Х.С. Любовь и брак в Северной Корее // Электронный ресурс. Режим доступа: http://n-europe.eu/article/2012/08/31/lyubov_i_brak_v_severnoi_koree
Мурзин Л.Н. Язык, текст и культура // Человек. Текст. Культура. Екатеринбург, 1994. С. 160-169.
Немченко В.Н. Функционирование научного термина «метод» в современной лингвистической литературе // Вестник ННГУ. 2007. № 6. С. 278-281.
Панченко Н.Н. Средства объективации концепта «обман». Дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 1999. 161 с.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: ВГУ, 2003. 191 с.
Рикер П. История и истина. СПб: Алетейя, 2002. 400 с.
Рудакова А.В. Когнитология и когнитивная лингвистика. Воронеж: Истоки, 2004. 80 с.
Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М.: Тривола, 1996. 600 с.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Академический проект, 2004. 992 с.
Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX в. // Язык и наука в конце XX века. М., 1995. С. 7-34.
Стернин И.А. Контрастивная лингвистика. Воронеж: Истоки, 2004. 189 с.
Уфимцева Н.В. Структура языкового сознания русских: 70-90-е годы // Этническое и языковое самосознание. М.: ФИАНфонд, 1995. С. 151-154.
Фромм Э. Искусство любить. М.: АСТ, АСТ Москва, 2009. 220 с.
Фрумкина Р.М. Психолингвистика. М.: Академия, 2001. 320 с.
Холодная М.А. Интегральные структуры понятийного мышления. Томск: ТГУ, 1983. 190 с.
Гофман О.В. К вопросу о методе концептуального анализа // Картина мира: модели, методы, концепты. Томск: ТГУ, 2001. С. 219.
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: Языки славянской культуры, 2001. 288 с.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: ВГУ, 2003. С. 4-5.
Козлова М.С. Концепция природы философского знания в трудах Витгенштейна // Природа философского знания. М.: ИНИОН, 1975. С. 257.
Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа Краснодар: Изд-во Кубан. го.техн.ун-та, 2002. С. 16.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. Т. 52. № 1. С. 3-9.
Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: ИТДК «Гнозис», 2004. С. 40-42.
Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: ИТДК «Гнозис», 2004. С. 91.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Академический проект, 2004. 992 с.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецких и русских лингвокультурах. Волгоград: Перемена, 2001. 494 с.
Холодная М.А. Интегральные структуры понятийного мышления. Томск: ТГУ, 1983. С. 23.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: ВГУ, 2003. С. 96.
Панченко Н.Н. Средства объективации концепта «обман». Дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 1999. 161 с.
Маслова В.А. Лингвокультурология. Минск: Тетра-Системс, 2004. С. 46-47.
Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: ИТДК «Гнозис», 2004. С. 6.; Карасик В.И. Антология концептов. Волгоград: Парадигма, 2005. 352 с.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 58.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 61.
Немченко В.Н. Функционирование научного термина «метод» в современной лингвистической литературе // Вестник ННГУ. 2007. № 6. C. 278.
Немченко В.Н. Функционирование научного термина «метод» в современной лингвистической литературе // Вестник ННГУ. 2007. № 6. C. 284.
Вежбицкая А.В. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: Языки славянской культуры, 2001. С. 255.
Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 81-82.
Рудакова А.В. Когнитология и когнитивная лингвистика. Воронеж: Истоки, 2004. С. 114.
Стернин И.А. Контрастивная лингвистика. Воронеж: Истоки, 2004. 189 с.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Академический проект, 2004. С. 279.
Фромм Э. Искусство любить. М.: АСТ, АСТ Москва, 2009. С. 207.
Рикер П. История и истина. СПб: Алетейя, 2002. С. 221.
Мамонтов А.С. Язык и культура: Основы сопоставительного лингвострановедения. Автореф. дисс... д-ра филолог. наук. М., 2000. С. 24.
Там же. С. 27.
Потебня А.А. Из лекций по теории словесности. М.: Просвещение, 1976. С. 535.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М.: Русский язык, 1980. С. 22.
Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельности. М.: Наука, 1974. С. 311.
Мун К.Х.С. Любовь и брак в Северной Корее // Электронный ресурс. Режим доступа: http://n-europe.eu/article/2012/08/31/lyubov_i_brak_v_severnoi_koree
Лебедев В. Китайская любовь // Электронный ресурс. Режим доступа: http://abirus.ru/content/564/623/625/644/650/851.html
25