Демократия в Америке по А. Токвилю.

Введение
1.Творческий портрет А.де Токвиля (1805 – 1859)
1.1. Становление личности А.де Токвиля
1.2. Влияние Великой Французской революции 1789 г. на творчество А. де Токвиля ("Старый порядок и революция")
1.3. Причины поездки в Америку
2. Либеральная доктрина А. де Токвиля
2.1. Понятие «демократия» в различных трактовках
2.2.Основные положения работы А. де Токвиля «О демократии в Америке» (1835-1840).
2.3. Концепция А. де Токвиля в русле современных исследований демократии
3. Влияние идей А. де Токвиля на развитие русской политической мысли в XIX веке
3.1. Оценка А.С. Пушкиным и П.Я. Чаадаевым взглядов Токвиля
3.2. Идеи Токвиля и русские либералы
Заключение
Список источников и использованной литературы

Развитие национального государства и влияние Просвещения вместе привели к укрощению церкви и, соответственно, к подрыву зарождавшегося гражданского общества. Теперь России нужны были иные модели гражданской жизни, не имеющие отношения к церкви. Одной из них стала литература. В пушкинской практике именно институт литературы предлагался в качестве альтернативы токвилевским ассоциациям.
На этом фоне яснее становится диссидентство Чаадаева. Он полагал христианство важнейшим фактором исторического процесса и не сомневался в значении церкви для устройства земных дел. Религия оказывает свое действие не только мистическим путем, но в непрерывном, вполне конкретном процессе “воспитания человеческого рода”. Но каждая религия делает это по–своему и с разными результатами.
Совсем как у Токвиля, значение религии совпадает с тем, что предыдущее поколение приписывало ее врагу, Просвещению. Религия нужна и важна не сама по себе; судить ее надо по ее результатам. Она исторична и функциональна; не самоцель, а инструмент. Чаадаев “с завистью” отмечает “плоды христианства” у других христианских народов и с горечью не видит в собственном. Он готов признать “начало деятельное, начало социальное” за католичеством и, с оговорками, за протестантством, но не за православием, “целиком замкнутым в своих бесплодных обрядностях”. Западные церкви одарили свои народы “кое–какими земными благами, прямыми или косвенными”, а восточная церковь этого сделать не сумела. Церковь, которая замкнулась в “преувеличенном спиритуализме или узком аскетизме”, не отвечает своему призванию. Эта мысль содержалась уже в первом, скандально известном Философическом письме: “Ничего не понимает в христианстве тот, кто не замечает его чисто исторической стороны”. Так понятое христианство принадлежит земному миру и подлежит земному суду.
Пушкин соглашался: “Религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам”, — отвечал он Чаадаеву.
Политическая философия позднего Пушкина, плод многих увлечений и разочарований, состояла в утверждении государства как одинокого субъекта Просвещения. Российское правительство, управляемое царями, есть единственная живая сила в своей стране. Петр был воплощенная революция, Александр был якобинец, и даже правительство Николая — единственный европеец в России. Чаадаев поколебал эту конструкцию с одной, но очень важной стороны. Не сомневаясь в тягловой силе государства, он подверг разрушительной критике один из его институтов — духовенство. Указывая на пустое место, которое существовало в России, и мечтая заполнить его католическими миссионерами, Чаадаев рассказал о самостоятельном значении гражданского общества. Не соглашаться с этой критикой было нельзя, и Пушкин согласился. Но соглашаясь в том, что религия чужда народу, Пушкин игнорировал проблему гражданского общества и возвращался к более старому спору о Просвещении. Раз религия чужда, пусть правительство остается единственной цивилизующей силой. Место религии должно быть занято чем–то иным, более подвластным, не менее величественным.
Вместо рецензии на «Демократию в Америке» Пушкин написал рецензию на другую книгу из американской жизни: «Рассказ о пленении и приключениях Джона Теннера в течение тридцати лет его жизни среди индейцев в Северной Америке». В этом тексте русский поэт, никогда не бывавший за границей, путешествует за океан. Он подробно излагает, временами сплошь переводит записки белого американца, который добровольно оставил свой мир, чтобы пожить среди беглых черных рабов. Чувства, вызванные чтением Токвиля, оказались смещенными в рассказ о совсем другом тексте. Хоть Токвиль и Теннер однажды встречались между собой, единственное, что связывает их, — это место действия, Америка. Но их Америки очень разные. В отличие от страны Токвиля, увиденной глазами политиков, юристов, журналистов, страна Теннера увидена глазами обездоленных туземцев, беглых рабов, бездомных белых. Нет сомнений, что такая Америка тоже существовала и существует; но только здесь, в полемике с Токвилем, Пушкин принял столь радикальную точку зрения. В рецензии на Теннера Пушкин называет «Демократию в Америке» “славной книгой” и пересказывает так: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству...; такова картина Американских штатов, недавно выставленная перед нами».
Но книга Токвиля, совсем напротив, полна воодушевления по поводу открытой автором политической системы. Столь искаженное чтение Токвиля — возможно, самая крупная из критических ошибок Пушкина. Он представляет Токвиля страстным обвинителем буржуазии, новым Мирабо. От этой роли Токвиль, будущий министр иностранных дел буржуазной монархии, был очень далек.
Ошибка не была результатом невнимания. В том письме Чаадаеву, в котором Пушкин сообщал, как он напуган Токвилем, он спрашивал корреспондента, читал ли тот номер Современника с “Джоном Теннером”. Следовательно, между двумя пушкинскими упоминаниями «Демократии в Америке» прошло немало времени: столько, сколько проходит между написанием текста и выходом его в свет. Все это время Токвиль был на уме у Пушкина, и этому соответствуют те сильные чувства, в которых признавался поэт.
Итак, с течением времени пушкинское понимание менялось и углублялось. Пушкина горячила глобально–политическая роль, которую Токвиль приписал России. Его не устраивала капитуляция дворянина перед буржуазией. Его пугало схематическое противопоставление Америки, страны свободы, и России, страны деспотизма. Но самое главное: Пушкин увидел разницу между Просвещением и демократией, — и не захотел принять глубинного сдвига, о котором оповестил Токвиль.
На «Демократию в Америке» Пушкин отозвался в стихотворении 1836 года, одном из самых известных и самых загадочных его сочинений. Стихотворение названо “Из Пиндемонти”, другое его название в черновиках “Из Альфреда Мюссе”, но по общему мнению исследователей, источник его неизвестен. Как предположил Ефим Эткинд, материалом для полемики, объектом для критики и источником идей для этого стихотворения была книга Токвиля.
Не дорого ценю я громкие права,От коих не одна кружится голова.Я не ропщу о том, что отказали богиМне в сладкой участи оспоривать налоги... Иная, лучшая потребна мне свобода...
Пушкин переворачивает ценностную иерархию, выстроенную Токвилем. Всякая социальная машина недостойна человека. Демократия не даст свободы и покоя, не говоря о счастье. Деспотизм народа может быть тяжелее или легче, чем деспотизм царя, но это все равно. Демократические права всего лишь “слова, слова, слова”, — цитирует Пушкин из Гамлета, великой притчи о тщете политической борьбы. Лучшие из прав человека неотъемлемы. Политике Пушкин противопоставляет эстетику, демократии — анархию.
3.2. Идеи Токвиля и русские либералы
Если говорить об Америке, то она интересовала не только Токвиля. Блестящие деятели александровского времени тоже «увлекались» Америкой. Сам Александр I переписывался с Джефферсоном. Будущий декабрист П.Рылеев служил в Российско–американской кампании. Известный историк Завалишин мечтал заселить Калифорнию русскими колонистами. Федор Толстой получил прозвище Американца, хотя никогда не был в Северной Америке. Свиньин путешествовал за океан и написал популярный травелог, весь основанный на трансатлантической аналогии: “Нет двух стран более сходных между собою, как Россия и Соединенные области”.
Известно, что конституционный проект Никиты Муравьева, лидера тайного Северного Общества декабристов, представлял собой свободный перевод федеральной конституции США. Россия должна стать федерацией “держав”, а на федеральном уровне царь исполнял бы обязанности президента. Его полномочия были ограничены больше, чем в американской конституции (например, царь не имел бы права выезжать из страны под угрозой потери престола — уникальная норма, вызванная раздражением по поводу странствий Александра). Система разделения властей была бы дополнена стоящей вне ее властью монарха, и династическая преемственность была бы гарантом конституции. Здесь Муравьев следовал за Бенжаменом Констаном, в 1814 году основавшим Либеральную партию во Франции, но верившим в монархическую идею. Пост вице–президента отсутствовал (что, как выяснится позже, вообще характерно для отечественного законотворчества). Крепостное право отменялось. Более того, Россия должна была стать убежищем для беглых рабов других стран, включая и американских. “Раб, прикоснувшийся земли Русской, становится свободным”, — гласила одна из статей конституции.
У Муравьева не было той религиозной тревоги, которая одолевала Александра и вслед за ним Чаадаева, Тургенева, Пушкина: тревоги за то, будет ли православная церковь способствовать или хотя бы не будет ли мешать развитию России, о чём указывалось в предыдущем разделе. В отличие от Америки, где все церкви одинаково не зависят от властей, государство Муравьева субсидировало бы православную церковь. В отличие от революционной Франции монахи и священники могли бы избираться и быть избранными. Участник Отечественной войны, Муравьев осознавал проблему, которая станет роковой для следующих поколений русских радикалов: необходимость посредствующих звеньев между политическими новациями и традиционной культурой, потребность совместить демократию с национализмом. Нужным ему терминам Муравьев придумывал русские, намеренно архаичные переводы: губернатора называл правителем, прокурора — блюстителем, государственного секретаря — державным дьяком.
Конституция Муравьева прошла несколько этапов обсуждений. Трубецкой, Рылеев и другие руководители движения вносили в этот проект свои поправки. Рылеев считал федеральное устройство США “удобнейшим для России”. Волконский назвал американскую конституцию “лучшим образцом”. Каховский ставил американскую революцию “в пример и отдаленному потомству”. Пестель мечтал о славе Вашингтона. Все они были компетентны в заокеанских делах и законах, и все принимали американскую конституцию за основу будущей России. Эти люди были названы декабристами потому, что не смогли или не захотели подобрать себе наименования, адекватного их политическим идеям. По сути их замысла, то были русские американисты. Они верили в особого рода близость между Америкой и Россией, и видимо, они имели ввиду не географическую, а культурную близость. На деле их идея принадлежала миру утопии: желаемое состояние дел в своей стране описывалось на основании реального состояния дел в другой стране.
Когда Н. Муравьев и его друзья после восстания 1825 г. оказались в ссылке Сибири, заокеанские аналогии стали близки им по новой причине. Сибирь была заселена каторжниками, подобно Америке, и теперь отдельно ей предсказывалась революция, подобная американской. Тяжкая жизнь в изгнании наделялась новым смыслом. Декабрист Н.В. Басаргин “не раз” слышал, что “сибиряки имеют много сходства с американцами”. Н. Бестужев и М. Фонвизин в Сибири переводили главы из «Демократии в Америке». Как обычно, политические надежды одних являлись страхами других. Вигель, одно время состоявший сибирским чиновником, держал в уме почти тоже: «Сибирь была завоевана, можно сказать, открыта в одно время почти с английскими колониями, нынешними Северо–Американскими Штатами... Чем же кончилось? Миллионы сынов Англии отреклись от нее».
Новое поколение русских радикалов унаследовало и эту аналогию. Сибиряк Черносвитов, участвовавший в кружке Петрашевского, называл свою Сибирь Америкой, Калифорнией, Эльдорадо.
Всё это говорит о том, что слова Токвиля об Америке и России как двух супердержавах стали известны в Петербурге сразу, но в усеченном виде. Александр Тургенев цитировал их в «Хронике русского», присланной им из Парижа для первого тома «Современника». Он привел лестную для России фразу о том, что она становится хозяйкой полумира наравне с Америкой, и опустил другую: что Америка делает это на основе свободы, а Россия — на основе рабства. Зато он рассказал о самом Токвиле так, чтобы русский читатель оценил его респектабельность: «Талейран называет его книгу умнейшею и примечательнейшею книгою нашего времени, а он знает и Америку, и сам аристократ, так, как и Токвиль, которого все связи с Сен–Жерменским предместьем».
Тургенев писал, что демократия одинаково грядет “в европейском и заокеанном мире” потому, что именно она воплощает в себе христианство. Учение Христа, продолжал Тургенев, не “в мертвой букве, не в православии, не в народности”. Оно в демократии, а условием последней, неожиданно прибавлял Тургенев, является соединение церквей. Тут русский читатель дополнял Токвиля, который ничего подобного ни для Америки, ни для Франции не предусматривал. Тургенев, однако, понял более глубокий смысл его послания. Политические возможности определяются культурными и, в частности, религиозными особенностями общества. В применении к России это значило, что надежда на демократию соединялась с сомнениями в том, что православная церковь может дать ей духовное обеспечение. Для русского читателя Токвиля было ясно, что политические реформы американского типа требуют религиозных перемен.
Политическое насилие ведет к открытию неполитических измерений человека. Талант, подвергнутый остракизму, ищет и находит такие недра, которые не подлежат контролю, потому что кажутся политически нейтральными. В этом одно из возможных объяснений особенного психологизма русской литературы, да и самого русского либерализма.
Однако идеи, изложенные в другой работе Токвиля – «Старый порядок и революция» - были не так радужно приняты передовой интеллигенцией в России. Так, историческая теория Токвиля, оказавшая огромное влияние на европейскую историографию, встретилась в России с решительной критикой Чернышевского. Да и много позже в конце 1870-начале 1880-х гг. известный историк Герье, как вспоминал впоследствии П.Н. Милюков, слушавший его лекции, «имел определенной целью внушить нам его (Токвиля) отрицательный взгляд». Будучи студентом, П.Н. Милюков писал сочинение по взглядам Токвиля и вспоминает, что «испытал скрытый гнев» Герье. Однако, вспоминая студенческие годы, он с благодарностью говорил, что семинарские занятия по книге А. Токвиля оказали «несомненное влияние на нас, научили объективизму в трактовании истории и застраховали от радикального догаматизма».
Сегодня мы видим, как злободневно и остро стоят перед нами всё те же проблемы. Наша отечественная исследовательница Тамара Павлова считает: «Непременной предпосылкой для возникновения демократии в любом обществе является наличие в нём гражданской культуры и тесно связанной с ней демократической политической культуры». А поскольку Россия – как из-за её исторического наследия, так и из-за сложностей происходящего трансформационного процесса – не соответствует добродетелям гражданской культуры, то, следовательно, ни о каких шансах на возникновение демократии в нашей стране говорить не приходится.
Вопрос о совместимости российского общества с демократией не задает себе только ленивый. Долгие годы шла речь об «обществе переходного типа». Говорили о недооформленной политической системе, о гибридном политическом режиме в России. Проблема стояла в выборе между демократией и авторитарным политическим режимом. В 1990-е гг. среди угроз демократии винили не только власть, но и само общество, сейчас же всё более склоняются к власти. Примечательно, что американские исследователи заявили, что случись ситуация, при которой условия жизни в американских городах приблизятся к нашим, демократии в Америке предстоит утверждать себя заново.
А в начале XIX века А. С. Пушкин читал «Демократию в Америке» и писал «Из Пиндемонти» после того, как несколько лет занимался историей пугачевского восстания. В сравнении с этим океаном насилия рассуждения о свободе кажутся слишком тонкими.
Итак, не доверяя слишком сильным версиям свободы, за которыми виделись новые формы принуждения, Пушкин в своих поздних сочинениях формулирует собственную идею “иной” свободы.
Таким образом, взгляды Токвиля оказали, несомненно, сильное влияние на все направления русской общественно-политической мысли XIX века, начиная с декабристов. Одни воспринимали их, как аксиому, другие пытались, применяя к национальным условиям, критически переламывать под себя.
Заключение
Токвиля нельзя назвать восторженным певцом демократии, во-первых, потому что он сам представлял аристократию, достоинства которой он никогда не умалял, а во-вторых, он, разделял мнение Ф. Гизо. говорившего, что демократия нужна только голодным, ибо сытые счастливы независимо от политического режима.
Речь в главной работе Токвиля «Демократия в Америке» идёт не о простом описании политических институтов США, которые для автора выступают поводом высказать читателю некоторые идеи об американском обществе и о демократии. Политическое мышление Токвиля развивалось под влиянием не только либеральных, но и консервативных концепций, что было вполне логично. К моменту написания его книги (1835 г.) доктрина либерализма еще не приняла современные очертания. Термин “демократия” в те годы не употреблялся в данном контексте буржуазными идеологами, ибо он тогда, по сути, означал для них то же, что и слово “социализм”. Лишь в ХХ в., во многом и благодаря Токвилю, термин “демократия” вошел в идеологический арсенал либерализма.
Токвиль чувствовал грядущие общественные перемены в Европе и Америке в связи с развитием промышленной революции. Глубоким научным наблюдением ученого было его высказывание о том, что революция совершается не тогда, когда массам живется очень плохо, а когда их ожидания перемен не находят удовлетворения. Следует отметить, что в 1835 г. Токвиль предсказывал, что судьбы человечества будут решаться Соединенными Штатами и Россией, тогда как Гегель в своей “Философии истории” не усмотрел за этими народами никакой исторической перспективы.
Именно он лучше всех других аристократов осознал невозможность возвращения прошлого. Для адаптации консерватизма к условиям нового времени он взял из арсенала либералов идею “Свободы” как высшей цели общественного устройства и добавил к ней понятие “Ответственности”, а последнее всегда со времён Платона и Аристотеля приписывалось к добродетелям аристократии.
Одновременно Токвиль доказал несовместимость идеи “Свободы” с концепциями “Равенства” и “Этатизма” (возрастающей роли государства). Французскому мыслителю удалось содействовать превращению консерватизма из идеологии, направленной на защиту прошлого, в политическую теорию, предлагающую альтернативный либерализму общественный идеал. Алексис де Токвиль занял уникальное место у истоков современной социологии и политологии. Глубина размышлений ставит его в один ряд со многими другими выдающимися мыслителями ХIХ и ХХ вв.
В работах А. Токвиля либерализм дистанцируется от демократизма и его центральная проблема — обеспечить права меньшинства в условиях мажоритарной демократии.
Также А. Токвилем были изучены и неформальные предпосылки успеха американского федерализма. Первой среди них он назвал традиции местного самоуправления, которые поселенцы Новой Англии привезли со своей родины. Способность опираться на собственные силы и объединяться в ассоциации стала ее важнейшим результатом, придавшим гражданскому обществу в Америке особый динамизм. Привычка к самоуправлению сформировала ту гражданскую культуру, на которую могли опереться авторы проекта американской конституции.
Токвиль со своим американским опытом сумел пережить шок французской революции, продолжая верить в необходимость всеобщего политического участия, ценить прелесть позитивной свободы. 
Многие современные специалисты в области теории демократии, обращаясь к наследию Токвиля, задают себе злободневные вопросы: могут ли условия, которые Токвиль считал необходимыми для успеха американского федерализма и демократии (привычка к местному самоуправлению, общность языка, наличие открытого политического класса с преобладанием в нем юристов, а также приверженность граждан общим моральным ценностям) стать предпосылками успеха федерализма и в Европе? Существуют ли иные факторы?
Рассматривая эти неформальные, относящиеся к сфере культуры, предпосылки успеха американского федерализма, подмеченные ещё Токвилем, современные специалисты обнаруживают известное сходство Америки и Европы. Однако при этом видят и важные различия, особенно в том, что касается суверенитета и национальной идентичности, привычки к самоуправлению, языковой общности и морального консенсуса.
Американский опыт доказывает, как показал ещё Токвиль, что успех представительного правления в масштабе континента будет зависеть от формирования и развития культуры согласия. Это культура отказа от недоверия, культура, в которой цинизм по отношению к законотворческому процессу сдерживается верой в правовые нормы, проистекающей из убеждения, что закон можно изменить, если он неадекватно отражает волю народа. С течением времени подобную веру в закон рождает практика самоуправления, если только она имеет место на всех уровнях общественной организации, а не представляет собой декорации, воздвигнутые вокруг центрального правительства. Противоположностью является циничный взгляд на закон как на игрушку в руках эгоистических элит.
Подобная вера в закон оказывает огромное воздействие на национальную идентичность и на характер патриотизма в любой стране.
Размытый, или идеалистический, патриотизм, рожденный американским федерализмом, предполагал, что демократия — по крайней мере та, что лежала в основе американской политической системы, — стала элементом национальной идентичности и гордости. Именно поэтому распространение американской мощи и влияния в мире в двадцатом веке было воспринято столь неоднозначно. То, что враждебному наблюдателю представляется не чем иным, как расширением американской империи, для американца является просто распространением демократии, иными словами — институтов самоуправления и свободного рынка, основанных на уважении к правам человека.
Федеративные системы воспитывают в гражданах более комплексное и адекватное чувство справедливости. В этом состоит еще одно важное открытие, сделанное Токвилем в Америке. Он обнаружил, что одним из положительных результатов формального признания и защиты региональной и местной автономии в рамках федеративной системы является то, что она способствует возникновению новой теории интересов.
В России идеи А. Токвиля были восприняты его современниками, а также последователями чисто по-русски: с переносом, а затем надрывом и болью за свою собственную страну. Консерваторы же в страхе их отринули.
Список источников и использованной литературы
Источники
Токвиль А. Старый порядок и революция // О свободе. Антология западно-европейской классической либеральной мысли. М.: Наука, 1995. С.249-268.
Токвиль А. Старый порядок и революция. М., 1997. – 256 с.
Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1994. – 768 с.
Литература
Азми Д.М. Э.Фромм о позитивных и негативных аспектах современной демократии // Государство и право. - 2002. - № 5. - С.103.
Алексеев М.П. К статье Пушкина “Джон Теннер” // Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература. Ленинград: Наука, 1987. С. 542—558.
Алмонд Г. Гражданская культура. Политические установки и демократия пяти наций // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. – М., 1997. С.593.
Алпатов М.А. Русская политическая мысль и Западная Европа (XVIII – первая половина XIX в.). – М.: Наука, 1985. – 263 с.
Арон Р. Демократия и тоталитаризм // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. – М., 1997. С.509.
Арон Р. Демократия и тоталитаризм. - М.: Текст, 1993.
Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. 363 с.
Баллестрем К.Г. Церковь и демократическая культура: проблема адаптации и конфликты // Вестник Европы. 2004. № 11. С.34.
Белл Д. Алексис Токвиль на перекрестках истории // Свободная мысль. 2005. № 12. С.99 – 110.
Бернс У. Американо-российские взаимоотношения: пять главных направлений // Новый журнал. 2007. № 248. С.50 - 64.
Брас Э. Последнее восстание? // Неприкосновенный запас. 2005. № 6. С.74- 75.
Вебер М. Избранное. Образ общества.: Пер. с нем. – М.: Юрист, 1994. – 329 с.
Вятр Е. Социология политических отношений. М., 1979. - 351 с.
Даймонд Л. Прошла ли «третья волна» демократизации? // Полис. - 1999. - № 1. – С.54-63.
Даль Р. Введение в теорию демократии. – М., 1992. – 425 с.
Достоевский Ф.М. Дневник писателя // Собр. соч.: В 15 т. – Т.14. СПб.: Наука, 1995. – 784 с.
Жихарев М.И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М.: Изд-во МГУ, 1989. - С.48-119.
Зидентоп Л. Демократия в Европе. Пер. с англ./ Под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: «Логос», 2001. – 312 с.
Зинн Г. Народная история США: с 1492 г. до наших дней. Пер. с англ. М.: Весь мир», 2006. 422 с.
Иванова М. «Либеральная империя» как эксперимент. К вопросу об эволюции французского либерализма в 1860- е гг.// Свободная мысль. 2007. № 5. С.182 – 191.
Иноземцев В. Природа и перспективы путинского режима // Свободная мысль. – 2007. - № 2. – С.39-50.
Иноземцев В. Глобальная экономика-2008: ощущение неопределенности // Свободная мысль. – 2008. - № 1. - С.72.
Институциональная политология: Современный институционализм и политическая трансформация России / под ред. С.В. Патрушева. М.: ИСП РАН, 2006. – 590 с.
Исаев С.А. Алексис Токвиль и Америка его времени. СПб., 1993.
История Европы: В 8 т. От Французской революции конца XVIII в. до Первой мировой войны. Т.5. М.: Наука, 2000.
История политических и правовых учений. – М.: ИНФРА, 1996.
История политических и правовых учений. XVII – XVIII в. - М.: Высшая школа, 1989. 451 с.
История Франции: В 3 т. Т.2. М.: Наука, 1973. 368 с.
Карл Т.Л., Шмиттер Ф. Демократизация: концепты, постулаты, гипотезы // Полис. - 2004. - № 4. – С.23-30.
Карозерс Т. Ошибка теории «поэтапной демократизации» // Pro et contra. – 2007. – Том.11. – С.85-102.
Кеннан Дж.Ф. Америка и русское будущее // Новая и новейшая история. – 2001. - № 3. – С.81 – 98.
Кива А. Какой режим формируется в России // Свободная мысль. – 2007. - № 12. - С.5-16.
Коломийцев В.Ф. К двухсотлетию Токвиля – социолога и политолога, либерала и консерватора // Социс. 2005. № 10. С. 128-133.
Констан Б. Об узурпации // О свободе. Антология западно-европейской классической либеральной мысли. М.: Наука, 1995. С.198-248.
Коэн Дж., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория. - М., 2003.- 862 с.
Красин Ю.А. Демократия и федерализм в России. М.: РОССПЭН, 2007.
Лапицкий М.И. Далекое-близкое: заметки о Токвиле // Полис. 1993. № 3.
Лебедева Т.П. Либеральная демократия как ориентир для посттоталитарных преобразований // Полис. 2004. № 2. С.21-30.
Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. - М., 1997. – 389 с.
Лотман Ю.А. Архаисты-просветители // Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992.- 398 с.
Луман Н. От полицейского государства к правовому государству // Антология мировой политической мысли. Т.2. М., 1997. - С.738-755.
Мадатов А.С. Концепции и модели демократии: проблемы и дилеммы // Вестник РУДН. Сер. Политология. – 2000. - № 1. – С.14-21.
Макаренко Б. Шансы перехода к демократии // Полис. - 2007. - № 3. С.30 - 54.
Манан П. Нельзя смешивать понятия нации и демократии // Свободная мысль. – 2007. - № 8. – С.5-16.
Мареев С. Либерализм и демократия о равенстве и справедливости // Свободная мысль. - 2005. - № 12. - С.147 – 159.
Медушевский А.Н. Алексис Токвиль и социология государства и права // Социс. - 2005. - № 10. - С.119-127.
Медушевский А.Н. Как научить демократию защищаться // Вестник Европы. - 2002. - № 4.
Медушевский А.Н. Конституционные проекты русского либерализма и его политическая стратегия // Вопросы истории. – 1996. - № 9. – С.98 - 112.
Мемуары декабристов. Южное общество. – М.: Изд-во МГУ, 1982. – 352 с.
Местр Ж. Рассуждения о Французской революции. М.: РОССПЭН, 1997. – 423 с.
Мигранян А.М. Метаморфозы революции: Токвиль и Достоевский // Общественные науки и современность. - 1991.-  № 1. – С.98-110.
Мигранян А.М. Плебисцитарная теория демократии Макса Вебера и современный политический процесс // Вопросы философии. – 1989. - № 6. – С.16-34.
Мизес Л. Либерализм в классической традиции // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. С.198.
Мильдон В. Новый феодализм: Жозеф де Местр, Алексис де Токвиль и В.Г. Короленко о революции // Вестник Европы. 2002. № 6. С.32 – 51.
Милюков П.Н. Воспоминания. В 2 т. Т.1. М.: «Современник», 1990. - 446 с.
Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т.2.М., 1997. - С.186 - 211.
Наумов С., Слонов Н. От суверенной демократии к суверенной цивилизации // свободная мысль. 2007. № 9. С.38-46.
Нечаев В.Д. Децентрализация, демократизация и эффективность // Полис. 2005. - № 3. - С.92-101.
Новгородцев П.И. Демократия на распутье // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. – М., 1991. – С.534 - 551.
Ойзерман Т.И. Является ли либерализм только идеологией? // Социс. -2003. - № 3. - С.3 - 8.
Орлов А.С. и др. Хрестоматия по истории России. - М., 1999. – 389 с.
Пантин В.И. Глобализация и проблемы развития демократических институтов в России // В кн. Политические институты на рубеже тысячелетий. – Дубна: ООО «Феникс», 2001. – С.396.
Пантин И. К. Демократический проект в современном мире // Полис. – 2002. - № 1. – С.176.
Парето В., Моска Г. Правящий класс // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. - М., 1997. - С.58 - 78, 117 - 134.
Петухов В.В. Демократия участия и политическая трансформация России. М.: Академия, 2007. – 309 с.
Пийо Ж.-Ж. Избранные сочинения. М., 1961. 341 с.
Политическая система США: Актуальные измерения. – М.: Наука, 2000. – 321 с.
Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 т. – М., 1992. – Т.2. – 397 с.
Пшеворский А. Защита минималистской концепции демократии // Теория и практика демократии: Избр. тексты. – М., 2006. – 349 с.
Пэйтмен К. Массовое участие и теория демократии // Теория и практика демократии: Избр. тексты. - М., 2006. – 451 с.
Руденко В. Демократия и жребий // Свободная мысль. – 2007. - № 6.- С.95 – 103.
Рукавишников В.О. Конкурентноспособность и демократия // Социс. - 2005. - № 2. – С.24-30.
Самарская Е. Демократия и организация. Философско-политический аспект // Свободная мысль. 2007. № 9. С.107-116.
Саямин Современная демократия.
Согрин В.В. Двухпартийная система США // Полис. - 2003. - № 3. - С.164 - 176.
Сохань И.П. Деспотия демократии // Социс. 2008. № 3. С.110-119.
Стур Дж. Открывая демократию заново // Полис. - 2003. - № 5, 6.
Сытин А.Г. Эволюция представлений о существе демократии // Вестник МГУ. Сер. 12. Политические науки. - 2007. - № 6. Ноябрь-декабрь. - С.10-27.
Тихомиров Л.А. Критика демократии. Статьи из журнала «Русское обозрение». 1892-1897 гг. - М., 1997.
Токвиль и Россия: уроки демократии // США: экономика, политика, идеология. 1993. № 7.
Тонких В.А., Ярецкий Ю.Л. История политической и правовой мысли России. – М.: Гуманит. издат. центр ВЛАДОС, 1999. – 384 с.
Тузиков А.Р. Идеи демократии: социологическая интерпретация // Социс. 2005. № 3.
Турен А. Что означает демократия сегодня? // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. – М., 1997. С.731.
Туркин С. Политическое участие в США и Древнем Риме: о пользе сравнения // Неприкосновенный запас. - 2004. - № 1. - С.43-59.
Фишман Л. Нравственное значение нашей «революции» // Свободная мысль. – 2008. - № 1. – С.49-60.
Фюре Ф. Постижение Французской революции. Перевод с французского Д. В. Соловьева. СПб., “ИНАПРЕСС”, 1998. 224 с.
Хабермас Ю. Философский спор вокруг идеи демократии // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. – М., 1997. - С.765 - 801.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 471 с.
Хомский Н. Несостоятельные Штаты: злоупотребление властью и атака на демократию. Пер. с англ. В. Панова. М.: «Столица-Принт», 2007. - 412 с.
Хондерик Т. Консерваторы и теория // Неприкосновенный запас. - 2004. - № 5.- С127 -139.
Чаадаев П.Я. Философические письма, адресованные даме. Письмо первое // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М.: Изд-во МГУ, 1989. - С.120-134.
Чаадаев П.Я. Сочинения. Составление и примечания В. Ю. Проскуриной. М.: Правда, 1989. – 488 с.
Шестопал Е.Б. Авторитарный запрос на демократию, или почему в России не растут апельсины // Полис. - 2004. - № 1. – С.56-63.
Шипилов А.В. Демократия и толерантность // Социс. - 2005. - № 3. – С.51-60.
Шлезингер-младший А.М. Циклы американской истории. – М., 1992. – 320 с.
Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма // Шмитт К. Политическая теология. – М., 2000. – 541 с.
Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия // Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т.2. М., 1997. С.222 – 237.
Чарльз Ф. Эндрейн. Сравнительный анализ политических систем. Эффективность осуществления политического курса и социальные преобразования. Пер. с анг. М.: Издат дом «ИНФРА-М», 2000. – 348 с.
Эткинд А. Иная свобода: Пушкин, Токвиль и демократия в России // Знамя. 1999. № 6. С.60 - 77.
Эрве ле Брас. Последнее восстание? // Неприкосновенный запас. - 2005. - № 6. - С.75 - 87.
Токвиль А. Демократия в Америке. - М.: Прогресс, 1994. - С.296.
Цит. по: Бернс У. Американо-российские взаимоотношения: пять главных направлений // Новый журнал. -2007. - № 248. - С.54.
Токвиль А. Демократия в Америке. - М.: Прогресс, 1994.
См.: Белл Д. Алексис Токвиль на перекрестках истории // Свободная мысль. - 2005.- № 12; Коломийцев В.Ф. К двухсотлетию Токвиля – социолога и политолога, либерала и консерватора // Социс. - 2005. - № 10; Эткинд А. Иная свобода: Пушкин, Токвиль и демократия в России // Знамя. - 1999. - № 6. - С.67 и др.
См.: Белл Д. Алексис Токвиль на перекрестках истории // Свободная мысль. - 2005.- № 12. - С.100.
Там же. - С.100
Там же. – С.101.
Гегель Ф. Философия истории // Хрестоматия по философии: В 2 ч. Ч.2. М., 2003. – С.251.
Белл Д. Алексис Токвиль на перекрестках истории. - С.102.
См.: История Европы: В 8 т. От Французской революции конца XVIII в. до Первой мировой войны. Т.5. М.: Наука, 2000. – С.73
Там же. – С.77.
См.: Констан Б. Об узурпации // О свободе. Антология западно-европейской классической либеральной мысли. - М.: Наука, 1995. - С.201.
Там же. С.213.
Там же. С.242.
История Европы: В 8 т. От Французской революции конца XVIII в. до Первой мировой войны. Т.5. - С.198-199.
Там же. – С.200.
См.: Белл Д. Алексис Токвиль на перекрестках истории. - С.102
См.: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. - М., 1993. - С.263.
Эткинд А. Иная свобода: Пушкин, Токвиль и демократия в России // Знамя. - 1999. - № 6. - С.67.
Пийо Ж.-Ж. Избранные сочинения. - М., 1961. - С.141.
История Франции: В 3 т. Т.2. - М.: Наука, 1973. - С.226.
Токвиль А. Старый порядок и революция. – С.61.
Токвиль А. Демократия в Америке. - С.523, 526.
См.: Коломийцев В.Ф. К двухсотлетию Токвиля – социолога и политолога, либерала и консерватора // Социс. - 2005. - № 10. - С. 132.
Токвиль А. Старый порядок и революция. - М., 1997. - С.23.
Там же. С.3.
Там же. С.8.
Там же. С.55.
Там же. С.27.
См.: Там же. Гл. II.
См.: Там же. Гл. III.
Токвиль А. Демократия в Америке. - С.228.
Баллестрем К.Г. Церковь и демократическая культура: проблема адаптации и конфликты // Вестник Европы. - 2004. - № 11. - С.34.
Токвиль А. Старый порядок и революция. - С.166.
Токвиль А. Старый порядок и революция. - С.23.
Там же.
Там же. С. 104
См.: Фюре Ф. Постижение Французской революции. Перевод с французского Д. В. Соловьева. СПб., “ИНАПРЕСС”, 1998.
См.: Фюре Ф. Постижение Французской революции. Перевод с французского Д. В. Соловьева. СПб., “ИНАПРЕСС”, 1998. - С. 22.
Хондерик Т. Консерваторы и теория // Неприкосновенный запас. - 2004. - № 5.- С127.
Токвиль А. Старый порядок и революция. – С.324.
Хондерик Т. Консерваторы и теория // Неприкосновенный запас. - 2004. - № 5.- С127.
Эрве ле Брас. Последнее восстание? // Неприкосновенный запас. - 2005. - № 6. - С.75.
Цит. по: Мильдон В. Новый феодализм: Жозеф де Местр, Алексис де Токвиль и В.Г. Короленко о революции // Вестник Европы. - 2002. - № 6. - С.32.
Токвиль А. Демократия в Америке. – С.11.
См.: Там же. – С.231.
Токвиль А. Демократия в Америке. - С.18.
Там же. – С.19.
Цит. по: Коломийцев В.Ф. К двухсотлетию Токвиля – социолога и политолога, либерала и консерватора.