Формы художественного психологизма в романе И.А.Гончарова "Обыкновенная история"

Оглавление
Введение
Глава 1. Художественный конфликт в романе «Обыкновенная история»
§ 1. Магистральный конфликт романа: дядя-племянник, столица-провинция, разум-чувство
§ 2. Частные сюжетные линии романа, их связь с основным конфликтом и их роль в разрешении вопросов, стоящих перед главным героем
Глава2. Эволюция Александра Федорыча Адуева
§ 1. Внешнее влияние на главного героя и его значимость
§ 2. Суть психологического преобразования образа главного героя, путь от Адуева-юноши до Адуева-взрослого мужчины
Глава 3. Женские образы в романе
§ 1. Роль женщин в становлении характера Александра Адуева
§ 2. Разнообразие женских характеров, явленных в романе И. А. Гончаровым.
Заключение
Список использованной литературы

Она увидела, что при другом воспитании и правильном взгляде на жизнь он был бы счастлив сам и мог бы осчастливить кого-нибудь еще; а теперь он жертва собственной слепоты и самых мучительных заблуждений сердца. Он сам делает из жизни пытку. Как указать настоящий путь его сердцу? Где этот спасительный компас? Она чувствовала, что только нежная, дружеская рука могла ухаживать за этим цветком». Она добровольно бреет на себя эту обязанность. Часто она принимает в спорах Александра с Петром Иванычем сторону племянника, хотя ум мужа очень уважает. Когда ей кажется, что тот был слишком строг, она успокаивает Адуева-младшего, уверяя его в преувеличенности сказанных дядей слов, которые так остры только из-за стремления к эффектности. Она понимает, что что драма, пережитая мечтателем, — необходимая историческая ступень в духовном развитии человека (от юности к периоду возмужалости). И она заслуживает не только осмеяния и осуждения. В Лизавете Александровне автор нашел возможность примирения между Петром и Александром Адуевыми.
На протяжении всего романа Александра сопровождает женское внимание. Разнообразие опыта позволяет ему таким образом приобрести множество новых знаний о жизни и о себе.
§ 2. Разнообразие женских характеров, явленных в романе И. А. Гончаровым.
В романах И. А. Гончарова много внимания уделено женским образам. Важно то, что все их многообразие не ограничено описанием портретов, нравов, внешних особенностей и проявлений. С особым вниманием писатель обращается к их внутреннему миру, чувствам и переживаниям. В области описания женских характеров И. А. Гончаров достиг большого мастерства, что отмечали современные критики. «К особенностям его таланта принадлежит необыкновенное мастерство рисовать женские характеры. Он никогда не повторяет себя, ни одна его женщина не напоминает собою другой, и все, как портреты, превосходны. <…>Женщины г. Гончарова — живые, верные действительности создания. Это новость в нашей литературе».[ Белинский, В. Г. Взгляд на русскую литературу 1846 г.; Взгляд на русскую литературу 1847 М. : Гослитиздат, 1960]
Разнообразие женских образов, в течение длительного времени участвующих в действии романа или показанных мимоходом, охватывает широкий спктр характеров. В романе мы встречаем ряд типов женских персонажей; каждая из них представляет особую социальную среду. При этом в каждом из романов трилогии – в «Обыкновенной истории», в «Обломове» и в «Обрыве» - выделяются типологически родственные персонажи, которые представляют в представлении И. А. Гончарова идеал женственности и человечности. Таковы Лизавета Александровна, Ольга Ильинская и Вера.
В диссертации на тему «Художественное своеобразие женских образов в романах И.А. Гончарова» кандидат филологических наук Сунь Личжэнь так распределил женские образы в романах трилогии в типологические ряды. На наш взгляд, это распределение хорошо отражает систематичность обращения писателя к родственным образам, как и в случае с мужскими образами. Приведем указанную классификацию.
«С точки зрения общечеловеческих черт женщины можно поставить следующие гончаровские женские образы-типы в ряды:
1. Лизавета Александровна - Ольга Ильинская- Вера как символ нормы человечности.
2. Наденька Любецкая - Ольга Ильинская - Вера как представительница (или потенциальная представительница) типа неудовлетворенной любовницы-просветительницы;
3. Агафья Матвеевна - Марфенька как образец жены-матери;
4. Мать Наденьки Любецкой - тетка Ольги Ильинской - бабушка Татьяна Марковна как тип «опекающего материнского ока»165;
5. Анна Павловна (мать Александра Адуева) - мать Ильи Ильича - бабушка Татьяна Марковна как идиллическая родительница.
Если рассматривать женские образы Гончарова в конкретном историческом контексте, то они образуют следующие «ряды»:
1. Ольга - Вера как героиня «нового времени»;
2. Анна Павловна - мать Ильи Ильича - бабушка Татьяна Марковна как провинциальная помещица «старого века»;
3. Аграфена в «Обыкновенной истории» - Анисья в «Обломове» - Марина в «Обрыве» как работоспособная дворовая прислуга;
4. Наденька Любецкая - Полина Крицкая как тип суетной столичной жительницы».
Мы разберем в отдельности образы женщин в хронологической последовательности, как они появлялись в романе.
Первый образ, являющийся читателю на страницах романа – Аграфена Ивановна. Внешнего портрета ее не дано, зато характер ее исчерпывающе раскрыт в диалоге с Евсеем. Эта женщина грубовата, но заботлива. «Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам». Возможно, потому автор и не счел нужным изобразить внешность Аграфены, что с Евсеем говорит она злобно, с ненависть, прикрикивая, в то время как в душе ее все так и ноет от предстоящей разлуки. Что читателю сказали бы ее загрубевшие руки, большие или маленькие, ее фигура, полная или худощавая, ее лицо, некрасивое или внушающее симпатию? Не сказали бы ничего так же, как сказанные ею слова не дают судить о ней. Красноречие поступков Аграфены говорит за нее.
Тут же появляется мать Александра Адуева – Анна Павловна. Первые страницы романа занимает ее суета, беготня, бесчисленные заботы, которые она перемежает увещеваниями своего сына подумать еще, стоит ли ехать. Обреченные на провал уговоры перемежаются наставлениями, в которых как на просвет обнаруживаются особенности воспитания главного героя. Тут и наказ хорошо кушать, и не доверять никому кроме своего Евсея, беречь здоровье, не увлекаться излишествами – вином и картами, не увлекаться женщинами, трудиться для достижения чинов…Смирение матери перед выбором своего сына выдает ее великодушную натуру. Она подменила все свои чувства и желания заботами и желаниями сына, и по его отъезде у ней остается только хозяйство. Тем не менее она отпускает его. «– Так вот что! – проговорила она, наконец, уныло. – Ну, мой друг, бог с тобой! поезжай, уж если тебя так тянет отсюда: я не удерживаю! По крайней мере не скажешь, что мать заедает твою молодость и жизнь». Анна Павловна просит Александра не забывать молиться молиться Богу и посещать церковь. Когда тот не решается обмануть мать, она, скорее не с пониманием, а с всепрощением, так свойственным ее всепоглощающей любви к сыну, обещает молиться за него вдвойне. Анна Павловна – добрая, любящая женщина, но она ограничена рамками быта. Не исключено, что в юности она была умна и прогрессивна, но обстоятельства нередко сильнее воли отдельного человека. Так, она искренне считает приживалу Антона Иваныча милым другом, просто потому что после отъезда сына ей больше некого покормить, не с кем поговорить, а тот всегда и рад засидеться допоздна. И когда по прошествии нескольких лет разочарованный в жизни, в людях Александр навещает родное поместье, Анна Павловна не может представить, что ее Сашеньку так измотало большее несчастье, чем недоедание или недосыпание.
Здесь очевидна параллель с матерью Наденьки Любецкой. Та читает французские книжки, но в общем-то так же наивна и проста, как Анна Павловна, и когда Александр описывает ей свои мучительные чувства как боль в груди, та советует протереть место, где болит, опельдоком. Да разве излечишь несчастливую любовь опельдоком?..
В Грачах же мы знакомимся с Софьей: на проводы Александра Адуева приезжают « Марья Карповна с дочерью, полной и румяной девушкой, с улыбкой и заплаканными глазами. Глаза и все выражение лица Софьи явно говорили: «Я буду любить просто, без затей, буду ходить за мужем, как нянька, слушаться его во всем и никогда не казаться умнее его; да и как можно быть умнее мужа? это грех! Стану прилежно заниматься хозяйством, шить; рожу ему полдюжины детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать». Полнота и свежесть щек ее и пышность груди подтверждали обещание насчет детей. Но слезы на глазах и грустная улыбка придавали ей в эту минуту не такой прозаический интерес.» В этих нескольких строках и в еще одном упоминании о Софье в последний приезд Александра в Грачи - «а дочка-то, Софья Михайловна, с муженьком-то, что?/– Ничего, матушка; уж шестой ребеночек в походе», - составлен ярчайший ее портрет. Она – дочь патриархального уклада жизни, целиком пропитанная домостроевскими нравами, пассивная и нежная. Мятущаяся душа Александра лишь на время увлекает ее с собой, Адуев лишь на время заражает ее своими романтическими думами. Как верно предположил Петр Иваныч, Софья почти наверняка ни словом не обмолвилась мужу о своих прогулках в саду с Сашенькой.
Мимолетно очерчен образ Марьи Горбатовой – провинциальной кокетки, которая, несмотря на свой солидный возраст, пишет к Петру Ивановичу трепетно-томное письмо, напоминая об их прогулках и как они на пруду рвали желтые цветы, вкладывая такой цветок – памятный сувенир для нее и мусор для Петра Адуева – в конверт. Желтые цветы станут в тексте романа повторяющимся ироничным символом напускной страсти, пустой романтики.
Ряд любовных приключений Александра Адуева разделяют молодые женщины, весьма схожие сущностью характеров. Наденька Любецкая, Юлия Тафаева, Лиза по-своему живы, интересны, но все же характеры их односторонни, в некоторой степени ограниченны.
Наденька является читателю симпатичной особой, доброй к Александру, хоть и, как очевидно в самом начале, немного ветреной: «…если кто пристально вглядывался в ее черты, тот долго не сводил с нее глаз. Ее физиономия редко оставалась две минуты покойною. Мысли и разнородные ощущения до крайности впечатлительной и раздражительной души ее беспрестанно сменялись одни другими, и оттенки этих ощущений сливались в удивительной игре, придавая лицу ее ежеминутно новое и неожиданное выражение. <…>Все показывало в ней ум пылкий, сердце своенравное и непостоянное». Так описывает свою героиню, открывшую Александру Адуеву путь к познанию собственного сердца, И. А. Гончаров: «Наденька, девушка, предмет любви Адуева, вышла также отражением своего времени. Она уже не безусловно покорная дочь перед волей каких бы ни было родителей. Мать ее слаба <…> Дочь несколькими шагами — впереди матери. Она без спросу полюбила Адуева и почти не скрывает этого от матери или молчит только для приличия, считая за собою право распоряжаться по-своему своим внутренним миром и самим Адуевым, которым, изучив его хорошо, овладела и командует. Это ее послушный раб, нежный, бесхарактерно-добрый, что-то обещающий, но мелко самолюбивый, простой, обыкновенный юноша, каких везде — легион. И она приняла бы его, вышла бы замуж — и все пошло бы обычным ходом.
Но явилась фигура графа, сознательно-умная, ловкая, с блеском. Наденька увидала, что Адуев не выдерживает сравнения с ним ни в уме, ни в характере, ни в воспитании». [Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда: (Критические заметки) // Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. — М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952—1955.]
Перед тем, как исчезнуть со сцены действий, Наденька появляется в сцене объяснения с Александром в квартире Любецких в Петербурге. Там Александр поражен переменой в девушке – она успела научиться и лукавству, и притворству; но от его прямых вопросов ей уйти не удается и с мучительным трудом она, наконец, признается Александру честно в том, что разлюбила его. Далее автор к Наденьке не возвращается – по его словам, она стала для него «неинтересна». Ветреность Наденьки проявила себя, хотя выбор между Адуевым и графом, конечно, не был сложным для нее.
Юлия Тафаева – более опытная в свете женщина, но имеющая другую слабость. «Она в самом деле была слабонервна, но это не мешало ей быть вместе очень хорошенькой, умной и грациозной женщиной. Только она была робка, мечтательна, чувствительна, как большая часть нервных женщин. Черты лица нежные, тонкие, взгляд кроткий и всегда задумчивый, частию грустный – без причины или, если хотите, по причине нерв.
На мир и жизнь она глядела не совсем благосклонно, задумывалась над вопросом о своем существовании и находила, что она лишняя здесь». Доминанта портрета Тафаевой – «томная нега», которая и будет сопровождать ее до конца действия в романе. Она будто вышла с книжных страниц, что, вероятно, и покорило впечатлительного Александра.
Последняя встреча Александра с женщиной в романе (женитьбу в эпилоге считать не будем – там скорее встреча с капиталом, нежели с женщиной) состоится на берегу реки, где удящие рыбу Костяков с Адуевым встретят «Эдипа с Антигоной». Антигона-Лиза вначале не увлекла Александра, он даже избегал ее, как и всего, что потенциально могло бы расшевелить в нем чувства. Но невольно в мысли его приходят черты миловидной Лизы, и он не выдерживает соблазна. Надвигающиеся неприятности пресекает отец Лизы, с позором выгнавший Адуева из их сада.
Образ во всех отношениях завершенный и, вопреки распространенному мнению, среди женщин центральный в романе – жена Петра Адуева, Елизавета Александровна. Во второй части «Обыкновенной истории» роль ее в жизни Адуевых становится все более значительной. Она полноправно участвует в диалогах дяди с племянником, играя роль судьи и указывая на места, где они могли бы достичь компромисса. В ней причудливо соединились ум и сердце. Она и любит мужа, и понимает его речи; и сострадает племяннику, и видит его ошибки. В Елизавете Александре воплотился гончаровский идеал женщины. В романе она выполнила рольпосредника между дядей и племянником, рабом рассудка и рабом сердца. В муже она уважает силу ума, в Александре – силу и чистоту чувства. Она и сама тайно страдает. Под влиянием горя племянника она задумывается и над собственной жизнью с Петром Иванычем, спрашивает себя, «счастлива ли она?». Анализируя свое положение, Лизавета Александровна приходит к выводу, что она благодаря мужу имела «все наружные условия счастья». В ее спальне полно дорогих безделушек и мелочей, которые являются символом довольства и, как правило, внимания дарителя… Но прекрасное знание мужа, его склонности к логично обоснованным действиям, она смотрит глубже, и за счастливой формой своей жизни она видит такую сущность, которая угнетает ее и делает несчастной. Гончаров, как автор общественно-психологического романа, проник в главный источник драмы Лизаветы Александровны. «Довольство, даже роскошь в настоящем, обеспеченность в будущем, — думала Лизавета Александровна, — все избавляло ее от мелких, горьких забот, которые сосут сердце и сушат грудь множества бедняков». Но это не приносило Лизавете Александровне радости. Что было главной целью трудов и забот Петра Иваныча? — спрашивает она. И ей трудно ответить на этот вопрос. Она видит, что деятельность мужа не одухотворена служением «общей человеческой цели». «О высоких целях он разговаривать не любил, называя это бредом, а говорил сухо и просто, что надо дело делать». Лизавета Александровна пришла к «грустному заключению», что «не она и не любовь к ней были единственною целью его рвения и усилий... О любви он ей никогда не говорил и у ней не спрашивал; на ее вопросы об этом отделывался шуткой, остротой или дремотой».
Эти размышления Лизаветы Александровны (в начале второй части романа) вводят в существо ее драматического положения, определяют ее отношение к Александру и Петру Адуевым. Она не могла стать хозяйкой, женой «в самом прозаическом смысле этих слов», не могла исполнять семейных обязанностей без любви. Она готова на муки, страдания, лишения ради того, чтобы «жить полной жизнью», «чувствовать свое существование, а не прозябать!..» Весь окружающий комфорт угнетал ее, являлся в ее глазах «холодною насмешкою над истинным счастьем».
B изображении Лизаветы Александровны обнаруживаются такие черты, тенденции и намеки, которые по-особому освещают ход событий и внутренний смысл романа. В разговорах Лизаветы Александровны с мужем постоянно ощущается сперва скрытое несогласие с его «испытанной мудростью», а затем пассивное подчинение его воле, полная апатия.
Размышления и страдания Лизаветы Александровны возвышают ее над Петром и Александром Адуевыми. Она осознает безжизненность восторженных идеалов племянника, но понимает и то, что в них отражается его сердце, его душа. Поэтому внутренне она сочувствует ему. Этого интимного сочувствия не может быть у нее по отношению к мужу. Она уважает его ум и такт, его деловитость, она видит его преимущества перед Александром, но сердцем часто не согласна с ним, осуждает эгоистическую узость его взгляда на жизнь, его черствость и рационализм, его враждебность идеальным стремлениям.
В. Г. Белинский в одном из писем к В. Боткину говорил: «Уважаю практические натуры, les hommes d’action, но если вкушение сладости их роли непременно должно быть основано на условии безвыходной ограниченности, душевной узкости — слуга покорный, я лучше хочу быть созерцающей натурою, человеком просто, но лишь бы все чувствовать и понимать широко, правильно и глубоко». Образ Лизаветы Александровны прекрасно иллюстрирует и выражает эту мысль Белинского.
В эпилоге романа жена старшего Адуева выступает фигурой скорбной и укоряющей своим безмолвием и апатией. Живые страсти и стремления убиты в ней бесцветной и пустой жизнью. Она стала жертвой «методы» Петра Иваныча, превратилась в живую куклу. В трагедии ее угасания Гончаров подошел к важнейшему вопросу современности: как соединить необходимость практического «дела» с духовными потребностями общества?...
Многообразие женских образов в романе – свидетельство таланта Гончарова-психолога. В характеристике женских персонажей писатель особенно тонко, любовно выписывает движения души, порывы чувства, нюансы характера.
Заключение
Уже в названии “Обыкновенной истории“ присутствует определение, в такой же мере важное для понимания этого первого печатного произведения писателя, как и для гончаровской концепции современной действительности в целом. Определение это — «обыкновенная».
В «Обыкновенной истории» Гончарова, увидевшей свет пятью годами позже гоголевской поэмы «Мертвые души», всемирно-исторический момент смены разных эпох и типов личности схвачен в самой экспозиции. С молодым наследником патриархального поместья Грачи читатель знакомится в тот решающий для героя день, когда он покидает уже стесняющий его традиционный жизненный уклад. Напрасно мать Александра соблазняет его преимуществами привычного быта перед лицом еще неведомого и непонятного «омута» петербургской жизни, к которой устремлен герой. Желая быть полезным отечеству, Александр «мечтал о благородном труде, о высоких стремлениях... считая себя гражданином нового мира...».
Как бы комически или трагикомически ни претворились в дальнейшем эти надежды, сами по себе они выгодно отличают Адуева-младшего от всякого рода Антонов Ивановичей, помещиков Заезжаловых и девиц-помещиц Горбатовых, самой хозяйки Грачей, сросшихся «со своим узким общественным мирком... так же тесно, как улитка с раковиной».
Своеобразие стиля первых повестей Гончарова состояло в том, что романтически-экспрессивные формы у него сопровождались ироническим и комическим снижением романтического мироощущения путем сопоставления его с реальной действительностью. Эта художественная оригинальность, присущая первым опытам Гончарова, служила общей задаче преодоления романтического мировоззрения и романтического стиля. В «Обыкновенной истории» писатель часто использует описанный прием, который служит ироническому изображению страданий героя. В тексте произведения часто романтическая патетика вдруг сменяется изображением пошлой действительности. Такой контраст иллюстрирует и контраст между «розовыми мечтами» Александра Адуева и представшей перед ним действительностью.
Из концепции всего романа видно, что источник несчастий Александра таится не только в нем самом, в его воспитании, в условиях помещичьего провинциального быта, но и в окружающей обстановке петербургской жизни. Эта обстановка освободила Адуева от иллюзий, но взамен ничего ему не дала, отняла у него право быть человеком в высоком смысле этого слова. Петр Иванович, коренной представитель петербургской действительности и яркий выразитель всей ее рационалистической философии и морали, изображает своему племяннику жизнь в «самой безобразной наготе», уничтожает в нем доверчивость к людям, уверенность в самом себе. Адуев-младший не принимает такой морали, ему страшно и грустно, он готов возненавидеть жизнь.
Это новое состояние души Александра, охватившее его после ряда утрат и разочарований, задушевно, с болью и грустью описано Гончаровым. Здесь уже нет обычного для романиста комического воодушевления и юмора. Видно, что автор лично выстрадал образ своего героя, пережил вместе с ним его духовный кризис и хочет сказать, что гибель одухотворенного Александра происходит не только из-за практической несостоятельности его благородных и прекрасных мечтаний, но также и из-за того, что окружающая Адуева жизнь груба и прозаична. На почве истинно трагических взаимоотношений с окружающей средой из Александра мог развиться характер сильный и темпераментный, характер борца, обличителя, пролагателя новых путей жизни. Но Гончаров не пошел по этому пути и не сделал из своего молодого героя протестанта и борца или поэта-гражданина.
Вся проблематика первого гончаровского романа уже «носилась в воздухе», жила в литературно-общественной борьбе, в критике и философии того времени. Герцен первый противопоставил два века — век «мечтательного романтизма» и век «поэзии индустриальной деятельности». До него Гоголь с болью показал успешное шествие «меркантильного века», враждебного высоким идеалам, бескорыстному вдохновению и чистой любви. В. Боткин, говоря об особенностях исторического развития современной ему России, подчеркнул, что настало время для решительной борьбы нового с «догмами и организмом средних веков». [В. Г. Белинский. Письма, т. II. СПб., 1914] В. Майков в своих статьях резко осуждал романтизм, говорил о противоестественности его идеалов, отчужденности его представителей от реальной жизни.
Вопрос о романтизме в 40-е годы не был лишь литературным, морально-бытовым или философско-эстетическим вопросом. В нем нашли выражение и более широкие тенденции экономического, общественного и политического порядка. Мечтательный романтизм был синонимом догм и предрассудков патриархальной, помещичье-крепостнической России, сна, отсталости и косности, провинциализма. Публицистическое и художественное развенчание представителей подобного романтизма перерастало в борьбу с крепостным правом, с мировоззрением, бытом и моралью, сложившихся на почве патриархальных общественных отношений
Роман Гончарова «попал в точку», он был воспринят передовыми современниками как высокохудожественный ответ на «злобу дня». В письме к В. Боткину от 17 марта 1847 года В. Г. Белинский, сразу же после появления романа Гончарова в «Современнике», писал: «Я уверен, что тебе повесть эта сильно понравится. А какую пользу принесет она обществу! Какой она страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму!» [В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т.XII]
Помещенные И. А. Гончаровым в современную писателю эпоху, персонажи «Обыкновенной истории» написаны удивительно живо и верно. Правдоподобность их переживаний свидетельствует о тонком знании автором романа психологии современников.
Среди особенностей творчества И. А. Гончарова следует отметить, что система его поэтики, тип его мышления, особенности его таланта, беспомощные перед «хаосом» переворотившейся действительности, приобретали огромную силу проникновения в прошлое, в сложившийся уклад жизни, выявивший все свои возможности. В историю русской литературы Гончаров вошел как классик реалистического общественно-психологического романа. Он с исчерпывающей полнотой раскрыл и объяснил читателю сущность патриархально-крепостнической Руси и невозможность пронести ее в современный мир.
В эпилоге «Обыкновенной истории» на передний план выходит еще один важный мотив романа, с которым Гончаров, кстати, не расстанется до конца своего творческого пути (с новой силой он зазвучит в «Обрыве»). Это тема всемогущей судьбы, глубинного и всеобщего закона бытия, до поры скрытого, но в конце концов неизменно напоминающего о себе человеку, действующему, казалось бы, в согласии со «своей волей» и «свободой». Дважды помянет здесь судьбу Адуев-старший, потаенным лейтмотивом прозвучит она в речах его жены и племянника. Петр Адуев не случайно называет судьбу «коварной». Герой поражен неуловимостью судьбы, превратившейся в нечто таинственно-бесформенное. «Уж я ли, — недоумевает он, — не был осторожен с ней? ... взвешивал, кажется, каждый свой шаг… нет, где-нибудь да подкосит...»
Так, в романе «Обыкновенная история» ярчайшим образом отразился главный конфликт современности.

Список использованной литературы
1. Абрамович, Г. Л. Введение в литературоведение : [Учеб. для филол. спец. пед. ин-тов] .— 6-е изд., испр. и доп. — М. : Просвещение, 1975.
2. Александровский, Г. В. Чтения по новейшей русской литературе : [для учащихся старшего возраста : в 2 вып.] / Г. Александровский .— Изд. 7-е .— Киев : Тип. Первой Киевской артели печатного дела, [1910]. - Вып.1: Введение в историю новейшей русской литературы. Белинский. Тургенев. Гончаров. Островский. Некрасов .— [1910] .
3. Бахтин М. М. Время и пространство в романе // Вопр. лит. 1974. №3
Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986.
4. Белинский, В. Г. Взгляд на русскую литературу 1846 г.; Взгляд на русскую литературу 1847 М. : Гослитиздат, 1960.
5. Белинский В. Г., Письма, т. II. СПб., 1914.
6. Беляева И. А.Гончаров и Данте// Литературоведческий журнал. 2011. № 28. C. 58-66.
7. Беспалова, Е. К. И. А. Гончаров и симбирские масоны (к вопросу о реалиях очерка "На Родине") / Е. К. Беспалова // Русская литература. — 2002 .— № 1 .— С. 124-135.
8. Борзенкова Н. В. Эволюция психологической манеры И. А. Гончарова-романиста// Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова/ Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарева, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. – Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003.
9. Бухштаб, Б. Я. И.А. Гончаров : указатель основной литературы / Б.Я. Бухштаб ; Гос. Публичная б-ка им. М.Е. Салтыкова-Щедрина .— Ленинград : тип. Гос. Публичной б-ки им. Салтыкова-Щедрина, 1948 .
10. Венгеров С. Гончаров И. А. // Энциклопедический словарь. — СПб.: Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон, 1893. — Т. IX: Гоа — Гравер. — С. 200—205.
11. Гинзбург, Л. Я. О литературном герое / Л. Я. Гинзбург. — Л.: Сов. писатель, 1979. — 223 с.
12. Гинзбург, Л. Я. О психологической прозе / Л. Я. Гинзбург. — Л.: Худож. лит., 1977. — 443 с.
13. Головенченко, Ф. М. Введение в литературоведение : учебник для филол. фак. ун-тов и пед. ин-тов / Ф.М. Головенченко .— Москва : Высшая школа, 1964.
14. Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. — М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952—1955.
15. Гончаров, И. А. Необыкновенная история. Истинные события : [Автобиогр. повесть] / И.А. Гончаров ; [Вступ. ст., коммент. В.А. Недзвецкого] .— М. : Изд-во МГУ, 1999.
16. Гончаров, И. А. Очерки; Статьи; Письма / И.А. Гончаров. — Москва : Правда, 1986.
17. Гузь, Н. А. Типология женских характеров в романах И. А. Гончарова / Н. А. Гузь; Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. — М., 1984. — 18 с. — Деп. в ИНИОН АН СССР 18.12.84, , № 18986.
18. Гузь Н. А. Типология характеров в романах Гончарова: Автореф. дис.... канд. филол. наук. М., 1985.
19. Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 3-х т. 1952.
20. Дружинин А. В. Литературная критика. М., 1983.
21. Жирмунский, В. М. Введение в литературоведение : Курс лекций / Под ред. З.И. Плавскина, В.В. Жирмунской .— СПб. : Изд-во СПбГУ, 1996.
22. И.А. Гончаров в русской критике : сборник статей .— Москва : Гослитиздат, 1958.
23. Кантемир; Белинский; Добролюбов; Писарев; Гончаров : Биографические повествования / [Сост., общ. ред., послесл. Н.Ф. Болдырева] .— Челябинск : Урал, 1997 .— 563 с. : ил. — (Библиотека Флорентия Павленкова. Биографическая серия. 1890-1915 ; Т.20) .— Репринт. воспроизведение сер. "Жизнь замечательных людей". — ISBN 5882940702.
24. Краснощекова Е. А. И. А. Гончаров: Мир творчества. — СПб.: Пушкинский фонд, 1997.
25. Лаврецкий А. Эстетические идеи И.А. Гончарова // Лаврецкий А. Эстетические взгляды русских писателей. — М., 1963.
26. Лотман Л. М. И. А. Гончаров // История русской литературы: В 4 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. — Т. 3: Расцвет реализма. — С. 160—202.
27. Лощиц, Ю. М. Гончаров / Ю.М. Лощиц .— [3-е изд.] .— М. : Мол. гвардия, 2004 .— 393 с., [16] л. ил. ; 21 см. — (Жизнь замечательных людей ; Вып.1026 (826)) .
28. Ляпушкина Е. И. Русская идиллия XIX века и роман И. А. Гончарова «Обломов». — СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996.
29. Ляцкий Е. Гончаров И. А. // Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. — 11-е стереотип. изд. — М., [Б. г.]. — Т. 15: Гирке — Город. — Стб. 442—458.
30. Манн, Ю. В. Русская литература XIX века : эпоха романтизма : пособие для учителей литературы, студентов-филологов и преподавателей гуманитарных вузов / Ю.В. Манн .— Москва : Аспект Пресс, 2001.
31. Мельник В. И., «Обыкновенная история» в ракурсе религиозной концепции И.А. Гончарова.//Слово, 2008.
32. Мельник В.И. Философские мотивы в романе И.А. Гончарова «Обломов» (к вопросу о соотношении «социального» и «нравственного» в романе) // Русская литература. 1982. - № 3.
33. Мещерякова, И. Н. Художественно-эстетическая концепция И. А. Гончарова и ее воплощение в образной системе романов: автореф. дис. канд. филол. наук / И. Н. Мещерякова. — Тбилиси, 1990.
34. Недзвецкий В. А. Гончаров // История всемирной литературы: В 9 т. / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Гл. редкол: Г. П. Бердников (гл. ред.) и др. — М.: Наука, 1991. (Т. 7 / Ред. коллегия тома: И. А. Бернштейн (отв. ред.) и др. — С. 50—56.
35. Недзвецкий В. А. И. А. Гончаров — романист и художник. — М.: Изд-во МГУ, 1992.
36. Недзвецкий В. А. Романы И. А. Гончарова // И. А. Гончаров: Материалы юбилейной гончаровской конференции 1987 года. Ульяновск, 1992.
37. Недзвецкий, В. А. Русская литература XIX века, 1840 - 1860-е годы : [курс лекций : для студентов, аспирантов филологических факультетов вузов] / В.А. Недзвецкий, Е.Ю. Полтавец ; МГУ им. М.В. Ломоносова, Филол. фак. — Москва : Изд-во Моск. ун-та, 2010.
38. Овсянико-Куликовский Д. Н. (1853-1920) . История русской интеллигенции. Итоги русской художественной литературы XIX века : [в 3 ч.] / Д. Н. Овсянико-Куликовский .— Москва : Изд. В.М. Саблин, 1906-1907. – Ч. 1: Чацкий. Онегин. Печорин. Рудин. Лаврецкий. Тентетников. Обломов. — 2-е изд. — 1907.
39. Одиноков, В. Г. Проблемы поэтики и типологии русского романа XIX в. / АН СССР, Сиб. отд-ние, Новосиб. гос. ун-т .— Новосибирск : Наука, 1971.
40. Одиноков В.Г. Художественная системность русского классического романа. Новосибирск, 1976.
41. Отрадин М. В. Проза И. А. Гончарова в литературном контексте / С.-Петербург. ун-т. — СПб.: Изд-во С.-Петербург. ун-та, 1994.
42. Отрадин М.В. Роман И.А. Гончарова «Обыкновенная история» // Русская литература. 1993. - № 4 - С. 35-65.
43. Пиксанов Н.К. Белинский в борьбе за Гончарова // Ученые записки ЛГУ. Серия филология. 1941.-№ 76.-Вып. 11.-С. 57-88.
44. Пиксанов Н. Гончаров И. А. // Большая советская энциклопедия / Гл. ред. О. Ю. Шмидт. — М.: Сов. Энцикл., 1930. — Т. 17: Гимназия — Горовицы. — Стб. 662—672
45. Пирогов Г. П. Гончаров // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Сов. энцикл., 1964. — Т. 2: Гаврилюк — Зюльфигар Ширвани. — Стб. 261—265.
46. Пирогов Г. П. Гончаров И. А. // Большая советская энциклопедия / Гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М.: Сов. Энцикл., 1972. — Т. 7: Гоголь — Дебит. — С. 71—72.
47. Постнов О. Г. Эстетика И. А. Гончарова. — Новосибирск: «Наука». Сибирское издательско-полиграфическое и книготорговое предприятие РАН, 1997.
48. Пруцков Н. И. Мастерство Гончарова-романиста / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушк. Дом). — М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1962.
49. Рыбасов А.П. И.А. Гончаров. М., 1957.
50. Рыбасов А.П. Литературно-эстетические взгляды Гончарова // Литературно-критические статьи и письма. Л., 1938.
51. Рыбасов А. П. Примечания//Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.: Гос. Изд-во худож. лит., 1952-1955.
52. Старосельская Н. Д. Роман И. А. Гончарова «Обрыв». — М.: Худож. лит., 1990.
53. Сунь Л. Художественное своеобразие женских образов в романах И.А.Гончарова/Сунь Личжень. - 2006
54. Сухих, И. Русская литература. XIX век : Второй период русского реализма(1840-1880-е гг.) / И. Сухих // Звезда. — 2006
55. Уба Е.В. , Имя героя как часть художественного целого// Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова/ Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарева, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. – Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003.
56. Цейтлин А. Гончаров // Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939. — Стб. 616—626.
57. Цейтлин А. Г. Гончаров И. А. // Большая советская энциклопедия / Гл. ред. Б. А. Введенский. — 2-е изд. — М.: Большая сов. энцикл., 1952. — Т. 12: Голубянки — Гродовка. — С. 62—65.
58. Чернышевский Н. Г., Полное собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, М., 1947.
59. Шумкова, Т. Л.. Русская литература XIX века в зеркале иронии : романтизм, бидермайер, реализм / Т.Л. Шумкова ; Департамент образования и молодёж. политики Ханты-Манс. авт. окр.-Югры .— Ханты-Мансийск : Департамент образования и молодёжной политики Ханты-Мансийского автономного округа-Югры, 2010.
60. Щеблыкин И. П. Необыкновенное в романе И. А. Гончарова «Обыкновенная история»//И. А. Гончаров: Материалы Международной конференции, посвященной 185-летию со дня рождения И. А. Гончарова/ Сост. М. Б. Жданова и др Ульяновск: ГУП «Обл. тип. «Печатный двор», 1998.
61. Эткинд Е.Г. «Внутренний» человек и внешняя речь: очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX вв. М., 1998.
49