Интерактивные технологии в рекламе:анализ эффективности

Введение
Глава 1. Особенности интерактивных технологий в рекламной деятельности
1.1 Понятие и сущность рекламы
1.2 Организация рекламной деятельности
1.3 Особенности проведения рекламных кампаний различными интерактивными технологиями
1.3.1 Интерактивная технология Интернет-реклама
1.3.2 Интерактивная технология- директ-майл
1.3.3 Интерактивная технология – SMS-реклама
1.4 Методы оценки эффективности рекламной деятельности
1.4.1 Экономическая эффективность рекламной деятельности
1.4.2 Психологическая эффективность рекламной деятельности
Вывод
Глава 2. Анализ эффективности использования интерактивных технологий в рекламных кампаниях
2.1 Анализ рекламной кампании «BigBon»
2.1.1 Краткая информация о рекламной кампании
2.1.2 Анализ психологической эффективности кампании
2.2 Анализ рекламной кампании «Panasonic»
2.2.1 Краткая информация о рекламной кампании
2.2.2 Анализ психологической эффективности кампании
Вывод
Заключение
Список литературы

), работа сессий Советов или съездов народных избранников, «поварив» хорошенько в своих баталиях нарождающиеся группы, сформировали почти созревшую в идеологическом и политическом плане оппозицию. Последняя заявила о необходимости ликвидации однопартийной системы власти, а с течением времени пошла и дальше, потребовав устранения с политической арены КПСС, возлагая на неё всю ответственность за прошлое и весьма сложное настоящее. Улично-митинговая разносная оппозиционность формировала и определенный тип политического деятеля, для которого критика, эмоционально окрашенная речь являлись инструментом самоутверждения и условием популярности. В условиях блоковой, многопартийной, избирательной тактики в 1990 г. в РСФСР в полусотне городов республиканский избирательный блок «Демократическая Россия» получил половину или больше этого мандатов. Это знаменовало собой переход по существу от политической оппозиции к политической ответственности (или к ответственности оппозиции), на практике вылившуюся в кадровую и зачастую – в структурную замену старой официальной власти во главе с КПСС – новой, ранее ей оппозиционной. При этом необходимо отметить, что на правительственном уровне новые политические организации и силы пришли к власти в Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии, Армении, такая тенденция была и в Грузии, к коалиционному соправительству с КПСС в ведущих республиках Советского Союза – РСФСР и на Украине.
Начальная фаза ответственной политической деятельности новых политических движений на парламентском и правительственном уровнях в тех регионах, где они пришли к власти, а также там, где они оказались в равновесии с КПСС, продемонстрировало то, что их оппозиционное поведение, элементы нетерпимости к соперникам, зачастую нежелание подолгу браться за нелёгкие хозяйственные вопросы – характеризует этот начальный период становления политически ответственной деятельности новых организаций и движений пока как малоконструктивный.
На этапе перелома в общественном развитии СССР бывшие «неформалы», политические партии, профсоюзы, движения брали на себя ответственность за будущее страны и общества в довольно сложной для себя политической обстановке и экономической ситуации, сами отягощённые неопределённым во многом ещё грузом «безответственной оппозиции» и выработанными чуть ранее идеологическими стереотипами и политическими догмами, как и их предшественники.
Современная общественно-политическая лексика оперирует понятиями «левый», «правый», «радикалы» и «консерваторы». Если исходить из общепринятых определений политического спектра, то расположение многих «неформальных» общественно-политических групп и движений принимало прямо противоположное устоявшемуся в общественном мнении представлению об их расположении на оси «лево» – «право». «Правый» полюс политического спектра всегда характеризовался ориентацией на приватизацию отношений собственности в любой форме, индивидуализм как систему отношений человека и общества и, например, парламентские формы демократии в политике. А применительно к Советскому Союзу ещё одной конкретностью – отношением к историческому прошлому страны как «тоталитаристскому, антидемократическому строю», оценкой деятельности большевиков как «государственного тоталитарного режима». «Левый» полюс давал ориентацию на преимущественно общественный характер отношений собственности, коллективистские формы общественных отношений, народовластие и самоуправление «советского типа» в рамках политической системы, на оценку исторического прошлого СССР как деформацию фундаментальных положений научного социализма и коммунистических принципов.
Между этими полюсами существует множество различных оттенков и направлений, но эти различия внутреннего напряжения и конфликта, чем принципиальных расхождений, за исключением крайностей радикализма на каждом из полюсов, которые зачастую и превращаются в отрицательный фактор развития, если не смыкаются друг с другом и вовсе.
Б. Кагарлицкого писал, что в западной традиции, во-первых, «левые» в XX в. традиционно провозглашали своей идеологией социализм, а использовали лозунг социализма не только левые партии, но с ним заигрывали и либералы, и фашисты, и разного рода националисты. Во-вторых, «левый» полюс – это борьба трудящихся за их демократическое участие в управлении, а и его коммунистическом ответвлении разыгрывались идеи – перехода к полному общественному самоуправлению, а значит ограничение и потом полная ликвидация права частной собственности (неважно, что это – частная фирма или государство). В таком контексте «левые» понимали обязательное преобладание общества над государством. В-третьих, «левые» – те, кто выступает на стороне трудящихся против правящих классов и олигархии, то есть элитарного «меньшинства». В то же время антидемократический тоталитарный режим стремится занять собой и заменить весь политический спектр. А потому в любом случае понятия «правый» и «левый» обретают смысл лишь тогда, когда появляется политическая борьба, когда возникают самые элементарные условия для политического плюрализма. В то время как диктаторский тоталитарный режим может использовать смешанный политический язык, «левую» и «правую» терминологию, в зависимости от того, какая лучше работает в данной ситуации.
Определённое смещение политических понятий «левый» и «правый» имеет историю об идеологических перевёртышах и политических рокировках, которые произошли в то время, когда начался процесс размораживания политического процесса в Советском Союзе, когда в 1986-1987 гг. термин «перестройка» начал осмысливаться и дискутироваться за пределами установленных идеологических нормативов, был взят курс на использование «второго двигателя» в процессе реформ «демократизации» и гласности, когда дискуссия, а затем и политические действия преодолели уровень «быстро» – «медленно», «глубоко» или «не очень глубоко» и вышли на уровень определения того, какой качественный путь движения общества избрать или что делать. В политической пропаганде и агитации конца 1987 г. и почти всего 1988 г. упорно жонглировали словами «радикализм» и «консерватизм», при этом под первым понимая «политический авангард», «реформы», «курс Горбачёва», «прогресс», а под вторым – «застой», «аппарат», «сталинщина», «коммунизм». Именно в это время пара «демократия» – «радикализм» была противопоставлена другой паре: «диктатура» – «консерватизм». В 1989 г. эти пары преобразовались до противостоящих триад за счёт добавления к «радикализму» («демократия») термина «левые», а к «диктатуре» («консерваторам») – правые. Тому было множество причин, однако развязка к 1990 г. оказалась парадоксальной, когда смешались, с одной стороны, разные типы отношений к действительности, а с другой – различные наборы идеологических и политических ценностей («левые» – «правые»). В процессе обработки общественного мнения удалось, сохраняя привычную для населения революционную терминологию, на которой воспитывалось три-четыре поколения советских людей, предложить и эффективно распропагандировать новую лексику: «частная собственность», «эксплуатация», «безработица», «парламент», «бизнес», «многопартийность». В процессе такой пропаганды все это объявлялось «левым» революционным движением против отжившего репрессивного, командно-административного.
Радикалы в 1987-1990 гг. были объединены задачей борьбы с существующей системой власти, однако уже с 1989 г. в блоке наметились существенные расхождения. В этой связи интересным представляется замечание Б. Кагарлицкого: «В середине 1980-х гг., когда решался вопрос о том, будут ли вообще проведены какие-либо преобразования в нашей стране, будут ли эти перемены достаточно глубокими, чтобы действительно «перестроить» общество, на первом плане было именно противостояние между консерваторами и «прогрессистами». Все сторонники перемен составляли как бы единый либерально-радикально-левый блок, мало задумываясь о противоречиях между собой. Но с того момента, когда перемены стали реальностью, когда начался стихийный процесс разрушения старых структур, противоречия между различными интересами и ценностями в первоначальном прогрессивном лагере выявились и начали стремительно обостряться... Альтернативой либеральным реформам могут быть лишь революционные реформы, за которые выступают левые течения».
В 1989-1990 гг. произошли значительные изменения в структуре самодеятельного общественно-политического движения – расширился диапазон приложения «неформальных» сил в политической сфере, появились новые направления, значительно обновилось содержание в прежних.
Представляются интересными выводы О. Яницкого о том, что общественные «движения» – это коллективные субъекты действия, несущие в себе одновременно и реакцию протеста, и преобразующий общество заряд.
Критерии общественного движения:
1) тип коллективной идентификации (основа внутренней интеграции). В данном случае таким интегрирующим стимулом может быть классовая территориальная принадлежность, возрастные и профессиональные критерии. Главное формирование «мы» – образа и социально-психологическая, культурная совместимость в малых инициативных группах;
2) организационная база и ресурсная основа, то есть мощные по кадровому составу организации, способные целенаправить разнородные группы и массы людей, участвующих в тех или иных видах деятельности, мобилизовать их на действия с помощью подпитки глубокими, актуальными политическими и идеологическими программами, лозунгами; умение организовать ими же необходимую финансовую и ресурсную основу для ведения пропагандистской, издательской деятельности, аренды помещений для собраний и мероприятий, финансирования тех или иных социальных проектов;
3) наличие социального субъекта-антагониста, который играет роль внешнего раздражителя, влияет на мотивы поведения людей, вызывает реакцию протеста и на базе всего этого вырабатываются социальные альтернативы, подкрепленные необходимым организационным инструментом;
4) характер «проблемного поля», взаимодействия противостоящих субъектов, другими словами: узел конфликта, центр тяжести противостояния. Он должен быть достаточно четко обозначен, ясен и понятен подавляющему большинству участников движения.
Следовательно, говоря о классификации общественно-политического движения по направлениям их деятельности, употребление термина «Движение» подразумевался определённый тип и уровень практической организованности, наличие в этой сфере какой-либо совокупности общественно-политических организаций и соответствующий уровень осознания их членами общих задач и целей. Это – направление деятельности, реализуемое той или иной группой общественных организаций уже на практическом уровне.
Выделились следующие политико-идеологические ориентации:
за демократию и социальный прогресс по «цивилизованному» (западноевропейскому) образцу или, как их ранее в России и называют, «западники». В более широком аспекте эту ориентацию называли «Демократическим движением»;
за возрождение и социальный прогресс на основе национальных ценностей, в том числе и политических, например, марксизм-ленинизм, не исключая его трактовки, как в «Кратком курсе истории ВКПб», то есть «Патриотическое движение» очень разношёрстное по своим политическим целям, задачам и взаимным отношениям между его участниками.
Поэтому столь «запутанные» в практической жизни все эти направления - движения, взаимопереплетаясь, предстали либо в относительно чистой социально-политической форме с национально-патриотической компонентой, либо в национально-патриотической форме, когда те же социальные интересы оказались спрятанными в национальные одежды достаточно глубоко, диктуя и соответствующие чувства, настроения и поступки людей.
Проблема дальнейшей её судьба в результате радикальных экономических и политических реформ воспринималась в рамках перспективы экономической и политической целостности союзной федерации, подвергающейся процессу децентрализации. Все политические и политизированные объединения, организации как «неформальные», так и официальные не могли не высказаться по этому поводу, не предложить определённых альтернатив, направленных либо на приоритет национального, либо интернационального. Сложившиеся стереотипы оценок общественного процесса формировали и соответствующее понимание в общественном сознании демократии и консерватизма. Демократия рассматривалась как децентрализация в сочетании с глубокими качественными изменениями в экономической и политической структуре общества – свободный рынок, многосекторальная экономика с обязательным частным сектором, минимизация роли государства в экономической сфере, парламентарный, на основе многопартийности, тип политической системы, конфедеративное национально-государственное устройство, приоритет региона перед центром. Консерватизм воспринимался как стремление сохранить сильные централизованные экономические и политические структуры, зачастую олицетворяемые оппонентами «консерваторов» как в регионах РСФСР, так и в союзных республиках «с имперским всевластием московской бюрократии», ведущая роль государства в экономике, политико-централизующее значение КПСС, политическая система на основе полновластия Советов как единой власти, федерация как принцип национально-государственного устройства.
В 1989-1991 гг. в Советском Союзе ведущие общественно-политические движения большей частью выступали в национально-патриотической форме поначалу с разным социально-политическим содержанием, но с внешне всех сплачивающей целью – национальное возрождение или национальное освобождение от «центра». За межнациональными и межреспубликанскими конфликтами скрывались, как правило, противоречия в сфере общественных отношений, а на первом плане видна борьба между стремительно политизирующимися различными общественно-политическими группировками как друг с другом, так и с официальной системой за повышение их роли в принятии политических решений.
Организационные формы, в которых развивалась общественно-политическая деятельность той эпохи, складывались из трёх основных элементов:
движенческие структуры,
партийные структуры – «партии», организации протопартийного типа,
клубно-кружковые структуры.
Организационная форма типа «движение» предполагало, в первую очередь, ориентацию на самую широкую массовость, без жёстких идеологических ограничений, что больше характерно для партий. Списочный состав таких структур был весьма условен. Понятие участника «движения» реализовывались в самом широком диапазоне – от активной повседневной деятельности теоретического, пропагандистского и организаторского характера до спорадического вспомогательного участия в различных мероприятиях (митинги, сборы подписей, собрания, дискуссии), оказания материального содействия и просто сочувствия. Как правило, роль идейно-политического интегратора для участников такого «движения» выполняли декларативно-программные установки и лозунги, часто в популистском духе, подготовленные инициативной группой.
Реально организаторами структур типа «движение» являлись какая-либо группа «неформальных профессиональных политиков». Такую роль обычно играли политические организации партийного типа. Более того, имелась масса случаев, когда такие узкие политические группы, что «делали» более или менее широкое «движение». С этой целью ими разрабатывались декларативно-программные документы, подготавливались ораторы, агитаторы, группы поддержки на массовых мероприятиях, соответствующий печатный материал («самиздат»), привлекалось внимание СМИ.
Так, в ходе массовых акций 1988-90 гг. были митинги и манифестации, большие собрания в зале, многочисленные участники могли узнать о существовании целого «движения» или «фронта». Таким приёмом формировалась «организационная ниша», которая спонтанно в ходе пиковых напряжений общественно-политической ситуации могла наполняться большими массами полуслучайных людей и небольшим притоком вполне сознательных сторонников и активистов, из которых формировалось пополнение и самой инициативной политической группы «движения». Из последних со временем выросли новые лидеры. Характерны в этом отношении примеры, когда в Куйбышеве, Ярославле, Москве летом 1988 г. прокатились тысячные митинги по вопросам социальной справедливости, звучали политические наказы XIX Всесоюзной партконференции, а потом с таким же успехом обсуждались её резолюции. В ходе митингов предлагались альтернативные идеи по развитию демократизации и гласности, углублению процесса перестройки в целом. В Москве зимой-летом 1989 г. в ходе избирательной кампании по выборам народных депутатов СССР прошла волна многотысячных митингов, временно успокоившаяся после окончания работы I Съезда народных депутатов СССР. В ходе этой кампании значительный авторитет получили такие организации, как Московский Народный Фронт, Московское объединение избирателей, идеи и лозунги которых поддержали десятки тысяч людей, что привело к значительному увеличению численности инициативных политических групп этих «движений», а также сформировало почти на восемь месяцев постоянную митинговую аудиторию сочувствующих до 50 тыс. человек.
В России движенческие структуры возникли, как и в других республиках, под названием «Народный фронт», сменившим наиболее популярные в 1987 - 1988 гг. название «Союзы (комитеты) в поддержку перестройки». Существовали названия «демократические движения», «форумы», «блоки», «объединенные фронты трудящихся». Разница в названиях чаще всего отражала ограниченность задач, которые были призваны решать данные объединения, либо потребности политической конъюнктуры, либо значительно большую определённость идеологических ценностей.
В ходе выборов народных депутатов СССР из числа участников «фронтов» и «движений» было избрано около 20 депутатов, а получили поддержку «неформалов» и в итоге стали народными депутатами ещё несколько десятков. В ходе избирательной кампании 1989-1990 гг. по выборам народных депутатов республик и местных Советов в крупных городах России прошло ещё более значительное число депутатов, поддержанных «фронтами» и «движениями». В Москве и Ленинграде за российский Совет шла борьба между избирательными блоками различных политических организации и движений. Аналогичная ситуация складывалась на Украине и в Белоруссии. В республиках Прибалтики те же народные фронты получили большинство в республиканских парламентах. Ряд народных фронтов послужил основой для формирования организаций партийного и профсоюзного типа, например, Московский Народный Фронт, в рядах которого возникли самодеятельный военный профсоюз «Щит» и протопартийная структура Московский комитет новых социалистов, как организационная ячейка для нынешней Социалистической партии, функционировали как широкие общественно-политические блоки избирательные комитеты, ассоциации по проведению политических кампаний, движения поддержки тех или иных депутатов или депутатских групп в Верховном Совете СССР или на Съезде народных депутатов, выступали в качестве инициативных движений по формированию новых структур власти, действовавших на общественных самодеятельных началах, клубы избирателей, комитеты общественного самоуправления, комитеты социального контроля. Народные фронты приобретали серьёзное влияние там, где имеет место конструктивный диалог с местными властями и их заинтересованность в сотрудничестве. В практическом плане фронтистские структуры вели борьбу за более или менее беспрепятственное проведение массовых акций, подготовки различных резолютивных документов в директивные органы, выполняли функцию аккумулятора общественного настроения и выразителя общественного мнения. Народно-фронтовское движение не имело до октября 1989 г. общереспубликанского центра, хотя пытались создать его с августа 1988 г. шесть раз. К лету 1989 г. этап становления региональных фронтистских структур уже прошёл, утихли страсти на предмет «не допустить диктата Москвы». Однако преимущественно развивались региональные структуры в областных центрах, оказывавшие влияние на города и поселки области или края, развивая в них свои отделения и филиалы. К концу 1989 г. уже существовали Московский, Ленинградский, Орловский, Куйбышевский, Ярославский. Кубанский (Краснодар), Донской (Ростов-на-Дону), Ставропольский, Хабаровский, Дальневосточный, Байкальский (Иркутск), Уральский, Калужский, Омский, Челябинский, Карельский, Нижегородский, Костромской, Псковский, Бурятский, Бердский, Чечено-Ингушский, Вятский, Кабардино-Балкарский, Курский, Воронежский и Волгоградский народные фронты. Большинство из них ориентировалось на идеалы «демократического социализма», парламентаризм в системе организации государственной власти, многопартийность в политической системе, многосекторную экономику. Если подобные организации возникли в национальных автономных республиках, они в той или иной мере обязательно приобретали и национальную окраску.
В октябре 1989 г. на Учредительном съезде народных депутатов и демократических движений России удалось создать Народный Фронт РСФСР в составе полусотни структур, на основе конфедеративных связей. Таким образом, к концу 1989 г. в России также образовался республиканский народный фронт, хотя и не столь массовый и централизованный, как в республиках Прибалтики, Закавказья, на Украине, в Молдавии, Белоруссии. Численность региональных народных фронтов по числу участников-членов движения достигает от нескольких сотен до 5-7 тыс. человек, а сочувствующих, особенно после прошедших выборов народных депутатов СССР, – от нескольких тысяч до десятков тысяч человек. В конце же 1989 г. народные фронты предпринимали усилия по развитию территориальных организаций – районные отделения, поселковые – как опоры для расширения массовой базы и инициативных групп по всевозможным выборам и формирования различных органов самостоятельного общественного контроля.
С «движением» олицетворялся и другой тип организационной структуры, характерными чертами которого являлись массовость, значительный уровень сплочённости участников, достаточно централизованное управление, с относительно развитой первичной и региональной структурами, поведенчески дисциплинированными по отношению к центру. По такому варианту были построены Народные фронты Прибалтийских республик, в определённой мере Народный Фронт Молдавии, Грузии, Азербайджана, Армянское общенациональное движение, Народное Движение Украины «Рух». Данные структуры по существу были более развитыми пропартийными организациями нежели «движения». Реализация подобного рода организационных принципов стала возможна при помощи довольно сильного катализатора общественного настроения, каковым является межнациональный конфликт как фактор поддержания экстремальности политической ситуации и массового чувства опасности со стороны «врагов данного народа или его угнетателей и обидчиков». О могуществе такого фактора свидетельствуют январские события 1990 г. в Нагорном Карабахе и Баку, на границе СССР и Ирана, когда контроль за развитием военного столкновения двух республик осуществляли Народный Фронт Азербайджана, с одной стороны, и Армянское общенациональное движение – с другой. Ими были созданы национальные советы обороны, созданы отряды самообороны, вооруженные автоматическим оружием и минометами. А в таком городе Азербайджана, как Ленкорань, НФА сумел приостановить деятельность советских и партийных органов, взять власть в свои руки.
Небольшие по количеству членов, многочисленные по наличности в Советском Союзе партии, либо организации, претендующие на их роль, – ныне одна из популярных и развитых структур в рядах общественно-политической самостоятельности. По приблизительным экспертным оценкам число подобного рода политических организаций на январь 1990 г.составляло в республиках Прибалтики – более 30, Закавказье – более 30, в РСФСР – около 40, на Украине и Белоруссии – около 10-15 в каждой, в республиках Средней Азии – 3-5.
Целый спектр факторов способствовал формированию партий в 1988 и особенно в 1989 и 1990 гг., годы своеобразного «партийного бума» (см. Приложение) – рост политической активности населения, ослабление идеологической и политической цензуры, появление новых общественных групп на базе формирования зачатков новых форм собственности, осознание необходимости представить в органах власти свой специфический интерес, защитить его, политический и идеологический кризис, существующей в СССР однопартийной модели, пробуждение национального самосознания, межнациональные и межреспубликанские конфликты, например, экономическая блокада Армении Азербайджаном осенью 1989 г., влияние политики «открытых дверей» из внешнеполитической сферы на внутриполитическую.
Данный тип организаций легально заявил себя лишь на этапе расцвета политизированного «неформального» движения, поскольку культурно-политическая традиция в СССР не сформировала у широких масс населения положительного отношения к наличию нескольких партий, да и угроза возможных репрессии до этого времени оставалась еще достаточно велика. И только после реабилитации почти всех политических заключённых к концу 1987 г., практической приостановки действия статей 70-й («антисоветская агитация») и 190 («пособничество антисоветской агитации») УК РСФСР появились первые попытки в СССР объявить партии. Это «легальная оппозиционная КПСС партия «Демократический Союз» (ДС) и различные партии национального возрождения в Прибалтике и Грузии, которые легализовали ещё тогда свою деятельность.
Процесс складывания самодеятельных политических групп партийного типа достаточно бурно прошёл в республиках Прибалтики и Грузии – уже во второй половине 1989 г. и каждой из них образовалось до десятка партий. В РСФСР в 1988-1989гг. всё шло гораздо медленнее по причине отставания процессов политизации широких народных масс. «Неформальные группы» «новой волны» сами достаточно настороженно отнеслись к идее немедленного создания партий, поскольку можно было оказаться в изоляции даже в среде сочувствующих официальных кругов интеллигенции, подвергнуться репрессиям властен и к тому же лишиться возможности лояльного диалога с ними. Политическая обстановка также не способствовала «многопартийной идее» – КПСС пропагандировала демократию и гласность, а её авторитет и надежда масс на эффективный ход реформы ещё были велики, поэтому слишком радикальные альтернативы успеха не имели. Однако с началом политических реформ после первых неудач с подъёмом экономики, развёртыванием критики сталинизма как общественной системы, радикализации политических реформ в Венгрии и Польше, развитием политики диалога с ведущими капиталистическими странами Запада, объявлением установки на «социалистический плюрализм мнений», осуществлением избирательной кампании по выборам народных депутатов СССР начался процесс легализации политической деятельности, создания политических партий. Партий как организации, юридически условных, до тех пор пока существовавшее законодательство об общественных организациях не предусматривало такой тип общественных формировании.
Партии желали преодолевать себя как организаторов исключительно политического досуга. Однако на практике не все организации, назвавшие себя таковыми, были способны отойти от «политико-досуговой» деятельности по самым разным причинам. Тем политическим формированиям, которые ставили перед собой достаточно высокие политические цели, необходимо было иметь ресурсы для организации партийной работы и определенную группу партийных организаторов с первичной партийной структурой и беспартийной массой. На базе партий формировался корпус «новых политиков» путём создания собственной «неформальной» политической организации. Об этом, к примеру, говорит и деятельность таких политиков, как Ю. Афанасьев, Б.Н. Ельцин, Н. Травкин. Принцип партийной организационной структуры состоял из трёх парадигм:
уставной дисциплинарной ответственности её членов,
политических целях, связанных с борьбой за участие в формировании органов власти,
наличности относительно развитого первичного регионального звена.
В противном случае значительно сужались возможности такой организации овладевать массовыми движениями, организовывать их на сознательную политическую деятельность, а если необходимо, то и борьбу. Сохранение клубной структуры в общественно-политическом движении было связано с тем, что клубы были необходимым элементом жизни того времени. В клубе шёл постоянный тренинг в дискуссиях, в подготовке документов, в умении бороться за приоритет своих идей, наращивая личный авторитет. В классическом «клубном случае» такие лидеры были мало защищены уставом, в отличие от лидеров «партии». Авторитет активиста поддерживался в клубе индивидуальными качествами и личными связями всех его членов, что, в первую очередь, отличало эту структуру от партии.
История многих клубов и «партий» свидетельствовала о том, что как раз те из них, в которых было несколько относительно равных по своему уровню лидеров, раскалывались – в результате отпочковывались от клуба-матки те или иные группы. Это происходило тогда, когда вокруг того или иного лидера образовывался кружок последователей, способных действовать и созидать вне рамок альма-матер. В таком случае конфликт был не опасным для них, а компромисс становился возможным на самых минимальных потерях. Если потенциал группы-инициатора конфликта превышал возможности соперника в клубе, то дело заканчивалось исключением последних из его состава и сохранением за собой материальной базы и символики последнего. В этом плане наиболее характерной представляется история московского клуба «Перестройка», расколовшегося на «Демократическую перестройку» и «Перестройку-88». И те и другие члены «Перестройки» ушли кто в социал-демократическую ассоциацию, в издание «Молва» и организации «партии» Демократического союза, Московского Народного Фронта, «Гражданского достоинства» (Партия конституционных демократов).
Таким образом, клубные структуры сохраняли свою актуальность, с одной стороны, в качестве реактора по воспроизводству новых лидеров и способа стартового участия поначалу случайных людей в активной «неформальной» политической деятельности, с другой – как неформальная политическая группа (штабного характера) в организации более высокого уровня: «партии», «профсоюзы», «движения».
Партии стали всё явнее встревать в политическую и социальную жизнь советского общества. Их формирование стало апогеем идеи перестройки, хотя не совсем и не во всём совпадали с конкретной программой преобразования советского социума Михаила Сергеевича Горбачёва. Если по его задумке эти партии должны были соблюдать солидарность с коммунистической партией СССР, как лидера страны, то в действительности движения, клубы и партии использовали возможность легитимности в своих целях, попытке борьбы с компартией за будущее государства, а многие – за независимость отдельных республик.
Заключение
Таким образом, эпоха перестройки стала поворотным моментом в истории всего государства и его социума. Страна, могущественная и богатейшая в мире, понесла невосполнимый урон в экономическом и внешнеполитическом аспекте, но, пожертвовав этим, приобрела новое начало к мировому сообществу, где царили другие социально-политические и экономические законы, зарекомендовавшие себя с положительной стороны.
В чём же были ошибки Михаила Сергеевича Горбачёва и его команды при разработке и реализации столь грандиозной идеи перестройки всего государства?
Во-первых, никто из них по большому счёту не мог представить результатов данной акции, потому что не имели ни опыта столь крупномасштабных социально-политических и экономических изменений, ни наглядного аналога такой революции на примере схожей по формации страны. Необходимо было начинать всё с нуля и без учебника, к которому все привыкли за десятилетия существования социалистического строя. Как мы видим, не было у М.С. Горбачёва и чёткого плана действий, не было предусмотрено вариативности событий и решений на те случаи. Это ставило в тупик команду Администрации во всяком случае, когда ход перестройки не совпадал с задумками генерального секретаря. В конечном итоге и это привело к запутыванию ситуации, непониманию событий вчерашними соратниками М.С. Горбачёва и началу раздора лидеров государства.
Во-вторых, советское общество не было готово к столь кардинальному перевороту самосознания, прожив почти 70 лет в условиях социализма, направляющей стези компартии и руководящей линии партии-гегемона. Люди привыкли к запрограммированности сознания, единодушию во взглядах на основные события, коллективизм и поклонение власти. В данном случае сначала новое руководство наткнулось на пассивность народа в политической сфере и вялость инициативы в экономике. Приходилось подстёгивать активистов к более широкомасштабному мышлению, а руководителей на местах учить новому мышлению. Реальность изменилась лишь в 1987-1988 гг., когда из мест заключения вернулись прошлые диссиденты, готовые «ринуться в бой» с новой силой. Однако это была прослойка населения, которая абсолютно не хотела делить с компартией власть. Она была настроена очень негативно, постепенно овладевала электоратом, которому хотелось улучшения жизни и открытости.
В результате, политическая жизнь была разрушена и вступила в стадию некоего хаотического преобразования. Этому также способствовали экономические ошибки – дестабилизация планового хозяйствования, неподготовленность процесса кооперации и частного предпринимательства в старых условиях, повышение цен, саботаж части хозяйственников, выражавшийся искусственным ажиотажем на основные продукты питания.
XIX Всесоюзная партийная конференция стала началом трансформации старого общества в новое. Социум понял, что это – точка отрыва, которую необходимо преодолеть, если не хочется оставаться в прошлом. На данной волне новая политическая элита, которая только начала формироваться из молодых и неопытных функционеров смогла привлечь на свою сторону большую часть электората. В их пользу говорили молодость, вчерашнее прошлое близкое к ним, новые лозунги, дерзость и манящая перспектива гражданского общества.
Таким образом, к середине 1991 г. в СССР образовалось уже достаточно большое количество общественно-политических организаций и партий. Сформировалась реальная многопартийная система, которая уже становилась понятна большей части граждан, имела свою характеристику и дифференциацию на уровне новых образований.
В данной работе мы ставим целью проанализировать социально-политические предпосылки реформации советского общества и возникновения многопартийной структуры. В ходе дипломной работы мы пытались решить следующие задачи:
Дать характеристику социально-политическим инновациям М.С. Горбачёва и его команды. В подглавах 1.3 и 2.1 мы рассмотрели основные идеи перестройки М.С. Горбачёва – социально-хозяйственные и социально-политические. Они имели множество противоречивых моментов, но были сходны в одном – изменении системы пассивным административным путём в духе нового коммунистического мировоззрения.
Осветить основные предпосылки реформации